Прокопий Васильевич через окно избушки смотрел на этого наглого ворона и решал его судьбу. Птица села на бронзовый лоб, опорожнилась белой струйкой и важно взлетела.
На поверхности бюста засыхал вороний помёт. Прокопий в сердцах сплюнул и зашаркал к дверям. Он сгреб с земли влажный мох и вытер белый след. Потом вытащил из кармана тряпку из куска тельняшки и тщательно отполировал холодный металл.
Ворон повадился гадить на бюст уже несколько дней. Он прилетал часов в семь утра, садился и крутил головой с большими глазами, будто искал свидетелей. После туалета распахивал здоровенные чёрные крылья и медленно планировал в сторону леса. Сегодня старик Афанасьев решил, что больше он не даст этой птице гадить ему на голову.
Бронзовая голова смотрела на восток и утренние солнечные лучи придали ей желтоватый тёплый цвет. Она очень походила на голову самого Прокопия Васильевича Афанасьева, кадрового охотника совхоза «Красный путь». Каждое утро, когда Прокопий брился и причёсывался, он привычно сравнивал своё лицо с ликом на бюсте. И всегда с удовлетворением находил сходство.
В 1950-м году Прокопия призвали в армию. Служить пришлось в Порт-Артуре. За пять лет до этого советские десантники с треском вышибли из цитадели военные формирования Квантунской армии. В августе 1945-го года СССР и Китайская Республика подписали соглашение об использовании Порт-Артура в качестве совместной военно-морской базы, на которой ветеранов японской войны стали постепенно заменять новобранцами.
Когда замполит капитан Карасёв в строю молодых солдатиков, прибывших из Владивостока, увидел рядового Афанасьева, то на какое-то время оторопел. Лицом парень поразительно походил на молодого вождя китайского народа Мао Цзэдуна. На базе проживали множество китайских военных советников со своими семьями, и в каждом доме висели портреты великого вождя, в том числе изображавшие его в молодые годы. Обретя дар речи, Карасёв спросил Прокопия, как его зовут и откуда он прибыл. Потом похвалил за аккуратный внешний вид и быстрым шагом пошёл к штабу.
Вскоре замполит был в кабинете командира базы. Контр-адмирал внимательно выслушал офицера и задумался.
- Если мы этого парня будем гонять как остальных, то что подумают наши китайские товарищи? - глубокомысленно произнес он. - Представляешь, человек, похожий на Мао Цзэдуна, чистит картошку на солдатской кухне, моет полы в казарме или, не дай бог, сидит в карцере на губе.
- Не представляю, товарищ контр-адмирал, - ответил Карасёв.
Командир почесал короткую шею, хлопнул по ней ладонью и весело сказал:
- А давай его определим в Дом офицеров! Пусть у Чижова будет на подхвате, послужит там в тепле и уважении. Никто по этому поводу ничего плохого не скажет. Может, даже отметят за политическую проницательность.
Дом офицеров располагался в двухэтажном здании с крышей, загнутой по краям на восточный манер. Раньше здесь располагался театр китайской оперы. Потом захватившие Порт-Артур японцы устроили в нем бордель, в который согнали из соседних городков молодых китаянок и кореянок. На втором этаже заведения принимали офицеров, на первом солдат. Зрительный зал был превращён в обширный трактир, тоже поделенный на офицерскую и солдатскую половины. Заведение процветало, пока в город не вошли советские десантники-тихоокеанцы.
Политуправление тихоокеанского флота отказалось от услуг военно-полевой любви и устроило в этом историческом здании гарнизонный Дом офицеров.
На входе замполита и матроса встретил начальник Дома офицеров майор Чижов.
- Семён Аркадьевич, - сказал замполит, - принимай пополнение. Командир базы отправил к тебе для прохождения службы матроса Афанасьева.
Вряд ли бы капитан третьего ранга Семён Аркадьевич Чижов стал начальником гарнизонного Дома офицеров, если бы не имел способность моментально схватывать суть вопроса. Замполит привёл к нему азиатского вида паренька и сказал, что по распоряжению контр-адмирала он будет здесь служить. Значит, для этого были свои причины, расспрашивать о которых не стоило. Он внимательно посмотрел на паренька, широко с пониманием улыбнулся и, пожав замполиту руку, воскликнул:
- Виталий, какие вопросы! К нам так к нам!
Так началась служба матроса береговой охраны тихоокеанского флота Прокопия Афанасьева в Порт-Артуре.
Они жили в небольшой деревушке неподалёку от районного центра. Дед был кадровым охотником. В 1942 году пришла похоронка с фронта на сына. Беда одна не приходит. Через месяц утонула невестка. Молодая женщина поехала проверять сети. Ветхая лодка, наткнувшись на бревно плавника, перевернулась, и мать Прокопия упала в ледяную воду. Быстрое течение подхватило несчастную. Позже река выбросила её тело на песчаную косу. Дед похоронил невестку, повесил свой карабин на гвоздь и пошёл в совхоз рабочим. Не мог же двенадцатилетний внук один-одинёшенек ждать его неделями из тайги.
