Отрывок из повести «Классическая водолазка»
Очень давно, задолго до моего рождения, дед Лалазар на гладко обтёсанных каштановых сваях-подпорках, установленных строго в метре друг от друга в форме прямоугольника и соединённых балками, соорудил четырёхскатную шатровую крышу с квадратным отверстием посередине и покрыл светлой кровельной дранью, как бы горизонтально срезав её макушку. Затем само отверстие покрыл такой же, но уже небольшой крышей с двадцатисантиметровым выступом, образовав между ними зазор для вытяжки дыма от очага, расположенного ровно в середине строения.
После этого между сваями вбил колья и сплёл стены из ореховых прутьев – благо, он имел довольно-таки богатые ореховые насаждения по всему периметру своего обширного земельного надела.
Получилась добротная летняя кухня-плетёнка – апацха. К ней впоследствии дед Лалазар пристроил аж на всю её ширину козырёк-навес. Под ним (идеальное место для этого!) висели радующие глаз и ласкающие душу красные и зелёные связки перца и сушек хурмы…
О, сушки хурмы! Они постепенно покрывались белым налётом, как будто чья-то волшебная рука ночами, чтобы не видел никто, незаметно, через тоненькое сито посыпала их мельчайшей сахарной пудрой (замечу, что были и не совсем чистоплотные руки, которые посыпали сушки просто белой мукой, бессовестным образом обманывая покупателей). И как же эта пудра нежно таяла во рту, и какими словами можно описать это удовольствие! А рядом красовались плотные разноцветные нитки армянского шароца. Это – грецкие орехи, нанизанные на бечёвку, несколько раз окунутые в густую массу, приготовленную из ароматного виноградного сока вперемешку с пшеничной мукой и сахаром. Вот они, я вижу, в стремительном падении застыли фейерверками разрывающихся салютов. Усердные хозяйки накрывают марлей всё это сказочное лакомство, чтобы изолировать – защитить от насекомых. Рядом «бились на сквозняке» веточки лаврового листа. И чем больше их «бьёт ветерок», тем больше насыщается аромат… И казалось, что под козырьком-навесом спрессованы все вкусы, все краски и запахи нашей южной причерноморской осени. Хотя почему казалось?
Как говорил дядя Язвитель Андраник, «так оно было, когда ещё не было нас, так оно есть, когда пока есть мы, и так оно будет всегда, когда нас, к сожалению, уже совсем не будет».
Здесь, в апацхе, баба Цахик (Цветок), жена деда Лалазара, обрабатывала овощи и фрукты для приготовления разнообразных компотов, варений, джемов и солений, здесь же закатывала банки. Всё у неё получалось пронзительно вкусно, потому что, как она сама говорила: «Всё это из своего приусадебного участка, всё это выращено вот этими руками, выращено без селитры и ядохимикатов». И для убедительности она показывала свои нежные руки, щедро усыпанные веснушками; они, веснушки то есть, по народному поверью – к грядущему очень большому счастью. И все мы верили, что это действительно так, и тайно надеялись, что веснушки появятся и на руках наших мам, а там уже «большое грядущее счастье, считай, в кармане». Я же пошёл ещё дальше и твёрдо решил, что когда вырасту, женюсь только на девушке с веснушками и, на всякий случай, «положил глаз» на нашу соседку Тату – всю густо усыпанную веснушками! Кстати, этот вопрос обсуждался у костра в апацхе. Дядя Язвитель Андраник, внимательно выслушал меня и посоветовал не откладывать это важное дело в долгий ящик и жениться накануне учебного года: «Чтобы твоя жена носила твой портфель». Но здесь возникла серьёзная проблема. Дело в том, что Тата уже училась в русской школе на Краснофлотской, а я должен был ходить в армянскую в центре города. «Ну что же ты, на самом деле, так раскис? – взялся утешать меня Дядя Язвитель Андраник, увидев моё испортившееся настроение. – Ничего страшного, хоть до остановки будет носить портфель. И то не совсем плохо!»
Сегодня я точно знаю, сегодня я уверен, что баба Цахик под лукавой улыбкой очень умело скрывала, а может быть, и нет, скорее – просто не подозревала, в чём самый главный секрет высоких вкусовых качеств её блюд – и веснушки в этом тонком деле не играли никакой роли.
