Воспоминания постоянного многолетнего участника Болдинских Пушкинских праздников, известной нижегородской поэтессы
В Болдине я всегда навещаю березовую аллею в центре села. Деревья высажены в 1980 году в честь 150-летия первого приезда А.С. Пушкина в родовое имение Болдино и первой беспримерной по литературной продуктивности Болдинской осени. В надписи на памятном камне - фамилии гостей праздника. В тот год в Болдине собрались писатели из всех республик Советского Союза. И какие имена, сколько они значили для меня! С директором музея-заповедника А.С. Пушкина «Михайловское» Семёном Степановичем Гейченко мы, бывало, бродили по аллеям парка вокруг дома господ Пушкиных, слушали рассказы его, воевавшего в пушкинских местах. После войны Гейченко вернулся, чтобы возродить из пепла пушинское «Михайловское», разбитое фашистами. Знаток музейного дела, он в Болдино был настроен скептически. Помню, остановится около старого дерева, обойдёт вокруг, потрогает кору и уверенно изречёт: «Нет, не пушкинской поры ветла, чтобы ни говорили», или «Много здесь вороньего крика, вороны тогда в парках не водились. Мы в Михайловском их давно вывели. Вороний крик оглушает, сбивает лирический настрой. Не слышно птичьих трелей»…
Гостей бывало много, но как-то все разместились в старом гостеприимном Доме крестьянина с перенаселёнными комнатами, скрипящими половицами и удобствами во дворе. В коридоре около стола регистрации в большой кадке красовался цветущий розан. Всегда ко Дню рождения А. Пушкина розан пышно расцветал.
За год до этой поездки мне вручили билет члена Союза писателей СССР и в числе нескольких молодых литераторов включили в делегацию праздника поэзии. Намечалось участие в литературных встречах и ещё каждому из нас, молодых, приготовили поручение - шефство над гостем. Вроде бы ничего сложного: встретить, помочь устроиться в Доме крестьянина, показать село и парк… Зачитали список. Сергею Чуянову, горьковскому тележурналисту, досталось сопровождение Юлии Друниной. Вот повезло! Как давно я мечтала познакомиться с этой известной поэтессой, знала её стихи наизусть… В книжных магазинах сборники стихов появлялись редко, новых имён немного, в основном – поэты - фронтовики и среди них Юлия Друнина. Такой выпал случай и не судьба познакомиться поближе!
Мне достался подшефный - поэт из Москвы Джеймс Паттерсон. Чуянов возмущался: «Не смогу я предупреждать капризы известной поэтессы, у меня терпенья не хватит, надо было приглашать вместе с Юлией Владимировной её супруга Алексея Каплера!» Капризы? Как возможно, она ведь солдат и столько мужества в стихах? Тогда я мало понимала, что такое в произведении «лирический герой», «авторское начало» и прочее.
Обменяться подшефными нам с Чуяновым не разрешили. Меня убеждали: «Чем вам не угодил герой фильма «Цирк», помните плачущего малыша на руках Любови Орловой? А теперь это поэт, автор сборников стихов. Гордитесь». Время поджимало, всё осталось как было намечено. Чуянов отправился на вокзал города Арзамаса в группе встречающих поезд из Москвы.
Местный библиотекарь мне одолжила на время сборник стихов Джеймса Паттерсона. Из предисловия узнала, что родился он в Москве в 1933 году, окончил Нахимовское училище, потом военный вуз, был офицером подводником! Потом заочно учился в Литературном институте, издал несколько сборников стихов. Позднее Джеймс рассказал, что во время великой депрессии в США его будущий отец, молодой африканец в группе театральных деятелей приехали в советскую Россию, в Москве женился на художнице, родились три сына. Отец не прижился в Москве, а мать с детьми в Америку не поехали. Семья распалась. Биография неординарная, конечно. А стихи – ничего особенного, как у многих: Москва, бабушка, морские пейзажи…
Гости толпились у стола регистрации Дома крестьянина, получали ключи и отправлялись в комнаты. За окном вечерело, накрапывал дождь. Розан пышно цвёл, празднично сиял и всех радовал домашним уютом. За кадкой с цветком что-то тихонько скрипнуло и пискнуло. Я заглянула, а там, за цветущим розаном, на раскладном кресле мирно спал, свернувшись калачиком, мужичок в фуфайке, рядом, в корзине, что-то шевелилось. «Слёзно просил переночевать. Из деревни, на базар приехал, а мест нет. Все койки поеты заняли. А на базар-то надо!», - увидев моё любопытство, объяснила уборщица, решительно взмахивая сырой тряпкой.
