Новая книга «Река Ангара – река Леметь» прозаика, поэта и публициста Анатолия Владимировича Казакова – это сборник рассказов, очерков и романов о судьбе русского человека, которому хорошо знакомо сострадание, любовь к Родине и природе родного края, а также долг по отношению к Отечеству и честь «бытовая» и военная.
Не ждите от этой книги сумасшедших сюжетных взлетов и падений – это не произведение из разряда современного «экшена». Здесь повествование, скорее, льется как неспешная речка, раскрывая страницы жизни простого человека. Каждый рассказ - это законченный целостный эпизод из жизни сибирского народа, где даже в местном акценте старожилов отражается их образ жизни и превратности судьбы.
В повести "Река Ангара - река Леметь" на примере одной семьи описывается слаженный алгоритм жизни целой деревни. Автор вспоминает как родные и близкие поддерживали друг друга после Великой Отечественной войны; как каждый мужчина, в условиях нехватки мужского населения, помогал другим семьям. Одновременно с этим он описывает то, как они ещё мальчишками рыбачили, а потом сразу на берегу речки Леметь готовили улов. Тёплые воспоминания вызывает и картошка, и парное молоко из печки, и переправы в соседнее село на "больших, старых, клееных-перекленных, резиновых камерах" за свежим хлебом.
Рассказ "Отмотыжился" показывает эпизод из жизни уже пожилого Дмитрия Ивановича Кислухина, который умер как и жил на рабочем месте, помогая спасти родную деревню от пожара.
Роман "Наймушин, Мама Настя, Серёжка, Братск" - это честное повествование о героическом поступке родителей 50-70 годов, строивших сибирские города после войны.
Калейдоскоп произведений, созданных сибирским писателем Анатолием Казаковым, призван, во-первых, сохранить и передать поэтичность русского народного языка через призму деревенского звучания, а, во-вторых, аккамулировать собирательный образ русского человека.
Вот отрывок из рассказа "Сибиряк-бурундук и немец", который журнал "ЛИTerra" в своё время опубликовал:
«Когда под самой Первопрестольной одолели фашистов, все без исключения с облегчением вздохнули, вздохнул и Степан. В окопе в часы затишья думал: «То, что выживу, в это поверить сложно. Вон уж сколько новеньких прислали, а первые мои боевые сотоварищи лежат все на земле нашей. После бомбёжки, обстрелов окаянных многих присыплет землицей, и хоронить не надо. Меня ведь тоже присыпало, и ежели бы случайно не отрыли, червей бы точно кормил. Ну, теперича хошь знаю, что Алёшка растёт. Подрастёт когда, будет мамане вёдра помогать таскать в телятник. А ежели возвернусь, то Клавдию свою буду любить сильнее прежнего. Любовь, она не только, чтобы с бабой спать. Тут душа человеческая наружу шибко видна, да так видна, что без следователей всё понятно, хотя яснее ясного, что ничего непонятно, и сколь ни живи на белом свете, всё одно удивительно всё энто дело.
Ожесточённые бои в Берлине шли к завершению, все понимали, что ещё чуть-чуть — и войне конец. Степан хотел пристрелить гадёныша, но что-то не давало. Нет, ни за что в мире не объяснил бы Васильевич: почему не поднималась у него рука на этого, в сущности, мальчонку. Отведя свой автомат в сторону, сказал:
— Вот, фашистёнок, скоро Гитлер капут, стало быть. Молодой немец закивал головой и быстро заговорил: — Я-я, Гитлер капут. Гитлер капут.
Степан, видя, как немчурёнок не сводит своих испуганных глаз с дула автомата, сказал:
— Запомни меня, фашист. Хоть ты и молод шибко, а всё одно фашистёнок. Я есть Сибиряк. С реки Ангары. Зовут меня — Степан Васильевич Фёдоров. Убивать я тебя не стану. Война вот-вот закончится, может, после вспомянешь…
Жил старый солдат с Клавдией и не ведал, что ищет его давно тот самый фашистёнок. Как удалось Августу Краузе отыскать Степана — неведомо. Только известно наверняка, что в перевезённом уже давно из-под затопления дому пили русский солдат и немец неделю.»