Тайга потрескивала. Начало марта, но мороз под утро придавливал. Серый туман затянул всю округу. Горе случайному путнику, оказавшемуся в это время в лесу. Мороз-убийца затаился за каждой лиственницей, за каждой елью, готовый поразить любого зазевавшегося.
Митерей по прозвищу Бёхёгёр, Горбатый, проснулся от холода. Бросив взгляд в сторону камелька ‒ сердца дома, занимавшего почетное место в центре балагана, он не увидел ни одного красного огонька. В очередной раз мысленно посетовав, что три года назад при постройке нового балагана, жилища для растущей семьи, ‒ шутка ли, уже три дочки и отцовская гордость сын Иван, ‒ не удалось добыть жердей потолще. Участок, что выделил хозяин-тойон своему батраку-хамначиту оказался скудным, поросшим чахлыми лиственницами.
Вылезать из-под рваненького, но теплого лоскутного одеяла никак не хотелось. Балаган, по самую плоскую крышу был забросан снегом, и в нем наряду с холодом стояла кромешная тьма. Ни один лучик не пробивался снаружи сквозь узкую оконную щель, в которую вместо стекла была вставлена льдина.
‒ А ведь это, наверно, моя Ытанньях¹ опять забыла закрыть заслонку на трубе, ‒ без всякой досады на любимую женушку подумал он.
Заслонка на трубе у примитивной якутской печи была вещью необычной ‒ ни у кого из соседей трубы никак не закрывались, но Митерей или Димитрий Емельянов, как гласила запись в церковной книге, хоть и был неграмотным, уважал прогресс и многое старался перенимать у русских поселенцев, которых начиная с XVIII века во множестве ссылали в Абагинский наслег.
До рассвета оставалось еще часа два, однако надо было подниматься, затапливать камелёк заново. Слава богу, еще с вечера он притащил и сложил к нему десяток сухих поленьев смолистой лиственницы.
Сделав над собой усилие Дмитрий слез с лежанки, расположенной вдоль одной из стенок балагана, и выпрямился во весь свой довольно высокий для представителя народа саха рост. Пятнадцать лет тому во время заготовки дров для казенных нужд накрыла молодого парня упавшая лиственница и острым сучком повредила шейный позвонок. С тех пор рост вершка на полтора уменьшился да прилипло прозвище Горбатый. Никакого горба у Дмитрия не было, была сильная сутулость, что придавало его фигуре несколько угрюмый вид. Но была в наклоне спины и шеи вперед какая-то упрямая целеустремленность.
Не прошло и пяти минут как балаган осветился алыми бликами играющего огня, и на душе у Дмитрия стало как-то легче. Некие смутные чувства всплывали со дна души, но на поверхности не появлялись. Лицо Дмитрия, причудливо освещенное пламенем камелька, оставалось неподвижным и бесстрастным. А через полчаса в балагане было уже совсем тепло, и льдина в окне заплакала.
Смолистые дрова трещали. Треск их напоминал выстрелы. Это вызвало в памяти хозяина дома мысль, что день нынче не рядовой, особенный. Вечером им с тойоном предстояла охота, да не какая-нибудь на ушкана-зайца, а на хозяина леса медведя.
Чэмпэрэ-тойон, на которого Митирей-Бёхёгёр батрачил сколько себя помнил с самого детства, то есть уже больше двадцати лет, принадлежал к числу самых богатых хозяев не только наслега, а всего Амгинского улуса. Имел в Амге добротный дом, купленный у разорившегося чиновника, спившегося с круга после смерти жены. Держал лавку по торговле скобяными изделиями, ножами якутскими, стременами, уздечками и прочей железной сбруей. Торговлишка не то чтобы процветала, но шла бойко и доходно. Сам же тойон привольно жил с семьей в большом алаасе2 на левом заливном берегу чистоструйной реки Абаги, где легко находили прокорм дюжина коров, а табун полудиких якутских лошадок плодился и размножался на свободном выпасе по окружным сопкам.
Из алааса открывался великолепный вид на легендарную гору Харама-Хайата, на обрывистом склоне которой можно было различить черты лица молодой красивой женщины ‒ Хозяйки Горы, удаганки3. Место это считалось священным. По весне после ледохода Хозяйка Горы уходила в реку, чтобы родить детей, которые превращались в щук.
