ОДНАЖДЫ В ДЕВЯНОСТЫЕ…
Солнечный свет нежданно скромно шевелил короткие осенние шторы. Две подруги Ули ещё крепко спали после очередной срочной работы. Ей тоже хотелось полежать в мечтательной тишине, окружённой розовыми снами незабываемого вчерашнего вечера.
Они познакомились в метро ранним утром, когда Миша ехал на работу, а Уля, уставшая, с покрасневшими глазами, возвращалась, как она сказала, с дежурства домой. Миша уступал ей место и стоял рядом, исподволь поглядывая на неё. Когда двери, вагона открылись, он вышел за нею.
Уля остановилась на перроне, как бы, не зная, в какую сторону идти. Мишу что-то подтолкнуло, он необычно осмелел, подошёл к ней и спросил разрешения проводить её. Но она торопилась. Тогда он дал ей свою визитку и попросил позвонить, когда сможет.
Уля, почти бегом, быстро пошла к выходу. Миша стоял и смотрел, как мелькал в толпе её лёгкий чёрный плащик, пока он не исчез на последней ступеньке эскалатора.
Мише она привиделась лёгкой быстрой ласточкой, а полы плащика были похожи на острые крылышки. Он залюбовался этим образом, немного постоял и пошёл в свою рабочую сторону.
Эта мимолётная встреча весь день не давала ему покоя. Прошла неделя. Миша потерянно ходил с друзьями на весёлые мероприятия, пытался развеяться от грустных мыслей, нагрузил себя дополнительной деятельностью на производстве, но ничто не помогало. Он, как очарованный, «плыл по течению» своей молодой жизни, не замечая её радостей.
Во вторую неделю позвонил незнакомый телефон. Весёлый, как младенческий голосок, спросил:
- Это Михаил Эразмович?
- Да – ответил он!
- Две недели назад в метро вы мне дали свою визитку и просили позвонить … Меня зовут – Уля…
Миша так опешил, что, в первое мгновение, у него отнялся язык.
- Да-Да-Да…. – пролепетал он…
- Я Вас слушаю, Михаил Эразмович!
Миша сбивчиво стал говорить, как ему показалось, какую-то банальную чепуху. Она слушала, поддакивала, смеялась. Наконец они договорились в ближайшее время встретиться.
На первом свидании, они разговаривали на общие темы. Миша понял и почувствовал, что мимолётное впечатление от образа Ули не улетучилось. Он коротко рассказал, не вдаваясь в подробности, о своём предприятии. Она же умолчала о трудностях своей работы, сославшись, на её конфиденциальность.
С каждым днём её душа всё больше оттаивала, притыкаясь к мягким, потусторонним, завораживающим словам Миши. Он, как в первый раз их знакомства, стеснялся говорить о любви. И её это радовало. В его общении с ней не было грубости, развязности, даже в мелочах.
Как-то в большой церковный праздник они остановились около входа в Храм Большого Вознесения, засмотревшись на его архитектуру. Миша вспомнил, что в нём венчался поэт Александр Пушки и предложил зайти на службу. Уля ответила, что она не крещёная, Бог не пустит её в Храм и напомнила Мише историю с Марией Египетской. Он пропустил это мимо ушей, сам зашёл на службу, побыл в ней некоторое время и вышел несколько озадаченным. К церковной теме они больше не возвращались.
Михаил ни один раз предлагал Уле пойти в театр, на концерт, но, купленные билеты пропадали из-за того, что её срочное дежурство, как она говорила, «настигало и гробило все светлые душевные порывы».
Михаил видел, что Уля часто очень уставала, и предлагал ей поискать другую работу, не связанную с ночным дежурством. В поисках этого он привлёк своих друзей.
Когда появлялись какие-то рабочие вакансии, Уля их скрупулёзно изучала и через некоторое время отказывалась из-за маленькой зарплаты или рабочего режима, «сковывающего творческие перспективы».
Миша с большим трудом достал билеты в Большой театр на оперу Джузеппе Верди «Травиата». Но Уля более всего обрадовалась, что опера будет идти на исторической сцене. Она много слышала от подружек о красоте этого старинного зала, но в нём никогда не была.
Михаил с Улей заранее пришли в театр. На ней было красивое дорогое платье, а голову обрамляла модная современная причёска. У Михаила замерло дыхание: перед ним появилась принцесса из позапрошлого века.
Места оказались в партере зала недалеко от сцены.
С первых тактов музыки веки Ули дрогнули и её чёрные глаза засветились сиреневым светом.
В антракте Миша принёс к столику фужеры шампанского. Уля молчала, видимо переживая за главную героиню оперы. Они пригубили игристое вино, и, Уля, как-то отстранено сказала: «Большое тебе спасибо, Мишнька». Он наклонился к её лицу и увидел на плече изящную татуировку. Уле он ничего не сказал, но его покоробил этот замысловатый вензель.