Из их старого дома Прокопия в пятидесятом году и призвали в армию. К этому времени он успел закончить восемь классов и помогал деду, который снова стал охотничать.
Прокопий прибыл в Якутск, откуда с двумя десятками парней одногодков сначала на пароходе, потом поездом добрался до Хабаровска. После учебки попал во Владивосток, а оттуда в Порт-Артур.
Перед отъездом дед напутствовал его словами: «Не кури и слушай только своего командира». По мнению старого охотника, так можно было выжить в огромном мире, в который забирали его внука. Табак - это плохо, зверя отпугивает. Лишняя болтовня с чужими людьми тоже пользы не принесёт. Насчёт других моральных заповедей он ничего не сказал. Врать они с внуком не умеют, а что может быть хуже лжи?
То, что он похож на вождя китайской революции, Прокопий узнал от замполита Карасёва. Начальник Дома культуры Чижов, увидев нового матроса, сразу понял опасения командира базы. Живой портрет молодого Мао требовал к себе аккуратного обращения. Любая политическая ошибка в адрес этого матросика могла ой как аукнуться. С образом вождя революционного братского народа нужно быть уважительным. Майор пожал матросу руку и повёл знакомить с Домом офицеров Краснознамённого порт-артурского гарнизона.
В таких красивых зданиях Прокопий ещё не бывал. Пологая широкая лестница, устланная красной дорожкой, в ворсе которой утопали ноги, вела наверх. По обе стороны лестницы стояли вороненные бюсты людей со строгими людей. Многие из них были одеты в старинную военную форму.
- Это, Прокопий, славные командиры российского тихоокеанского военно-морского флота, - останавливаясь перед каждым изображением рассказывал Чижов. - Великие адмиралы российского флота Григорий Спиридов, Василий Чичагов, Федор Ушаков, Дмитрий Сенявин, Павел Нахимов.
Они вошли в большой зал с рядами кресел. На сцене у задника возвышались три бюста - Ленина, Сталина и Мао Цзэдуна. Капитан третьего ранга ещё раз взглянул на Прокопия. Неуловимое сходство его юношеского лица со зрелым обликом китайского вождя удивляло.
Так началась служба якутянина Афанасьева на военно-морской базе. Каждое утро после завтрака он являлся в Дом офицеров и приступал к своим обязанностям. Их было немало. Нужно было следить за матросами, убирающими обширное помещение к очередному мероприятию, а также контролировать множество хозяйственных дел. Каждое утро капитан третьего ранга выдавал Прокопию список дел и тот скрупулёзно выполнял каждый его пункт. Вскоре Чижов понял, что обязательность у матроса в крови.
Однажды Прокопий написал деду письмо и положил в конверт свою фотографию у Дома офицеров, которую сделал гарнизонный фотограф.
Чижову нравился этот молчаливый парень, так похожий на Мао Цзэдуна. Он очень добросовестно служил и никогда не врал. Однажды Прокопия поставили охранять комнату, где находились бюллетени для избирательного участка. На беду, в этом же помещении лежали инструменты духового оркестра. Через час после того, как Прокопий занял свой пост, к двери подошёл майор, заместитель руководителя оркестра. За ним стали подтягиваться другие оркестранты. На десять утра была назначена репетиция. Дорогу преградил матрос, стоявший перед входом в комнату.
-Ты чего, матрос? - удивился духовик.
-Приказ был никого не пускать.
-Что там, атомная бомба?
-Не знаю.
-Ну-ка, уйди с дороги.
-Приказ был никого не пускать
-Ребята, отодвиньте этого Мао Цзэдуна, - бросил через плечо майор.
Барабанщик и флейтист подошли к Прокопию и попытались поднять его под локти. Однако он вырвался и, глядя в глаза старшему, произнес: «Приказ был никого не пускать!»
Оркестр бодро обступил невысокого охранника, чтобы дружно спустить его по парадной лестнице. Прокопий прижался спиной к двери, раскинул руки и молчал.
-Что здесь происходит? – раздался звучный бархатистый голос руководителя оркестра капитана первого ранга Сиволапова.
Музыканты расступились и Сиволапов увидел перед собой черноволосого паренька, упрямо наклонившего голову.
- Матрос, музыкантам надо взять свои инструменты, - сказал капитан первого ранга. Он считал себя либералом и иногда пытался не повышать голос на подчиненных. Да ему это было и не нужно. Сиволапова на Тихоокеанском флоте знали все. Ни один концерт, ни одна встреча высоких гостей не происходили без его участия. С вождём музыкантов первыми уважительно здоровались не только командиры кораблей, но адмиралы и гости из министерства обороны. Однако старший офицер, прикидывающийся либералом, в случае неповиновения, моментально превращался в лютого барина. Побагровевший деятель духовых искусств заорал:
-Найти начальника Дома офицеров, мать его.
Задержавшийся в штабе Чижов, поднимаясь по лестнице, услышал крики. Вприпрыжку взлетев по ступенькам, он через мгновение стоял рядом с Сиволаповым.
-Майор, что здесь происходит? Почему ваш матрос занимается самоуправством?