Чэмпэрэ-тойон человек был вздорный, тщеславный, кичился своим состоянием, а особенно благорасположением властей. Гордо выпячивая грудь носил он на пальто из бильбирита4 медальку, полученную за содействие местной администрации в проведении переписи коренного населения. Несмотря на свое богачество и влияние среди таких же как он тойонов, уважением среди простых соплеменников он не пользовался. Народ приклеил ему прозвище Аччык5.
Третьего дня отправил Аччык-тойон своего батрака в тайгу нарубить жердей для будущего загона, который, он собирался поставить весной в соседнем алаасе для своего растущего стада. С утра пораньше запряг Дмитрий своего верного Буланку в сани и покатил по проторенной дороге к по направлению к лесу. Вблизи поселения всё давным-давно было вырублено. Нужно было забираться дальше в тайгу.
Прошедшим летом покосы были добрые, богатые травами, сена Дмитрий заготовил много, и сытый Буланка резво трусил в сторону темной полосы тайги. Дмитрий лежал в санях на слое сена, до сих пор источавшего тонкий аромат луговых трав и цветов. Он с удовольствием посасывал короткую незажженную трубочку. Он бы с радостью ее зажег, да табачок у него давно кончился, а татары в лавке в Абаге ни под каким видом не отпускали товар в долг батракам-хамначитам, почитая их людьми второсортными некредитоспособными.
Но удовольствие от легкой и вольготной езды вскоре закончилось: сани заскакали по кочкарнику и вскоре уперлись в стену вековых елей, между которыми имелись лишь узкие щели ‒ едва протиснуться человеку с лошадью.
Дмитрий знал, что за этой полосой тайги верстах в двух есть большая поляна, поросшая молодыми осинами, вполне пригодными, чтобы стать жердями для новой ограды. Он выпряг Буланку из саней, взял его под уздцы и с трудом пролез в просвет между двумя мохнатыми елками, нещадно ломая им нижние ветки, и углубился в тайгу.
По утру тайга выглядела веселей и оживлённее: по деревьям скакали белки, где-то поблизости соревновались в барабанном бое два больших пестрых дятла. При виде человека с конем заполошно заорала кукша, но тут же заткнулась.
Оказалось, что до заветной делянки не две версты, а больше трех, зато осинки стояли дружным строем, одна к одной, можно было брать все подряд, не выбирая. Дмитрий вдруг вспомнил ссыльного нюччу6 Трофима Иваныча, с которым он несколько раз встречался на ежегодных казенных заготовках дров, куда власти сгоняли все «неблагородное» народонаселение. Дмитрий всегда старался держаться поближе к этому высоченному русскому боотуру с рыжей кудрявой бородой. Между ними возникло даже некоторое подобие дружбы. Трофим Иваныч, прежде чем взяться за топор, всегда плевал себе на руки. «Зачем он это делал, однако?» ‒ подумал Дмитрий и, усмехнувшись, плюнул на каждую рукавицу.
Два десятка длинных и ровных жердей быстро легли в неглубокий снег. Дмитрий вожжами привязал первые пять штук к коню и тот, фыркая, потащил их обратно в сторону оставленных на опушке саней. Дмитрий шел сзади, подбадривая своего четвероногого помощника.
Пока двигались по делянке дело шло споро, в лесу стало хуже. Приходилось постоянно менять направление движения, обходить плотно стоявшие деревья и участки густого подлеска. Серьезной помехой на пути были поваленные деревья.