После спектакля, Миша поймал такси, и они разъехались по своим квартирам, молча, под впечатлением оперного действия и гениальной музыки…
Михаил, казалось, душой и мыслями «привязался» к Уле. Их нечастые встречи не нарушали взаимной симпатии, и после года общения он чаще задумывался о дальнейшей своей холостяцкой перспективе. Он не приглашал её к себе домой, а Уля не могла встречаться с ним у себя, так как жила в съёмной квартире с двумя подружками. Они встречались в кино, на других мероприятиях, гуляли в парках, обедали в ресторанах. Никого из своих друзей Михаил и Уля не знакомили, как бы опасаясь «сглаза».
Михаил как-то предложил ей встретиться у друзей, которые уехали в отпуск. Но Уля категорически отвергла предложение. Их любовное общение не выходило за рамки «братских поцелуев». Она считала, что «продолжение» может быть только между законными супругами.
Уля вела себя сдержано, и Мише иногда казалось, что она его не любит. Он «списывал» это на её «природную» скромность. Но, однажды летом, при расставании, Уля начала шептать Мише на ухо, что любит его до помрачения, не может жить без него, и мечтает стать его женой. Она рыдала, говоря, что только он может спасти её от семейных проклятий.
Это признание Ули потрясло Михаила. Теперь она стала ему такой родной, как будто он знал её до рождения. Михаил в этот же момент сделал Уле предложение: «Будь моей женой».
Подготовка к свадьбе была не только материальная, но и моральная. Свадьбу наметили на конец осеннего месяца.
Двое закадычных друзей предложили Михаилу устроить перед свадьбой вечер прощания с холостяцкой жизнью – как положено, «мальчишник», пригласить на него «девушек по вызову». С ними можно чувствовать себя раскованно и не терзать совесть.
Миша отверг идею с приглашением девушек. Сёма возмутился: «Не хочешь? А мы бы – гульнули». Он достал истрёпанную книжонку и начал искать телефоны. На «вскидку», нашлось несколько подходящих «объектов», которые друзья обсудили, согласились и назначили день «мальчишника».
Михаил находился в сомнении. Он не мог представить компанию вместе с «девушками по вызову» и, живущего в его представлении, чистого образа ангела Ули.
Но время шло. Заботы о «мероприятии» выбили Михаила из реальности. Вдруг за два дня до намеченного срока Сёма «доложил» ему, что дело «на мази» и встреча состоится у него «на хате». Оставалось Мише «поучаствовать» в действии финансово…
Был организован театральный приём гостей: с букетами цветов, ресторанным столом и какими-то «мелочами».
Все трое друзей находились в квартире, когда прозвенел ожидаемый звонок. Сёма бросился открывать дверь. Послышались женские голоса. Сёма играл роль «гардеробщика…».
Наконец, дверь распахнулась, и в комнату вошли три девушки…
Михаил тоже вышел им навстречу… Впереди всех вошла… Уля...
Высоковольтный нервный ток, как молния, ударил между ними, разорвал пространство и засыпал пеплом души.
Михаил остолбенел, почернел лицом, сердце его остановилось. Уля с плачем упала перед ним на колени, вскрикнув пронзительно: «Это не Я!..»
Мишины приятели и подруги Ули не поняли, что произошло и начали собраться уходить. Миша дрожащей рукой держался за левую сторону груди, не приходя в себя.
Уля схватила свой плащик и в забытьи побежала босиком на улицу. Холодный осенний ветер с дождём вырвал из её рук плащик. Он упал в грязь, запутался в ногах. Она ничего не видела, и не слышала оглушительный бесконечный звон трамвая…
Но люди говорили, что на этой улице никогда не было трамвайных путей…
Михаил с тяжёлым инфарктом получил вечную инвалидность.
КАРТОЧНЫЙ ДОЛГ
В те далёкие и не совсем далёкие времена уплата карточного долга в любой игре считалась долгом чести, чего бы это ни стоило проигравшему.
Мелкий столичный чиновник Обухов, успешно обыгрывал всех своих друзей и знакомых. Отроду ему было немного за тридцать. Но жениться он пока не собирался, потому что хотел свободного орлиного полёта над приземлёнными «женатиками».
Когда надоедало однообразное сидение в конторе, он уезжал в свою маленькую деревеньку, где у него остался барский родовой дом, выстроенный ещё покойными родителями.
Его однокашник-сосед Федька, неудавшийся помещик, тоже заядлый картёжник, с удовольствием приходил в Обухову в гости, где всегда прислугой был накрыт стол. Здесь они ночи напролёт играли, а до обеда следующего дня отсыпались.
Как-то Федька проговорился, что хочет жениться. Посему у Обухова отпала охота с ним встречаться. И около двух лет он перестал приезжать в свою деревеньку. Столичная жизнь его закрутила: приёмы, балы, встречи с женским обществом. Это вдохновляло, опустошало душу и карманы.
