ЛЕТНЕЕ
С этим летом будет все в порядке!
Ноги в красных точках комариных.
Первая клубника – прямо с грядки.
Дни цветные солнечны и длинны.
В горнице бревенчатой прохлада,
Простокваша из пузатой крынки,
Лапы тянут яблони из сада,
К озеру заросшая тропинка.
Подойти к воде, жарой нагретой,
Манят плавниками в тине рыбки.
Только тут, в деревне, может лето
Убаюкать время в старой зыбке
Голосом – и птичьим, и звериным.
Солнце полыхнет в кудрявой роще,
Облаков малиновых перины
Золотом закатным ночь полощет.
Сладко засыпать под полушепот,
Смысл его едва ли интересен,
Самый первый, самый важный опыт –
Жизни и труда. Любви и песен.
Крошки и песок прилипли к пяткам –
Сон щекотку нежную пригубит.
С этим детством будет все в порядке,
Раз тебя так беззаветно любят.
ПАРК ПОБЕДЫ
Парк победы – щедрый и прохладный
У одноимённого метро
В чёрном добела сорок втором
Был горящим символом блокадным.
Улиц ледяные коридоры
Тел окоченевших! Страшный год.
Так кирпичный до войны завод
Преобразовали в крематорий.
Город гаснул, горбился от горя,
Смерть неся, как ношу, на плечах.
Сколько дней в тех сожжено печах,
Сколько судеб, подвигов, историй!
Руки – слава их голодной силе –
Вагонетку с пеплом повезут
До воды, чтоб прах отправить в пруд –
В Братской упокоить всех могиле.
В сорок пятом сотни ленинградцев
Саженцы деревьев принесли,
Чтобы было время у земли –
Время возрождать и возрождаться.
С городом и жизни пополам!
Память навсегда осталась с нами,
Ленты с дорогими именами
Прикрепив и к веткам, и к стволам.
Тихо-тихо сказку шелестя,
Будут ветви ив к воде ласкаться
И лелеять спящее дитя…
Под защитой вечных ленинградцев.
БАБУШКА
В квартире пахнет грустью и таблетками,
Чуть освещает кухню бра над столиком.
Но вдруг – звонок! За дверью – дети с детками!
Трепещет сердце чутким нежным кроликом.
Пусть пухлые ручонки шаловливые
Все фото в пыльных рамках перетрогали,
Глаза подслеповатые, слезливые
Очки найти в ручонках этих смогут ли?
Веселым семенящим мелким топотом
Полы вдруг заиграли половицами,
Заливистым искристым звонким хохотом,
Сосновым лесом, солнышком и птицами.
Карандашами и немного красками
Раскрашены обои обветшалые,
Ну а костыль постылый и неласковый
Убрали с глаз долой, чтоб не мешал он, и
Без докторов, пилюль, уколов – мистика! –
Ушла тоска, как с неба туча чёрная!
Душа раскрыла новенькие листики,
Мурлыча пионерское, задорное.
БАБА ЛИДА
Глаза закрою и увижу детство:
Резных окошек сероватый свет,
Оладушек печное чудодейство,
Деревня. Утро. Мне двенадцать лет.
Как мало было мне тогда понятно,
Как много было мне тогда дано:
Тенистый пруд, в зеленой ряски пятнах,
Душистой баньки узкое окно
И щедрые дары из огорода –
Плоды неиссякаемых хлопот.
И бабушка – хранительница рода,
Семьи опора. Совести оплот.
Всю жизнь трудилась в местной сельской школе,
За ручку первоклашек в жизнь вводя,
А на руках – мозоли все, мозоли,
Ни нитки не боялась, ни гвоздя.
Однажды ее бывший первоклашка
Явился вдруг на крепкое крыльцо.
«Дай, Николавна, мне на полторашку!»
Нетрезвый взгляд, испитое лицо.
Я помню, как она тогда ругалась,
Строжила как и денег не дала.
Как победила ласковая жалость,
Поставив опохмел на край стола.
Я помню короба поспевших ягод
И крынки с неостывшим молоком.
Я помню, как, закоченевши за год,
Душа теплела. Делалось легко.
Все счастье наше детское, святое
Хотела баба Лида отстоять.
Не размышляя – стòит ли, не стòит.
Бабуля Лида. Матушка моя.
ВОСКРЕСНЫЙ ПАПА
Ты для меня остался звёздным странником,
И в поезде по Млечному Пути
Ты ложечкой звенишь по подстаканнику –
Быстрей в стакане сахар развести.
Вагоны по пути лениво катятся,
Меж марсов и юпитеров юля.
А я стою в своём зелёном платьице
На шарике с названием Земля.
И, может, в этой ледяной Галактике
Пройдёт ещё сто сорок тысяч лет.
Я все же буду ждать тебя как Хатико
Зелёным маяком среди планет.
Наверное, мне даже будет холодно,
Меня, наверно, даже злость возьмёт:
Ну сколько можно ехать? Завтра в школу мне!
Ну что же этот поезд не идёт?
Ура, приехал, тут, не понарошку, нет!
Обнимешь и подбросишь в облака.
И будет так тепло сжимать ладошку мне
Надёжная отцовская рука.
Пойдём со сладкой ватой и мороженым
На каруселях радостно визжать,
И мне казаться будет невозможным же,
Что к вечеру исчезнешь ты опять.
Под одеяло заберусь с фонариком,
Чтоб в тёплой темноте молчать навзрыд.
И радость наших встреч воздушным шариком
Под потолком отчаянно сгорит.
ПРИЗНАНИЕ
Ты дослушай до конца меня, мой друг.
Я любовь лечил, как лютый, злой недуг.
Я смеялся ей в прекрасное лицо,
Я боролся с ней и шпагой, и свинцом.
Сколько горьких я испробовал пилюль,
Чтобы в сердце не настал шальной июль,
Чтоб листочки не проклюнулись, легки,
Здравой логике и смыслу вопреки!
Я любовь, как оккупанта, победил!
Съел ее, как антилопу крокодил,
Через силу, через слёзы и с трудом,
Чтоб не смела на порог войти в мой дом.
На груди – цинизма прочная броня
Не позволит сердце глупое пронять!
А холодные угрюмые глаза
Не дадут и слово нежное сказать!
Но суденышко мое поймало крен,
Мне вчера любовь сказала: «Добрый день»,
И вдохнул я аромат ее волос,
И пошел ко дну последний мой матрос.
Доктор долго снимки сердца изучал,
Молоточком по коленкам мне стучал
И, вокруг стола угрюмо побродив,
Свой вердикт печально выдал: «Рецидив».
Я теперь брожу по свету – сам не свой!
Хоть китом кричи, хоть серым волком вой.
На войну потратил столько долгих лет!
А любовь глядела грустно мне вослед.
И она, непостижима и светла,
Столько долгих-долгих лет меня ждала.
Как поверишь? Как увидишь? Как поймешь?
Что в руках ее? Букетик? Или нож?
Это счастье? Или злая западня?
Ни поверить, ни увидеть, ни понять
Не даёт цинизма прочная броня,
Что, как панцирь, глубоко вросла в меня.