К столетию Расула ГАМЗАТОВА
…легендарен при жизни был… Уходил легендой же: в том числе –эпохальной песни – в пространства веков: сколь бы ни менялся их пёстрый антураж: бытийный, исторический… Расул Гамзатов в своём народе воспринимался героем: были ещё народы, так относящиеся к поэтам; Расул Гамзатов пользовался общесоюзной известностью – пока великолепные, трагические «Журавли» проплывали над просторами людей и времён.
Проплывают торжественно-плавные журавли, втягиваются в песню, что станет легендарной, вызывают печаль, светлую грусть, разные размышления… Взгляд на мир спокоен: то, что среди клина есть гипотетическое место для автора, не вызывает бурных эмоций… Восточный стоицизм? Мудрость, обретаемая сквозь годы, наполненные трудами и признанием?
Гамзатов был знаменит, для огромного количества людей он представлял – с поэтической силой и нежностью ‒ свой край: небольшой, хорошо известный мало кому из огромного мира. Он действительно представлял его: и сверкали надписи на кинжалах, и шёлком звучали стихи, посвящённые матери и – любви. Нежности и сострадания много разлито в произведениях Гамзатова:
«...И на дыбы скакун не поднимался, //Не грыз от нетерпения удил, //Он только белозубо улыбался //И голову тяжелую клонил. //Почти земли его касалась грива, //Гнедая, походила на огонь. //Вначале мне подумалось: вот диво, // Как человек, смеется этот конь. //Подобное кого не озадачит. //Решил взглянуть поближе на коня. //И вижу: не смеётся конь, а плачет, //По–человечьи голову клоня…» (Перевод Якова Козловского)
Конь, увиденный так, говорит о щедром сердце и той тонкости глазомера, когда одушевлённость становится возвышенной, и будто конь – собрат.
Лад баллады сильно соответствовал темпераменту Гамзатова: есть в этом жанре нечто от очерка гор, от резкости высоты, но и то соприкосновение вершин с небом, что рождает мудрость:
«Но дивиться этому не стали //Местные бывалые мужи, //Мол, такие случаи бывали //В старину не раз, Омар–Гаджи. //И когда увидят все воочью, //Что конца мой близится черед, //Может быть, меня однажды ночью //Молодая женщина спасёт». (Перевод Якова Козловского)
Много в его поэзии и молодости, задора, упругого упоения жизнью: без этого Гамзатов не представим, как не представить его поэзию и без метафизики, отливающей, конечно, восточными красками, но в больше мере – общечеловеческими:
«Ты безгрешна до того, //Что почти святою стала. //Не загрызла никого, //Никого не забодала. //Дважды в год тебя стригут //До последнего колечка. //И однажды в пять минут //Шкуру начисто сдерут, //Бедная овечка…». (Перевод Якова Козловского)
Льётся грусть, раздваивающая сознание: дальше возникнет пир, замелькают шампуры, как клинки, и всю себя отдавшая овечка превратится в сок и смак жизни…
Поэт, впрочем, тоже должен отдавать себя всего: иначе – не получится зажечь стихи; и эта отдача в глубокой мере относилась к жизненному пути Расула Гамзатова. Кинжальная сталь подразумевает острый высверк удара. Кинжальная сталь подразумевает остроту и точность мысли; и пусть богатство украшений ножен восточных клинков хорошо известно, поэтические надписи украсят их значительнее и ярче:
Для дружеской руки
Вот рукоять моя.
Для вражеской груди –
Сталь острия!
Полярность и полюсность, вложенная в зарифмованный афоризм, словно открывает сущность людского бытования на земле: которое, увы, не обходится без вражды. Двойственность всего хорошо отливается в компактную форму:
«Кинжал хоть не зурна, //И он две песни знает: //О гибели одна, //О вольности другая».
Слова играют, они пенятся, как вино, изливаемое в чаши из древних кувшинов, они вскипают силой, и упомянутая вольница словно разгорается в сознании, вычерчивая яркий круг необходимости.
Дружба – тема тем Гамзатова: что логично, учитывая его принадлежность к горному народу: где дружба свята, одно из самых высоких положений в ценностной шкале жизни:
«Знай, мой друг, вражде и дружбе цену //И судом поспешным не греши. //Гнев на друга, может быть, мгновенный, //Изливать покуда не спеши. //Может, друг твой сам поторопился //И тебя обидел невзначай. //Провинился друг и повинился – Ты ему греха не поминай». (Перевод Наума Гребнева)
«Берегите друзей» - раздаётся призыв, и, текст, проводимый ступенями своеобразных советов, вспыхивает многоцветно-смысловым финалом:
Спасибо вам за то, что в час, когда
К озерам тем я приходил напиться,
Вы тут же притворялись без труда,
Что вам прекрасно в это время спится.
(Перевод Наума Гребнева)
…есть плавное развитие внутри его произведений, чья неспешность связана с мудростью любви: узнанной и понятой основной силой, определяющей движение жизни, саму жизнь:
«Вернулся я, спустя сто лет, //Из темноты на землю эту. //Зажмурился, увидев свет. //Едва узнал свою планету... //Вдруг слышу: шелестит трава, //В ручье бежит вода живая. // «Я вас люблю!..» — звучат слова //И светят, не устаревая...».
Здесь – та витальная сила, что разлита в природе, и может ощущаться человеком только, если он поднимается на высокие ступени - именно на те, на какие взошёл Гамзатов: наблюдая бессмертных журавлей, плывущих и плывущих над столь изменившимся человечеством.