Алексей Спиридонович проснулся рано и лежал, прислушиваясь к завывающему ветру за окном. Было около шести утра, стрелки настенных часов беззаботно отмеряли свой ход, и он слышал слабый звук секундной стрелки. За окном проехала грузовая машина, на короткое время скользнув светом фар в комнату сквозь жалюзи. Алексей Спиридонович подумал: «Пора вставать, нечего разлёживаться», — потянулся сухим и ещё сильным телом, откинул тёплое одеяло и пошёл босиком по холодному полу в ванную. Проходя мимо барометра, по привычке посмотрел на чёрные стрелки, — было низкое давление. «Погода будет меняться», — решил он.
С начала зимы с погодой случались странности: то ветер забуйствует, принесёт с севера холода, то отпустит, и южак надует тёплый воздух, и сразу с крыши дома побежит капель, застучит по карнизу. Он вспомнил слова своей бабки Зинаиды Карловны, она всегда, когда портилась погода, говаривала: «Это всё американцы своими ракетами небо продырявили». Не любила она их и считала, что все неприятности у нас в стране только от них — супостатов и нехристей. Зинаида Карловна была набожной и часто ходила в церковь, молилась, шевеля сухими губами. Возможно, в её словах была отчасти правда. Военные научились воздействовать на ионосферу и вызывать природные катаклизмы в виде цунами и землетрясения.
Алексей Спиридонович щёлкнул выключателем, увидел в чугунной ванне своего старого знакомого — паука. Паук жил в ванной комнате почти два года и особо не досаждал своим видом и паутиной. Он взял веник, стоящий возле стиральной машины, и, подцепив паука, перенёс его в дальний угол, где он обитал. Бабка говорила, что нельзя обижать пауков в доме, они приносят счастье. В этот бабкин догмат Алексей Спиридонович особо не верил, но паука не обижал и всегда помогал ему, когда он ночью спускался в ванну попить воды, а обратно не мог подняться из-за крутых и скользких боковин.
Он посмотрел на себя в зеркале, и ему не понравилось собственное отражение. Под глазами небольшие желтоватые мешки, лицо, не бритое уже три дня, заросло седоватой щетиной. Он уныло улыбнулся себе, но получилось как-то жалостливо. Достал из шкафа бритву «Жилет», густо напенил худощавое лицо с синими глазами, стал бриться. Станок сам скользил по лицу, оставляя после себя гладкую кожу.
Алексею Спиридоновичу — под шестьдесят, он был пенсионером, хотя по внутреннему ощущению себя таковым не считал. Жил несколько лет один. С женой Нюрой разошёлся, как только узнал об её обмане. Когда познакомился с ней, она представилась вдовой с двумя детьми и постоянно с горечью в голосе и слезливыми глазами вспоминала своего мужа. Наступило лето, и они с Нюрой на Троицу пошли на городское кладбище привести в порядок могилку её бывшего мужа. Прихватив с собой банку с краской, кисточки и некоторый инструмент, он ошкурил ржу с железной оградки и покрасил новой краской. Хотел открутить фотографию и заказать новую, но шурупы сгнили и никак не поддавались. Подправил деревянный столик, за которым они посидели и немного выпили, помянув усопшего. Тем временем погода испортилась. По высокому и светло-голубому небу заходили чёрные тучи, закрыв солнце. Вверху громыхнуло один раз, вскоре второй и грохнуло так, что, казалось, небо расколется на несколько частей. Внезапно полил крупный дождь, стало темновато, будто спустились на землю сумерки. Быстро собрали инструмент, конфеты и печенье по старому обычаю оставили на могильной плите. Стояли под большой раскидистой сосной около часа, рядом в низине тёк грязный дождевой ручей. Ливень закончился, и небо просветлело. Люди стали выходить из старого неухоженного кладбища и потянулись домой, скользя и чавкая ногами по разбухшей глине.
Спустя год Алексей Спиридонович случайно узнал от знакомого, что у Нюры есть ещё одна дочь и живой муж и никакая она не вдова. Как оказалось, она бросила маленькую дочку отцу и престарелой свекрови. Состоялся откровенный разговор, и он решил разойтись с лживой женой. Нюра на кухне рыдала, размазывая слёзы по лицу, картинно ломая руки, но Алексей Спиридонович твёрдо стоял на своём. Ему никак не приходило в голову, как можно бросить маленького ребёнка, жить и не вспоминать о нём. Как-то, встретив свекровь Нюры на улице, поинтересовался, приходила ли горе-мать навестить свою малютку, но она только посмотрела на него потухшими глазами и, покачав седой головой, пошла дальше.