Болдино, базар… Известно, что в Болдине и в Арзамасе Пушкин бывал на базарах, записывал меткие народные высказывания («Пошёл поп по базару//Посмотреть кой-какого товару»). В первую Болдинскую осень Пушкин создал лучшие свои сказки, среди них «Сказка о попе и работнике его Балде» (1830 г.). А словечки в этой сказке редкостные, выразительные: «усердие и проворье», «приголубит», «близенько», «повадлив», «моя череда»… В его рукописях сохранился вариант этой широко бытовавшей народной сказки. Пушкин раешному стиху придал лёгкость и литературный блеск:
Как наешься ты своей полбы,
Собери-ка с чертей оброк мне полный.
Стихи написаны парной рифмой и какая рифма богатая - ударный первый слог, а не привычный последний. Кстати, что такое полба? Где-то читала, что это каша из крупы грубого помола, повседневная крестьянская еда, сейчас вышла из обихода. Надо посмотреть в словаре В.Даля.
Помню, мой подопечный Джеймс спрашивает: «Почему сказка «О попе и работнике его Балде» опубликована только после смерти поэта?» Ответ, говорю, очевиден - цензура отнеслась к сказке настороженно, потому публикация прошла через десять лет после первой Болдинской осени, в 1840 году. Поэт наделил героя лучшими чертами народного характера и ставит выше других персонажей сказки.
Глава «Путешествие Онегина», написанная Пушкиным в первую Болдинскую осень, точно передает нравы базара. В основе здесь не фольклорные находки, а знание жизни людей, патриотический настрой героя. В поселке Макарьево на Волге несколько десятилетий кипела всероссийская ярмарка, в конце 19 века ярмарку переселили в Нижний Новгород:
IX
Тоска, тоска! Он в Нижний хочет,
В отчизну Минина. Пред ним
Макарьев суетно хлопочет,
Кипит обилием своим.
Сюда жемчуг привез индеец,
Поддельны вины европеец,
Табун бракованных коней
Пригнал заводчик из степей,
Игрок привез свои колоды
И горсть услужливых костей,
Помещик – спелых дочерей,
А дочки – прошлогодни моды.
Всяк суетится, лжёт за двух,
И всюду меркантильный дух.
…Вернулся автобус из Арзамаса. Дождь не унимался. Из автобуса вышел Чуянов, он подал руку невысокой хрупкой женщине в старом видавшем виды длинном плаще с чужого плеча. Её сырые волосы беспорядочно прилипли ко лбу и шее. Она блаженно улыбалась, казалось, её радовало всё вокруг. Чуянов же был явно встревожен: «Вот, не досмотрел, Юлия Владимировна потеряла и свой модный плащ, и зонтик. Думаю, остались в поезде. Ничего, плащ одолжил оператор…»
Джеймса Паттерсона нельзя было не узнать – темнокожий, высокий, щегольски одетый молодой мужчина. Первым делом он захотел посмотреть господский дом и парк. К этому времени дождик угомонился, и мы отправились к усадьбе. Чувствовалось, что Джеймс привык к любопытным взглядам, это его давно не волновало. Свернув с асфальта, мы с трудом передвигались по размытому дождем болдинскому чернозёму, модные ботинки Джеймса были явно не приспособлены для таких дорог. Расхотелось гулять и мы вернулись в Дом крестьянина. Пожелав друг другу доброй ночи, разошлись по комнатам.
Я уже стала засыпать, когда послышался осторожный стук в дверь: «К вам можно, откройте, это Джеймс». Сердце мое заколотилось: «Знаем мы вас, негров, наслышаны. Да ещё поэт… Так я и открыла…» Лежала не шевелясь и не подавая голоса. Дверь закрывалась на большой накладной крючок, стоило чуть-чуть тронуть – и откроется. Мой подопечный тихонько стучал в дверь, не унимаясь: «Прошу, идёмте в мою комнату. Мне сказали, со всеми вопросами обращаться к вам». Пришлось одеться и идти вслед за гостем.
В ярко освещенной комнате на кровати поверх одеяла лежал маленький поросёнок. «Я таких видел зажаренными на банкетных столах, а тут – живой, здоровый поросенок и так сладко спит, даже будить не хочется. Откуда он здесь?», - смущенно обратился ко мне Джеймс. Я осторожно вместе с одеялом взяла поросенка на руки и отправилась к столу регистрации. Постельное белье быстро заменили, поросенка водворили на прежнее место, в корзину. Хозяин его мирно спал. Джеймс стоял около цветущего розана и, кажется, ничего не понимал. Почему мужичок спит здесь, почему не разделся, прямо в фуфайке, почему рядом корзина с поросятами… Да и откуда ему, московскому поэту, наполовину американцу, знать, что завтра, в воскресенье, в Болдине большой базарный день, из окрестных деревень потянутся люди с товаром. Некоторые уже прибыли, ночевать негде, а дождь льёт и льёт. Вдруг Джеймс повернулся ко мне: «Этот человек пришел по адресу – в свой Дом крестьянина, а я занял его койку. Мне об этом сказал маленький поросёнок. Завтра рано утром встаем и пойдём вместе на базар. Я читал, что Пушкин бывал на болдинском базаре. Помогу крестьянину донести корзину с поросятами».