«Сергей должен был верить мне и хоть немного дорожить мной,
я знаю — другой такой, любившей Сергея не для себя самой,
другой он не найдёт»
Галина Бениславская
Всем известно, как популярен Сергей Есенин был уже при жизни и как его старательно запрещали, замалчивали, ненавидели, не издавали после смерти. Но Есенина сохранил народ в самом прямом и точном смысле этого слова. Читали тайком, переписывали вплоть до 60-х годов, когда наконец-то вышел из печати его пятитомник...
Сергея Есенина хочется защищать и жалеть. Да и во всех своих стихах он сам жаждет жалости («Жаль мне себя немного, жалко бездомных собак») даже в противовес своим строкам: «Кого жалеть, ведь каждый в мире странник» и «Не жалею, не зову, не плачу», хотя у самого неимоверная, до дрожи жалость ко всему, что живёт и дышит. Как истошно он описывает судьбу собаки, у которой отобрали и топят щенков и как долго дрожит вода в полынье, и как «показался ей месяц над хатой одним из её щенков». А вспомните «золото овса» в шляпе-цилиндре для городской клячи. Примеров множество. Но ещё с большим чувством Есенин умел относиться к женщине. Многие из них украшали жизнь великого поэта. И всех их он, словно в благодарность, обессмертил.
В самой большей мере это касается Галины Артуровны Бениславской (урождённой Карьер) (16.12.1897 – 03.12.1926), журналистки и литературного работника. Отец Бениславской – обрусевший француз-студент, мать – грузинка, которую вскоре после рождения дочери постигло психическое заболевание.
Бениславская была «среднего роста. С густыми длинными чёрными косами и чёрными сросшимися бровями над большими зеленовато-серыми глазами. Галя была ещё совсем маленькой, когда разошлись её родители, и девочку удочерили её тётя по матери – Нина Поликарповна Зубова и её муж, доктор, Артур Казимирович Бениславский»,1 фамилию которого она в дальнейшем получила.
Вместе с приемными родителями Бениславская жила в латвийском городе Резекне. После учёбы в пансионе (Вильно), в 1917 году Бениславская закончила в Петербурге Преображенскую восьмиклассную гимназию с похвальной грамотой и золотой медалью, и, как только возникли политические разногласия с приёмными родителями, уехала и поступила в Харьковский университет на естественное отделение. Но окончить университет ей не удалось, так как в 1919 году Харьков был захвачен белогвардейцами, и Бениславская, бросив университет, под видом медсестры перешла фронт и попала в штаб 13-й армии, а через некоторое время приехала в Москву, где ей удалось устроиться секретарём в Особой межведомственной комиссии при ВЧК (ноябрь1919 - май1922) у Н.Крыленко, а затем она поступила секретарём в редакцию газеты «Беднота». В редакции она проработала почти до конца своей жизни. Можно ещё добавить, что в мае 1917 года Бениславская вступила в партию. Преданная идеям революции, Бениславская гордилась своей опасной профессией и не скрывала этого, так как была на редкость целеустремленной и твёрдой натурой, даже не смотря на угрозу двух расстрелов в период гражданской войны. В то же время Бениславская была начитанной, увлекающейся девушкой, которая любила поэзию и ходила на поэтические вечера.
Впервые Бениславская увидела Есенина 4 ноября 1920 года в Большом зале консерватории (Б. Никитская, 13), где проходил литературный вечер «Суд над имажинистами». Председательствовал на вечере Валерий Брюсов, он же – литературный обвинитель. «Холодно и не топлено. – Вспоминала Бениславская. – Зал молодой, оживлённый. Хохочут, спорят и переругиваются из-за мест… Подсудимые садятся слева группой в пять человек. Суд начинается. Выступают от разных групп: неоклассики, акмеисты, символисты – им же имя легион. „Подсудимые“ переговариваются, что-то жуют, смеются… В их группе Шершеневич, Мариенгоф, Грузинов, Есенин и их „защитник“ – Федор Жиц». «Кто и что говорил – не помню, даже скучно стало. – Продолжала Бениславская. – Вдруг выходит тот самый мальчишка: короткая, нараспашку оленья куртка, руки в карманах брюк и совершенно золотые волосы, как живые. Слегка откинув назад голову и стан, начинает читать... Он весь стихия, озорная, непокорная, безудержная стихия, не только в стихах, а в каждом движении, отражающем движение стиха. Гибкий, буйный, как ветер, о котором он говорит, да нет, что ветер, ветру бы у Есенина призанять бы удали… Что случилось, я сама ещё не знала. Было огромное обаяние в его стихийности, в его полубоярском, полухулиганском костюме, в его позе и манере читать, хотелось его слушать. именно слушать ещё и ещё… Все вдруг повскакивали с мест и бросились к эстраде, к нему. Ему не только кричали, его молили: "Прочитайте еще что-нибудь"».2 Всех зачаровывал громогласный есенинский баритон. Его длинный цветной шарф на шее спускался почти до пола. Есенин читал стихотворения: Сорокоуст, Хулиган, «В том краю, где жёлтая крапива...».
