КТО МЫ?
Чудь начудила да меря намерила…
Александр Блок
Кривич ли скривил в лесах дороги,
Лютич лютовал в трясинах зла,
Весь, отмерив, спряталась в остроги,
Меря, взвесив, на Царьград пошла,
Мних ли забелил страницы-числа
Старых книг, а может, ты забыл,
Как преданья дедовского смысла
Умыкнул разбойник Радзивилл.
«Кто мы? Что мы?» – Повторяешь снова.
А в ответ – лесная темнота.
И звучит в ночи другое слово:
Кем мы были в мире без Христа?
Но воздвигли храмы в покаянье
В чащах у речных глубоких вод,
Обнялись – поляне и древляне,
И явился из лесов – народ.
И в свободных городах державы
Говорим, доколе здесь живём:
Мы – собор высокий многоглавый
С благодатным радостным огнём.
По глубинным книгам сокровенным
В нас – породы царской чистота:
Мы – родня по метрикам и генам,
В наших жилах – Плоть и Кровь Христа.
Мы – тысячеустая Россия,
В реках и лесах подзвездный храм,
На тысячелетней Литургии
Хор, поющий Славу Небесам.
ВОЛОКОВАЯ
Черны чугунки, и старинные живы ухваты,
И угли в золе полыхают, как звёзды в ночи.
Ты крестишь порог и гостей приглашаешь у хату,
И ставишь картоху в остывшем горшке на печи.
И шепчешь устало, по углям былое читая,
А Каспля шумит и как щуку хранит твою весть,
Что волок лежал за деревнею Волоковая,
Ведь тысячу лет простояла над озером весь.
Ты многое помнишь о веке жестоком и грубом.
Твой парус серел, и была тебе смерть нипочём.
Но сжег твои всходы литвинин по имени Ругор
И жар разбросал в твоей печке тяжелым мечом.
Ты дровы бросала – ни бед, ни годов не считая.
Но вилы взяла и ушла в партизаны родня.
Под свисты шрапнели ты выпекла хлеб для Барклая.
А пленный французик дрожал и дрожал у огня.
Пришла немчура – старой бабой, от горя горбатой,
Кричала: «Уйди!» – и внучка заслоняла собой.
Корову убили. Сожгли твою вечную хату.
Осталась лишь печка с дымящею гневно трубой.
И сколько жила ты – войной полыхала равнина,
И вечные всходы болезнью сжигала роса.
А ты всё ждала в партизаны сбежавшего сына
И Бога молила, чтоб дочку хранили леса.
Ты чёрные руки положишь на белую скатерть.
Кто был здесь в гостях – позавяжешь на память узлы.
Разломишь картоху – великая вечная Матерь,
Вся в чёрных морщинах чернее земли и золы.
Зарю над деревней твоей повернуло на полночь,
И звёзды над Касплей на волок идут посолонь.
Ты смотришь во мрак и, беззубая, шамкаешь: «Помню!»
И в старой печи поднимается Вечный огонь.
ДНЕПРОВСКИЕ СТРОФЫ
1
Шумят в старинных поймах ковыли
Седые строки повести былинной,
А над Днепром опять закат в крови,
И ничего не скажет о любви
Земной судьбы податливая глина.
Сомни её устало в кулаке,
Слепи в извечном поиске исхода
Солдата, и, поставив на песке,
Подумай, что сомнительна свобода.
А там, в тени под ивами, в воде,
Зеленой тиной – камуфляжа пятна,
И словно кровь – лучи на бороде
Застреленного русского солдата.
И водоросли-волосы скользят
У берега косой девичьей длинной.
Кувшинкой вышит свадебный наряд
Зеленоглазой Мавки с Украины.
Вас Днепр свёл, течением времен
В верховья вечной памяти забросив.
Ведь сказано в преданиях племён –
Любите, дети. С вас никто не спросит.
Отхлынет эхо долгое войны,
Как алый отблеск вечного былого.
Вы были влюблены. Погибли вы.
Но всё пройдет и всё вернется снова.
Солдат опять отправится в поход,
И ночью вновь напорется на мины.
И Днепр из трав речных опять совьет
Венок для Мавки – Мавки с Украины.
Но вы, чья плоть в ручьях речной травы,
В тяжелых зёрнах зреющих колосьев –
Любите больше. Пусть погибли вы –
Вы всё прошли. С вас вечной мерой спросят.