-Товарищ капитан первого ранга, матрос Афанасьев охраняет комнату с бюллетенями для предстоящих завтра выборов в Верховный Совет СССР. Но мы сейчас всё уладим.
Начальник Дома офицеров подошёл к двери, вынул из кармана ключ и открыл дверь. Взбешенный Сиволапов вошёл в комнату, за ним потянулись музыканты. Чижов повернулся к Прокопию и коротко бросил:
-Быстро уходи.
Потом майор шагнул в комнату, подкрался к каперангу и ласково шепнул ему на ухо:
-Василий Иванович, приглашаю вас ко мне в кабинет икорки отведать. Только утром из Владика привезли малосолочку.
-А лимон-то у тебя есть?
-Конечно.
Через десять минут они расположились в кабинете Чижова. Хозяин разлил коньяк в хрустальные фужеры из-под шампанского. Такая доза должна была подействовать на деятеля флотской культуры умиротворяюще. Инцидент был исчерпан. Однако, увидев характер матроса, похожего на Мао Цзэдуна, Чижов ещё раз убедился, что с этим якутским парнем нужно быть осторожнее. Хитромудрый начальник Дома офицеров чувствовал, что Прокопий не отступил бы от выполнения его приказа, стой перед ним хоть маршал Жуков.
За год в Доме офицеров Прокопий узнал много из истории флота и международного коммунистического движения. На концертах и торжественных собраниях у него было за сценой своё место, на стуле рядом с рубильником. По команде он включал электромотор, и тяжёлый бархатный занавес приходил в движение. В эти минуты Прокопий бросал взгляд на фигуры вождей, выстроившихся вдоль задника сцены, и ему казалось, что гипсовые авторитеты его одобряют. Звучавшие с трибуны речи были вдохновенны, незамысловаты и понятны. И когда зал, наполненный морскими офицерами, в дружном порыве вставал и аплодировал, Прокопию казалось, что в этом торжестве есть и его заслуга. Ну, а в глубине души он гордился тем, что походил на молодого Мао.
Китайцы в городке вскоре стали узнавать его и тепло относились к этому российскому матросу. Иногда Прокопия приглашали в гости и накрывали экзотическое застолье. К счастливому хозяину в дом набивались соседи посмотреть на живого Мао и выпить рисовой водки за его здоровье
Шоколадная жизнь Прокопия Афанасьева закончилась, когда контр-адмирала, начальника базы перевели на Черноморский флот. Тот отбыл, захватил с собой все понимающего Чижова. Дом офицеров возглавил новый начальник. Прокопия отправили служить заряжающим на береговую батарею. Через два года он благополучно демобилизовался в звании старшего матроса.
В родной деревне его встретили с почётом. Прокопий привёз три небольших портрета в алюминиевых рамочках - Ленина, Сталина и Мао Цзэдуна, купленных в военторге Порт-Артура. Репродукции он повесил на стену рядом с фотографией молодых матери и отца.
Дед отдал Прокопию ружья и капканы. Теперь на охоту стал ходить он. У старика уже отказывали застуженные спина и ноги.
Через два года после демобилизации Прокопий женился на соседской девушке. А в январе третьего года у них родилась дочка Пелагея. Назвал её так дед, в честь бабушки. В библиотеке Дома офицеров Прокопий как-то наткнулся на книгу, в которой рассказывалось о происхождении и значении имён. С греческого языка имя Пелагея переводилось как «морское побережье». Море молодой отец запомнил на всю жизнь, поэтому с именем, предложенным дедом, согласился. И ещё тогда он подумал, что, если родится сын или внук, то назовёт его Константином. По-латински значит верный, надёжный.
Мичман монотонно шёл по глубокому мартовскому снегу. Коня Прокопий назвал так, ещё когда начал объезжать строптивого молодого жеребца. Теперь Мичман стал другим. Он превратился в послушное и выносливое животное, на котором охотник уезжал за многие километры на дедовские охотничьи угодья. В этот раз охота получилась неплохая. В ловушки попались несколько соболей, две куницы. В мешке ещё лежали шкурки пяти белок. Сдавать всю пушнину в заготпункт Прокопий не собирался. Шкурки решил отдать жене, чтобы он сшила Пелагее меховые сапожки и детскую шапку. Оставшееся можно отнести на приёмку.
Подъезжая к деревне, он услышал громкоговоритель. Разобрать было невозможно. Эту большую чёрную тарелку повесили над сельсоветом полгода назад. Но включали редко. Устойчивую связь с райцентром наладить никак не могли. Когда вошёл в дом и стал оббивать торбаза, из-за занавески вышла жена с дочкой на руках. Он был с мороза, поэтому не стал обнимать ребёнка. Только понюхал головку младенца. В это время в сенях хлопнула дверь и в дом вошёл дед. Жена от волны холода ушла с ребёнком в дальнюю половину дома.
Каждый раз, когда Прокопий выходил из тайги и заиндевевший вваливался в старый дом, его охватывала волна тёплого семейного счастья.