Объезжая по большому кругу огромную ель, вывернутую прошлогодни ураганом, Дмитрий вдруг заметил сочащуюся из-под корней тоненькую прерывистую струйку пара. «Берлога! ‒ ударило в голову. Вот так удача! Спасибо тебе, дедушка Байанай!7»
Теперь нужно заметить место и вернуться, чтобы добыть зверя. Дмитрия аж в пот бросило. Он живо представил себе, как семья отъедается медвежьим мясом и жиром аж до самого лета, и на полу в балагане зимой и в урасе8 летом лежит теплая медвежья шкура, а на ней играют его дочурки. И тут же, как тёмная молния, мысль: «А как же хозяин?!. От тойона такое не утаишь!» Дмитрий живо представил себе те кары которые обрушатся на его бедную голову. Да и как добудешь медведя без хорошего ружья и патронов с картечью или пулей? Можно было бы позвать на подмогу соседа Багылая9, у того есть старая берданка. Так она старая, ненадежная, и патронов к ней у соседа давно нет. Да и сам Багылай ‒ человек ненадежный, трусливый, к тому же пьяница. За рюмку сразу побежит к Аччыку и обязательно донесет. «Нет, кабысь10, барахсан11 Митерэй! Придется идти к хозяину на поклон…»
Выбравшись из леса к саням, Дмитрий загрузил первые пять жердей и встал в раздумье ‒ ехать ли за остальными? После такой находки было не до работы, но присущая его характеру привычка доводить любое дело до конца снова погнала его в тайгу…
Первой этим утром, как обычно, проснулась младшенькая, Кюннчээнэ12. У нее с рождения была какая-то незримая связь с солнышком: стоило покраснеть полоске на горизонте, как открывались ее светлые прозрачные глазки и звучал звонкий тонкий голосок навстречу новому дню. Ее сестры Туллукчан13 и Сиибиктэ14 продолжали мирно посапывать.
Жена Дмитрия Сардана15 уже хлопотала по хозяйству, переставляла скудную утварь, готовила что-то в горшке на открытом огне камелька. Хотя что она могла готовить? По давно устоявшейся семейной традиции на завтрак у Емельяновых шли остатки от ужина. Сегодня ‒ то, что осталось от зайца, вчера неосторожно угодившего в силки. Да еще несколько лепешек из серой плохой муки.
Несмотря на свою кажущуюся малосильность Сардана была быстра и ловка в движениях, буквально порхала по балагану, успевая делать несколько дел сразу. Была у нее одна особенность характера: как сказали бы нынче, излишняя чувствительность, а в народе на такой случай бытовала поговорка: глаза на мокром месте. Вот и прозвище у нее было соответствующее: Ытанньях, плакса.
Дмитрий хоть и мягко, но решительно растолкал заспавшегося сына Ивана, чтобы он помог матери. Надо было принести со двора кусок льда, чтобы натопить воды для чайника и умывания, да натаскать дров для очага. Все-таки первенцу уже двенадцать лет от роду, почти взрослый мужчина. Мальчик безропотно вылез из-под теплого одеяла и, ежась от холода стал быстро одеваться.
Дмитрий любил эти утренние часы, когда вся семья была в сборе, а ворох дневных забот еще не навалился и на него, и на всех домочадцев.
Когда все расселись за низеньким столом со скудными яствами, шустрая, как птичка, Туллукчан спросила отца:
‒ Агабыт16, а правда, что ты сегодня идешь охотиться на медведя?
‒ Да, дочка, все правда, иду.
‒ А ты не боишься медведя. Медведь он же большой и страшный. У него зубы и когти, а у тебя их нет.
‒ Не тревожься, дочка, мы идем вместе с тойоном, а у него есть ружье. Против ружья ни один зверь на свете не выстоит.
Сын подал голос, не поднимая глаз от тарелки:
‒ А Догора17 ты с собой возьмешь?
‒ Обязательно. Собака ‒ большое подспорье на охоте.
‒ А наш Догор ‒ самый умный и смелый пес в наслеге.
Словно соглашаясь с этим снаружи и сверху раздалось глухое ворчание: умный пес Догор, как обычно грелся у трубы на крыше.
Тут подала свой голосок Сиибикты, тихая и незаметная, как травинка на лугу:
‒ Отец, а расскажи сказку про медведя и собаку.
‒ Хорошо, милая, слушайте.
“Бог создал сначала Собаку, а уж потом ‒ Медведя. Собаке он не дал много силы, но сделал ее умной. Медведя же, наоборот, сделал сильным, но недодал ума.
А еще не дал Бог Медведю большого пальца с когтем на лапе. И хоть силы у него было много, но не всех он мог одолеть. Будь у него тот палец, любого зверя смог бы он подмять, надо ‒ так и дерево с корнем вырвать.
И пошёл Медведь к Богу просить большой палец.
Узнав об этом тут же прибежала к Богу и Собака: «Если ты дашь Медведю большой палец, то мне дай ружьё».
