Переводы с арабскогог Светланы САВИЦКОЙ
***
Что за ангел тебя охраняет от тьмы?
Тот, что грусть бурунов забирает у чаек,
Тот, что мудрость впитал от могучей волны,
Одиночество с гальки речной что стирает.
Между ними угаснет и тень твоих глаз,
Никого и в помине нет в этой поэме,
И в тоске моей, кровь холодящей не раз,
Никого – у могил. Никого в это время.
Никого, кто как ты понимает, что там
Задыхаются камни в глубоком колодце.
Пуля в сердце убитого вторит мирам.
Задыхается пуля. Но кто отзовётся?
***
Я всё тот же.
Я свечи забыл на столе.
Слишком поздно в ночи, осветить чтоб твой посох.
Не ищи моё имя губами во мгле.
Я землёй засыпаю шаги свои в плёсах.
Твои руки, как ветви тянулись ко мне.
Мы расстались. И я раскидал себя между
Пальцев смертных, не помня, однако же, где,
Растворился в тени без любви и надежды.
Но душа моя пленницей будет навек
Майорана колючего, сладостной мяты,
Аромата, которым лучится твой смех.
По-другому нельзя. Невозможно иначе.
***
Какие слова ты нашла для стенаний
За зимним окном,
Чтоб вздрогнул я здесь, опрокинувшись в память
За шторами, очень похожими на` реку
Без берегов.
Какую молитву смешала с чернилами,
Отклик найдя,
Чтоб ангелы добрые белокрылые
За тенью моею грехи бы укрыли,
Хранили меня.
Какими садами, какими качелями
Плечи твои
Мне детство в пространстве опять повторили,
И ноги мои засеменили
В сказаний тех дни.
От тяжких грехов.
И я разделился б: один – тот, что здесь,
А второй, тот, что вырвался
В сад зачарованный и необъяснимый
Усопших цветов.
***
Я здесь,
тот,
которого нет,
Я лишь - отражения перезвон
В зеркалах,
Как и ты.
Лицо твое – солнце
В сияющем зеркале вод,
Чайки цвет,
Что возникнет на небе,
И тот час же меркнет
Росчерком крыл.
И я с нежным сердцем бродил
От каждой возможности жить.
Но даже в прекрасные дни
Не сдерживал слёз,
Потому что твоё ожидание, что я приду
Не к обеду, так к ужину
Здесь иссушало меня.
Ты тоже
Есть,
Даже в то время, когда нет тебя.
И ты любишь сгорать,
Точно всполох огня,
Глотающий ветер,
Когда хочет есть.
***
Я нежности полон к тебе,
Как к судьбе
Лилии белой.
Ты тоже!
Ведь на тебя
Указали мне звёзды,
Притаившиеся в груди,
Когда убирала ты
Коварные камни с дороги,
Склонившись пред сердцем творца
В моленьи.
Ты тоже,
, если тронет сердце тоска,
чернее ночей бездонных,
Или крушение мира почувствуешь ты -
Не пугайся:
То – я.
***
Ведь
никто не придет.
Достаточно зеркала.
Чтобы увидеть покойную душу
С просветленным лицом.
То буду я или ты,
И боль, с которой я слился с детства
В глазах отразится твоих,
Она, злая боль
Этих мук
Стала частым подобием.
А я её палкой гоню
из твоих
исстрадавшихся
рук.
***
На одинокой скамье
Состарились тени лоз виноградных
Склонилась поникшая мята.
И я узнаю её голос в себе.
Он заснул у порога.
Без матери той, что подобием бога
склоняет все тени мои
Навсегда
И на утешенье
И в благодеяние,
Точно звезда.
***
Остался
соломинкой я,
В подушку твою пересажен
Из грёз,
А я лишь рубашкой остался,
В руках я твоих - окровавленный пот.
Устал я, родная ты наша,
Да, сын твой устал от воззваний,
Ползущих к нему,
И паук заплёл паутиной
Мой голос и рот.
***
Не нужно его будить.
Молчи!