Через какое-то время мужчины сидели за столом. Девочка только оторвалась от груди и уже спала в колыбельке за ширмой. Жена хлопотала между печкой и обеденным столом.
-Ты прямо к собранию успел, - сказал дед.
Прокопий поднял голову от миски с похлёбкой и вопросительно посмотрел на него.
- В Москве в феврале съезд партии был. Завтра из района начальник приезжает. Про съезд рассказывать будет. Даже радио починили, слышал, как оно говорит?
-Слышал. Когда близко подъехал.
- По радио про двадцатый съезд всё время говорят. Уже целую неделю.
«Съезд так съезд, наверное, на нём всё правильно говорят», - подумал Прокопий. Если на больших собраниях выступают большие начальники, значит всё идёт своим чередом. Это он усвоил ещё во время службы.
Три года назад, когда до демобилизации Прокопию оставалось чуть больше пары месяцев, умер Сталин. Эта новость, как и всех на военно-морской базе, оглушила его. И хотя Прокопий видел Сталина живым только в кинохронике, он сильно расстроился. Будто родственник умер. Он привык, что Сталин всегда где-то рядом, как этот бюст на сцене. Сталин никого из советских людей не даст в обиду. Сейчас всё вокруг благодаря Сталину: и Порт-Артур с артиллерийскими батареями, и огромные туши боевых кораблей и подводных лодок, и сотни солдат и офицеров, многих из которых он знает лично. Тогда в Порт-Артуре плакали офицеры. В разговорах часто спрашивали: «Как жить дальше без Сталина будем?» Прокопий тоже этого не знал.
- Съезд, люди говорят, этот не простой. На нём объявили, что Сталин не всё правильно делал.
- Это как? - изумлённо вскинулся Прокопий. Он забыл про горячую похлёбку и возмущенно уставился на деда.
- О каком-то культе личности говорили, - произнес дед. – В сельсовете объявили, что завтра с утра из района приедут и всё расскажут.
Ночью Прокопий почти не спал. Когда дочка несколько раз плакала, чтобы не будить жену, вставал к ребёнку сам. Утром он взглянул на портреты вождей в алюминиевых рамочках и ему показалось, что лица у них сегодня особенно строгие.
-Не может Сталин ошибаться, - подумал он. – Дед что-то напутал.
Дома от всех этих мыслей не сиделось и Прокопий вышел во двор. Пёс Якорь бросился к хозяину и поседевшей от ночного мороза мордой стал тереться о торбаза (высокие меховые сапоги – якутск.). Прокопий, взял ведро, пошёл в хотон (коровник-якутск.) и, присев на корточки около Пегой, стал её доить. Потом занес молоко в дом, вернулся и выгнал корову на деревенскую улице к соседским бурёнкам, бредущим к водопою. Пастух Биэбэй помахал ему пешнёй, которой собирался на реке разбивать замёрзшие лунки.
Надо было ещё чем-нибудь заняться, чтобы уйти от назойливых мыслей. Он стал колоть дрова, потом остаток утра перетаскивал из сарая в дом лед и опускал его в бочку для оттайки.
Когда пили чай, Прокопий ещё раз спросил старика, когда приедет начальник из района.
-Ждут к одиннадцати часам. У сельсовета мунньах (собрание ‒ якутс.) на улице собирают.
Около деревянного дома с флагом над крыльцом стоял столб, на котором из громкоговорителя неслась музыка. Потом её выключили.
Митинг шёл уже полчаса. Светило мартовское солнышко, но на улице было больше двадцати градусов мороза. Секретарь райкома партии рассказывал о мировом империализме и о том, что под руководством коммунистической партии и её Первого секретаря Никиты Сергеевича Хрущёва есть возможность с ним, империализмом, на мировой арене достойно соревноваться. Потом он стал говорить, что бывшим руководством коммунистической партии Советского Союза допускались ошибки, которые привели ко многим несправедливым решениям. О культе личности Прокопий уже слышал от деда. Ещё с полчаса представитель райкома призывал все силы объединить вокруг ядра коммунистической партии и её руководителя Хрущёва. А в конце сказал, что нужно бороться за выполнение планов очередной пятилетки.
Секретарь сел в «газик» и укатил в район. Прокопий с дедом побрели домой. Они молчали, потому что сказать было нечего.
Через месяц, приехав в райцентр, Прокопий заметил, что на площади напротив райкома исчез портрет Сталина. Портреты Ленина и Хрущёва висели, а Сталина не было. Он даже остановил Мичмана и долго смотрел на пустое место на стене, с которого раньше мудро смотрел Иосиф Виссарионович.
За год до рождения сына Костика сняли с работы Хрущёва. Теперь по радио говорили о волюнтаризме бывшего Первого секретаря ЦК КПСС.
В газете «Правда», каждый свежий номер которой накалывали на гвоздь, вбитый в стену, писали, что в Китае свирепствует культ личности Мао Цзэдуна. Мао, на которого с каждым годом всё больше походил Прокопий, оказывается, раскалывал международное коммунистическое движение.
В этом же году Прокопий похоронил своего деда.