Бог подумал-подумал и сказал: «Если у Медведя будет большой палец, то он искорежит все кругом. Если я дам Собаке ружье ‒ она перестреляет все живое». И не дал Медведю большого пальца, а Собаке ‒ ружья”.
Прежде чем отправиться к тойону, Дмитрий совершил обязательный охотничий обряд ‒ задобрил духа леса: бросил на снег кусок лепешки и остатки заячьих косточек да плеснул немного кислого молока из фляжки.
По тайге Чэмпэрэ-тойон, как и положено хозяину, шел позади, по протоптанной батраком тропе. На плече у него висела двустволка. Плечи у тойона покатые, ремень постоянно сползал, и Чэмпэрэ поддергивал его нервным движением. Ружье было предметом гордости этого тщеславного человека. Он любил рассказывать историю его приобретения. Будто купил его на ярмарке в Иркутске у какого-то аристократа: не то князя, не то графа. Дмитрий не очень-то в это верил, но оружие действительно было богатое: приклад и цевьё из яблоневого дерева, курки и затвор позолоченные. Вороненые стволы, и на каждом фирменный знак: Sauer Liége Belgium и три переплетенных кольца.
По засекам, оставленным на деревьях, Дмитрий легко нашел дорогу к берлоге. С древних времен медведь у якутов считался животным тотемным, сакральным. Слова медведь и берлога они старались не произносить вслух, говоря «таёжный дедушка» и «дворец нашёл».
Из-под корней, образовывавших своеобразную корону или арку, по-прежнему вырывались струйки пара. Медведь был там. Наверное, безмятежно сосал лапу, не подозревая о нависшей над ним опасности.
Догор почуял зверя, но Дмитрий удержал его за мохнатую холку и приказал молчать.
Тойон вел себя странно. Сначала при виде берлоги он обрадованно захлопал в ладоши, потом сразу как-то сник и замер в растерянности. Дмитрий понял, что хозяин никогда на медведя не охотился, что делать не знает и, пожалуй что, струсил. Еще немного, и он может повернуть восвояси, а медведь пускай тут спит до весны.
Тогда Дмитрий решительно отпустил собаку и, схватив первую попавшуюся длинную палку, сунул ее в берлогу. Несколько долгих и тревожных минут ничего не происходило: ни захлебывающийся лай Догора, ни энергичное «помешивание» шестом в берлоге не давали результата. Хозяин леса, конечно не мог не пробудиться, но из теплой уютной берлоги вылезать не желал, инстинктивно понимая, что ничего хорошего снаружи его не ждет.
«А может, там и нет никакого медведя?» ‒ подумал Дмитрий и бросил взгляд на хозяина. Тот уже снял ружье с плеча, взял его на изготовку, но на всякий случай отошел от берлоги подальше.
Вдруг снег перед берлогой будто взорвался. Из снежного вихря вырвалась бурая туша зверя, как показалось Дмитрию, огромная как гора. Медведь встряхнулся всем телом, сбрасывая с себя остатки снега, и замер, оглядывая непрошенных гостей маленькими злыми глазками, в которых плескалась мутная ненависть к нарушителям покоя. Поводя тяжелой башкой из стороны в сторону, зверь стряхивал с себя остатки сна. Сиплое глухое рычание вырвалось из его глотки.
В тот момент, когда медведь поднял голову и обнажил желтые клыки, раздался выстрел. Пуля угодила медведю в левое плечо. Зверь вздрогнул, дернул раненой лапой и заревел, вставая во весь рост на задние.
Проворно отскочив в сторону, Дмитрий увидел, как хозяин, бросив ружье, со всех ног ломанулся прочь в тайгу. Против раненного медведя остались безоружный человек и собака.
Догор вел себя достойно. Он атаковал медведя со всех сторон, уворачиваясь от ударов правой лапой, левая, раненая, к счастью, не работала.
Все решали мгновения. Дмитрий рванулся в сторону брошенного оружия. Споткнулся о шест. Упал. На четвереньках добрался до ружья. Схватил его и, не вставая с колен, выстрелил в надвигавшуюся на него тушу медведя. Попал. Зверь замер в недоумении. Как подрубленное дерево, он рухнул на землю, успев зацепить когтями здоровой лапы старенькую сону Дмитрия и распластать ее сверху донизу, оставив на теле охотника глубокую кровоточащую борозду.
