Известный православный фотограф, писатель и сценарист Иван Жук уже много лет работает на просфорне Данилова монастыря в Москве. Родился в Сумах, на Украине в 1956 году. Там же закончил пять курсов Сумского политехнического института. Полтора года учился в Киеве, в институте театрального искусства им. Карпенко-Карого, на кафедре режиссуры художественного кино и телевидения, мастерская Н.С. Дерюгиной. Затем поступил в ГИТИС.
"Ковчег спасения" и "Автопортрет" Ивана Жука
Вот как он сам рассказывал «Правомиру» о своем непростом обретении православной веры и приходе в художественную фотографию:
…Поступив во ВГИК на кафедру сценарного мастерства к Николаю Николаевичу Фигуровскому, я достаточно браво начал: уже на первом курсе по моим короткометражкам режиссеры-выпускники сняли два преддиплома и один диплом. Но тут случился идеологический конфликт, и я на добрые шесть с половиной лет был отчислен из института.
На одном из комсомольских собраний мне даже всерьез предлагали провериться в психушке. Но, слава Богу, мои сокурсники не поддержали такого решения товарища из ЦК ВЛКСМ. И тогда меня просто с треском выставили из института вон, а мой мастер, Николай Фигуровский, напутствуя меня, сказал: «Ты, Ваня, конечно, сумасшедший. Но, если будешь нужен Жизни, ты выживешь».
С таким девизом на всю оставшуюся жизнь я и оказался сначала в Сумах, на заводе, а потом и в Московском лимите, где дважды пытался заработать себе прописку, работая то слесарем-сантехником, то дворником, то сторожем. Каждый раз, когда мне уже надо было идти получать прописку, «вдруг» выяснялось, что с высшим образованием (даже начальным) брать меня на работу по лимиту не имели права, и таким образом меня просто вышвыривали из Москвы как шелудивого котенка. Но и Слава Богу, что так случилось!
Потому что чуть раньше, в те времена, когда я только-только поступил во ВГИК, в одном из старинных московских особнячков, в родовом гнезде сестер Рылеевых по улице Медведева, я познакомился с моим будущим непосредственным начальником по просфорне Александром (в этот самый дом некогда, собираясь писать роман о декабристах, захаживал сам Лев Толстой). Тогда он работал дворником и жил вместе с молодой женой в одной из комнат этой необъятной двухэтажной коммуналки на правах жековского сотрудника.
Я же просто ушел из ВГИКовского общежития «изучать жизнь», «в люди». Так мы и познакомились, и подружились, как потом оказалось, на всю оставшуюся жизнь.
Мы оба пришли тогда к православию: я – после почти двадцатилетнего перерыва, вызванного моим отъездом от бабушки и учебой в советской школе; Александр же, отпрыск азербайджанца и армянки — крестившись в 25 лет в Москве у тогда еще только-только начинавшего свою миссионерскую деятельность отца Артемия Владимирова.
Фото здесь и далее - Ивана Жука
На квартире у Александра собирались за чашкой чая довольно известные по нынешним временам люди: уже названный мной отец Артемий Владимиров, отец Олег Стеняев, отец Михаил Дудко и многие другие московские интеллигенты, не мыслившие дальнейшей своей жизни вне Православной Церкви. Там мы перепечатывали на дореволюционном «Ундервуде» не издававшуюся тогда духовную литературу.
Началась так называемая «перестройка», а вместе с ней и тотальный переход всего постсоветского кинематографа на коммерческие рельсы. Так что, если при Советской власти в съемках очередного киносценария мне обычно отказывали по причине его идеологической непроходимости, то с «воцарением» либеральной свободы и демократии вот уже двадцать лет по-отечески повторяют: «И рады бы, да этот сценарий денег не принесет».
Таким образом, шесть лет «бесплодно» потратив «на завоевание Москвы» (я имею в виду лимит), мне пришлось вернуться к себе на истоки, в Сумы. Там я женился, родил ребенка и уже вовсе не собирался возвращаться в Москву, клеил коллажи, писал рассказы, опять же, фотографировал; но тут, по старой дружбе, пригласил Александра стать крестным отцом моего сына Федора. К тому времени отец уже восьмерых детей, Александр спросил у меня по телефону: «А что вам привезти?» Я подумал и отвечаю: «Не знаю. У нас все есть». Когда Александр приехал и увидел, как выглядит это мое «все есть», то он сразу же предложил: «А не хочешь ли подъехать в Москву на просфорню подзаработать сыну на пеленки?»
Александр работал на просфорне Свято-Данилова мужского монастыря практически с момента его открытия. Поразмыслив над его предложением, я купил за три ваучера билет в один конец до Москвы. И так вот, скоро уже восемнадцать лет успешно «зарабатываю сыну на пеленки». За эти годы я уже четырежды побеждал на всевозможных всероссийских православных конкурсах киносценариев. Однажды, в 2000 году, меня даже награждали в Кремле в Большом зале Дома Советов.
