Сергей Сёмушкин, начинающий лысеть мужчина, готовился вместе с женой Ириной отметить свой сорокалетний юбилей скромно, без размаха.
В этот день он рано проснулся, лёжа на спине, мысленно прокрутил, что нужно сделать до прихода гостей. Походил по комнате, поджидая, когда откроется продовольственный магазин, чтобы купить батон колбасы и оливки для салата. Жена ещё спала. Сергей погладил её по мягкому плечу, хотел поцеловать, но подумал, что разбудит, и тихо вышел на кухню. В окно смотрело солнце: оно вывалилось из-за дальнего горизонта и висело огромным красным диском. Сергей заварил себе крепкого индийского чая «Три слона» и выпил целый бокал вприкуску с шоколадной конфетой. Взял висевшую на дверной скобе холщовую сумку с портретом Джо Дассена и отправился к магазину.
Утро стояло тихое, солнечные лучи просвечивали сквозь деревья, которые отбрасывали длинные тени на землю. Дворник Григорий, почти квадратный человек с нелепой кепочкой на бритой голове, широко махал метлой по тротуару, бормоча себе под нос. Несмотря на свои габариты он был человеком тихим и не любил, когда его отрывали от работы. Увидев вышедшего из подъезда Сёмушкина, Григорий выпрямился телом, глянул на него маслянистыми глазками, откинул седоватую прядь со лба и приветливо кивнул головой. У дворника порой случались проблемы с психикой. Он досаждал местным чиновникам своими письмами о переустройстве мира. Писал, что должен возобладать разум неземной цивилизации, так как земляне, по его видению, уже не справляются. После этого он пропадал в психиатрической больнице на несколько месяцев. Выходил оттуда сильно похудевшим и молчаливым, будто позабыв человеческий лексикон. Проходило некоторое время, кровь Григория очищалась от вредных для него лекарств, и жизнь снова приобретала цветной окрас.
«Всё же как хорошо жить», — промелькнула мысль у Сергея. Глубоко вздохнув, он уверенно зашагал в сторону магазина. Пройдя один квартал, оказался возле служебного входа с нависшим деревянным навесом. Согнув руку в локте, глянул на позолоченные часы «Восток»: оставалось ровно пять минут до открытия. Рядом стояли высокие штабеля каких-то серых ящиков, несколько было разбросано по двору. Пахло перекисшей капустой. Неожиданно из-за ящиков вышла худая собака с отвислыми ушами и голодными глазами. Она беззлобно посмотрела на Сергея, слабо вильнула грязным хвостом с прилипшим репейником и ушла обратно.
В четверг он заглянул в магазин отыскать известного в районе человека – Михалыча. Кивнув, словно старой знакомой, краснолицей с отвислым подбородком продавщице, смело прошёл в подсобку, где можно было отыскать этого чародея. Грузчик в сероватой спецовке, подперев голову рукой, полулежал в позе римского патриция на старом потёртом диване и о чём-то думал. Увидев в дверном проёме Сергея, поднял голову и стал всматриваться в лицо незнакомца, силясь вспомнить его. Сергей не стал тянуть кота за хвост и сразу перешёл к делу. Объяснил Михалычу, что срочно нужна палка докторской колбасы по цене два рубля девяносто копеек, и он готов накинуть ещё денег сверху. Сначала грузчик для вида помялся: вдруг директор увидит — тогда его уволят по нехорошей статье, потом поскрёб пятернёй щетинистый подбородок и, кивнув большой головой, согласился. Кто водил дружбу с грузчиком продовольственного магазина номер пять, мог по блату купить у него к празднику копчёной итальянской колбасы «салями», небольшую баночку красной икры и бутылку болгарского вина.
Михалыч неплохо жил по меркам того времени. Имел за городом небольшую двухэтажную дачку, ездил на работу на новом «Запорожце». Жена зимой ходила в мутоновой шубке и красных сапогах выше колен. Она не здоровалась с соседями по лестничной клетке, делая каменное лицо.
У директора магазина Изабеллы Арнольдовны в гараже стояла белая «Волга» с мощным форсированным двигателем. На такой же машине ездил по городу хозяин рынка Армен Григорян. Злые языки сплетничали, что у них был шахер-махер в торговых делах. Ещё их сближала любовь к живописи, точнее — к картинам русских классиков. Эта любовь к большому искусству довела директора продовольственного магазина до пяти лет колонии, а Армен Григорян получил пулю из пистолета «ТТ» (эту модель стрелкового оружия в одно время использовали киллеры).
В субботу, ровно в десять, служебная дверь, обитая оцинкованным железом, приоткрылась: высунулся Михалыч. Он повертел растрёпанной, ещё сонной головой в разные стороны и протянул Сергею желанный батон колбасы. Получив деньги, зажал их в потном кулаке и быстро исчез за дверью, стуча запорами.
На звук вышла из-за штабелей собака: наклонив голову в сторону, печальными глазами она посмотрела на Сергея.
На семейном совете решили пригласить только двоюродную сестру жены Екатерину, подругу Зою Захарову с мужем Павлом, желчным человеком и острым без костей языком. Сергей его сторонился и особо в словесные артикуляции не вступал, считая это пустой тратой времени и внутренней энергии. После общения с Павлом он два дня чувствовал себя неважно: происходил какой-то сбой в слаженном механизме тела. Как-то сразу пропадал сон и аппетит. «Может, он просто энергетический вампир?» — с горечью думал Сергей. При таких мыслях его бросало в холодный пот, и в тот момент он зарекался не зазывать его в гости. Но Зоя была хорошей подругой жены — пришлось скрепя сердцем звонить Павлу, чтобы пригласить на свой юбилей.