А самый главный секрет заключался именно в том, что ей в приготовлении блюд помогали внуки и внучки! Этакие карапузики: они без устали крутились вокруг своей бабушки и с готовностью, даже наперегонки, выполняли её кулинарные поручения, пухленькими ручонками колдуя над продуктами и всякими петрушками, киндзами, сладкими перцами, реханами, цицматами и укропами – одним словом: ингредиентами (я ещё с тех детских пор хорошо запомнил это замысловатое слово, которое произносил с некоторыми искажениями: индригент). Именно детские ручонки придают особый вкус любому блюду. Это я начал понимать намного позже, когда сам стал отцом, и окончательно убедился, когда стал «мужем бабушки». Ну кто бы попытался опровергнуть моё открытие! Сам же дед Лалазар – и это святое дело он никому не доверял – на очаге коптил своими руками выбранное и мастерски обработанное мясо и янтарные головешки сыра. Всё это он подвешивал на специальные крючки. Дед Лалазар по своему особому рецепту «гнал» чачу из виноградного жмыха, да такой крепости, что от одной выплеснутой из стакана капельки весело вспыхивал умеренный огонь, свернувшийся калачиком под котлом. Точно так хозяйский пёс Джульбарс, дремавший у костра, с места «прыжковал» на брошенную в её сторону кость с огрызками копчёного мяса.
Кстати, во время «гонки» чачи, когда взрослые периодически смаковали льющуюся тонкой струйкой из трубы через ватный и угольный фильтры «огненную воду», мы тоже «груши не околачивали». До сих пор помню, как со знанием дела жарили на озорных углях куски полукопчёного мяса, початки молочной кукурузы и картошку.
Что же может быть вкуснее еле заметно подгоревших кусков копчёного мяса, слегка помазанного аджикой с пропущенными через мясорубку грецкими орехами и зеленью, молочной кукурузы и свежей картошки, жареных в детстве на трескающихся оранжевых углях?! А запах, какой гениальный запах распространялся вокруг! Он сохраняется на всю жизнь, и его уже невозможно повторить.
Я неоднократно пробовал опровергнуть эту истину и, к сожалению, должен констатировать, что из этой моей затеи ничего не вышло: получается всего лишь «дубликат» – как будто всё делаешь так, как в детстве, но что-то всё же получается не совсем так, как в детстве.
Воспользуюсь возможностью и сообщу, что в апацхе огонь, как символ продолжения очага – рода, никогда не гас, горел постоянно. И этой традиции, имеющей глубокие смысловые корни, до сих пор верны многие семьи, в которых народному укладу жизни по праву придают особое значение.
Дед Лалазар в совершенстве владел, как шутя говорил, «секретами успешного апацховедения», справедливо сравнивая это дело ни много ни мало с научными изысканиями. Он считал, что вся народная мудрость берёт своё начало, нет, вытекает именно из самых глубин души очага, весело играющего с животворящим огнём. И как подтверждение, он приводил слова своего многолетнего друга, классика абхазской литературы Баграта Васильевича Шинкуба, который часто гостил у него:
Горит очаг, и пламя вьётся,
Подбросить дров – не проворонь!
Из рода в род передаётся
Неугасающий огонь.
Хочу, чтоб все беречь умели
Огонь, пришедший из веков,
Чей отсвет лёг на колыбели
И на седины стариков.
– Великие слова, – говорил дед Лалазар и подчеркивал завершающие строки стихотворения, – в этих словах заключена мудрость народа! Всего несколько простых слов, а какая глубина мысли, какая концентрация положительной эмоции! Общечеловеческая глубина, имеющая власть над людскими судьбами. Обратите внимание: свет очага, колыбель и седины стариков! Это же Святая Троица!
Остаётся добавить, что когда я начал писать стихи и делать первые переводческие шаги, публиковаться в периодической печати, престарелый дед Лалазар, сохранивший бодрость духа, попросил перевести это стихотворение на армянский язык.
Я с ответственностью отнёсся к его просьбе. Перевод одобрил сам классик армянской литературы Беник Сейранян и опубликовал в газете «Советакан Врастан» и альманахе «Камурч», председателем редколлегии которого был.