К юбилею Владимира Скифа
В далеком 2013 году случилось очень важное для меня событие – попал я в список приглашенных на Всероссийский праздник духовности и славянской письменности «Сияние России».
У истоков этого праздника стоял Валентин Григорьевич Распутин и, собственно, он и был инициатором моего приглашения в Иркутск, помня о нашем давнем-давнем первом знакомстве на семинаре молодых писателей в Чите. Там Распутин был еще совсем молодым, а я вообще юнец. Не было на тот момент у Валентина Григорьевича ни одной изданной книги, но уже тогда он пообещал мне подарить свою книгу, когда она будет опубликована… Но земные дороги развели нас, а спустя десятилетия Валентин Распутин подарил мне всё-таки свою книгу – уже большую книгу с золотым переплетом… О легендарном литературном форуме «Сияние Сибири» наслышан я был немало от коллег, которым посчастливилось там побывать. Но все-таки больше грела меня возможность личной встречи с Валентином Григорьевичем.
И вот прилетаю я в Иркутск поздно вечером. Любуюсь городом из окна гостиницы. Считаю часы до возможной встречи с Распутиным, ведь по традиции Валентин Григорьевич старается участвовать во всех литературных мероприятиях и встречах этого форума. Первым человеком, которого я утром увидел на пороге своего гостиничного номера, был улыбчивый, обаятельный моложавый мужчина, при одном взгляде на которого сразу понимаешь: это поэт. Он пришел познакомиться со мной, как со многими гостями праздника, поскольку именно он и был одним из реактивных двигателей этого масштабного действа. Это и был Владимир Петрович Скиф – имя-то его я слышал в литературных кругах, стихи отмечал для себя, а вот лично увидел только в Иркутске. На нем в основном и держалась организационная структура праздника, а это десятки творческих встреч писателей-гостей с читателями в день, не считая общих творческих вечеров и выездных мероприятий за пределы Иркутска, ведь Иркутская область – не только литературно, но и территориально огромный регион!
Не могу сказать, что имели мы возможность вести с Владимиром Скифом доверительные часовые беседы, даже когда оказывались в одной творческой группе на выступлении перед читателями. Литературная фестивальная круговерть диктует свои суровые законы! И меня всегда изумляла способность поэта Скифа быть словно бы вездесущим, одновременно присутствовать – реально ли, дистанционно ли – в разных местах праздника. Присутствовать и как поэту, и как гостеприимному хозяину! «И откуда силы-то берёт?» - изумлялся не один я, но и другие гости «Сияния России». Неизменное добродушное жизнелюбие Скифа – было одним из самых запоминающихся деталей праздника, создавало совершенно неповторимую атмосферу. Даже когда я в конце рабочего фестивального дня ловил я иногда легкую отрешенную усталость в его глазах, эта усталость мелькала лишь мимоходом, вновь сменяясь бодрым настроем. Думаю, во многом причина такого постоянного активного жизнелюбия кроется не только в его отношении к поэзии как к работе, которую надо делать красиво и достойно, но и в семейной жизни Владимира Петровича.
Он давно и счастливо женат на прекрасной умнице, сибирячке Евгении Молчановой. Как позже я узнал, Евгения родная сестра супруги Валентина Распутина Светланы. А стало быть обе – дочери известнейшего классика советской литературы Ивана Молчанова-Сибирского! Молчанов-Сибирский был великий труженик литературной нивы, и видимо, оба зятя – Распутин и Скиф – переняли этот трудовой настрой у него, именитого тестя. А еще ту совестливость и любовь к земле, по которой ходишь. На ум приходят фрагмент поэмы Владимир Скифа «Валентин Распутин»
Как совесть – неподсуден, //Как свет – необходим //Отечеству и людям
Распутин Валентин. //Для многих – неуютен… //Но он такой один – //Всегда и есть, и будет //Распутин Валентин.
//В общенье, вправду, труден //В столице и в селе… //Зато не словоблудьем //Он занят на земле. //Глумленья не таящий //И в пазухе – камней, //Писатель, говорящий //О Родине своей...