Павел слушал молча, не перебивая, в трубке отдавалось его хриплое прерывистое дыхание, будто он бежал к телефону трусцой.
— А что тебе подарить? — неожиданно громко спросил он.
У Сергея кольнуло под рёбрами в левом боку, он перехватил трубку в другую руку и почти выпалил:
— Посоветуйся с женой, мне всё равно, — ему хотелось поскорее закончить неприятный для него разговор.
— Ну, тогда подарим тебе хрустальную вазу. Зойка недавно в магазине присмотрела. Тяжёлая!
— Ладно, дарите. В хозяйстве пригодится, — согласился Сергей. Хотя их сервант был забит ненужной в хозяйстве хрустальной посудой, которую тогда покупали по великому блату.
Когда он поделился с женой идеей Павла насчёт будущего подарка, она поскучнела лицом, всплеснула руками и тоскливо посмотрела на стеклянную стенку серванта, где серебрился под светом лампы хрусталь.
— Ладно уж, не переживай! — успокоил жену. — В крайнем случае увезём дочери, так что дома не залежится. «Что за страсть к накопительству. Долой мещанские предрассудки», — подумал он, но вслух произносить не стал, зная реакцию жены.
В субботний вечер именинник надел белую рубашку, повязал большим узлом пёстрый галстук, купленный в местном универмаге. В отделе мужской галантереи работала его старая знакомая Марина, которая снабдила его польским галстуком, выудив из-под прилавка. Он надевал его по особым случаям.
Погладил сам — жене не доверял: она когда-то сожгла недавно купленные чёрные брюки. Окна и балкон были настежь распахнуты, с улицы доносился людской гомон. Они жили на втором этаже кирпичного дома, и рядом стоящие строения создавали каменный мешок с двумя арочными выездами на дорогу. Погода стояла тёплая. Небо слегка подсинённое, глубокое, солнце катилось по нему к закату. Во дворе за столом сидели мужики. Они пили разливное жигулёвское пиво, наливая из эмалированного бидона, громко о чём-то смеялись и играли в домино, крепко стуча по столешнице так, что вся какофония доносилась в комнату.
— Ты бы окна хоть прикрыл, а то шум невообразимый, — недовольно сказала Ирина, зайдя в комнату. В руках она несла жаркое из баранины. Сергей посмотрел на её красное лицо, на мелкие бисеринки пота на лбу, и ему стало совестливо. «Вот, жена целый день крутится на кухне, а я хожу по комнате, воздух только пинаю», — подумал он.
— Постой, постой, я сам поставлю на стол, — перехватил из рук жены чугунную кастрюлю и осторожно, чтобы не обжечься, поставил на центр стола. — Ну, всё вроде бы готово, — Ирина глазами пробежала по накрытому столу и устало присела на стул.
— Да, вроде бы, — согласился он. — Водка в морозилке. Может, её достать? — спросил Сергей у жены. Та молча кивнула головой. За окном просигналила машина. Она подошла к окну, выглянула, затем закрыла на шпингалет. В комнате сразу стало так тихо, что слышался мерный ход настенных часов, показывая половину седьмого. Гостей поджидали к семи вечера.
— Пойду, приведу себя в порядок, а то скоро гости придут, — Ирина пошла в соседнюю комнату, покачивая тугими бёдрами. Включила свет, села возле трёхстворчатого трюмо, подпёрла мягкий подбородок рукой, пристально посмотрела на своё отражение и подумала, как время летит незаметно. Вокруг почти коричневатых глаз с пушистыми ресницами протянулась сеточка мелких морщин. Под нижними веками стали намечаться мягкие складки кожи. «Нужно пить поменьше воды», — подумала она. Вздохнула, провела рукой по лицу, словно сгоняя грустные мысли, натянуто улыбнулась и стала делать макияж. На немного полноватые губы нанесла перламутровую помаду лёгким слоем. Сбила причёску, пшикнула лаком, закрепляя уложенные волосы. Расстегнула пуговки на домашней лёгкой блузке, скинула с плеч, оголяя белое тело, к которому не прилипал загар. Грудь, затянутая в бюстгальтер, была ещё упругой. Ирина сохранила фигуру несмотря на то, что через год ей тоже исполнится сорок лет.
Она родила только одного сына: сейчас он учился в Москве. Позвонил, что не может приехать на юбилей к отцу.
— Ну ты, мать, готова? — спросил Сергей, заглядывая в комнату. — Может, мне галстук снять, жарко что-то в комнате.
— Оставь, так тебе лучше. Всё же юбилей, нужно быть в форме, — Ирина повернула к нему голову, сдвинув брови на лоб.
— Я даже на работе галстук не ношу, считаю это чистым пижонством. Вот у нас в цехе мастер Котляров, так он каждую неделю галстуки меняет, ходит, воображает перед женщинами из бухгалтерии.
— Вот и возьми с него пример, тоже меняй галстуки.
— Тоже придумала. Мне больше заняться нечем что ли?! — Сергей подошёл к жене, наклонился, обнял её за плечи, поцеловал в шею. — Ты у меня самая лучшая!
Ему казалось, что он любит свою жену: она до сих пор волновала, вызывая глубоко спрятанные струны в душе, несмотря на то, что они вместе почти двадцать лет.