Шаги угрюмых вечерних гостей
Не радуются в ночи.
(И разве они не ушли,
В потерянное молчанье
Замерших
И равнодушных слов?)
Не надо больше держать твои руки так:
Нет времени, чтобы держать их так долго воздетыми
Над моей головой!
Они убивают страх,
Что в кожу и сердце вцепился, как вошь.
Тревожные мысли опять устремились
Гонимые терпкой тревогой к тебе
В тот зачарованный звон отражений.
В дурной этот шум, что не ждёшь.
Не нужно, ведь больно! – держать твои руки так:
Они ждут объятий
И совершенного, как светоносный бог,
человека.
Не нужно.
Так.
***
Сгорел, призывая меня,
Поток - Дух реки.
И воздух – Дух облаков.
Душа моя! Ты,
Отдохни
От грешного сына,
Состоящего лишь из заноз и рубцов.
Ведь ночь – только тень уходящего дня.
И тень твоя – это моя правота.
Барханы – следы разговоров морей.
А голос – покорности форма моей.
О кончик мизинца твой
я невзначай
задел свой кувшин.
Он разбит.
И жизнь из него, как вода утекла,
И нам невозможно напиться.
И ты потеряла.
И я потерял возможность
Соединиться.
***
Родная, твой сон - тень от ангельских крыл.
В нём храмы мелисою дышат всегда,
Журчание света сокроет вода,
И пот на подушке еще не остыл,
На дождь он совсем не похож, а на миф.
И буря не схожа с стенаньем твоим,
Они, наши хладные пальцы разжав,
Когда мы тонули, страх нежа в сердцах,
Наутро светильники нас разбудив,
Погасили.
И мы позабыли
вдали
За эхом рыданий ушли
не спеша,
Не надо так руки держать, чуть дыша.
Светильник спит в полдень, как куры в ночи.
В глазах твоих тени.
Скажи. Не молчи.
Я шел без шагов.
Я тебя позабыл.
Свое пробужденье разбросив без сил.
Свое пробужденье я вновь собирал.
Средь яблок груди я себя потерял.
Средь яблок груди моей женщины я.
Но эхом твой голос средь белого дня
Рассыплется гулким движеньем шагов.
Пускай отраженье покроется вновь
Кровавым закатом
Среди облаков
И ветром потерь
Этих раненых слов.
ОТЕЦ
(Последний в жизни смех)
Не имеет тень оттенков цвета.
Запаха и вкуса не имеет.
Эхо тихо стонет в лёгких ветра,
Где родиться вновь душа посмеет?
Вихрь какой души уносит пепел?
Что за агнец жертвенный трезвонит
В колокол моей судьбы нелепой?
Точно купол из грехов невольных.
Из отпущенных грехов травою
Что за крест нести мне в искупленье?
В эту жизнь пришел я с головою,
Запрокинутою притяженьем.
И на шее руки, точно стрелы,
Мучились от головокруженья
Под разбитой пустотой звенели.
В жизнь пришел я голым, без сомненья.
Я в глазах у женщин так качался,
Будто руки мои были мачты
Просоленным я в штормах казался.
Дрожь от взглядов до сих пор не пряча.
Сладострастьем вечно был наполнен,
Восстающим сквозь меня с упреком.
Радостней блистательной короны,
Но и точно идол одиноким.
Согрешил ты мною, меня создав,
Как солому в глину дома вставив,
Навсегда открыв для ветра просто.
О! Отец мой! Ты меня оставил.
Где бы ни было твое лицо, с порога,
Мои очи к горизонту их возносят.
Разобьет твои шаги дорога,
К трону Бога старого пути нет больше.
И поэтому, коль хочешь, упокойся
В камне малом, не утратив веры,
Ну а мне позволь вернуться к сроку
И попасть на мою тайную Вечерю.
И неси свой крест, во мне который.
Дай уйти от твоего проклятья!
Рая твоего. Я не живу достойно.
Не живу.
Не…
Мир тебе!
Приятель!