Дмитрию повезло: его неприцельный выстрел был сделан почти в упор, и пуля угодила точно в сердце зверя, мгновенно разорвав его в клочья. Это и остановило медведя, иначе он непременно достал бы охотника. Даже смертельно раненный медведь способен пробежать довольно большое расстояние, чтобы покарать обидчика.
Затем Дмитрию пришлось долго бродить по лесу, кричать, искать сбежавшего тойона, который спрятался под большой елкой и никак не хотел поверить, что его хамначит убил медведя и опасности больше нет. Но чем ближе они были к опушке леса, тем большую уверенность обретали походка и осанка Аччык-тойона. На плече его снова красовалась двустволка, и он явно прикидывал, как бы выйти из неловкого положения и обратить ситуацию в свою пользу.
Быстро соорудив костерок на опушке, чтобы хозяин не мерз, Дмитрий отправился за подмогой, чтобы дотащить медвежью тушу до саней.
Сани с убитым медведем встречала толпа. Вездесущие мальчишки разнесли весть об удачной охоте по всему поселению. Чэмпэрэ-тойон гордо восседал на санях рядом с тушей убитого зверя, а Дмитрий, лишенный внимания земляков, плелся среди сопровождающих. Один только сосед Василий постоянно крутился вокруг него, намекая, что неплохо было бы выпить водочки по этому случаю.
Оказалось, что смертельным был первый выстрел, сделанный тойоном. Ему и достались все почести первого охотника. А Горбатый с перепугу стрелял в уже мертвого зверя. Не все, конечно, этому поверили, но попробуй что-нибудь возрази, если в лавке у скупого Аччыка в долговой книге есть запись на каждого.
Мужчины споро разделали тушу и торжественно преподнесли сырое сердце тойону: съесть его означало обрести силу и мудрость убитого зверя. У околицы поселения запылал большой костер, вокруг которого начались ритуальные пляски. При этом танцоры, согласно обычаю, твердили как заклинание: «Это не мы убили, это русские убили…», чтобы отвести от себя буду.
Убийство «великого старца», как якуты иносказательно называли медведя, ‒ событие не рядовое. У народа саха существует поверье, что таежный эгэ18 слышит все, что о нем говорят, что он видит сны и во сне узнаёт, кто о нем говорит. Медведь ‒ это оборотень, который некогда был человеком, поэтому он понимает человеческую речь.
Конечно, добыть такого огромного зверя ‒ большая удача для любого охотника, но если не соблюсти веками установленные правила, то удача может иметь неприятные последствия не только для самого охотника, но и для всех его земляков. Убитый зверь и его сородичи будут мстить.
На долю Дмитрия как непосредственного участника охоты выпала еще одна сажная часть ритуала: на стволе большой лиственницы за пределами поселения он вырезал лицо человека со словами: «Это не я, это вот человек тебя убил». А голову медведя отнес подальше в укромное место под берегом Абаги, туда, где никто ее не найдет и не потревожит.
Домой Дмитрий вернулся уже затемно грустный и озабоченный, расчет на большую добычу не оправдался. Добытый медведь оказался не таким уж огромным: туша едва потянула на пятьсот с небольшим фунтов, а хамначиту досталась только передняя лапа ‒ та самая, от которой пострадала его шубенка и грудь.
Мечта о шкуре так и осталась мечтой.
________________________________________
1.Ытанньях ‒ плакса.
2.Алаас ‒ большая луговина с водоемом, окруженная лесом.
3.Удаганка ‒ шаманка.
4.Бильбирит ‒ материал типа бархата или плиса.
5.Аччык ‒ жадный, ненасытный.
6.Нючча – русский.
7.Байанай ‒ дух тайги, якутский божок, сродни русскому лешему.
8.Ураса ‒ летнее жилище, конусообразный шатер из жердей и бересты.
9.Багылай ‒ Василий
10.Кабысь ‒ брось.
11.Барахсан ‒ бедняга.
12.Кюннчээнэ ‒ Солнышко
13.Туллукчан – Куропаточка
14.Сиибиктэ ‒ Травинка
15.Сардана ‒ дикорастущая лилия.
16.Агабыт ‒ отец
17.Догор ‒ друг
18.Эгэ ‒ дедушка