А познакомились случайно в автобусе. Он ездил утром на лекции в институт. Однажды в автобус быстро вбежала невысокого роста девушка в лёгком платье и белых босоножках. Шёл тёплый летний дождь, она была вся промокшая. За окнами автобуса было видно, как мелкий частый дождь льётся, словно сквозь сито. В автобусе было не так много людей, девушка стояла на задней площадке и отряхивала платье от дождевых капель. Платье прилипло к упругому телу, выделяя небольшую грудь и полноватые бёдра. Тогда у Сергея неравномерно зачастило сердце в груди: он некоторое время смотрел на девушку, на её скорые движения. Посчитал до пяти, чтобы успокоиться, — так учил его отец — и, преодолевая смущение и робость, решил перешагнуть через юношеские комплексы и познакомиться. Он подумал, что бывают в жизни необъяснимые явления, которые могут повлиять на дальнейшую судьбу, и этот шанс упускать не нужно.
Шёл к ней будто на ватных ногах, ища в хаосе мыслей подходящую для этого случая связку предложений. Глотнув воздуха, нерешительно подошёл к ней и сказал первое, что пришло на ум:
— Вы промокли… Так можно простыть, хотя дождик тёплый. Если разрешите, я провожу вас. У меня есть зонт, — он порылся в кожаном портфеле с большой застёжкой и вытащил небольшой японский зонтик чёрного цвета. Его Сергею подарила тетя Глаша на день двадцатилетия. В универмаге «выбросили» дефицитный товар, и она как раз проходила мимо. Увидев хвост очереди, решила постоять и купить, что дают, хотя времени было в обрез. В тот день продавали японские зонтики и немецкую обувь «Саламандра». Мужские ботинки ей были не нужны, муж помер три года назад, а два зонтика она отбила в кассе.
Девушка откинула со лба прилипшие волосы, подняла на него мокрое лицо с широко распахнутыми глазами, слабо улыбнулась уголками губ и произнесла:
— Нет, не надо, мне скоро выходить, да и недалеко идти от остановки.
Автобус остановился, выпуская пассажиров. Сначала вышел Сергей, а за ним девушка. Он протянул руку, желая помочь ей сойти с подножки, но она, словно не замечая, уверенной походкой пошла вперёд. К тому времени дождь прекратился, полные водой серые тучи утянуло дальше к окраине города, за высокие заводские трубы, и солнце снова висело в чистом небе.
Следующие два дня Сергей настойчиво караулил девушку на остановке, на которой она вышла. Под вечер он всё же достиг своей цели — так состоялось их знакомство.
— Я самая лучшая? Не может такого быть, — с насмешкой в голосе ответила Ирина, игриво поведя плечами. — Мне нужно закончить макияж, а ты иди к телефону, может, кто-нибудь ещё придёт.
Сергей прошёлся по комнате два раза, мельком глянул на часы: оставалось двадцать минут. Он решил выйти на балкон. Солнце, проделав свой дневной путь, стало клониться к закату, окрасив полнеба в багряный цвет. Высокие тополя отбрасывали тени, но столик, за которым сидели доминошные игроки, ещё оставался освещённым.
Высокий остроносый мужчина с клокастой бородкой, одетый в рубашку с коротким рукавом, небрежно сидел, забросив ногу на ногу. Он был уже в кондиции: мир казался полон красок, но хотелось ещё выпить вдогонку.
— Мымрик, — обратился он к начинающему седеть соседу, — может, ты сгоняешь до магазина за пол-литрой? Он поднял голову вверх, отчего профиль стал похож на киношного Ивана Грозного. — Душа что-то болит, нужно плеснуть туда горючки.
Мымрик, брыластый, неопрятного вида мужчина с начинающим зеленеть синяком под правым глазом, пожевал мягкими губами:
— Пошто не сбегать! Давай таньгу, я мигом — до прилавка и обратно, — он с готовностью вскочил с места, как застоявшийся конь, провёл растопыренной пятернёй по голове. Взяв бумажные деньги, положил их для надёжности в карман цветастой рубашки и, прижав рукой к телу, быстро засеменил короткими ногами за угол дома, где находился продовольственный магазин.
Сергей поднял голову и увидел, как в далёком небе летит маленький самолёт, оставляя белый след: «Как хорошо, наверное, лётчику, он сверху видит всё: города, моря, а мы кажемся букашками». У него заныла шея, он повертел ею в разные стороны и услышал дверной звонок. «Ну вот и первые гости пожаловали», — почти с радостью подумал юбиляр и направился в прихожую.
Включил неяркий свет, отворил дверь и увидел на пороге Екатерину, женщину невысокого роста с модной причёской сессон. Она широко улыбалась крепкими белыми зубами: в одной руке — букет красных роз, в другой — картонная коробка с киевским тортом.
Перешагнув через порог, немного подпрыгнула, потянулась холодноватыми сухими губами к щеке Сергея, чмокнула, едва касаясь. От неё исходил мягкий цветочный аромат духов.
— С юбилеем, родственничек! Чтобы жил и не знал забот и печалей, — её голос звучал с пионерским задором. Со школьной поры она шла по жизни активисткой и старалась быть всегда первой. Правда, в личной жизни ей не фартило: Екатерина жила одна. Первый муж был капитаном дальнего плаванья: бороздя моря и океаны, закрутил роман с официанткой на судне. Оставил бедную жену одну, а сам бросил якорь в Севастополе. Со вторым тоже пошло не в масть: муж, грек по национальности, был страшным ревнивцем. Не понял он, что Екатерина, активистка по жизни и участвует даже там, где ей не обязательно быть — такая натура от природы. Желтел от ревности, скрипел зубами и, не выдержав душевного разлада с самим собой, стал Екатерину время от времени поколачивать. Екатерина, не вытерпев шекспировских страстей, под поезд бросаться не стала, как Анна Каренина, а тайком сходила в ЗАГС и подала на развод. Сейчас трудится благополучно на профсоюзной ниве в одной газовой конторе.
Сергей принял цветы и пропустил вперёд себя Екатерину.