А ведь эти слова о Распутине можно отнести и к самому автору этой книги! Тем более, что, наверное, ни у кого из современных поэтов столь ярко и столь личностно не отражена в творчестве распутинская тема. Владимир Скиф смог соединить в своих стихах о Распутине строгий документализм и высокое художественное обобщение. И нигде в его художественных прозрения правда жизни не противоречит правде искусства!
Думаю, не много ошибусь, сказав, что русские поэты творчески устроены на особинку! В чем отличие, спросите? А в том, что, как правило, самые «личные» стихи русских поэтов – они вовсе не о личном. Они о России. Русские поэты пишут о своей родине так, словно это самая главная любовь в их жизни. И этим можно отличить русских поэтов от всех прочих. Конечно, на счету русских словотворцев прекрасные стихи о любви к женщинам, но на каких-то творческих высотах их любовь к России, как главной «женщине» своей судьбы, сплетается с любовью к Богу, и тем самым эта небесная любовь выводит стихи на уровень почти надмирный. Поют поэты по-разному, но вектор их творчества устремлен ввысь.
«Вновь поют ручьи береговые, //Прилетели тысячи скворцов… //Вы неужто нынче неживые, //Передреев, Прасолов, Рубцов? //Вы же были певчие из певчих, //Открывали Родине глаза. //И, чем связь с землёю была крепче, //Тем сильней звучали голоса…»
Владимир Скиф из тех «поэтов в законе», которые обладают мужеством сделать раз и навсегда выбор в сторону поэзии и остаться ему верным навсегда. Где бы ни был, кем бы ни работал – этот выбор остается неизменным. Это истинный мужской выбор. В «жизненном миру» любящий заботливый муж, отец, брат, сын, настоящий русский поэт всегда имеет главным ориентиром ее – Россию. Е сожалению, такие случаи взаимного выбора, когда не только поэт выбрал поэзию, но и она выбрала его, не такие уж частые, но Скиф один из таких немногих случаев, когда никакие земные перепетии не могут поколебать этого выбора. Пока многие пишущие люди оправдываются, что поэзия перестала быть главным выбором их жизни в силу нехватки денег, времени, в силу неблагоприятных обстоятельств, поэты, подобные Скифу, хранят поэзии верность в горе и радости, обретениях и потерях, словно венчанные с ней Свыше. Это в наш сумбурный неромантичный век – почти подвижничество. Но поэзия дает именно таким своим верным избранникам то самое вдохновение, которое помогает им создавать стихотворения, что переживут своих избранников надолго. Вот потому эти «певчие из певчих» обладают сокровенным правом говорить от имени тысяч современников, осмысливая выпавшее нам на долю непростое время.
А время наше действительно непростое - апокалиптическое. Даже не чувство близкой беды, а предчувствие трагических перемен, первым появилось именно в стихах поэтов, на то они и пророки, вспоминая Пушкина. И появилось и ещё в советское благополучное время. А сегодня эта апокалиптичность продолжает усиливаться и ненадолго отпускает нас лишь, когда мы остаемся наедине с природой, не зря зовут природу матерью. Об этом новые стихи автора этой книги, вошедших в раздел с апокалиптическим названием «Полынная звезда». В них больно пульсирует современность, подсвеченная вечностью. Байкал, славное священное море, как зеркало и отражает, и преображает реальность. Даже когда оно бывает штормовое, мятежное, даже когда «просит бури», рядом с ним - покой.
«Уснул Байкал. Ночная пелена //Незримой цепью мир сковала. //Вселенская упала тишина //На воды тихие Байкала. //И в этом странном мире тишины //Едва ночное море дышит. //В его просторе волны не видны, //Их даже воздух не колышет…».
Байкал для любого сибиряка, да и для любого, живущего в России человека, не просто озеро или водоем. Это море и даже почти океан, это космос, упавший на землю. Огромным пространством наполнены стихотворения Владимира Скифа о Байкале, в дыхании Байкала слышится пульсация космоса. Тот самый космизм, который присутствует в поэзии лучших поэтов, в творчестве Скифа наиболее ярко ощутим именно в стихах о Байкале.