На организованный имажинистами 16 ноября в Политехническом музее (Лубянский проезд, 4) литературный «Суд над современной поэзией» Бениславская тоже пришла. Вечер оказался ещё более буйным, чем предыдущий, особенно острая полемика Есенина и Маяковского. Сразу после завершения этого мероприятия произошла первая очная встреча Есенина и Бениславской. «У хорошенькой глазастой Гали Бенислаской тогда ещё были косы – галочьего цвета. Длинные, пушистые, с небольшими бантиками. Коричневое платьице, как у епархиалки, и крепенькие ноги в чёрных хромовых башмаках с пуговицами».3 В 1926 году Бениславская вспоминала: «Второй вечер был в Политехническом музее… Я с Яной Козловской сидела во втором ряду. Есенин весь вечер, когда не читал, а сидел на эстраде, почти всё время упорно смотрел в нашу сторону. После окончания, он как раз читал последним, я до сих пор не знаю, как и почему очутилась там, за кулисами… Вдруг Есенин нагло подлетает вплотную и останавливается около меня. Не знаю отчего, но я почувствовала, что надо дать отпор… и мелькнула мысль: „Как к девке, подлетел“. – „Извините, ошиблись“». Это заурядные мысли. Так думает почти каждая девушка. А вот то, что Бениславская внесла в свой дневник, сразу после встречи с поэтом, это – решительно по отношению к самой себе: «Выйдя из музея — цепь мыслей. Такого, не именно его, а вообще такого, могу полюбить. Быть может, уже люблю. И на что угодно для него пойду… Поняла: да ведь это же и есть именно тот „принц“, которого ждала… В этот же вечер отчётливо поняла – здесь всё могу отдать: и принципы (не выходить замуж), и — тело (чего до сих пор не могла даже представить себе), и не только могу, а даже, кажется, хочу этого… С этого вечера я засыпала с мыслью о нём и, когда просыпалась, первая мысль была о С. А., так же как в детстве первой мыслью бывает: „Есть ли сегодня солнце?“».4
После этого события Бениславская регулярно посещает литературные вечера в кафе «Стойло Пегаса», в книжной лавке имажинистов и в других заведениях, где выступает Есенин, более того, старается быть всегда у него на виду. Как принято в таких случаях, она приходит на эти вечера не одна, а с подругами. «С этих пор на всех вечерах всё, кроме Есенина, было как в тумане. – Признавалась Бениславская. – Почти каждый вечер в „Стойле Пегаса“ чей-нибудь доклад. Жаркие, ожесточённые, задорные и вместе с тем веселые споры об образе, о форме и содержании, об урбанизме… Есенин, как и все вечера, поглядывает в нашу сторону (была я и моя подруга Лидия Берестова, Яна не пришла) и вдруг направляется к нам и, нагибаясь ко мне, на ухо, как-то взволнованно и грубо, вполголоса говорит: „Послушайте, но так же нельзя, вы каждый вечер сюда ходите ... Я уже сказал в кассе, чтобы вас пропускали как своих, без билета. Скажите фамилию, и я велю кассирше записать“. И даже, когда подруги пробирались к выходу через эстраду (вечер был особенно многолюдным), Есенин неожиданно подошел к ним: „Девочки, приходите завтра ко мне, у меня будут читать стихи лучшие поэты. Вот вам мой адрес“».
Есенин, наконец-то, обратил внимания на Бениславскую. «Прошло несколько дней… Вечер в „Стойле Пегаса“ еще не начался; вдруг ко мне направляется (я глазам не верю) Есенин… В общем, весь вечер мы проговорили с Есениным...
На следующий день Яна не верит, что я познакомилась с Есениным. У меня, правда, ликующие глаза… Вечером сидим в „Стойле“, входит С. А. и сразу направляется ко мне. Я даже Яну познакомила с ним».5 Бениславская вспоминала: «И с этого вечера началась сказка. Тянулась она до июня 1925 года. Несмотря на все тревоги, столь непосильные моим плечам, несмотря на все раны, на всю боль – всё же это была сказка. Всё же это было такое, чего можно не встретить не только в такую короткую жизнь, но и в очень длинную и очень удачную жизнь».6 Это были дни веселья и грусти, счастья и печали, когда Есенин и Бениславская сближались духовно и физически, когда журналистка всё более и более осознавала, что она сумеет быть полезной поэту и именно этим сможет завоевать его сердце. И Есенин, понимая эту роль Бениславской, пошёл на сближение с нею. Они быстро сдружились и Бениславская вошла в круг близких поэту людей. Есенин частенько подтрунивал над Бениславской, как заядлой марксистской. Как он выражался – «Мне нравится разлагать её веру». В то же время Бениславская старалась внушить поэту веру в большевизм. И всё же главными для них были поэтические дела.