На мягкой глине и речном песке
Днепровских пойм запишется былина,
И вновь сомнётся медленно в руке
Земной судьбы податливая глина.
2
Гей, батька Днепр! Красна былин ладья,
Полна старин скрипучая телега!
Но шевельнулась древняя змея
В седом кургане вещего Олега.
Гей, старец Днепр! Ты узок стал на вид –
Ни прежних вод, ни прежнего размаха.
Но рощица осенняя горит,
Венчая холм, как шапка Мономаха.
И за неё по-прежнему война
Идёт, и кровь багрит твои равнины.
И бьётся у врагов в плену княжна –
Запроданная Мавка Украина.
И русский князь опять не спит ночей,
Пытая долю в битве сокровенной,
И на лихих ярит степных коней,
И шлет родимым весточку из плена.
Но утро ясно. Небо высоко.
И ласточки ещё не закричали.
И видно – на столетья далеко,
Как будто мир ещё в своем начале.
Как будто Игорь не попал в полон,
И Муромец ещё в седле и славе,
И жив отважный генерал Скалон,
И Тёркин лишь подходит к переправе.
И Святослав встаёт на стремена,
В ковыль времён врезая битв подкову.
И мчатся скакуны Бородина,
И рвутся в сечу кони Куликова.
И ясно, что, преданий не ценя,
Мы что-то пропускаем, хоть и знаем –
И вновь родного предаём коня,
И от коня, как прежде, погибаем.
А над рассветом, в огненной броне,
Былиной неразгаданной для внуков
Летит святой Георгий на коне,
И рядом на коне – Георгий Жуков.
3
Здесь всё славянской речью поросло.
Роняют сосны смол янтарных сгустки.
Пускай теченьем ила нанесло –
В днепровском русле льётся древнерусский.
Здесь на прибрежном мху валун седой
Тропой бредёт века к святым печерам,
И буквицы-стрекозы над водой,
В слова слагаясь, дышат вечной верой.
Здесь все кувшинки, перечни имён,
Осоки и предания былого,
Теченья рек, речения племён
Сливаются в священном русле в Слово.
Над соснами и вечным ходом вод
Оно шумит старинною свободой,
И Книгой Жизни синий неба свод
Простёрт над поймой – летописным сводом.
Здесь Третья вавилонская война
Ещё не разделила мир наветом.
Едина речь. И слиты племена
В глаголе – как перед кончиной света.
Здесь можно ясно вспомнить и назвать
Живых и мёртвых предков поимённо,
И над Законом льется Благодать,
Снимая с мира тяжкий крест Закона.
И снится руслу ныне и поднесь
Ладья и парус – вечная дорога –
И речь, где тихим выдохом: «Аз есмь!» –
Плывёт сквозь ночь святое Имя Бога.
4
Ой, Днепр, Днипро, река славянских слёз!
О русской славе и о русском горе
Береговушки свищут возле гнёзд,
И с каждым годом всё кровавей зори.
И глиняная летопись времен
Слезой плывет в подкове оберега.
Но чутко спит и видит чёрный сон
Змея в кургане вещего Олега.
В нём танки ищут в брешах века ход –
Немецких свастик пауки косые,
И Киев-Змий к святым мощам ползёт,
И Киев-Вий хватает меч Андрия.
Да ты незряч, как всякий курослеп,
Бендер и ляхов смрадный улей виев!
Но на конях с Небес Борис и Глеб
Летят, спешат в великий город Киев!
А там, в проломе княжьей высоты,
Ещё недавно ясно золотые,
Сияют Лавры чёрные кресты
Над рухнувшим крестом Святой Софии.
Кто нас столкнул? Что значит чёрный сон?
Кто из дружины братского народа
Заморской древней ересью сражён?
Кого страшит славянская свобода?
Да это ты – земных веков шлея,
Смертельная гадюка в корне древа –
Эдемская ползучая змея,
Толкнувшая на грех Адама с Евой!
Шипишь…
А здесь, в плавилище племён,
В чернобыльских мутантных колбах века,
Где код цивилизаций изменён,
Идет последний бой за человека.
Не кибера с компьютерной душой,
Не «фрукта» генетических гибридов,
Икона Божья – человек живой –
Не знает оцифрованных подвидов.
Здесь бой идёт за веру, где в цене
Любая жизнь. И в вечном единенье
Живого – скачет всадник на коне,
Как вечный символ Божьего творенья.