Говоря об этом книге – столь разнообразной тематически и творчески, нельзя обойти вниманием историчность мышления и творчества ее автора. Историчность русской поэзии проистекает из сформулированного давным давно выражения, что истинный поэт – это современник всех живших до него людей и земляк всех землян. Это то, что Достоевский называл «всемирной отзывчивостью русской души», ведь русский человек ощущает не только глубокое свое русское отличие от всех наций, но при этом каким то чудесным образом, не противореча самому себе, чувствует свою всемирность. А у русского поэта всегда все ярче - русские поэты живут размашисто, ощущая себя современниками и Пересвета, и Сергия Радонежского. Двести лет туда, двести лет сюда – таково оно, русское поэтическое летоисчисление, когда порой происходящее задолго до нас мы ощущаем как современность:
«Где поднимался алый свет //Над Куликовым полем рея. //Скакал на битву Пересвет, //Копьё вздымая сквозь рассвет //И сокрушая Челубея! //Нет, не исчезнет никогда //Ни память давняя, ни слово! //Горит полынная звезда, //И сгинет чёрная беда, //И слава возродится снова!..»
Не устаю негодовать о том, как в ХХ веке лукавые литературоведы записали в какую то странную категорию «деревенщики» - лучших писателей ХХ века, цвет отечественной литературы и прямых продолжателей линии классической литературы пушкинского времени. Это и Белов, и Распутин, и Евгений Носов…Впрочем, сами они, попавшие в категорию «деревенщиков», особо о том не тужили, не печалились, ведь для любого из них русская деревня, ко времени их творческого расцвета обозванная недалекой тогдашней властью «неперспективной», была и осталась не просто «малой родиной», но матушкой, а от матери на Руси отказываться не принято! На поэзию понятие «деревенщики» особо вроде не распространилось, но тем не менее и поэтов сия чаша не минула. В таком контексте стало особо показательным отношение каждого конкретного поэта к деревне – стыдливо-дистанцированное или любовно-сыновье, когда мать, как и родину, не выбирают. Я давно вывел для себя одну характерную особенность: чтобы понять человеческую и творческую суть поэта – почитайте его стихи о русской деревне. Что мы читаем у Скифа? А читаем словно вырванные из души с кровью грустные слова, словно смотрит сын, как мать умирает, а ничего поделать не может, хоть сам умри вместе с ней…
«Вот деревня. На пашне – солома. //И крапива стоит вдоль села //И, объята кромешною дрёмой, //Иван-чаем земля заросла. //Опустели земные хоромы, //Где упали осколки грозы. //У родного отцовского дома //Постою и не спрячу слезы, //А слеза проступает на сердце, //И чем дальше от глаз, тем сильней. //Гнёзда ласточек стынут на сенцах. //Вот калитка и школа за ней. //Там уже отшумели уроки, //Неужели уходят на слом //Этот мир, этот дом у дороги //И пустой зерносклад за углом?! //Разве это представить возможно? //Неужели забудет душа, //Как идёт по слезам подорожник, //На погосты родные спеша».
…Одной из жемчужин этой книги видится мне поэма «Валентин Распутин». Не просто, как уже упоминалось выше, автобиографическая тема для автора этой книги. При всей ее наполненности фактами распутинского творческого и человеческого пути, эта поэме не только и даже не столько о Валентине Распутине. Это художественное осмысление небесной миссии русского человека и русского писателя в смутные времена падения небес на землю. Миссия атланта русского неба, которое надо держать вопреки непростым, а часто и трагическим обстоятельствам. Тому, кто несет груз, некогда словоблудием заниматься, оттого и молчалив бывает русский человек. Атлант русского неба, чуждый гордыни, несмотря на свою высоту – личностную и духовную, ощущающий непререкаемую связь с тем земным устройством родного уклада
«Неужто этот русский голос //Уже навеки отзвучал… //Молчун Распутин, беспокоясь //О русской доле, не молчал. //В родной простор глядел с любовью //Неизъяснимою, живой. //Писал всей болью, всею кровью, //Не возвышая голос свой //Над русским домом, русским ладом, //Над светоносною рекой, //Но голос тот звучал набатом, //Как в битве на передовой. //Он сердцем собственным латает //Пробитую в России брешь, //Куда держава улетает //И с нею тысячи надежд. //Его над бездною проносит //Несчастий самых горьких вал, //Но он не мог Отчизну бросить, //Оставить без любви Байкал, // …Ему внимали грады, сёла, //Родная церковь, тёмный лес. //…Звучит его бессмертный голос, //Как голос совести, с небес».