7 декабря под председательством В.Брюсова в Политехническом музее прошёл конкурс на лучшие стихи, организованный Всероссийским союзом поэтов. Конкурс, на который приглашались поэты всех литературных школ и течений, честно говоря, не удался. Публика роптала. Тем более что Есенин появился к завершению мероприятия. Но как только он вошёл в зал, Бениславская вскрикнула: «Есенин пришёл!» и в зале зашумели: «Есенина, Есенина, Есенина!». Поэт прочёл несколько стихотворений вне конкурса, и так было ясно, что в России он лучший поэт. Об этом писали и журналы и газеты.7 Есенин очень интересовался статьями о его поэзии и об имажинистах в российских и зарубежных изданиях. Бениславская взялась обеспечивать Есенина именно этой корреспонденцией. «Я добывала <газеты> в информационном бюро ВЧК, а для этого приходилось просматривать целые комплекты «Последних новостей», «Дня» и «Руля».8
19 февраля 1921 года Есенин подал заявление в суд о расторжении брака с Зинаидой Райх, своей первой законной женой, а в марте-апреле засобирался за границу, на Запад. Однако на эту поездку разрешение не было получено, поэтому он решил съездить на Восток, в Туркестан. «Первый ласковый день после зимы… – Записывала Бениславская. – Я и Сергей Александрович всю дорогу хохочем. Весна – весело. Рассказывает, что он сегодня уезжает в Туркестан. "А Мариенгоф не верит, что я уезжаю". Дошли до Камергерской книжной лавки… Разговариваем о советской власти, о Туркестане. Неожиданно, радостно и как будто с мистическим изумлением Сергей Александрович, глядя в мои глаза, обращается к Анатолию Борисовичу: "Толя, смотри, – зелёные. Зелёные глаза!" А в Туркестан всё-таки уехал – подумала я через день, узнав, что его нет уже в Москве. Правда, где-то в глубине знала, что теперь уже запомнилась ему».9
5 октября народный суд г. Орла вынес решение о расторжении брака Есенина с Райх. И в тот же день Есенин послал Бениславской письмо: «Милая Галя! Я очень и очень хотел бы, чтобы вы пришли сегодня ко мне на Богословский к 11 часам. Буду ждать вас! За деньги спасибо».10 Бениславская, узнав, что Есенин разошёлся с женой, записала: «Раз никаких внешних преград нет, то я пойду на всё. Я не могу не пойти – это моя внутренняя обязанность завоевать то, на что я имею право. Почувствовала, что это скорее страшно, а не радостно. Во всяком случае, было ощущение чего-то рокового. И ещё – значит, кто-то из них (Е<сенин> или жена) несчастен, а я уже тогда любила Есенина так же, как потом всю жизнь, и, увы, не могла радоваться несчастью человека, близкого ему, даже если на этом строилось моё счастье».11 Бениславская, сама того не зная, оказалась пророком. Ощущение чего-то рокового не было ошибочным. Именно тогда, в ноябре, Есенин сближается с А.Дункан. Часто бывает у неё. И вскоре переезжает жить в её шикарный особняк. 1 января 1922 года Бениславская помечает в дневнике: «Хотела бы знать, какой лгун сказал, что можно быть не ревнивым! Ей-богу, хотела бы посмотреть на этого идиота! Вот ерунда! Можно великолепно владеть, управлять собой, можно не подавать вида, больше того, можно разыгрывать счастливую, когда чувствуешь на самом деле, что ты – вторая; можно, наконец, даже себя обманывать, но всё-таки, если любишь так по-настоящему, – нельзя быть спокойной, когда любимый видит, чувствует другую. Иначе значит – мало любишь. Нельзя спокойно знать, что он кого-то предпочитает тебе, и не чувствовать боли от этого сознания… И всё же буду любить, буду кроткой и преданной, несмотря ни на какие страданья и униженья».12
Весть о том, что Есенин женился на Дункан, потрясла Бениславскую. 31 января 1922 года она признаётся в своём дневнике: «Знаю, буду любить ещё и ещё, не один раз загорится кровь, но так, так я никогда не буду любить, всем существом, ничего не оставив для себя, а всё отдавая. И никогда не пожалею, что так было, хотя чаще было больно, чем хорошо».13 Эти муки отчаяния преследовали Бениславскую на протяжении всего времени, когда Есенин ушёл от Бениславской к Дункан и готовился уехать за границу. Например, дома: «В четверг начался очередной приступ тоски… Тошнота при мысли, что он там… со своей новой женой и день, и ночь». Или – на прогулке в лесу: «Вот я поняла, что в жизни не один Есенин, что его можно и надо любить, но любить именно бескорыстно, не жадной любовью, требующей чего-то от него, а так, как вот любишь этот лес, не требуя, чтобы лес жил, сообразуясь со мной». Но – «Айседора, именно она, а не я, предназначена ему, а я – для него – нечто случайное. Она – роковая, неизбежная… Её обойти он не мог. И чтобы мне ни говорили про старость, дряблость и пр., я же знаю, что именно она, а не другая, должна была взять, именно взять его (его можно взять, но отдаться ему нельзя – он брать по-настоящему не умеет, он может только отдавать себя)… После Дункан – все пигмеи, и, не смотря на мою бесконечную преданность, – я ничто после неё (с его точки зрения, конечно). Я могла бы быть после Лидии Кашиной, Зинаиды Николаевны <Райх>, но не после неё. Здесь я теряю».14
22 апреля Бениславская записала в дневнике: «Уехал. Вернее, улетел с Айседорой… Сильнее, чем смерть – любовь? Есть потери не меньшие и не менее непоправимые, чем смерть. Страшно писать об этом, но это так: смерть Есенина была бы легче для меня. Я была бы вольна в своих действиях… Она <Айседора> вернётся – так ответили в студии – через год. Значит, и он тоже. Как же ждать, когда внутри такая засуха? Я опять больна. Опять тоска по нём, опять к каждой мысли прибавляется неотвязное ощущение его».15
Чувства Бениславской были искренни, более того, они являлись истинными, такими, на какие не способны многие женщины. И в этом нет их вины – природа не всех одаривает способностью любить до самопожертвования. Бениславской повезло – природа одарила её этим жгучим чувством в полную меру, и поэтому, естественно, она попыталась найти утешение от свалившихся на неё любовных переживаний. Этим утешением, как это ни банально, явилась для неё связь с другим мужчиной. Но эту связь нельзя счесть порочной, так как о ней она откровенно рассказывает в своём дневнике, вполне осознавая, что через какое-то время её дневник будет обнародован. «И не вина Есенина, если я среди окружающих не вижу людей, все мне скучны, он тут не при чём. Я вспоминаю, когда я «изменяла» ему с И., и мне ужасно смешно. Разве можно изменить человеку, которого «любишь больше, чем себя». И я «изменяла» с горькой злобой на Есенина и малейшее движение чувственности старалась раздуть в себе». И далее: «А как же мне поделить себя? Ещё при сознании, что Айседора, именно она, а не я, предназначена ему, и я для него – нечто случайное».16 Тем не менее, Бениславская, будучи сильной личностью, не теряла надежды. И оказалась права.