— Я торт на кухню унесу, а ты пока снимай обувь и проходи. Тебя Ирина уже поджидает. Ты всё ещё одна?
Екатерина блеснула глазками, жирно подведёнными синей тушью, и звонко рассмеялась:
— Пока не нашёлся такой смельчак, и я одна в этом мире бушующем… как ни странно.
— Слушай, Екатерина! У меня есть знакомый Яшка Спиридонов, вместе учились, он сейчас тоже один, скучает без женского внимания и тепла. Как на это смотришь?
У Екатерины блеснул озорной огонёк в глазах: она всплеснула руками, игриво притопнула ножкой и сказала:
— Да только положительно! Женская красота не должна пропадать. Живём лишь раз на этом белом свете.
Екатерина прошла в комнату. Пока Сергей убирал торт в холодильник «Бирюса», раздался ещё один дверной звонок.
— Сейчас открою, — громко сказал он и, повернув ключ, распахнул дверь настежь.
В проёме стояли плечом к плечу старая Иринина подруга Зоя с мужем Павлом. Зоя, среднего роста, худощавая, с татарскими раскосыми глазами на лице брюнетка неопределённого возраста. Она всем говорила, что в ней течёт кровь татарского хана. Павел, невыразительный плоский мужчина с отвислыми плечами, скуластый, с желтоватым налётом на лице. Он натянуто улыбнулся:
— Здравствуй, здравствуй, юбиляр! Многих лет жизни и сибирского здоровья. Дай я тебя обниму! — он подошёл ближе: пахнуло запахом дешёвого табака и нафталина.
У Сергея зачесалось в носу, он чихнул, повернув голову в сторону.
— Вот, я правильно сказал. Жить тебе до ста лет.
— Ладно, не загибай. В нашем роду не было долгожителей. А за пожелание спасибо. Проходите к столу. Всё уже готово, только вас поджидали.
Сергей сел во главу стола. Справа от него — Ирина. Увидев, что у всех налито в рюмки, она встала, поправила лёгким движением на затылке причёску. Прошлась взглядом по гостям, суховато от волнения кашлянула в кулачок. В глазах блеснули навернувшиеся слёзы.
— С юбилеем, дорогой мой! Прожили вместе почти двадцать лет, и ты всегда мне был люб. Ты надёжный человек и моя опора. Живи долго, — она наклонилась к нему, и Сергей скосил глаза на глубокий вырез блузки, в котором белела грудь. Под аплодисменты жена страстно поцеловала его в губы, в глазах плескалась нежность.
Все подняли рюмки, чокнулись с юбиляром и выпили. Павел сморщился и тоскливыми глазами язвенника поискал неострую закуску. Зоя подвинула ему поближе тарелку с винегретом, он наклонил голову и стал ковыряться в ней.
Налили по второй рюмке. Павел отложил вилку, глянул в сторону юбиляра, наклонился под стол и вытащил большую хрустальную вазу. Осторожно придерживая рукой, поставил её на стол, чтобы не упала. Похлопал ресницами, припоминая, что сказать Сергею по такому случаю. Дома они вместе с женой обсуждали разные варианты поздравления, чтобы юбиляру было приятно.
— Спасибо, что пригласил нас, дорогой Сергей. Мы рады, что у тебя всё хорошо в жизни, — он скосил глаза в сторону Ирины, — и жена у тебя красивая, и сын успешно учится. А что ещё нужно для счастья?! — Павел сделал паузу, сглотнул, острый кадык индюшачьей шеи нервно колыхнулся. — Вот решили вам подарить хрустальную вазу. Пусть она будет полна счастья.
Осторожно стал передавать её Сергею, но вспотевшая от волнения рука соскользнула: ещё немного, и ваза упала бы на пол. Зоя испуганно ойкнула, округлив глаза, прижала к побелевшему лицу ладошки. Тихо сидела и даже не шелохнулась. Екатерина застыла с полуоткрытым ртом: она хотела попробовать венгерские маринованные огурчики, но вилка в руке мелко подрагивала, грозя упасть на стол.
Сергей, удержав вазу в руках:
— Тяжёлая, поставлю от греха подальше, чтобы не придавила ноги. Вот подарок так подарок. Спасибо!
Павел с блестящими глазами подался телом немного вперёд, норовя зеленоватым галстуком зацепить селёдку под шубой:
— Как не порадеть за тебя, Сергей?! Мы ведь с тобой не первый год знакомы.
Налили ещё по одной рюмке.
Екатерина сидела тихо, держа руки на столе. Когда поднялась с места, все увидели в руках белый конверт. От выпитого лицо у неё зарделось, в ушах поблёскивали мелкие камешки брильянтов. Уголки губ растянулись, обнажая острые резцы зубов.
— У меня тоже есть подарок, — она светящимися глазами посмотрела на гостей и юбиляра. — Правда, он не совсем обычный, но, думаю, тебе, юбиляру, и Ирине понравится. Достала из конверта синеватый листок: — Вот вам путёвка на десять дней в санаторий «Ласточка».
— А где это? — спросил с полным ртом Павел. Кадык на горле скользнул снизу вверх.
— Санаторий находится на крымском побережье. Поедете на поезде, отдохнёте, подышите морским воздухом, вам точно понравится, да и вспомните свои молодые годы.
Павел желчно переглянулся с Зоей и поджал тонкие губы. Ему стало не по себе от такого щедрого подарка, захотелось выйти на балкон, вдохнуть свежего воздуха и успокоиться. В грудине сжало, словно клещами раскалёнными. Он произнёс:
— Женщины пока останутся без нашего внимания, а мы с Сергеем пойдём на балкон покурить.