Позавтракав пшённой кашей на молоке, Алексей Спиридонович надел в прихожей спортивный зимний костюм, который ему подарил тренер по прыжкам с трамплина Коля Сбоев, взял лопату и веник, вышел в полутёмный коридор. Слышно было, как приглушённо разговаривают соседи, из их двери доносился запах жареной рыбы. Потянул на себя дверь с пружиной и оказался возле лифта. Только подошёл к нему, как из него вышла девушка с верхнего этажа: голова замотана плотным шарфом, острый носик торчал, будто клювик болотной птицы. Она пошла впереди Алексея Спиридоновича, оставляя за собой запах ночи и слабого в меру парфюма.
Когда он сидел на кухне и тщательно прожёвывал кашу, сотовый китайский телефон звякнул о том, что пришло сообщение от Надежды Николаевны. Она работала сельской учительницей и преподавала математику. В сообщении Алексей Спиридонович прочитал короткую сводку погоды, а также сколько за ночь выпало снега. Он познакомился с ней в областном центре на курсах по программированию. Сразу выделил из общей массы слушателей невысокую красивую, с чётким профилем лица, стройную женщину с серыми выразительными глазами. Она сидела отдельно от всех и что-то всё время писала, затем почувствовала его взгляд, подняла голову, посмотрела на него и почему-то покраснела. Когда объявили обеденный перерыв, Алексей Спиридонович осмелился и подошёл к ней.
— Можно вас пригласить отобедать со мной? — предложил он, особо не надеясь на её согласие. Женщина снова покраснела, посмотрела более пристально на него и молча кивнула головой. Закончилось занятие, они шли по длинному коридору, и между ними завязался разговор, слова цеплялись друг за друга, плетя нить словестного доверия.
Зашли в ближайшее кафе «Золотой фазан». Было многолюдно, все столики заняты, и они собрались уже уходить, как Алесей Спиридонович увидел, что два места возле окна освобождаются. Они направились туда. Только сели за него, как возникла полноватая официантка с короткой стрижкой, она, протянув меню, молчаливо стала ждать заказ.
— Вы что будете кушать? — спросил Алексей Спиридонович у Надежды Николаевны, ожидая, что она скажет.
— Нет, ничего не буду кушать, только закажите мне чашку чёрного кофе и заварное пирожное.
— Хорошо, — согласился он.
Себе он заказал стейк из форели с овощами и чашку чая.
После перерыва Алексей Спиридонович пересел к ней за стол. Вечером они прогуливались по центральной улице Перми, сверкающей неоновым светом. Слышался шум проезжающих машин. Говорили на разные темы, им было интересно вдвоём… Ближе к полуночи облака расступились, и на небесном покрывале высыпались яркие звёзды, они казались далёкими в тёмном небе. Луна желтела и отбрасывала тусклый свет на город. Алексей Спиридонович проводил Надежду Николаевну до гостиницы. На его лице проявилась грусть расставания.
— До свидания, — она протянула маленькую и тёплую руку. — И не грустите, вы такой мне не нравитесь, — улыбнулась она как-то виновато. — Мне уже действительно пора идти. Муж должен позвонить, он у меня строгий.
— Хорошо! Грустить не буду, но вы мне очень… очень понравились, — Алексей Спиридонович хотел ещё подержать её руку в своей, но ладошка мягко выскользнула.
— Счастливо доехать до дома! — сказала она и исчезла за стеклянными дверьми гостиницы, помахав рукой.
После их встречи они часто переписывались эсэмэсками. И когда Надежда Николаевна узнала, что он ходит чистить снег у памятника, стала писать о погоде и о том, сколько, снега выпало за ночь. Она с детства увлекалась природными изменениями и вела журнал погодных наблюдений.
Алексей Спиридонович жил в доме на окраине города. Наружные фонари не горели уже несколько лет, и, выглянув в окно, можно было увидеть беспросветную ночную тьму.