После возвращения Есенина из-за границы и разрыва отношений с Дункан Есенин сразу же отправился жить к Мариенгофу в Богословский переулок. Но за полтора года отсутствия поэта в жизни его друга произошли существенные изменения. Мариенгоф женился на актрисе Некритиной, которая уже родила сына. Есенин понимал, что он стесняет хозяев, а попросту – в квартире тесно. К этому прибавились финансовые проблемы в книжной лавке имажинистов и в их же кафе «Стойло Пегаса». Кооперативное предприятие разваливалось. Материальное положение Есенина усложнялось с каждым днём. У него не было постоянного пристанища. «Он то ночевал у нас, – вспоминала подруга Бениславской Анна Назарова, – то на Богословском, то где-нибудь ещё, как бездомная собака, скитаясь и не имея возможности ни спокойно работать, ни спокойно жить. Его сестра тоже ютилась где-то в Замоскворечье. Из деревни должна была приехать вторая сестра».17 Поэтому в сентябре 1923 года, Есенин переселился к Бениславской, в её небольшую двухкомнатную квартиру в Брюсовском переулоке, где уже жили и его сёстры – Катя (первой поселившаяся у Бениславской) и Шура. «Два больших восьмиэтажных корпуса "А" и "Б", носящие название дома "Правды", стояли во дворе дома за номером 2/14 друг против друга. В основном в этих домах жили работники газет "Правда" и "Беднота". Квартира № 27, в которой жила Галя, находилась на седьмом этаже. Из широкого венецианского окна в солнечные дни вдалеке виднелся Нескучный сад, лесная полоса Воробьёвых Гор. Синевой отливала лента реки Москвы и золотились купола Ново-Девичьего монастыря. Соседи у Гали были молодые, всем интересующиеся, особенно литературой, очень любили стихи и удачные новинки декламировались прямо на ходу, стихи вплетались в жизнь».18 «Когда Сергей Александрович переехал ко мне, – вспоминала Бениславская, – ключи от всех рукописей и вообще от всех вещей дал мне, так как сам терял эти ключи, раздавал рукописи и фотографии, что не раздавал, то у него тащили сами. Он же замечал пропажу, ворчал, ругался, но беречь, хранить и требовать обратно не умел».19 Хорошо известна фотография, на которой Есенин сфотографирован со своей матерью возле самовара. Этот снимок сделан как раз в то время, когда он жил в Брюсовском переулке. «Живя в одиночестве, Галя мало беспокоилась о домашнем уюте, и обстановка у неё была крайне бедна, вместо обеденного – стоял кухонный столик, письменный - заменял ломберный, на котором была бронзовая, на чёрной мраморной подставке настольная лампа. Стояли ещё покрытая плюшем василькового цвета тахта с провалившимися пружинами, за что получила прозвище "одер", шведская железная кровать с сеткой, две тумбочки, два старых венских стула и табуретка. Но чистота всегда была идеальная».20 Пока Есенин жил у Бениславской, удалось приобрести шесть новых венских стула, обеденный стол, новую посуду, платяной шкаф и др. В двух комнатушках после бурных дебатов о современных проблемах, в том числе и о стихосложении, перемежаемых пением частушек под тальянку, иногда оставалось на ночёвку десять, а то и двадцать человек.