Ты, в свой саван белый облаченный, -
Точно гребень волн в белесой пене,
В саван, сохранивший церемонно
Позабытой белизны свеченье.
Ты в моих струишься теплых жилах,
Ты, как дрожь колодца, что боятся!
Как спастись мне от тебя, мой милый,
Выше твоего креста подняться?
Прегрешенья мудрости стать ярче.
Образ твой разбило зазеркалье
В моей памяти твой образ мрачен.
Как возвысить мне твое молчание?
Куполом в моих рыданьях, может?
Узкая в словах, в зле - безгранична!
Духу матери, отец, поможешь,
Обрести тех бабочек девичьих!
Молодость жеманную помилуй.
Сонных глаз верни очарованье
Её тело – росы рек невинных -
Смешано с божественною тайной!
Грех сотри с колен ее и с платья.
Не губи застенчивость насильем.
Не спугни дыханьем, полным страсти.
Опусти свои шальные крылья!
Поумерь кричащий грубый голос:
- Осторожна будь жена в объятьях!
Чтоб не смела даже смерти после
Ты проснуться на чужой кровати!
Чтобы лишь петух мой, пробуждая,
Нес тебе от ночи пробужденье!
Сколько задушил ты песен рая
В маминой душе, не дав рожденья!
Под подушкой матери укрыты
Были все мечтанья. Сколько было в чреве
Детских душ, что тайно поселил ты?
Заставляя ныть и плакать сердце?
Вот поэтому пришла к ней старость.
Блеск померк от ярких украшений.
Разделить морщины с ней осталось
Мне, пугаясь рук твоих ревнивых.
О! Отец! Ты был таким мужчиной!
Я на твоем усе поскользнулся.
Дым от сигарет твоих насильно
Мне заполнил легкие, и пульс мой.
Недостойно я живу. Напрасно.
Недостойно.
Не…
Наш дом, блуждая,
В руки дьявола попал опасно.
Почернел от страха дом у края.
Паутины штор в озябших окнах
Жмутся к стенам в старом доме нашем.
Ветер кашляет в груди так больно,
И скрипит дверьми, как сон вчерашний.
Мать взывает к ангелам, как прежде,
Чтобы сон беречь. И десять братьев
Точно твоих десять отражений.
И твои грехи для них – проклятье.
Десять мельниц в доме том голодных
Он вырастут в душе Аллаха.
Кто же позаботится о розе
Многолепестковой семьи нашей?
Без тебя как будто рук не стало,
Чтоб собрать последний смех твой эхом.
И прощенья видно в сердце мало,
Для всеобщего благословенья.
Кроме соболезнований в общем,
Ничего в помине не осталось.
Лишь молитва упокойно ропщет,
Серою лозой в сердца врастая.
Внутренний наш дворик принимает
Всю тоску с лозою виноградной.
Будем жить мы дальше, кто же знает?
Гаснет эхо в пустоте мансарды.
ПУТЬ СОЛДАТА, ПОХОЖЕГО НА МЕНЯ
Боже мой!
Ты, который высок!
Ведь паденье на землю моё неизбежно
Ведь земля - только тень твоих сильных шагов,
Та, что пала в кровавые ямы небрежно.
Вот уж поступь солдат наших там не слышна.
Вот уж небо склонилось к груди моей вольно.
Со смущеньем погибших уж тень оперлась.
Рог войны наполняет призывами воздух.
Вот смотри!
Уж тиран китель свой унизал
Не медалями – смертью солдат безымянных.
Триумфальных им арок он не воздвигал.
Там я был.
Мне сказали: - Смотри!
На тирана!
Предсказатель войны там меня увидал,
Точно я исхудавше и призрачно-звездно
Над дорогой своей безысходной блистал
Привидением в этом аду смертоносном.
Десять раз моя обувь пробита насквозь.
Равновесье нарушено. Сбита фуражка.
И паденье в песок. И забвение.
…
Вот.
И закутали мёртвые тело в рубашку.
Как мне место своё отыскать на земле:
Дым в смертельном поту под рубашкою стынет.
