СТРЕЛА
Снова над Родиной
Свищет во всю листопад.
Снова над Родиной
Птицы теряют сознание.
И невозможно нам, брат,
Оглянуться назад.
Сосредоточить
На чьём-то паденьи
Внимание.
Завтра оставит от нас
Лишь простой шепоток.
Сердцем предчувствую:
Завтра —
Не будет хорошим.
Родина, матушка,
Дай напоследок глоток
Свежего ветра
До скользко изодранной
Кожи!
Содранной кожи под
Бешеный клёкот
Вершин,
Где никогда постороннему
Не были рады…
Родина, это ведь я,
Твой потерянный сын,
Крыльями бью
По косому дождю
Листопада.
ГОЛУБИ И АНГЕЛЫ
Не прощайтесь со мною,
Ни к чему это, голубь.
Может позже когда-нибудь,
Но не сейчас.
Онемела осина,
Заглянувшая в прорубь,
И с тех пор не смыкает
Над прорубью глаз.
Я ладонями сжал
Боль в единое целое.
Я губами нащупывал
Вас, Имена.
И два ангела мрачно
Раскрашенных в белое,
От стола отделив,
Предложили вина.
Подбородок мне вздёрнул
Один вопрошающе
Кружевным, замогильно
Колючим крылом.
Но другой примирительно
Обнял товарища:
Постращал, приерошил,
И будет на том…
А ты, малый, гляди!
Выбирай-таки время.
Голосов чаще слушай, -
Свихнёшься скорей.
Голоса могут, брат,
Оказаться не теми.
Ну, а голубь ?..
Плевали мы на
Голубей.
ЭПИКА
Скажите мне, который есть толмач:
Куда уходят на исходе липы?
Я слышал шёпот их,
Я чувствовал их плач,
Я не сошёл с ума,
Я просто малость выпил…
Мы мастерили некогда давно
Скворешни, напевая о «Катюше»,
Тогда фронтовики под домино
Обогащали крепко наши уши.
Посвистывала вечность, и её
Пронзительность мы путали с фаготом.
Распугивая юркое зверьё,
По чердакам осевшее и дотам.
Прости, в орду изрубленный репей,
Рык грозовой раскатистый и дальний.
Вот мамы: наблюдают из дверей,
Но тоньше руки их и голоса печальней…
Вот да беда:
Куда бы ни пошёл,
Кого бы ни окликнул в тленном бденье, –
Я снова здесь,
И вросший в мусор стол,
Как приговор,
Без права на спасенье.
Толмач, толмач!..
Уйми своё кино.
Я заглянул к вам, друг,
Себя не помня толком…
Когда-то здесь стучали домино
Орденоносцы в шляпах и наколках.
ЭХ, ДОРОГИ…
Кто-то жарил котлеты
В необъятной стране,
Напевая при этом
Об «амурской волне».
О железных вагонах,
Где с конвоем «на ты».
О словечках калёных
У запретной черты.
О раскуренных трубках
Пел прокуренный бас.
О крылатых голубках
Покидающих нас.
По просторной пороше
Добродушен, как Шрек,
После рюмки хорошей
Шёл и пел человек.
Эх, натёртые ноги,
Шрам, вспахавший висок,
Остановим на вздохе
Свой последний бросок?
О сердцах раскалённых
Знаешь многое ты.
О курсантских погонах
До посмертной звезды.
Кто-то жарил котлеты,
Им румянил бока,
А беспечное лето
Уносила река.
Эх, натёртые ноги,
Галифе натощак.
Вот и снова дороги:
пыль… ковыль… Зодиак
НАВСЕГДА
Медленные тени укачали,
Выкрали из времени
Влюблённых.
Прошлые любови и печали
Пьют ситро
В прохладных павильонах.
Неужели, правда, неужели
Я успел, не перепутал даты?
Но ладьями старыми качели
Уплывают,
Будто виноваты.
К слуховому времени окошку
Припаду, кляня сердцебиенье.
И услышу хохоток в ладошку
Девочки по имени Мгновенье…
Отчего же, старые, в печали,
Липы, почему вы не речисты?
Вы моих знакомых не встречали
На тропинках юности тенистых?