Вскоре Есенин вступил в гражданский брак с Бениславской (в письме Мариенгофу отмечено: «Галя моя жена»). Теперь она «стала для него самым близким человеком: возлюбленной, другом, нянькой... Я, пожалуй, не встречал в жизни большего, чем у Гали, самопожертвования, большей преданности, небрезгливости и, конечно, – любви. Она отдала Есенину всю себя, ничего для себя не требуя. И уж если говорить правду – не получая».21 В воспоминаниях Бениславской есть такая откровенность: «После заграницы Сергей Александрович почувствовал в моём отношении к нему что-то такое, чего не было в отношении друзей, что для меня есть ценности выше моего собственного благополучия. Носился он со мной тогда и представлял меня не иначе как: "Вот, познакомьтесь, это большой человек" или "Она – настоящая" и т.п. Поразило его, что моё личное отношение к нему не мешало быть другом; первое я почти всегда умела спрятать, подчинить второму… Это был период, когда Сергей Александрович был на краю гибели, когда он сам говорил, что теперь уже ничто не поможет, и когда он тут же просил помочь ему выкарабкаться из этого состояния и помочь покончить с Дункан».22 Причём нужно учесть, что Есенин почти постоянно создавал невыносимые условия для знакомых, близких и преданных ему людей. 6 апреля 1924 года Бениславская отчаянно писала Есенину: «Я держусь семь месяцев...».23 Нельзя не отметить, что «эта девушка, умная и глубокая, любила Есенина преданно и беззаветно».24
«Галя любила Есенина так, как его не любил никто, и надо отдать справедливость: ни к одной женщине Серёжа не относился с таким уважением и почтением».25
А вот её собственные признания: «До Сергея я не любила никого. Здесь же отчётливо поняла – всё могу отдать: и принципы (не выходить замуж), и тело (чего до тех пор не могла даже представить себе), и не только могу, а хочу этого. Знаю, что сразу же поставила крест на своей мечте о независимости, и – подчинилась».26 Тем не менее, Есенин к Бениславской всегда обращался на «вы», она его всегда звала Сергей Александрович. И это несмотря на то, что они близко общались, ведь Бениславская занималась литературными делами Есенина. Он доверял ей вести переговоры с редакциями, заключать договоры на издания книг. Хотя бы такой пример: договор на издание книги стихов «Берёзовый ситец» (1 июля 1924 года) был подписан по доверенности Есенина Бениславской (книга вышла из печати в июне 1925 года). Письма Есенина к Бениславской полны всяческих поручений и разнообразных просьб: сообщить литературные новости, подобрать стихи для некоторых изданий и т.д. Однако не стоит говорить о безграничном доверии поэта к Бениславской или о её плодотворном влиянии. Дело, как всегда в жизни, было сложнее. Бениславская частенько давала советы по обработке стихов, но Есенин, как правило, оставлял их без внимания. Когда Бениславская попыталась предложить Есенину внести некоторые изменения в «Поэму о 36» (не лучшее его произведение), он резко ответил в письме: «Не говорите мне необдуманных слов, что я перестал отделывать стихи. Вовсе нет. Наоборот, я сейчас к форме стал ещё более требователен. Только я пришёл к простоте... "Отныне в рифмы буду брать глаголы"».27 Впрочем, в этом же письме есть для Бениславской и такие строки: «Галя! Как только выйдут "Две поэмы", получите с Ионова 780 рублей и пришлите их мне. Я не брал у него 30 червонцев за "Песнь" и 480 за "36". Деньги требуйте настоятельно. На эти деньги я для Вас могу много прекрасных вещей сделать. Здесь очень дёшево стоят материалы на костюмы. Чудные персидские и турецкие шали».28 В декабре 1924 года на постоянные наставления Бениславской о том, как ему надлежит держать себя в литературе, где печататься, а где – нет, Есенин возмущается в письме: «Я не разделяю ничьей литературной политики. Она у меня своя собственная – я сам».29 Но Бениславская могла и отпор дать: «Вы ведь теперь глухим стали, – это строки из письма Есенину от 6 апреля 1924 года, – никого по-настоящему не видите, не чувствуете. Не доходит до Вас. Поэтому говорить с вами очень трудно (говорить, а не разговаривать). Вы всё слушаете неслышащими ушами; слушаете, а я вижу, чувствую, что Вам хочется скорее кончить разговор». А чего стоит вот эта запись Бениславской в её дневнике: «Сергей – хам. При всём его богатстве – хам. Под внешней вылощенной манерностью, под внешним благородством живёт хам. А ведь с него больше спрашивается, нежели с какого-либо простого смертного. Если бы он ушёл просто, без этого хамства, то не была бы разбита во мне вера в него. А теперь, чем он для меня отличается от Приблудного? – такое же ничтожество, так же атрофировано элементарное чувство порядочности. Вообще он это искусно скрывает... Ну да всяк сам свою судьбу заслуживает. Так же, как и я своей дуростью и глупым самопожертвованием заслужила. И я знаю, отчего у меня злость на него, – оттого, что я обманулась в нём, идеализировала, его игру в благородство приняла за чистую монету, и за эту фальшивую монету я отдала всё во мне хорошее и ценное. И поэтому я сейчас не могу успокоиться, мне хочется до конца вывести Сергея на чистую воду, со всей его трусостью и после этого отпустить его с миром или же (есть внутри где-то такая маленькая "надеждочка"), чтоб он смог доказать мне обратное, убедить, что моё прежнее мнение о нём было верно». (16 ноября 1925).30 Но это в письмах и в дневнике, в своих же воспоминаниях Бениславская более лояльна: «Надо сказать, что в отношении стихов и рукописей распоряжения Есенина были для меня законом. Я могла возражать ему, стараясь объяснить ту или иную ошибку, но если Сергей Александрович не соглашался с возражениями, то я всегда подчинялась и слепо исполняла его распоряжения».31 Впрочем, Есенин и сам прекрасно понимал, что он проблемный человек, тем более по отношению к жене, поэтому часто извинялся. «Галя, милая! Заходил. К сожалению, не мог ждать. За вчерашнее извиняюсь: дулся в карты, домой пришёл утром...» и «Галя, милая! Простите, что обманул. Дня я ещё не видел, какой он есть. Думаю, что не смогу поехать с Вами. Немного разбит настроением, физически».32 – это из писем, написанных Есениным в сентябре 1923 года. Неизвестно, как сложилась бы жизнь Есенина в эти годы без Бениславской. Именно благодаря ей Есенин выходил «сухим из воды» в самых катастрофических ситуациях. Например, 20 ноября 1923 года после празднования 5-летия Всероссийского союза поэтов Есенин с С.