Первым вышел из-за стола и, заправляя выпроставшуюся из брюк рубашку, шагнул к открытой двери балкона. Вытащил из пачки «Мальборо» сигарету и протянул Сергею.
— Спасибо, я покурю своих. Как-то привычней.
Прикурили от слабого огня Пáвлиной зажигалки, пахшей бензином.
— Течёт, проклятая. Видимо, прокладка не держит.
— Ты её носишь в брючном кармане? — с улыбкой поинтересовался Сергей.
— Да, там и ношу.
— Спалишь штаны когда-нибудь.
— Да ладно шутить, — закашлялся Павел после глубокой затяжки.
Тёплые сумерки сгустились, в небе проклюнулись первые слабые звёздочки, наметился неяркий месяц. Городской шум стих, только доносились невнятные разговоры за столом во дворе.
Высокий лысоватый мужчина с клокастой бородой сидел, навалившись грудью на стол, держал руку женщины в ярком с подсолнухами платье. Они о чём-то тихо разговаривали, наклонившись друг к другу. Женщина смеялась, закидывая голову назад. Его друг Мымрик лежал на траве с открытыми глазами, и было непонятно, спал он так или любовался ночной бездной.
— Вот видишь того мужчину с бородой, — Сергей рукой показал вниз.
Павел наклонился, пытаясь получше разглядеть сидящую компанию.
— А кто он такой? Вижу обыкновенных бомжей, да какая-то дамочка с ними, — у него от выпитой водки заболел желудок, внутри полыхало огнём, настроение препротивное. Нужно было выпить таблетку но-шпы, а флакончик с лекарством у жены в сумочке.
Сергей стоял, облокотившись на железные поручни балкона.
— Того мужчину звать Виталием. Он не сразу так опустился на дно, у нас на заводе в конструкторском отделе работал. Скажу тебе, башковитый парень был. Если на заводе что-нибудь случалось, бегали к нему за советом. Все проблемы решал. Купили импортную линию и приехали наладчики. Он с ними после работы засиживался: сначала пиво, потом водка. Жена терпела, терпела и ушла от него, а он эту трагедию в стакане топил. Жаль мужика… Та дама?! Так она всё время с ними. Верная спутница.
Пока он рассказывал, из-за угла дома к ним подъехал жёлтый милицейский УАЗик с потушенными фарами. Из него выскочили двое служивых и быстро оказались возле Виталия с женщиной. Мымрик продолжал спокойно лежать на земле, созерцая небесную глубину галактики.
Виталий оказался в заботливых руках, ему быстро закрутили за спину руки, ткнули пару раз под рёбра кулаком и, наклонив голову вниз, втолкнули в машину. Женщина с растрёпанными волосами оттаскивала от него невысокого плотного милиционера, тот только рукой отмахивался, как от назойливой мухи. Вконец обессилев, она растерянно стояла, опустив руки, потом села на землю, обхватила голову и громко зарыдала.
Долговязый милиционер стоял в нерешительности.
— А с ним что? — спросил он у своего напарника, указывая на Мымрика.
— Грузи этого звездочёта, нечего лежать и нарушать общественное спокойствие.
Мымрика подняли за руки и ноги и почти торжественно понесли к машине. Он не сопротивлялся: ему казалось, что он парит к далёким звёздам.
Павел повернулся лицом к Сергею. После затяжной паузы ему хотелось поделиться своими мыслями. В детстве он мечтал стать водолазом, а сейчас работал экономистом в жилконторе.
Поднял голову в тёмное небо, задумался:
— Сергей, хочу тебе рассказать об одной вещи. Можно?
— Конечно говори. Мне даже интересно.
Павел указательным пальцем поскрёб щёку, вздохнул, словно освобождаясь от чего-то, что сдерживало его внутри. Глаза блеснули и погасли.
— Ты, наверное, не поверишь, я всю жизнь мечтал спуститься в батискафе в Марианскую впадину.
— Ну и что из этого, — не понял детских мечтаний Сергей: может, лишнего выпил? Но три рюмки водки для мужика — это как дробь для слона.
— Океан меньше исследован, чем космос, — он взял своей холодной кистью руку Сергея и крепко сжал её. — Да, да, меньше. Марианская впадина глубиной одиннадцать тысяч метров. И кругом тьма и холод.
Сергей не ожидал таких откровений Павла. Обычно он всегда замкнут и если откроет рот, то только съязвить или сказать что-нибудь невпопад. Монолог мог затянуться, и ему было совсем неинтересно слушать о тайнах океанских глубин в свой юбилей.
На балкон вышла Ирина, прижалась к мужу, обхватила его двумя руками.
— Как мне хорошо, если бы ты знал. Мальчики, хватит курить, пойдёмте за стол.
Гости ещё посидели, тихо попели и разошлись по домам.
Сергей проснулся от того, что вагон дёрнулся и остановился. Он открыл глаза: в купе мерцал слабый свет, было душно, дверь плотно закрыта и не пропускает коридорный воздух. Повернул голову и посмотрел на жену. Ирина спала на боку, подложив ладошку под голову. В купе они ехали вдвоём, пассажиров пока не было. «Наверное, сядут на большой станции», — решил Сергей. Отодвинув занавеску, посмотрел сквозь мутноватое стекло: вдалеке мерцали неяркие огоньки. По встречному пути прогрохотал скорый, и их поезд медленно стал набирать скорость. Они ехали почти сутки, и поезд подолгу стоял на станциях. Стояла июльская жара, вагон за день прогревался так, что дышать становилось тяжело.