Из трёх человек, портреты которых висели в алюминиевых рамках, двоих вроде бы теперь не уважали. Однако, зная характер Прокопия Васильевича, никто из бывавших в доме об этом не заикался.
Пелагее исполнилось восемнадцать лет, и за неё посватался сын друга Прокопия Пётр. Пётр с отцом были коневодами. Свадьбу играли три дня и в приданое дочери Прокопий отдал своего нового жеребца Корвета. Тот давно нравился будущему зятю.
Теперь у него осталась только пятилетняя кобыла Пушка. Умная лошадь к охотничьей избушке сама находила дорогу. Хотя от деревни до неё было около пятидесяти километров. Иногда во время монотонной езды Прокопий размышлял не только о делах хозяйственных и охотничьих. В этот раз он думал о начальниках. Вроде все они были нормальными людьми, хорошо одетыми, упитанными. Но все чем-то походили на его первого командира, начальника Дома офицеров Чижова. Казалось, что все они знали что-то недоступное Прокопию. Какую-то высшую тайну, которая делала всё, что они говорили, загадочным. Белое становилось чёрным и наоборот.
Тогда в Порт -Артуре после инцидента перед комнатой музыкальных инструментов, Чижов нашёл Прокопия на его стуле за сценой.
-Знаешь, Проша, верить никому нельзя. Если бы я не влил в каперанга бутылку коньку, то тебя могли и на губу посадить. А если бы он шум поднял, то ты вообще бы в штрафбат загремел.
-Почему? Я же бюллетени охранял.
-Для начальников есть только одна правда. Ихняя.
Слова Чижова Прокопий тогда не понял. Он хотел сказать, что ведь, по словам самого же Чижова, избирательные бюллетени - это очень важные бумаги. Комнату, где они хранились, можно открывать только в присутствии специальной избирательной комиссии. И их надо охранять, даже если придётся отдать свою жизнь. Прокопий готов был её отдать, даже когда его обступили разъяренные музыканты и стал орать краснорожий капитан первого ранга. Потом появился начальник Дома офицеров, улыбнулся и своим ключом открыл заветную комнату. А Прокопия отослал, будто тот охранял сарай с лопатами.
-Ты ещё молодой, - разглагольствовал Чижов, распространяя запах армянского коньяка. - В жизни надо быть гибче, умнее что ли. Сегодня Сиволапов начальник, а завтра будет никто. Пенсионер. Вот тогда и можно его послать куда подальше.
Майора развезло, и он говорил, не стесняясь. Прокопий молча слушал и не понимал, как можно было послать подальше пенсионера и заслуженного человека?
Он резко нагнулся к холке лошади и уклонился от толстой ветки, которую, погруженный в свои мысли, не заметил. Пушка ускорила шаг, выйдя из зарослей кустарника.
Сколько уж лет этим воспоминаниям? Но жизнь постоянно подбрасывала похожие примеры. Например, во всех документальных фильмах и на фото в старых газетах Хрущёв на Мавзолее стоит рядом со Сталиным. Оба улыбаются и жмут друг другу руки. Вокруг другие руководители государства. Они тоже улыбаются, каждый подходит к Сталину, некоторые даже обниматься лезут. А потом после смерти Сталина в деревню приезжает толстый секретарь райкома и говорит, что Сталин ошибался и создал вокруг себя культ личности. То есть он, по словам Чижова, как бы ушёл на пенсию. Его перестали бояться и стали ругать. Потом принялись за Мао Цзэдуна.
Ни Мао Цзэдун, ни Сталин для Прокопия не сделали ничего плохого. Почему же тогда их портреты и скульптуры везде убирают? А они, наверное, дорого стоили. «Если бы у меня был бюст кого-нибудь из них, - думал Прокопий, покачиваясь в седле, - я бы никому его не отдал.»
Накануне своего пятидесятилетия Прокопий Васильевич был в своей ближней избушке. Через пару дней он собирался возвращаться с охоты в деревню. Всё-таки скоро юбилей. Хлопоты предстояли немалые, да и расходы тоже.
Далеко в тайге он услышал треск мотора. Это был «Буран». Вскоре на алас тяжело выехал снегоход с двумя седоками и с каким-то грузом на санях. Приехали зять с сыном. Косте было пятнадцать лет, но ростом он был уже выше отца.
-Прокопий Васильевич, мы вам подарок привезли ко дню рождения, - сказал зять.
В мешковину было завёрнуто и перетянуто верёвками что-то размером с кухонную тумбу. Весил подарок немало, поэтому затаскивали втроём. Когда опустили его на массивные деревянные нары, то они жалобно скрипнули. Пётр развязал узлы, распорол мешковину и откинул её. К своему изумлению, Прокопий Васильевич увидел перед собой бронзовый бюст Мао Цзэдуна. Зять и сын перевели взгляды на Прокопия Васильевича и у Петра вырвалось:
-Я даже не думал, что так похож.
-Папа, у тебя с ним прямо одно лицо, - воскликнул Костик.