Клычковым, П.Орешиным и А.Ганиным провели вечер в пивной Малинникова (угол Мясницкой ул. и Чистопрудного бульв.,28), где устроили антисемитский инцидент, в результате чего их задержали органы милиции и ОГПУ. Было заведено «Дело четырёх поэтов» №2037. В газетах «Рабочая Москва» и «Рабочая газета» началась травля Есенина. Всё это могло привести к очень плачевным результатам. Поэтому Бениславская договорилась о госпитализации (13 декабря) поэта в профилакторий профессиональных заболеваний имени Шумской (Полянка,52).33 А в феврале 1924 года в знаменитом кафе «Стойло Пегаса» поэты устроили скандальную потасовку, участником которой был и Есенин (о чём свидетельствует милицейский протокол от 9 февраля 1924 года).34 Чтобы на этот раз избежать ареста, Бениславской удалось устроить Есенина в больницу под предлогом сильного пореза руки. «Профессору Герштейну, – пишет она, – звонили из милиции, что Есенин подлежит заключению под стражу (в связи с протоколами о скандалах и решением народного суда по ним от 20 февраля 1924 года) и чтобы туда, в милицию, сообщили о дне выхода Есенина из больницы. Герштейн, как врач, хорошо понял состояние Сергея Александровича... Вообще отношение Герштейна к поэту было изумительным. Через неделю после пореза руки, когда стало ясно, что опасности никакой нет, я обратилась к Герштейну с просьбой: запугав Сергея Александровича возможностью заражения крови, продержать его возможно дольше. И Герштейну удалось выдержать Сергея Александровича в больнице ещё две недели».35 В любом случае, Бениславская была, можно сказать, личным секретарём поэта. Старалась организовать быт Есенина. Примечателен случай 1922 года, когда Есенин был за границей с Айседорой Дункан. Анатолий Мариенгоф, пользуясь отсутствием поэта, решил напечатать одну из глав драматической поэмы «Пугачёв» («Лунный парус над Саратовской крепостной стеной»), ту, которую сам Есенин убрал из поэмы, как выпадающую из контекста произведения. Ранее рукопись этой главы Есенин подарил Бениславской. Когда Мариенгоф обратился к ней с просьбой удружить ему названную главу, Бениславская отказала, без сомнения имея ввиду авторские права. В письме от 15 апреля 1924 года Есенин писал: «Галя, милая! Повторяю Вам, что вы очень и очень дороги мне. Да и сами Вы знаете, что без Вашего участия в моей судьбе было бы очень много плачевного».36 Какую огромную работу для Есенина в плане подготовки его стихов к печати проделывала Бениславская видно из её письма от 9 февраля 1925 года (речь идёт об однотомном собрании сочинений для издательства «Круг»): «Сегодня я собрала материалы для тома. Всё есть, за исключением стихов из прежних журналов. Через два дня и они будут. Включать всё, что найдём или нет? "Яр" включать тоже (у нас есть "Яр")? Да, "Москву кабацкую" и "Любовь хулигана" можно поставить после "Песен забулдыги"? Потом: куда остальное из отдела "После скандалов" ("Ширяевцу", "Пушкину" и остальные). Ну, "На родине" и "Русь советская" после "Исповеди", а прочие – куда лучше? Почему Вы хотите "Иорданскую голубицу" после "Инонии", а не туда – к "Отчарь" и пр.?.. Потом: надо ли предисловие к нему? А то ведь там "божественных" слов много. Редакцию менять по берлинскому тому я не буду. Лучше дать такими, какими они были. Хорошо?»37 А вот как Бениславская пробивала в печать стихотворный сборник «Персидские мотивы» в частном издательстве: «Я условилась с частным издателем П. Берлиным продать ему эту вещь за 1000 рублей. Предупредила об этом Сергея Александровича. Пришёл Берлин к Есенину и опять завёл разговор об издании. В конце разговора предлагает за книжку не 1000 рублей, а всего 600 рублей. И Сергей Александрович, робкий и неуверенный, соглашается. Пришлось вмешаться в разговор и напомнить о том, что уже условлена за эту вещь 1000 рублей. Тогда Сергей Александрович неопределённо заявляет: – Да, мне всё-таки кажется, что 600 рублей мало. Надо бы больше».38 Терпеливости и выносливости Бениславской можно позавидовать. Когда она предложила Есенину не посвящать сборник «Персидские мотивы» П. Чагину, так как в нём, кроме цикла, были и другие стихотворения, он ей телеграфировал из Баку 22 апреля 1925 года: «Задержите книгу точка Напечатайте как я говорил двоеточие посвящается Чагину точка Если сглупите выгоню».39 Несмотря на оскорбительный тон этого текста, Бениславская сдержалась и на этот раз, вполне осознавая незаменимость для поэта её жертвенного служения. А это служение было настоящим, искренним, что подтверждает её письмо от 6 апреля 1924 года: «Вы сейчас какой-то ненастоящий. Вы постоянно как бы отсутствуете. Вы полностью ушли в себя, замкнув в себе вашу душу, ваш опыт, ваши чувства. Вы видите других людей только постольку, поскольку замечаете у них отклик на ваш самоанализ. Посмотрите, как вы безразличны по отношению ко всему, что не совпадает с вашими взглядами… Это проявление болезни и, без сомнения, связано с вашим общим состоянием. Что-то в вас в настоящее время атрофировалось и вы отделили себя от всего остального мира… Вы, как безумный идёте, идёте по жизни, не видя никого и ничего… Если вы хотите выздороветь, поработайте немного над собой… Вы, без сомнения, слабы настолько, насколько вы себе внушаете. Не прячьтесь за безнадёжностью вашего положения». Бениславская настойчиво упрашивала поэта прекратить разгульную жизнь, пьяные дебоши: «В конце концов, вы страдаете психическим расстройством, а это гораздо страшнее и отвратительнее расстройства желудка».40 Это была забота, можно сказать, любовницы, жены, матери. Есенин это понимал, поэтому Бениславскую ценил всю жизнь.