Купейная дверь отодвинулась, и в проёме возникла большая кудрявая голова. Мужчина в полотняном костюме с красным от жары лицом стоял с билетом в руках. Он вяло улыбнулся губами и сказал:
— Шестое место здесь, мне кажется, — в купе боком протиснулся грузный мужчина в годах, он затащил за собой большой кожаный чемодан с двумя застёжками. — Я вам не помешаю, только вещи достану и чемодан на багажную полку поставлю. Замучился от жары, такой не было, наверное, лет десять, если мне память не изменяет.
Устало опустил своё тяжелое тело, вытащил из кармана брюк скомканный носовой платок и стал вытирать лицо. Потом, нагнув голову, прошёлся по шее. На потном лице выделялись потускневшие глаза, верхнее веко нависло на половину зрачка и придавало ему сонный вид.
— Меня звать Игорем Петровичем, — он протянул пухлую безвольную руку Сергею.
— Очень приятно, — отозвался тот и потряс руку новому пассажиру. — А это моя жена Ирина, — кивнул головой в сторону жены. — Вот едем отдыхать в санаторий по путёвке.
Игорь Петрович удивленно вскинул лохматые брови на лоб, в сероватых глазах промелькнуло удивление:
— Да что вы говорите?! Вот это удача, и я еду туда же. А в каком санатории будете?
— В «Ласточке». А Вы?
Лицо Игоря Петровича оживилось, толстая нижняя губа дрогнула:
— А я буду в «Легенде». Слышали о таком? Там всё экстра-класс. Большие люди отдыхают, в основном москвичи.
— Нет, не слышали. Мы первый раз едем.
— Вам понравится непременно, да и погода установилась. Там рядом море. Отдохнёте на все сто.
В дверь негромко постучали.
— Да… да, войдите.
В купе зашла проводница. Ей, наверное, было немного за сорок. «Хотя у женщины сложно определить возраст», — решил Сергей. Лицо гладкое, с прямым хрящеватым носом и предательскими для каждой женщины стрелками морщинок возле глаз. Суховатое тело с прямыми поджарыми ногами, на которых он увидал простые домашние тапочки синего цвета.
— Ваш билет? — спросила неожиданно тонким, почти детским голосом.
— Одну минуточку, сейчас найду, — Игорь Петрович стал искать по карманам железнодорожный билет. Сначала сунул руку в боковой карман пиджака, затем во внутренний, раздосадовано покраснел, а на лбу высыпали бисеринки пота: — Сейчас… Сейчас, — стал шарить в карманах брюк и, запустив руку в задний, вытащил и положил его на стол.
Проводница взяла билет, покачала головой.
— Ошиблись местом, нужно идти дальше по коридору, через купе будет ваше место.
— Как там устроитесь, зайдите в моё купе за постельным бельём. Может, вам чаю принести?
— Нет, нет. Пока не нужно.
К вечеру поезд остановился на час на большой станции. Сергей, увидев проводницу, выглянул из купе:
— А почему так долго стоим и еле-еле едем?
— Пока локомотив сменится, водой заправят, на это нужно время. Не беспокойтесь, прибудем по расписанию. Ещё ни разу не опаздывали. Туалет закрыт — санитарная зона.
В купе быстро зашёл щупловатый вихрастый парень в военной форме. У него было хмурое лицо, тонкие девичьи брови. Посмотрел на вторую полку, бросил туда зеленоватый рюкзак и, не разговаривая ни с кем, метнулся наверх. Там снял чёрные ботинки, китель с одной лычкой на синих погонах, положил в багажную нишу и лёг на бок, повернувшись лицом к перегородке.
Сергей встал, посмотрел в окно на привокзальный перрон, по которому сновала пёстрая толпа. Накинул на плечи спортивную куртку и сказал жене:
— Пойду, пройдусь, ноги разомну, — посмотрел на часы, — о, времени ещё достаточно.
— Конечно, сходи, — согласилась Ирина. А сколько осталось до отправления? — подняла на него глаза. Ирина полулежала, накрывшись простынёй, и водила пилочкой по ногтю на руке. — Если увидишь, то купи минеральной воды, лучше без газа.
Пока Сергей ходил по перрону в поисках минералки, в купе возник четвёртый пассажир с гитарой в руках. Он появился как-то внезапно, словно ниоткуда. Мужчине было уже за тридцать. Высокий, с пшеничными волосами, пока ещё слабо намечающимися впереди залысинами на голове, твёрдым подбородком с ямочкой. Глубоко посаженые на сухощавом лице синеватые глаза смотрели с детской восторженностью и непосредственностью.
— Здравствуйте, — тихим голосом поздоровался, будто со старыми знакомыми. Аккуратно положил гитару в чехле на своё место. Небольшой чемодан повертел в руках, не зная, куда его примостить, оставил на полу. Двумя пальцами ловко достал из кармана джинсовой рубашки билет и положил его на столик.
— Пойду, покурю, — блондин повернулся на каблуках, вышел, оставив Ирину в размышлении.
При виде нового соседа по купе у неё где-то внутри сжалось теплом, она предчувствовала, что невидимая нить уже протягивается между ними, и не знала, чем закончится внезапная случайная встреча. Она как женщина опасалась такого слепого влечения. Ирина любила своего мужа, хотя первые чувства давно перегорели и осталась только почти материнская любовь к нему.
Солнце стояло в вагонном окне. По коридору ходили люди и слышались голоса. В полуоткрытую дверь потягивала слабая прохлада.
Солдат наверху заворочался и повернулся на спину, закинув руки за голову. Он лежал на голой полке без матраса, губы, обданные жаром, что-то шептали.
Ирина подняла голову, пристально посмотрела на него:
— Тебе плохо? Может, чаю принести.
Сверху опустились ноги, затем солдат оказался внизу.