Он вышел на улицу и уверенной походкой двинулся через дорогу к памятнику, нужно было идти с полкилометра. За ночь снега намело, он лежал пухлыми валами возле дороги. Под ногами похрустывало. Час был ранний, и людей не было видно. Алексей Спиридонович только завернул за угол дома, как на него бросилась собака, она злобно лаяла, скаля зубастую пасть, и пыталась схватить его за ногу. Из темноты вынырнул хозяин собаки, молодой парень, лет двадцати, в пышной меховой шапке, обутый в высокие, почти до колен валенки. Алексею Спиридоновичу показалось, что на его полном лице застыла плохо скрытая ухмылка.
— Ваша собака? — почти крикнул он, продолжая обороняться лопатой от собаки. Ему хотелось двинуть ею по голове этого парня.
— Да ты не бойся, дядя, она не кусается. Точно, Бакс? Ты у меня славный пёс. Пошли домой.
Собака, услышав голос своего хозяина, вильнула коротким хвостом и побежала впереди него. Отбежав несколько метров, остановилась и, повернув короткую мускулистую шею, посмотрела на Алексея Спиридоновича, будто стараясь его запомнить.
Памятник стоял возле пешеходного тротуара, заметённого со всех сторон свежим пушистым снегом. Алексей Спиридонович взял лопату и стал прокапывать и откидывать снег в разные стороны. Через полчаса работы спина вся взмокла, и он решил передохнуть. Опёрся рукой на черенок, посмотрел на храм Георгия Победоносца. Он подсвечивался прожекторами снизу и казался в глухой аспидной ночи парящим в воздухе. Луковки куполов блестели золотом. В церковные праздники с колокольни раздавался перезвон, который растекался окрест.
Покончив со снегом, Алексей Спиридонович присел на стоящую рядом лавку. Отдохнув, веником смёл с пьедестала остатки снег, освободив траурную доску чёрного цвета, на которой белыми буквами были обозначены все городские чернобыльцы. Он с огорчением думал, что в списке умерших были и ныне здравствующие. Приходя к памятнику, он не читал свою фамилию, считая, что его уже кто-то по недоразумению похоронил. Но ведь он ещё живой и стоит рядом. На верхней плите лежал камень, кузнец выковал железный цветок, и кто-то постоянно к нему приматывал бумажные цветы, будто поминая покойника. Алексей Спиридонович, сняв зимние перчатки и сунув их под мышку, откручивал туго скрученную проволоку и относил цветы на лавку.
На следующий день он не пошёл к памятнику, с неба валил густой снег. Да, совсем некстати у него разболелась поясница. Из аптечки он достал разогревающую мазь «Финалгон» и, лёжа на боку, стал растирать крестец. Прилёг на спину, прислушиваясь к себе. Вскоре низ спины стало сильно жечь, и Алексей Спиридонович осторожно повернулся на левый бок, накрылся клетчатым пледом, задремал. Ему снилось, как он летом ходил со своим другом Аркадием Платошиным за грибами. С вечера договорились, что поедут на его машине через Каму в сосновый лес, который тянулся вниз по течению. Аркадий знал все грибные места в округе. Пока доехали до места, солнце уже стояло высоко в небе. «Ниву» оставили на обочине лесной дороги, почти заросшей травой, и, взяв из багажника плетёные корзины, вошли в глубь прохладного леса. Пахло прелой землёй, древесной корой.
Аркадий первым увидел боровик:
— О, смотри какой красавец! — он держал в руке большой гриб с коричневой шляпкой и радостно, словно пацан, лыбился. Положил его в корзину, нагнулся ближе к земле и стал разводить траву руками, ища другие. — Здесь должно быть целое семейство.
Алексей Спиридонович, чтобы не мешать тихой охоте своего друга, углубился дальше в лес. Стояла звонкая тишина, и было непривычно окунуться в неё. Он поднял голову вверх и увидел клочок тёмно-синего неба.
В тот день они набрали по полной корзине боровых грибов, — крепкие, они лежали, прикрытые листьями лопуха.
Почти весь день Алексей Спиридонович пролежал на диване, боль держалась в спине, и, как только он вставал, она простреливала в правую ногу. Кто-то настойчиво несколько раз звонил по телефону, но он не поднимался с дивана и не подходил к нему. На ночь ещё раз намазал спину мазью и уснул.