Как-то, вернувшись из очередной поездки (он был на Кавказе с 3 сентября 1924 года по1 марта 1925-го) в Москву и направляясь сразу к Бениславской, Есенин вдруг остановился и сказал своему попутчику: "Слушай! Я не могу к Гале с такими руками ехать! Надо зайти в парикмахерскую... Через полчаса, рассматривая чистые, постриженные ногти: "Вот ты сейчас и Галю увидишь! Она красивая!.. Галя – мой друг! Больше, чем друг! Галя – мой хранитель! Каждую услугу, оказанную Гале, ты оказываешь лично мне!".41 Вообще Есенин очень заботился и о Бениславской и о своих сёстрах. Он считал себя обязанным обеспечить их деньгами. Когда он бывал в отъезде, регулярно высылал указания, где можно получить хоть какую-то сумму. Или присылал новые стихи, чтобы Бениславская их где-нибудь напечатала и получила за них гонорар. «Скажите Вардину, – пишет он из Батуми в письме к Бениславской от 20 января 1925 года, – может ли он купить у меня поэму 1000 строк ("Анна Снегина"). Лиро-эпическая. Очень хорошая. Мне 1000 р. нужно будет на предмет поездки в Персию или в Константинополь. Вы можете продать её как книгу и получить ещё 1000 р. для своих нужд, вас окружающих».42 Или: «Продавать мои книги можете не спрашивать меня».43 Конечно, добывание денег было для Есенина делом не из лёгких, тем более что его гордость не мирилась с неудачами, с отказом. Всегда, когда он направлялся в редакцию, ему приходилось напрягать себя, перестраивать свою психику, чтобы не нарваться на отказ. Тем не менее, Есенин не делал культа из денег и не копил их. Он прекрасно понимал, что «на земле живут лишь раз». А иногда по отношению к деньгам проскальзывала тонкая ирония. Как, например, в телеграмме Бениславской перед возвращением из Баку: «Выходите воскресенье встречать несите шубу и денег Сергей».44 Однако случались порой очень сложные дни. «Они бывали, когда Сергей встречался со своими "друзьями". Катя и Галя всячески старались оградить Сергея от таких "друзей" и в дом их не пускали, но они разыскивали Сергея в издательствах, в редакциях, и, как правило, такие встречи оканчивались выпивками».45 Бениславская писала Есенину в одном из писем в 1924 году: «Милый, хороший Сергей Александрович! Хоть немного пощадите вы себя, бросьте эту пьяную канитель. Ну, а то, что сейчас с вами, все эти пьяные выходки, весь этот бред, всё это выворачивание души перед "друзьями" и недругами, что это?.. Несчастье в том, что вы себя не видите, какой вы в такие моменты, знаете об этом только по рассказам, а ведь нельзя передать это словами, надо почувствовать. Иначе, если вы по-настоящему поняли, до чего вы себя доводите, вы бы сразу же спрятались от всех...». Примечательная заботливость. Особенно, если учесть, какие болезненные откровения приходилось ей выслушивать или, если можно так сказать, вычитывать в письмах Есенина: «Милая Галя! Вы мне близки, как друг, но я вас нисколько не люблю, как женщину».46 В своих отношениях с Есениным Бениславская стремилась быть не просто другом, но – другом единственным. Это хорошо иллюстрирует такой эпизод. Когда Дункан гастролировала по Крыму и Кавказу, она постоянно высылала Есенину телеграммы с просьбой приехать к ней. Есенин ей отвечал, что отношения пора разорвать, что он женат и счастлив и т.п., но Дункан не утихомиривалась. Тогда Бениславская решила послать телеграмму от своего имени, намереваясь задеть женские струны: «Писем, телеграмм Есенину не шлите. Он со мной, к вам не вернётся никогда. Надо считаться. Бениславская».47 (Следует отметить, что Дункан тоже была не робкого десятка и выслала в ответ ещё более издевательский текст: «Получила телеграмму, должно быть, твоей прислуги Бениславской. Пишет, что писем и телеграмм на Богословский больше не посылать. Разве переменил адрес? Прошу объяснить телеграммой. Очень люблю. Изадора»). Но для Есенина личная, а тем более, творческая независимость были главной ценностью. И та самоотверженность Бениславской, её, можно сказать, слепая преданность и любовь к Есенину часто подвергались метаморфозам, превращаясь в свою противоположность. Впрочем, Бениславская это хорошо понимала, отчего и обращалась к поэту: «Моя просьба к Вам: не говорите ни с кем обо мне – ни хорошего, ни плохого, никак не говорите. Я-то сама знаю всё, но чтобы не приходилось с дураками разговаривать, отмахиваться от них. И потом – это для Вас же надо. А мне просто – чтоб мусору не было. Есть ли я, или нет меня, и какая я – Вы это знаете. А остальным не надо! Хорошо?».48