Охотник уселся на нары напротив и удивленно уставился на подарок. Сын снял со стены рядом с рукомойником круглое зеркало и встал рядом с бюстом. Прокопий молча сидел и медленно переводил взгляд с бронзового изображения на своё лицо, отражённое в зеркале.
-Где вы его взяли?- спросил Прокопий Васильевич.
-Это секрет, - хитро улыбнулся зять. – Главное, что мы его привезли к вашему пятидесятилетию.
-Так его можно и во дворе поставить?
-Конечно! Главное, постамент соорудить. Я придумал, что на первых порах мы сделаем небольшой сруб, а там посмотрим.
На следующее утро распилили поваленную лиственницу на коротыши, обтесали кору и сделали сруб-постамент высотою в полтора метра. Поверх уложили площадку из кусков распиленного вдоль бревна. Всё закрепили гвоздями стопятидесятками. Для подъема бюста, который тянул килограмм на восемьдесят, сначала поставили его на полуметровый пенёк. Передохнули и рывком подкинули на следующий метровый. И только с третьего подхода, водрузили на вершину лиственничного пьедестала. Лицом Мао Цзэдуна развернули на восток, чтобы с утра его всегда освещало солнце.
Костик сфотографировал отца рядом с памятником и пообещал фотографию вставить в рамку. Зять Пётр рассказал, что его однокурсник по сельхозинституту, побывав у них в гостях, увидел фотографии со свадьбы. Его очень удивило, насколько Прокопий Васильевич внешне был похож на Мао Цзэдуна. Когда возвращался обратно в Якутск, просил Петра обязательно заехать в гости. Он жил в районе Залога недалеко от старого деревянного здания якутского художественного училища. Пришло время, когда Пётр, уже в должности зоотехника, приехал на курсы в министерство сельского хозяйства. Вечером он, как и обещал, завернул к своему институтскому другу. Прежде чем сесть за стол, тот повёл его в сарай. Включил свет и Пётр увидел бронзовый бюст своего тестя Прокопия Васильевича Афанасьева. Он оторопел, а друг рассмеялся и сказал, что когда он увидел тестя Петра на фотографии, то сразу вспомнил про бюст, который много лет пылился в сарае. Бюст Мао Цзэдуна принёс сто лет назад домой отец друга. В конце шестидесятых расчищали запасники художественного училища и скульптуру, которая служила моделью юным ваятелям, вынесли с другим хламом во двор. Во время обострения международных отношений с Китаем она стала никому не нужной.
-Ну что, возьмёшь? Хоть тестя порадуешь.
-А это идея! Ему пятьдесят лет исполняется. Беру. С меня в следующий приезд мешок жеребятины.
Приятели погрузили изваяние в уазик и утром Петр укатил к себе в район. Через неделю они с Костиком оживили старый Буран и поехали в избушку к Прокопия Васильевичу.
И теперь этот мрачный ворон гадил каждое утро на голову Мао Цзэдуну. Или Прокопию? Он со временем перестал различать себя с памятником и было очень обидно, как подлая птица себя ведёт.
«Снял» её из мелкашки Прокопий Васильевич прямо от дверей избушки. Ворон на мгновение замер, скользнул по бронзовой голове, потом кувыркнулся и замер на снегу, раскинув широкие чёрные крылья. Он не стал подвешивать ворона на ветку сосны, стоявшей рядом, чтобы тушка распугивала остальных ворон. В лесу нет радио и газет. Но птицы и животные новости узнают сразу. Прокопий был уверен, что наказание ворона видели и на памятник теперь никто не сядет. Правда, он вспомнил поверье, что убить ворона не к добру, но гадить на памятник позволить не мог.
Приметы, особенно в тайге, часто сбываются. К обеду следующего дня послышался рёв тяжёлой грузовой машины. Подминая под себя мелкие торосы, на берег с реки выкарабкалась вахтовка на базе «Урала». Машина подъехала к избушке Прокопия.
С пассажирского сиденья спустился невысокий полноватый человек в кожаной лётной куртке, подбитой цигейкой. Кого-то напомнило его лицо. Однако оно было слишком молодо. Этому человеку было не больше сорока. Из будки выскочили ещё мужики и направились к Прокопию Васильевичу. Некоторых он узнал. Тот высокий, Сазон Колесов - местный охотинспектор, а русский мужик с широким небритым лицом был, кажется, главным врачом райбольницы. Других он тоже когда-то где-то встречал. Колесов протянул руку и поздоровался.
-Васильевич, мы к тебе в гости по пути заехали. Охота у нас. Удачная. Сохатого взяли. Возвращаться далеко, так что, если не против, до утра у тебя погостим.
-Гостите. В зимовье места всем хватит.
-Мы Ивана Максимовича у тебя поселим, а сами в вахтовке перекантуемся. Познакомься, это наш секретарь райкома партии.
Моложавый толстяк дождался, пока хозяин сам подойдёт к нему, медленно снял перчатку и по-барски протянул руку.
-Ты один, старик, здесь живёшь? Охотник?