Владимир Скиф наделяет реально живших рядом с ним людей воистину эпическими чертами характера былинных и библейских персонажей. Дочь Валентина Распутина, трагически погибшую в молодости в авиакатастрофе талантливую органистку, звали евангельским богородичным именем Мария.
«В Царствие Божие дверь отворили… //Слушайте, слушайте —в тихом раю //Ангел поёт или АveMaria //Слышится в горестном нашем краю. //Мечутся листья и ветки сырые, //В небе плывёт облаков караван. //Может, и вправду — услышит Мария, //Как безутешно рыдает орган. //Богу угодно, чтоб мы сотворили //Нашу молитву во имя её. //Шлёт нам с библейского неба Мария //Вместе с прощаньем — прощенье своё...»
Сказанное относимо и к другой поэме – «Александр Вампилов». Хочется воздать должное писательскому и человеческому таланту Владимира Скифа увидеть в земном человеке из плоти и крови евангельский свет и божественное предназначение.
«Откуда твой опыт? Из детства! //Из песен в родимом краю? //Наверно, Господь пригляделся //И высветил душу твою. //Ума вековое наследство //Ты принял и тайну постиг. //С Эвтерпою жил по соседству //В сибирском селе Кутулик».
Особого разговора заслуживает поэма «Николай Клюев». Думается, ключ к этой поэме лежит в стихотворении-посвящении современному выдающемуся литературоведу Сергею Куняеву, который осилил огромный труд изучения жизни и творчества Клюева и написал книгу о нем. Ведь без знания творчества Клюева вряд ли можно прочитать все то глубинное исконное, что заложено в поэзии Есенина! Хотя оба эти великих поэта эти очень разные, но роднит новозаветность.
«Клюев из «Нового» вышел «Завета». //Клюев над бездной вздымает крыла. //В нём воссияла История века, //В нём уместилась российская мгла..».
Владимиру Скифу повезло: он живет в поэтическом мире, о котором пишет, который создал сам. В этом поэтическом мире мертвых нет несмотря на трагические моменты многих стихов. В этом поэтическом мире Владимира Скифа все поэты живы. Будь то Пушкин, Лермонтов, Есенин, Клюев… Все эти поэты – современники автора этой книги и с каждым из них у автора (а стало быть и у читателя, эту книгу читающего) – живые отношения.
«Мне пишется — и слава Богу! //Мне любится — и в добрый час! //Стучится в гости Такубоку, //И входит Пушкин, не стучась. //Всегда с цыганами, с друзьями, //С бутылкой крепкого вина, //В нём игры тигра с обезьяной //И слава доброго лгуна //Азартней нету человека! //Стихами Пушкин упоён. //Здесь Лермонтов — легенда века //И всеми изгнанный Вийон. //Хохочет непоседа Пушкин //Среди поэтов всех времён. //Лорд Байрон здесьс горячим пуншем //И Саша Чёрный, и Бальмонт. //Печальный Блок с тоской осенней //Твердит: — Есть истина в вине! //Читает сумрачный Есенин: //— Дай, Джим, на счастье лапу мне! //Он том истрёпанный листает //И усмехается себе... //Заря бессмертия светает, //Где каждый выбрал по судьбе». (поэма «Лермонтов»)
Читаешь и прямо хочется попасть в этот узкий круг, который на самом деле не узок, а распахнут настежь и готов принять каждого из нас благодаря автору этой книги:
«Великосветские пирушки, //Где знать столичная вилась //И смаковала: – Этот Пушкин – //И дуэлянт, и ловелас. //– Забавно, знаете, забавно //Его с женою лицезреть! //…В миру Наталья Николавна //Его отравой станет впредь. //Поэт пирушек не чурался //Среди гусар или цыган, //Зато бежать балов старался //И праздных, чопорных дворян. //Речами лживыми разгневан, //Вновь на балу горел огнём. //Считали все, что при царе он, //А оказалось– царь при нём...». (Поэма «Пушкин»)