Не видали, – бормотали липы,
Не знавали, – подтверждали ели.
Либо ты немножко “лишку”, либо
Мы её, старея, проглядели.
Обернись, и ты увидишь толком:
На скамье, пропыленной лучами
Мальчик спит,
Прикрывшись треуголкой…
А других, ей богу,
Не встречали.
НАШИ ТЕНИ
Угасают вместе с тополями,
В небеса уходят журавлями
Наши тени где-то ли, когда,
Брошенные нами навсегда.
Вот и спички, словно человечки,
Простодушно отдают сердечки
Первому, кто поднял коробок,
Заглянув под полог этих строк.
Насмерть зацелованные в глазки
Здесь от пыли пухнут наши сказки:
даши, саши, мишки да слоны,
барабан из вечной тишины…
Разве нам они уже не дети,
Эти ворчуны, шепташки эти?
Помнишь, как кормили мы с тобой
Мотылька, беспечный мой герой?
Вот и ты, наверно на разлуку
На моём лице рисуешь буку,
И срываясь, катится она
По щеке, отчаянья полна.
Погоди, позволь ссажу с коленей:
Вот твой дом – гляди! – в окошках тени
Всех грядущих вёсен и миров,
В тополиных таинствах дворов!
Я здоров, слегка здоров, быть может.
День, как день, и он, ещё не прожит.
Слышите, прохожий: Добрый день!
Это ваше… не теряйте тень.
Тихо облетают тополями,
С кличем пролетают над полями
Наши вёсны, лица, голоса…
Гаснут нашей нежности глаза…
ТРОЯНСКИЙ КОНЬ
Из цикла Легенды обочин
Вся смрадь трущёбная вокруг:
То хруст фаланг, то клювостук.
То губы нежные ножа
Твоя предчувствует душа.
Канатоходцу не легко,
Мешает выпуклость в трико.
Да только глаз сверлящих блеск
Усугубляет ткани треск.
Взвалив на закорки бочар
Плывёт на шароварах мавр,
Как мухи липнут на хурму
Кухарки с прачками к нему.
Эй, хлебодар, а ну постой:
Что за пазухой, толстой?
Кошель грошей! Ну наконец,
Собьём с тебя весь холодец!
Рыбарь с корзиной над собой
В толпу уходит с головой
И выплывает мертвецом
С размятым в камбалу лицом.
Фруктовщики! – вертлявый люд,
Плодов гоморских насуют,
А водоносы из реки
Добудут к свадьбе башмаки.
Весь завитой, но гнилогуб,
На ухо дышит наркотруп.
Звенит изнанкою камзол,
Трещит шприцами Семидол.
Да, зверьи мы. В одной цепи.
Хоть прицепи да расцепи.
Да хоть скрути в бараний рог
Рагу из волосатых ног!
Ты носишь головной убор
Из сточных тряпок, словно вор.
Всё прячешь знамя на груди.
Мешаешь гражданам
Пройти…
Хотя твердят, что в графствах крыс
Ещё живёт старик Уллис.
Из-под бровей гремит огонь.
И ржёт он, как Троянский Конь!
ВСЕ СЧАСТИЯ, ОТЧАЯНЬЯ МОИ
Глава закрыта –
Прокартавил ворон.
Глава закрыта
Раз и навсегда.
Пускай полсердца
Вырвано из створен
Сюда не возвратишься
Никогда!
И дворник, отхаркнув
Табачною цикутой,
Уже в совок собрав
Ещё живые сны,
Сверкнув слезами
В качестве салюта,
И отбыл
До неведомой
Весны…
И замер двор
Все феврали – апрели,
Рябиновые клёнов
Ветряки.
Я подошёл к качелям,
И качели
Посыпались к ногам,
Как мотыльки…
Чернел привычно,
Исчезая город.
Ощерилась искра
От спичечной дуги.
Я выждал пять минут.
Плаща надвинул ворот.
И за собой
Унёс свои шаги…
В далёком далеке,
Друг дружку окликая,
На зов моей крови,
На клич своей семьи,
Ко мне
Со всех сторон,
Неслась собачья стая!..
Все счастия.
Отчаянья мои.