Не сожжен я пока, еще чудится мне
Запах смеха чудесного матери сына.
Гимнастерка моя тот хранит аромат,
Я несу его ношей, прикованной к телу.
Чтобы даже не сметь мне в бою отступать
Дальше этих окопов, держа себя смело.
Боже мой! Ты, который
Позволил мне быть
Столь солидным, что тот свинопас неприятный.
Приготовил, что горб для меня, возвратив,
Ощущенья святых материнских объятий.
Целовать я готов пыль её милых ног.
Вот!
Горячая кровь из деревьев сочится.
Я до кончиков ног трибунала готов
Пред пророками в этом бою отличиться.
Судья глупые все не поймут, отчего
Происходит наш Бог. От чего чувство крови
Превосходит кого-то. Что в теле твоём
И моём чувством смерти кончается снова.
И судебный процесс этот против меня.
Снова судьи все против меня в результате.
Боже мой! Ты, который
Ввел в поле огня,
Пулю побеспокоил внутри автомата –
Точно крики погибших взывают к сердцам:
Имена на погостах свои окликая,
Точно это поминки на похоронах.
Вижу тело своё я, над всем возвышаясь.
Сохраню ли я душу, чтоб чистой была,
И бела, точно ангельская улыбка?
Точно зубки молочные сына без зла.
Боже мой! Как мне крикнуть, чтоб ты меня видел?
Я голодный, как волк, как в степи саранча.
Полон бедный желудок мой едкого дыма,
Я брожу меж врагов, меж границ,
Как кричать,
Чтобы душу мою после смерти ты видел?
После смерти кто станет пристанищем мне?
Солью тою бессмертья кто душу накормит?
Не будите же колокола, я во сне,
Вот!
Нас всех нас молитву готовят.
Заскрежещет под натиском танков земля,
Как песок на зубах, от гранатомётов.
Пусть же трупы от танков прикроют меня.
Камень пусть защитит от когтей самолётов!
От летящих с небес тех животных стальных,
Нашу кровь пожирающих..
Вот!
Неба трепет,
Когда снова вернутся над нами они…
Боже мой!
Кто за всё это будет в ответе?
Дай поспать мне хоть пару минут в забытьи
И рукой исхудавшей закрыть этот грохот.
С фото милой семьи, вновь
Зовущей:
- Вернись!
Боже мой!
Пуля снова в обойме.
Ни вздоха.
И я снова прицелюсь в тяжелую смерть.
Мне грызущую грудь.
Вот!
Я труп бездыханный.
И душа моя ярче, чем ангелов твердь.
Она входит в гранит.
Боже мой!
Лучезарный!
МОГИЛЬЩИК
Могильщик умрёт иначе,
чем те, кто хоронит его.
Умрёт он с дыханием смерти,
застрявшим в ладонях ветров.
От трупов совсем безымянных,
как стрелы иных голосов,
Меж двух бездн исчезнувших
и неприкаянных снов.
Могильщик умрёт иначе,
со скрипом песка на зубах,
Оставшимся после тризны
отпетых, убитых в боях.
И дух его с потусторонним
в гробах заточенных укрыт,
В колодце пустом станет тенью.
И намертво крышкой прибит.
Умрут одинокие джинны,
и воздух собой возмутят
Зловонным ристалищем кладбищ,
затмив погребальный обряд.
С последним ударом набата
в зависнувшем дне пустоты…
Ты веришь мне?
Кто мне поверит?
Когда не поверишь мне ты?
Могильщик умрёт.
В знойный полдень
посохнет живая трава.
С покоем полуденных змеев
мы будем нести его прах.
И череп изъеденный смертью,
разглядывать будем дивясь.
Отбросив его, восвояси
уйдём мы, не торопясь.
Мы, вспомнив о наших погибших,
уйдем мы к своим, наконец.
Нальём иссушенным от жажды
мы слёз полных скорбью сердец.
За смерть упрекнем тех, кто умер.
А после они средь могил
Поверят, что умер могильщик,
что прах их землёю зарыл.