К сожалению, ни один фильм по моему сценарию до сих пор еще и не снимался. Так что я стал фотографом поневоле или, если хотите, опять-таки по иронии судьбы.
Как многие, лет в 15 я захотел немного пофотографировать, и мама купила мой первый фотоаппарат «Зенит». Так я и начал снимать все то, что мне казалось тогда красивым: дождинку на лепестке цветка, луч света на паутинке. Одним словом, открывал фотомир и радовался. Со временем у меня накопилось достаточно много неплохих реалистических фотографий, пара десятков коробков со слайдами.
Но когда мы с Игорем Тыртовым попробовали все это «творческое наследие» обработать на компьютере, то вдруг выяснилось, что мой «Зенит» давал большую нерезкость и ничего путного из этого вороха юношеских «фотошедевров» отобрать практически не возможно.
Сознательно православной фотографией начал заниматься уже в монастыре. Сначала просто было интересно монахов поснимать. Потом обратил внимание на рабочих; они здесь все достаточно интересные, а их никто почему-то не замечает. Так, постепенно, вместе с Игорем Тыртовым у нас и вызрела идея показать людей православной веры. Мы решили сделать выставку и стали раздумывать об идее, объединяющей наши снимки.
Помните, еще Достоевский говорил по поводу тех горе-писателей, которые любят народ, но так скучно и серо о нем пишут, что хочется плюнуть на этот горячо любимый ими, страдающий народ и растереть. Плохо живет, мол, и слава Богу, другого и не заслуживает. Но если о народе талантливо и глубоко написано, то это действительно может помочь народу в его нелегкой и незаметной жизни.
Это ли не задача, достойная пера настоящего литератора?
То же и с фотографией.
Первая выставка наших с Игорем фотографий произошла в городе Железнодорожном в 2006 году.
На открытии, оно состоялось на Пасху, выступал племянник художника Александра Филонова, сам в прошлом неплохой художник, иммигрант первой волны, американский монах о. Герман (Подмошенский). Сотаинник самого Серафима Роуза, первого американского монаха-подвижника, он долгие годы был главным редактором журнала «Русский паломник», помогал в свое время нашему православному журналу «Фома» становиться на ноги. Вот отец Герман и говорит, обращаясь к прессе, присутствовавшей на открытии выставки: «Этого фотографа надо печатать». Но журналисты никак не отреагировали. Тогда отец Герман машет рукой и продолжает: «В конце концов это не важно, напечатаете вы его или нет. Все равно эти фотографии будут выставляться и в Доме кино, и в Манеже, и в Кремле. А потом выставки пойдут по всей России и за границей».
Представители прессы сидели и улыбались. Да оно и понятно: выставка проходила в городе Железнодорожном, на территории строительной базы, в затрапезной рабочей столовой. Выступал дряхлый старик и нес не пойми чего о блестящей судьбе фотографа, о котором никто ничего не знает. И никогда, наверное, не узнает.
Однако, случилось невероятное: прошло всего полгода с того памятного пасхального выступления, как мне предложили сделать выставку в Доме кино, потом в Манеже и, наконец, в Администрации Президента. Затем случились две выставки в Италии. Прошла выставка в Голландии, Германии, других странах…
Кроме фотопортрета, я пробую заниматься философской фотографией. Вот, к примеру, «Ковчег спасения». Однажды из окошка кельи блаженной Макарии в селе Темкино Гагаринского района Смоленской области я увидел храм, построенный по собственному «проекту» блаженной. Храм этот деревянный явно напоминал корабль.
Вот я и подумал, а почему бы и впрямь не вмонтировать этот храм на море? Вмонтировали, хорошее грозовое небо поставили. Сзади молнию прицепили, а спереди голубя. Получился ковчег спасения. То есть это и плывущая в море церковь, реальный деревянный храм с дровнями под навесом, но одновременно и Ковчег спасения, Церковь с большой буквы. Коллаж, который смотрится как вполне внезапно снятая фотография, как единое целое.
Еще одна фотография — современная иллюстрация к евангельскому воззванию: «Не бойся, малое стадо». Глубокая осень, бездорожье. По разбитой колее, наперекор ветру и липкому снегу движется крестный ход. Состоит он всего из четырех фигур. Возглавляет ход монахиня с иконой Николая Мирликийского. За ней, опершись на костыль, следует бородатый мужчина в кепке, должно быть, бывший рабочий, потерявший завод, работу, однако в силу своей христианской веры все-таки не отчаявшийся и окончательно не люмпенизировавшийся. За рабочим, боком клонясь к нему, тянется бомжеватый интеллигент с архаической стопкой книжек; и, наконец, завершает шествие крепкий сбитый мужчина с хоругвью, устоявший в условиях рыночного бедлама, по-видимому, шофер при каком-нибудь «новом русском».
А над ними, в иссине-черном низко нависшем небе, в том же самом направлении, куда движется земное «малое стадо» сохраняющих верность Христу Спасителю, шествует и небесное воинство святых…