— Нет, не надо. Это я так шептал, чтобы не забыть. Детская привычка, — на его хмуроватом лице скользнула улыбка. Лицо попало в солнечный просвет, на щеках и лбу проявились веснушки и загнутые вверх кончики ресниц. «Какой он ещё молодой, этот парень. Может, даже ровесник моему сыну», — мелькнула у Ирины мысль.
Солдат посмотрел сначала в окно, зажмурился от яркого света, потом перевёл взгляд зеленоватых глаз на Ирину.
— Вы не обращайте внимания на меня. Я просто огорчился, что меня демобилизовали в последнюю очередь из батальона. Сидел на гауптвахте.
— А за что наказали?
— Ходили в самоволку втроём в посёлок на танцы. Потом, когда возвращались в часть, двое успели перепрыгнуть через забор, а меня дежурный зацапал, а утром увезли на губу. Да ещё за волосы. Ротный сказал, что причёска не по уставу. Прокантовался десять суток. Время, проведённое там, в срок службы не засчитали… Вот так поздновато домой возвращаюсь.
— А девушка у тебя есть? — поинтересовалась Ирина, хотя понимала, что этот вопрос совсем не к месту и даже лишний, но ей всегда казалось, что солдата обязательно должна ждать девушка и писать ему письма.
— Не, пока нет, — вяло пробубнил солдат, потупив глаза. До армии он ни с кем из девчонок не дружил. Сторонился их, был немногословен, ему казалось, что они просто могут его засмеять. Завидовал, когда кто-нибудь из его сослуживцев получал письма от девушки.
— А звать тебя как? Что-то сразу не спросила.
— Константином, а можно просто Костя.
— Ты молодой и всё ещё впереди. Встретишь девушку, почувствуешь её своим сердцем, тогда и женись. Понял?!
— Так точно!
Воздух снаружи превращался в зной: казалось, что за окном всё плывёт в призрачном мареве. Здание вокзала стало расплывчатым и совсем серым. Пара сизых голубей спикировала сверху и села на широкий подоконник.
«Хоть бы поскорее поехали, станет немного прохладнее», - подумала Ирина. Она представила, как будет утром ходить к морю, смотреть на восходящее солнце, на гладь воды, и ей захотелось как можно быстрее оказаться в спасительной морской прохладе.
Поезд несколько раз дёрнулся и стал набирать скорость. За окном проплыли киоски, какие-то щиты с яркими афишами, кучки провожающих людей. Она с тревогой выглянула в дверь и увидела, как по коридору идёт Сергей, а чуть позади, на полшага, мужчина из их купе. Сердце зашлось предчувствием событий: пока она ничего не знала, только подспудность сознания подсказывала что-то невероятное. Ей хотелось удержать себя от мимолётного влечения, но женская натура слабо подчинялась воле судьбы.
Ей вспомнился шестнадцатилетний паренёк из класса, такой же, с пшеничными волосами, и первые волнительные до головокружения объятия, сладкие до боли поцелуи на детской площадке. Тот паренёк из памяти исчез навсегда, когда она уехала в другой город, но неожиданная встреча в поезде всколыхнула давнее любовное томление.
— Вот и познакомились, пока курили, да и минералку «Ессентуки» купил, — Сергей поставил большую пластиковую зелёную бутылку на столик и плюхнулся на своё место, отдуваясь. — Жара стоит несусветная, даже не припомню такого на своём веку.
Мужчина ухмыльнулся, прошёлся рукой по голове. Ему сразу понравилась Ирина, и чтобы не показывать свою симпатию, решил не смотреть на неё.
— Меня звать Дима, — вежливо протянул руку сначала Ирине, — а с вашим мужем мы уже познакомились. Взяв её руку, он задержал дольше обычного и слегка пожал.
Ирина отдёрнула руку, словно обожглась, и покраснела лицом. Она понимала, что это игра, которую Дима решил как-то начать.
— Я утром сойду с поезда. Меня встретят друзья. У нас запланирован концерт.
— Как интересно, значит, Вы музыкант! — почти воскликнула Ирина, еле сдержав себя.
— Наша группа называется «Три Д», и в основном играем современную попсу. Народу нравится и деньги неплохие платят. Не на заводе же у станка стоять.
— Какое-то странное название. Я не слышала о такой.
— Нет ничего удивительного! Мы ещё только в начале своего творческого пути. А название придумали по букве «Д», она имеется у каждого из нас в имени или в фамилии. Всё просто - ларчик открывается.
В дверь настойчиво постучали.
— Входите, — сказал Сергей.
В проёме возникла большая лысая мужская голова с отвислыми усами и ноздреватым носом. На нём была надета красная футболка и широкие клетчатые шорты.
— Я сосед ваш. Может, сыграем в подкидного? В купе со мной едет женщина с маленькими детьми. Хоть время скоротать, — произнёс он, окинул всех коричневыми выпуклыми глазами и замолчал.
— Это не по нашей части, уважаемый. Может кто-то согласится разделить с вами компанию, но я, честно сказать, не игрок, — развёл руками Дима, — сожалею, но игра в подкидного дурака — пустая трата времени.
Он наклонился и стал вынимать из сумки съестные припасы.
— Вот жена нагрузила в дорогу, хотя ехать всего ничего, — положил на столик круг краковской колбасы, желтоватый сыр, несколько жареных пирожков и в конце водрузил пузатую бутылку французского коньяка «Наполеон». — Можно будет поужинать и выпить за знакомство, так что приглашаю к скромной трапезе.
За окном стемнело, под потолком замигала лампочка, скудно освещая купе. К тому времени бутылку с коньяком опорожнили.