СТЕНА
Оставь для меня горизонт
Вдали от колоколов
Звенящих на тризне священника
В дрожанье небесных ветров.
Мотаются маги в тех бурях
И провожают тот лик
В последнюю смерть из бессмертия
От стен, где ушёл духовник,
где улыбается в раме
Таинственный человек,
где в бледность его молитвы
Закутано сердце навек.
Оставь для меня горизонт
Его,
…вихрем света в огне.
В огне, что для вечной смерти
Сбирает всё-всё на земле.
_
А ты целовал на кладбище
Таблички имён?
Как я?
Это застынет криком
И ненаписанным завещанием
В веках.
***
Кроме рук не имеется ангелов,
Будоражащих рвение жизни,
Эти ангелы – тени у памяти,
И в молитвах к тебе, и в мыслях.
Закричать мне воздуха хватит
В одиноком пугаясь склепе?
Я один, и как старый маюсь
Бог, что явно устал на небе.
Небо это будет ли крышей
Для глубокой моей могилы?
О! Аллах!
Дай же мне ту нишу,
На земле для главы унылой.
ПРОЩАНИЕ
(сестре)
Я обниму тот дом,
Я обниму его, начиная с двери,
Ведущей в пещерный снов сонм.
Сквозь ставни в струящийся луч зари.
Держась за арку лет,
Как дух наклоненный молитв.
Я обниму родных моих ветр,
Что с мёртвых дыханьями слит.
Держась за бабули прах,
И за её пальто,
Лежащее на костях,
Я обниму тот дом.
Я обниму слова,
Забытые нами там,
Грибами проросшие
На балконах,
Трепещущие в руках,
Испуганно пересчитывающие
Демонов
И чертей,
Лежащих на старых камнях.
И в материнской грусти
Ждущей
Зовуще
ВсехНнепришедших
Ангелов
К нам,
Чтоб укрыть
Наши души
В снах…
Я обниму тот дом
С его крышей, открытой,
Как я,
Для призраков
И остатков
Забытой суры
«Кресло»
На южной стене.
Как во сне.
И я полью
Эту землю душой
Большой
Как чернильная клякса.
И я обниму
В тиши
Его печальные воспоминанья,
Похожие
на старый сундук,
Заполненный знаньем
Моей души.
Я обниму тот дом.
И над ним
Я разделю
Невообразимо
Огромное небо
Над ангелами,
Хранящими о тебе
Невообразимо огромную
Память,
Что светлый день,
Что божественная
Лучезарная
Невообразимо-огромная
Тень.
***
Ты утром проснёшься опять
Как всегда.
От боли со стонами.
Обязательно.
И холод коснется света лица
Внимательно.
Но больше всего возмутишься, узнав,
Что смерть
Все еще
Лежит на твоей кровати.
О, сколько же раз ты обещала
Не забывать свои руки
Рассеянными
В волосах твоей дочери.
Чтоб она не опоздала.
На колокол школы
(теперь ты в иной мир попала,
И память твоя видит небо и скалы,
Для близких сияя).
О, сколько же раз ты обещала
Не складывать часовые стрелки времён,
Точно покойник, слагает
Одежд своих саван
В колодца вазон,
Как дедушка прячет
Ключи старой дачи,
Безумием награждён.
О, сколько же раз ты обещала
Ошибок не повторять.
Но вновь ты отправилась, чтоб поддержать
Своими молитвами грешные души,
Ресницы, как ночь твои,
Чтоб укрывать
Последние звёзды.
Мы вместе с тобой в твоем зеркале грозном,
Сбываться мечтам не поздно.
Ты утром проснёшься опять
Как всегда.
Обязательно
Раньше, чем ранний торговец продаст молока
И мужа обманет улыбкой старательной.
Раньше, чем тортом вчерашним дочурка твоя
Свою куклу накормит внимательно.
Раньше, чем сын будет твой подражать
Скворцам, прилетевшим на пашню за пищей.
Ты утром проснёшься опять
Как всегда.
Обязательно…
…птицей!