Временное безденежье наводило тоску на его неокрепшую мужскую зависимость от обстоятельств. И тут Обухов неожиданно вспомнил и подсчитал, что Федька задолжал ему за несколько лет огромную сумму карточного долга. Он несколько раз его пересчитывал и всё сходилось. Обухов, потирая руки, пришёл в неописуемый восторг и тотчас начал собираться в поездку.
Дни пронеслись, как белые летние, облака. Выглядывая из окошка тарантаса, он не мог наглядеться на ту красоту природы, которую подарила ему жизнь. Оказывается, не всё так плохо…
А незадолго до этого к Федьке «подкатилась» красивая, но перезрелая, двадцативосьмилетняя дочка отставного полковника Фёкла Куропадкина. Это была дородная, пышущая здоровьем, с выдающимися, телесами дама, положившая глаз на соседа. Терять ей было нечего, а тут, прилепившись к мужику, вышла замуж.
За два года новоиспечённые супруги, сгладили противоречия в характерах и мирно проживали в деревне, не жалуясь на скромный жизненный достаток. Детей у них не намечалось, потому что Фёкла их не хотела.
С приездом Обухова в деревню жизнь у Фёдьки и его супруги окрасилась в розовые тона. Почти через день он бывал в их семействе, покорив рассказами о блестящей столичной жизни в первую очередь Фёклу.
Обухов и сам не заметил, как словно влюбился в неё. Правда, она держала его на расстоянии, подчёркивая, что к ней надо обращаться только по имени-отчеству. Это ещё больше подзадоривало Обухова, и он всё чаще, иногда не к месту, называл её Фёклой Аполлоновной. И это приводило её в восторг.
Фёкла Куропаткина в детстве обучалась у француза-гувернёра игре на фортепиано, и поздними вечерами они все вместе слушали душевную классическую музыку в её исполнении. В эти минуты Федька от нахлынувших чувств утирал носовым платочком, выступающие на глазах слёзы, а Обухов чувствовал дрожащее волнение в груди. И для него больше ничего не существовало, кроме музыки и Фёклы.
Но финансы Обухова начинали «петь романсы» и, наконец, он решил напомнить Федьке о давнишнем карточном долге. Он предоставил ему все расчёты, которые обескуражили Федьку, и ввели его в долгий транс: долг превосходил сумму стоимости его имения.
Федька упросил Обухова не ставить об этом в известность Фёклу Аполлоновну, а как-то по-дружески «решить» этот вопрос.
Обухов согласился. И предложил Федьке в счёт карточного долга… отдать ему жену…
Фёдор на целую неделю заболел горячкой и велел не принимать Обухова ни в коем разе…
Через десяток дней он сам приехал к Обухову. Тот сказал ему без эмоций: или имение, или жена. Федька пытался возразить, но Обухов сказал, что Фёклу он как месяц назад полюбил. И Фёдор, скрипя сердце, согласился...
Вернулся Федька домой, и, в этот же вечер, сказал жене, что он разлюбил её и подаёт на развод...
Долго длилась эта история, но в это время Обухов так начал ухаживать за Фёклой, что она смирилась с разводом, и все любовные устремления переключила на него.
В конце концов, сыграли относительно богатую свадьбу и переехали в столицу. Фёкла, конечно, рассчитывала жить в более роскошных хоромах, которые обещал ей муженёк, но Обухов её заверил, что скоро получит наследство от умирающего деда, тогда всё и решится… Приходится – ждать!
Жизнь в столице для Фёклы вначале была непривычной, но годы шли, а необыкновенной перспективы для душевного равновесия не принесли. Редкие выезды в театр, общение с друзьями мужа, их жёнами надоедали, а хотелось чего-то особенного, но чего – она себе не представляла.
Обухов к ней постепенно охладевал и теперь называл её только Фёклой. Они часто ссорились по пустякам, да и денег на модные наряды не хватало. Такое существование её всё больше раздражало.
Как-то Фёкла начала выговаривать мужу за частые отсутствия вечерами. Дошло до повышения голоса и вульгарных выражений. Она с плачем прошептала: «А вот Феденька любил меня, как богиню…»
Обухов зарычал, как лютый зверь, потом затих и зашипел: «Продажная тварь»… Фёкла потеряла сознанье и упала в кресло. Обухов испугался и на коленях пополз к ней. Она пришла в себя и дала ему пощёчину. Опомнившись, он стал бормотать, что он купил её у Федьки за мерзкий, ничтожный карточный долг. Она вновь упала в обморок и будто умерла…
Дней пять Обухов домой не приходил. Они долго не общались между собой…
Фёкла Куропадкина собрала все свои подарки, драгоценности и пропала. Обухов искать её не стал…
Неожиданно Фёкла появилась в усадьбе своего отца, рассказала об её оскорблении, трагической развязке и желании отмщения обидчикам.
Один из работников её поместья, бывший беглый каторжник, взялся отомстить.
Он поджёг Федькин дом вместе с хозяином и предложил Фёкле поехать к Обухову.
Вечером они сели в поезд. Больше их никто не видел. Фёкла Куропадкина исчезла вместе с драгоценностями.