Прокопий Васильевич был старше толстяка. Стариком себя не считал и не любил, когда незнакомые ему тыкают. С людьми он общался мало и каждая встреча для него радостное событие. Поэтому высокомерный тон молодого начальника озадачил. И тут Прокопий вспомнил, где видел похожее лицо. Человек этот походил на того тойона (хозяина, барина – якутск.) из района, который тридцать лет назад приезжал в деревню и рассказывал про культ личности Сталина.
- Ваша фамилия Мыреев? - спросил Прокопий Васильевич, - Вы на своего отца сильно походите.
-А откуда, охотник, ты его знаешь?
- Он к нам давно в деревню приезжал и выступал на митинге.
-Отец умер.
- А Иван Максимович продолжает династию, - угодливо добавил охотинспектор.
Тем временем охотники уже хозяйничали в избушке. Растапливали железную печку, промывали мясо и накрывали на стол, чтобы заморить червячка, быстренько выпить и закусить. На деревянном столе, стоявшем между нарами, появилась наструганная сырая печень, миска с костными мозгами, гора белого пушистого деревенского хлеба. В отдельной чашке на стол водрузили подмёрзшие глаза сохатого. Тут же лежали крупно нарезанные луковицы.
Пока одни готовили закуски, другие поставили на огонь вариться большую кастрюлю с мясом и вторую поменьше с тщательно промытой толстой кишкой лося. Готовилась эта часть кишечника больше часа и называлась мыычас. Блюдо считалось настоящим охотничьим деликатесом.
Тойон одобрительно наблюдал за суетой своей бригады. Он не сразу заметил бюст на постаменте из лиственницы. Мыреев подошел в бронзовому изваянию и с удивлением уставился на него. Потом повернулся к Прокопию Васильевичу и позвал его взмахом руки.
-Это у тебя что за памятник?
-Бронзовый.
-Вижу, что бронзовый. Это кто? Мао Цзэдун?
Прокопий подумал, чёрт его знает, как теперь, по прошествии лет, стали относиться к Мао. Может, коммунисты его снова не любят. Поэтому он сказал:
-Это мой памятник.
- Бюст твой? А на каком основании? На его установку есть хотя бы какое-нибудь решение райсовета? Где ты его взял?
- Не помню,- сказал Прокопий Васильевич.
- А ты знаешь, охотник, что бюсты устанавливаются по специальному Указу тем, кто имеет звание дважды Героя Советского Союза или дважды Героя Социалистического труда? А у тебя какие награды есть?
- Когда-то юбилейную медаль на собрании дали.
-Хоть ты и в тайге сидишь, а самоуправством тебе заниматься никто не позволит.
Секретарь почувствовал, что хочет есть и пошёл в избушку.
За столом сидели до глубокой ночи. Выпили почти ящик водки и многие отправились спать в машину. Тойон улегся на нары хозяина и сразу отключился.
Провожать гостей Прокопий Васильевич не стал. Пока были сумерки, он надел лыжи и пошёл проверять ловушки. Вернулся только к обеду. В избушке было не прибрано. Везде валялись грязная посуда и остатки еды. В углу была набросана гора пустых бутылок. Бюст стоял на своём месте, хотя был немного сдвинут, будто кто-то пытался столкнуть его на землю.
«Ворон отомстил», - подумал Прокопий и пошёл отвязывать Пушку, чтобы поехать в деревню.
Зятя он нашёл в загоне на убое жеребцов. Пока тот был занят, покопался в куче кровяных отходов и набрал целый мешок охотничьей приманки для пушистой дичи.
А ещё через пару дней они с сыном и зятем сняли бюст, чтобы перевезти его на дальнее зимовьё, до которого ни на каком «Урале» уже не добраться. Перед отъездом Прокопий Васильевич покопался в мешке с приманкой для соболей, усмехнулся и что-то бросил на постамент.
После охоты секретарь вызвал к себе начальника районной милиции и потребовал послать на участок к охотнику Афанасьеву сотрудников, изъять там незаконно установленный бюст и завести дело о самоуправстве. Начальник милиции пребывал в своей должности давно. Иван Максимович был третьим на его веку. Поэтому выполнять указание очередного шефа не торопился. Дней через десять он все-таки отправил на снегоходе участкового инспектора и милиционера к охотнику. Прибыв к избушке, служивые не обнаружили ни охотника, ни его бюста. На следующий день они явились в кабинет начальника.
-Что, таки ничего там нет?- переспросил подполковник.
-Ничего, - развел руками участковый.
-На срубе, на котором памятник стоял, лежал только отрезанный конский хер, - вспомнил милиционер.
-Пенис, товарищ подполковник, - укоризненно взглянул на сержанта участковый.
Хмыкнув, начальник милиции сказал:
-Ладно, шеф в командировку улетает, а как вернётся - разберёмся. Рапорт пока писать не надо.
Иван Максимович с раннего утра смотрел по телевизору новости. Симпатичная дикторша рассказывала, что с борта самолёта Генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Ильича Брежнева, летевшего домой после встречи с партийным активом Приморья, в якутский областной комитет партии пришла приветственная телеграмма. Руководитель государства поздравлял жителей северного края с наступающим Новым Годом, желал им счастья и новых трудовых успехов. Иван Максимович мечтательно закатил глаза и представил себя в литерном ИЛ-62. Впрочем, сегодня он тоже летит. Только не в Москву, а рейсовым АН-24 в Якутск.