Ирина сидела с красным лицом, откинувшись на спину. Сергей задумчиво смотрел в окно, подперев кулаком подбородок. Солдат, перекусив, забрался обратно на верхнюю полку и смотрел на них. Ему почему-то сразу не понравился Дмитрий. «В его глазах есть какое-то недоброе свечение», — подметил он.
— Может, сыграете нам, Дима? — неожиданно попросила Ирина, вглядываясь в его лицо, ей хотелось увидеть его глаза. Они постоянно менялись, когда он даже молчал.
— Да, конечно, только инструмент достану, — он взял гитару, пробежал тонкими пальцами по грифу, опустив голову, тихо, приятным тенорком запел:
Зацелована, околдована,
С ветром в поле когда-то обвенчана,
Вся ты словно в оковы закована,
Драгоценная моя женщина!
— Какая прекрасная песня! А кто автор? — не удержавшись, восторженно спросила Ирина. Глаза у неё блестели, на щеках играл румянец, она немного захмелела, голова слегка кружилась. Ей стало жарко, и она расстегнула верхнюю пуговицу на блузке. В разрезе блеснула золотом цепочка и стала видна убегающая вниз бороздка между грудей.
— Стих написал поэт Николай Заболоцкий, к сожалению, его судьба складывалась не очень удачно. Посадили по политической статье, потом, правда, реабилитировали, но годы уже не вернёшь.
От взгляда Димы не ускользнула перемена настроения Ирины, это был некий тайный знак, он встал, пригладил волосы.
— Пойду в тамбур, покурю. Да и душновато стало в купе, — уже стоя в дверном проёме, он обернулся и бросил мимолётный взгляд, понятный только им двоим.
Сергей прилёг, закрыл глаза: казалось, что он дремлет, только губы изредка вздрагивали. Ирина, всматриваясь в лицо мужа, думала о хрупкости их отношений. Она колебалась: идти или нет вслед за Димой в тамбур. Ясно осознавала свой поступок, боялась переступить опасную черту, за которой будет только глубокая пропасть. И она решилась…
Легко встала, поправила блузку, с боков сбила причёску, кончиком языка провела по горячим губам и, тихо отворив дверь, вышла в коридор.
Сергей безмятежно спал. Его грудь свободно дышала. Ему снилось, как он бредёт по пустынной улице один, и над головой гремит гром. Он проснулся, ему показалось, что это происходит наяву. Посмотрел на Иринино место - оно было пусто. Сергею спать уже не хотелось, он лежал, вслушиваясь в коридорную тишину и ожидая знакомые шаги. Так прошло полчаса.
Затем встал. Его слегка пошатнуло в сторону. Жадно выпив стакан минералки, вышел из купе, посмотрел по сторонам коридора, надеясь увидеть свою жену. Мимо него, едва не сбив с ног, пробежал мальчик лет пяти в коротких шортах, держа зажатую в руках цветастую кружечку. Его мать, высокогрудая молодая женщина, стояла дальше в проходе и, раскинув руки, хотела его поймать. Мальчик смеялся, заливаясь звонким колокольчиком.
В следующем вагоне находился ресторан. Тамбурная дверь открылась, пропуская длинноволосого мосластого молодого парня в белой тенниске. В просвете мелькнули чёткие силуэты мужчины и женщины. Из головы Сергея мигом вылетела хмельная пелена: подойдя ближе к двери, он увидел, как Дима бережно приобнял его жену за талию, притягивая к себе. Ирина, повинуясь его воле, положила руку ему на плечо, подняла голову и с закрытыми глазами подставила свои губы для поцелуя.
Сергею показалось, что он проваливается сквозь вагонный пол: сердце в груди сильно и надрывисто забухало, дыхание сдавило так, что он схватился рукой за горло, ему не хватало воздуха. Придя немного в себя, он захотел рвануться вперёд – туда, в тамбур, к ним и бить, бить Диму по лицу, что есть силы. Потом к нему вернулось трезвое сознание. Он почти бегом бросился обратно в купе, стал лихорадочно собирать свои вещи в дорожную сумку. Почти захлёбываясь, залпом выпил стакан минералки: рука предательски дрожала.
Солдат сверху смотрел на него встревоженными глазами, он видел, как переглядывались Дима с его женой и ему стало понятно, чем обеспокоен и встревожен Сергей.
Сергей пошёл в другой тамбур, через который выпускают пассажиров. Поезд медленно сбрасывал скорость. Впереди слабыми огоньками светилась небольшая станция - обычно на таких поезд останавливается на несколько минут. Мелькнули первые вокзальные огни, на перроне было пустынно. В темноватом тамбуре показалась проводница с сонным усталым лицом. Она удивленно посмотрела на Сергея и просевшим голосом спросила:
— Вы разве уже выходите?
— Да, так получилось, нужно срочно вернуться домой. Не знаю, сколько просижу на станции.
Женщина посмотрела на себя в слабоосвещённом окне, прикрыла ладонью рот, скрывая зевоту, подняла брови и сказала:
— Через час будет проходить поезд, вот на нём обратно и уедете.
Поезд остановился. Первой вышла проводница. Она встала у вагона, зябко подняв плечи. Дневной жар спал, стояла слабая ночная прохлада. Пахло просмолёнными шпалами и мазутом. Огромный небесный тёмный купол висел над ними. На нём, словно бисером, раскинулись холодные звёзды. Половина неба была затянута мглистой паутиной облаков.
Сергей, перешагивая через рельсы, поднялся на невысокий перрон, обойдя кусты пожухлой от жары акации, быстро пошёл к небольшому приземистому вокзальчику, в окнах которого слабо мерцал свет.
12.04.2022