А ты, природа – конь земных кровей,
Мчишь по векам – стремящим воды рекам,
И в зле своем бессилен вечный змей
До той поры, пока ты с человеком.
Ответных санкций экстренный пакет
Пропишем господам америкосам –
От огнеметов русских и ракет
Отведайте российского «кокоса»!
Но ты, змея, ты – спи! Во мху времен,
В седых курганах. Каждый русский верит,
Что разгадает гибельный твой сон
И не наступит вновь на конский череп.
5
А женских слёз гремучая кудель
Кровь разжижает и лишает славы.
На башнях сечи видевших кремлей
По-бабьи не рыдайте, Ярославны!
О князе не рыдайте золотом –
Он в землю в битве лёг под вражьим станом.
О сыне не рыдайте молодом –
Горят огнём в бинтах кровавых раны.
А мёртвым пал ты в праведном бою,
С победой вышел правою из боя –
Ты отдавал за други жизнь свою.
Здесь в бой выходят. Здесь творят святое.
Войной священной вышел здесь народ
Пасть с честью или выжить – за свободу!
В разрывах пуль и мин Христос идёт
По красным водам, по днепровским водам.
Он отдал жизнь – и знает цену ей,
До капельки пролитой без приказа.
И смотрят сквозь прицелы веселей
Глаза бойцов российского спецназа.
Где Тёркин переходит реку вброд,
На переправе горюшко солдатам!
Христос протянет руку и спасёт,
И выведет бойцов, как в сорок пятом.
Рванув вперед врагам наперекор
Под долгожданный рокот вертолёта,
Бинтами обмотав земной простор,
Работает уставшая пехота.
По свастикам немецким лупит «Град»,
Бьют «Солнцепеки» – новые «Катюши»,
И прямо в рай от красных вод летят
Святых бойцов искупленные души.
– Христос Воскрес! Живой Христос – с тобой!
Ликует солнце в поднебесных сводах.
Мешая кровь бойцов с речной волной,
Владимир крестит Русь в днепровских водах.
Строчит прицельно вражий пулемёт.
В рубахе из холщового тумана
Христос идёт по руслу древних вод.
У сердца – окровавленная рана.
6
Нет, Днепр Славутич, музы не молчат,
Когда прицельно бьют по нашим пушки.
И Нестору о подвигах кричат
И в клювах кровь несут береговушки.
Он пишет кровью павших до утра
Победы повесть с вестью похоронной,
Пока на ивы старого Днепра
Ложится тень от вражеского дрона.
Черны кресты. Кровав в полях восход.
Солдатской кровью всходят в поймах маки.
Но бьёт, не умолкая, пулемёт
В десантной, смертной, доблестной атаке.
Здесь живы все! У Бога мёртвых нет!
И надо смерть пройти и боль осилить.
Ещё горит в пещерах Лавры свет,
И Нестор пишет правду о России.
* * *
За годами и снегом не видно во мгле,
Что нам Бог на земле приготовил.
Светит роза сухая на темном столе,
Словно сгусток запёкшейся крови.
В темных синих подпалинах – маковый зов
Обречённого на смерть рассвета.
В красных зевах засохших без влаги цветов –
Полыхание мрака и света.
Затянуло фрамугу узорами льда,
Паутиной седого мороза.
В мирозданье за рамой замерзла вода.
Это я – твоя чёрная роза.
Это мне – предназначено ждать и терпеть,
Тлеть и вянуть, считая напасти,
В паутине сухими цветами гореть,
В алый прах рассыпаясь от страсти.
Но другая звенит мне над снегом звезда,
Потому, как позор и проклятье,
Уходя, забываю тебя навсегда,
Размыкая чужие объятья.
И сквозь годы и снег ощущаю спиной,
Как с весёлой и дерзкой отвагой,
Раскрасневшись от ветра свободы шальной,
Лепестки наполняются влагой.
* * *
Горят мне звёзды, говорит мне рок,
Грозит мне смерть, смакуя слово «прах».
Но солнцем жжёт огонь в разрывах строк
И вспыхивает вьюгами в мирах.
А в подворотне старенький фонарь
Скрипит всю ночь – киваю фонарю.
В морозный шарф закутавшись, январь
Летит по льдинам… Я опять люблю…
И учит непрожитая зима
Вставать со льда, собрав осколки сил.
…Но что мне целый мир, коль я сама –
Вселенная в снегу ночных светил!..