И вместе с Пушкиным твой читательский круг общения расширяется за счет современников Пушкина - Кюхельбеккер, Дельвиг, Данзас, Василий Пушкин, Жуковский, художник Орест Кипренский, утаенная любовь Пушкина княгиня Волконская, легендарные Арина Родионовна и Анна Керн, Наталья Гончарова и даже… дочь, не к ночи будь помянут, Жоржа Дантеса, убийцы Пушкина. Дантеса, которого кара настигла спустя время после его выстрела на Черной речке. Эта кара воплотилась в родную дочь Дантеса Леонию-Шарлотту, для которой любовь к творчеству Пушкина стала отправной точкой ненависти к его убийце, отцу Леонии – Жоржу Дантесу:
«Господняя кара бытует – я знаю! //Я кару Дантеса могу лицезреть:
// А карою дочь оказалась родная: //Шарлота-Леония, ставшая впредь //Его наказаньем, отмщеньем Поэта, //Который от Франции пал вдалеке. //И дочь наказала убийцу за это //«Душевнобольной» умирала в тоске. //Она умерла во французской «психушке», //Великий Господь ей грехи отпустил. //И с неба сошёл несгибаемый Пушкин, //И тихо племянницу перекрестил».
А закончить свое слово о новой книге Владимира Скифа хотелось бы словом о «Месяцеслове» - поэмы Скифа о России, которую я бы назвал объяснением в любви России, о нашем традиционном укладе и ладе. Очень светлая поэма, пронизанная неуклонной верой в лучшую долю Родины, несмотря на всё осознание трагичности судьбы России, которое в ХХ веке так кроваво полыхнуло октябрем 1993 года. Но несмотря ни на что звучит здравица-тост во славу России, здравица, которая сегодня, в пору испытаний, так нужна нашей стране:
«Поднимем до краёв наполненный бокал //За воина Руси, за деву молодую, //И выпьем за Москву, за Волгу и Байкал, //За горлицу мою – за Родину святую!»
У Родины нет большого и малого, как у матери нет детей любимых и нелюбимых. Все вокруг свое и родное, все о своем и о родном в этом книге, будь то венок сонетов «Байкал» или циклы стихотворений «Байкальские цветы» и «Пускай жучок живет на свете». Родина и состоит из таких «малостей», как деревья, травы, цветы, жучки, жужелицы, шмели. Все мы дети России! Каждый из нас имеет свою судьбу, свое предназначение, свои переживания, свой пожар в груди… И потому каждый персонаж этой книги, будь то известный прозаик, великий поэт, зимний снегопад, полевой цветок – все это живое в этой удивительной книге, все живет свою жизнь и является частью России, рождается, умирает, страждет, воспевается поэтом, вызывая в душе чувство неизъяснимой родственности и любви, а потому в наше непростое время каждый персонаж этой книги и есть «Страдающий пламень». Пламенеть верой и любовью несмотря на страдания – такова участь каждого из нас.
НА СНИМКЕ: поэт Владимир СКИФ
ОТ РЕДАКЦИИ: нам подумалось, что в конце этой статьи будет уместным опубликовать недавнее стихотворение Владимир Скифа, посвящённое Эдуарду Анашкину.
Он прошлым туманится, давним, вчерашним.
А нынче живёт – подле русской беды.
И значится истинно русским Анашкин –
В сибирском краю и у волжской воды.
Он суть словотворца наметил судьбою
В том дальнем рассвете, в былом далеке.
Был рядом с Распутиным, но и собою
Всегда оставался и жил налегке,
С душой нараспашку, живой, хлебосольный,
Несущий себя по юдоли земной,
И пишущий светом и слогом привольным,
Подхлёстнутый свыше байкальской волной.
С Сибирью никак не расстался Анашкин,
Живёт под Самарой, но помнит и чтит
Великий Байкал и Сибири замашки...
...Про них не забыть, а Самара простит!
2025