Самолёт вылетел в десять утра. Иван Максимович с помощником уютно устроились в первом ряду. Пленум обкома завтра, так что сейчас можно и немного расслабиться. Он ткнул локтем своего попутчика. Тот понятливо кивнул головой и вытащил из портфеля бутерброды с малосольным чиром и бутылку коньяка. Вскоре бутылка была почти пуста. Командир по радио объявил, что самолёт пролетает над Усть-Алданским районом и через сорок минут совершит посадку в аэропорту города Якутска. Иван Максимович хитро подмигнул помощнику и что-то сказал ему. Тот встал и направился в кабину самолёта. Пилот вышел, склонился к ним и спросил, что они хотели. Иван Максимович раскрыл своё удостоверение и начальственным голосом произнес: «Поздравь от моего имени трудящихся Усть-Алданского района с Новым годом. И пожелай им там чего-нибудь. Радиограмму пусть передадут в райком партии». Удостоверение было серьезное и пилот, подумав, отправился на своё место. Усевшись за штурвал, он вышел на связь с диспетчером местного аэродрома.
Весть о поздравлении усть-алданцев с борта самолёта долетела до обкома раньше Ивана Максимовича. На состоявшемся перед Пленумом бюро областного комитета партии бедолаге вспомнили всё. И провал полугодового государственного плана по заготовкам сена, мяса и молока, и неготовность района к бушевавшим этим летом лесным пожарам, и поступавшие сигналы от граждан о его пьянстве и об охоте с использованием казённого транспорта. Отдельно на бюро с выражением зачитали объяснение, которое успели взять у командира пассажирского самолёта.
Здесь же, в самом главном зале заседаний обкома, Иван Максимович добровольно написал заявление с просьбой об освобождении его от занимаемой должности по состоянию здоровья.
***
Быстро летит время, привычно подумал Прокопий Васильевич, сидя на крыльце избушки и чистя ружьё. Казалось бы, вчера он со своими парнями перевез бюст сюда к дальнему зимовью. На высокий берег реки. А ведь уже десять лет прошло. Сыну скоро двадцать пять исполнится. И вдруг, будто в ответ на его мысли, он услышал за поворотом реки треск лодочного мотора. По звуку узнал лодку зятя. Она вынырнула из-за мыса и стала приближаться к берегу.
Несмотря на возраст, зрение Прокопия Васильевича было ещё приличное. В лодке он разглядел сидящего на корме Костика и девушку, прижимавшую к себе какой-то необычный предмет. Он спустился к воде, поймал брошенную верёвку и подтянул лодку.
Они поднялись по берегу наверх, и в избушке Прокопий Васильевич поставил на ещё тлеющую с ночи печку чайник.
- Отец, - сказал Константин, - это моя Айталина. Девушка покраснела и опустила глаза. - Мы, - продолжил сын, - в деревне уже со всеми нашими повидались. А теперь я привёз её сюда, чтобы познакомить с тобой.
Прокопий Васильевич пожал девушке руку, и она снова покраснела. Все опять замолчали.
-Давайте я суп сварю, - сказала девушка и положила, наконец, свой футляр на кровать. Прокопий Васильевич кивнул головой и пошёл в ледник за мясом.
После обеда они сидели на скамеечке у сруба, над которым возвышался бюст, и Айталина рассказывала о себе. Ей было девятнадцать лет. Она воспитывалась в семье у сестры матери. Родители девушки ушли из жизни рано. Алина поступила в якутское музыкальное училище. Ещё во время учёбы её пригласили играть в молодёжном скрипичном ансамбле. С Костиком она познакомилась на концерте, куда он случайно пришёл с друзьями. В футляре, который Айталина так бережно везла, лежала скрипка.
-Я её всегда беру с собой, потому что репетировать нужно каждый день, - сказала она.
Утром Прокопий Васильевич услышал музыку. Он подошёл и увидел, что рядом с бюстом, стоя лицом к реке, играла девушка. Он уселся на скамеечку и стал слушать, прикрыв глаза. Музыка ему нравилась. Почему-то вспомнилась мама, потом бухта Порт-Артура и Жёлтое море. Он увидел свою молодую жену, которая когда-то была такой же худенькой как Айталина. Ему вдруг почудилось, что он летит над рекой, потом над лесом и пятнами озёр. Было легко и спокойно.
Музыка прекратилась, и его тронули за руку.
-Прокопий Васильевич, вы себя хорошо чувствуете? - тихо спросила девушка. Он открыл глаза, улыбнулся и кивнул головой.
-А что это за музыка?
- Эта пьеса называется «Таинственный сад». Её написал норвежский композитор Лёвланд.
-Северный человек, значит.
-Мне продолжить играть?
-Да.
Утренние лучи солнца с Востока осветили бюст тёплым светом и стало казаться, что бронзовое лицо улыбается.
д. Долгое Лёдово,
25 октября 2024 г.