Утром проснулся, спина ещё болела, Алексей Спиридонович решил идти снег чистить только ближе к полудню. Походил бесцельно по квартире, поглядывая в окно в ожидании рассвета, не дождавшись, заторопился выйти на улицу.
В утренних, ещё густых сумерках пошёл по сугробам к памятнику, снега за ночь намело с полметра.
Алексей Спиридонович скинул куртку, остался в спортивной толстовке и начал лопатой расчищать снег. Через час он закончил. К памятнику подошла невысокая женщина в длинном сероватом в крапинку пальто, на голове вязаная шапочка, в очках. Лицо показалось ему отдалённо знакомым. Он не стал её спрашивать и стоял в стороне, смотрел, что будет делать женщина. Она стояла возле памятника, шевеля сухими губами, потом достала из пакета небольшой букет цветов, смахнула варежкой снег и положила их на холодную плиту. Обернулась и, увидав Алексея Спиридоновича, невольно вздрогнула.
— Извините, не хотел вас напугать, — виновато развёл руками он и пошёл за курткой.
— Нет… Нет. Вы совсем меня не напугали! Я пришла помянуть сына, у него сегодня день рождения, — женщина подошла ближе к памятнику и показала рукой на фамилию сына.
— Я часто прихожу сюда, на старости осталась одна. Сяду на скамейку и просто молчу.
Она тяжело вздохнула, и на глазах навернулись слёзы.
— А вы дворником работаете? — как-то неуверенно спросила женщина у Алексея Спиридоновича и сделала робкий шаг навстречу.
— Нет, дворником я не работаю. Часто хожу мимо и в начале зимы вижу, что снег не убран, а люди приходят к памятнику. В прошлом году здесь снег чистил один чернобылец с женой, но что-то его не стало видно, может, приболел. Я сам тоже был в Чернобыле.
— Да?! — невольно вырвалось у женщины, и она стала пристально всматриваться в лицо Алексея Спиридоновича. — А как ваша фамилия?
— Это совсем даже неважно. Вот ваш сын ушёл из жизни, светлая память ему, а здесь в поминальном списке половина ещё живых. Видимо, это совсем безголовые сделали, не знали, что нельзя авансом хоронить живого человека.
— Дай бог вам крепкого здоровья! — женщина хотела было уйти, но что-то её остановило, она провела рукой по лицу, будто снимая невидимый покров, и тихим голосом поинтересовалась: — В каком году вы были в Чернобыле?
— В восемьдесят шестом пришлось побывать.
— Мой Игорь тоже в том же году был, его через военкомат в июне призвали — и сразу в Чернобыль. Писал в письмах, что живут в больших палатках. Сначала работали на самой электростанции, а потом их отправили рубить «рыжий лес». Слышали о таком?
— Да, как не слышал! Это сосновый лес недалеко от станции, он попал под радиационный выброс, и вся хвоя порыжела. Там много было радиации.
— Я только по письмам знаю, как там им тяжело было. После работы они возвращались в часть, смыть всю грязь с себя не было возможности. Видимо, там сын и переоблучился. Приехал домой через пять месяцев весь бледный, похудевший. Привёз почётную грамоту от командира части за доблестный труд. Потом стал часто болеть, с кровью что-то было не в порядке. Сначала здесь ходил в городе по врачам, всё бесполезно. Потом дали направление в Пермскую областную больницу в гематологическое отделение, там полежал немного и умер, — женщина заплакала, всхлипывая, плечи вздрагивали, и казалось, что она стала даже меньше ростом.
У Алексея Спиридоновича у самого сдавило в груди железным обручем. Он постоял на месте, хотел подойти к женщине, но она, угадав его мысли, махнула рукой и подошла к скамейке, присела, опустив голову. Он подумал, что здесь он лишний, пусть женщина останется в своих воспоминаниях. Сердечная боль не проходит с годами, а ещё больше давит и не даёт успокоиться.
Прихватив лопату, он пошёл по тротуару. Спешили на работу люди, пробежали, опаздывая, два школьника, молодая мамочка с заспанным лицом тянула на санках ребёнка в детский сад. Всё же жизнь побеждает смерть — это вечное движение, и его не прервать.