Благодаря Бениславской Есенину частенько удавалось избежать крупные неприятности. Вернувшись, к примеру, в марте 1925 года с Кавказа, он не пробыл в Москве и месяца, и срочно выехал в Баку, иначе бы его привлекли по «Делу» (антисемитская агитация) его друзей из «Ордена русских фашистов», в частности, поэта Алексея Ганина. А предупредила Есенина о надвигающейся опасности Бениславская, связанная с ВЧК, несмотря на то, что уже начинался роман Есенина с внучкой Л.Толстого Софьей Толстой (их знакомство состоялось пятого марта 1925 года на вечеринке по поводу именин Бениславской, куда Толстая пришла с Б.Пильняком). Правда, у самой Бениславской в это время появился неслучайный знакомый: сын Троцкого – Лев Седов (Кстати, Есенин, никогда и ни к кому не ревновавший Бениславскую, был крайне удивлён и озадачен её довольно близким общением с Седовым). Эти факты порождали намёк на разрыв. Да и многие друзья Есенина (Клюев, Орешин, Сахаров и др.) пытались разрушить тесные взаимоотношения Есенина и Бениславской – кто из боязни, что Бениславская вредно влияет на Есенина, кто из ревности, у кого-то были узкоэгоистические планы. И сам Есенин давал не малый повод к разрыву близких отношений с Бениславской. «Сергей понимал себя и только. – Записывала отчаянные строки в дневнике Бениславская. – Не посмотрел, а как же я должна реагировать, когда он приводил её [Маргариту Лившиц-Бернштейн?] сюда и при мне всё это происходило, потом, когда я чинила после них кровать. Всегдашнее – "я как женщина ему не нравлюсь"… И после всего этого я должна быть верна ему? Зачем? Чего ради беречь себя? Так, чтобы это льстило ему?».49 Разрыв отношений между ними произошёл в середине июня 1925 года, когда Есенин решил жениться на внучке Льва Толстого. Перед этим с 6 июня Есенин и Бениславская были в Константинове на свадьбе двоюродного брата поэта Александра Ерошина. «Красив он в этот момент был, как сказочный Пан. – Пишет Бениславская. – Вся его удаль вдруг проснулась. Несмотря на грязь и холод (а он был в Катиных чулках, сандалии спадали с ног, и мать на ходу то один, то другой сандалий подвязывала), ему никак нельзя было устоять на одном месте, хоть на одной ноге, да пляшет».50 Всё у них поначалу было хорошо, ладно. Вот как вспоминает один из этих дней односельчанин Есенина: «Вижу: идут ко мне от перевоза двое. Мужчина и женщина. Она такая чернявая, косы длинные, глаза как у цыганки. А он – белесый, весёлый такой, одет не по-нашему, сразу видно – городской. Мне почудилось, будто я уже видел его на селе. "Эй, парень! – машет мне. – Обожди-ка! Не дашь ли нам своих лошадок покататься?" Подходит, берёт меня под мышки. Я и опомниться не успел, а уж на земле стою. Я чуть не в плач: меня дядя, мол заругает, он лошадей ждёт – в поле пора ехать. А они оба уж верхом!.. Лошадь, на которой женщина сидела, он держит за повод, чтоб, значит, она не боялась. Сам со своей управляется ловко, сразу видно – не впервой. Говорит мне с усмешкой: "Большой, а разнюнился. Я тебе денег дам, не плачь". Ну, покатались они немножко, слезли. И правда, даёт он мне денег. Сколько, уж и не помню. Я не брал, а только он настоял на своём А то, говорит, как перед дядькой отчитаешься.? "Ты чей же будешь?" – спрашивает. – Гусев, говорю, Ваня. "А-а, Василия Ивановича племянник? Не бойся, я с ним поговорю..." Забрался я на лошадь да скорее к перевозу. А они остались, пошли потихоньку вдоль реки... Потом уж много лет прошло, узнал, кто на наших лошадях катался. Есенин. А с ним была подруга его, по фамилии Бениславская. Я читал про неё. Очень она его любила...».51
Но в Константинове, видимо, между ними произошла резкая ссора. На эту мысль наталкивает запись в дневнике Бениславской: «Сергей пил исступлённо и извёл всех. Самодурствовал, буянил, измучил окружающих и себя. У меня уже оборвались силы. Я уходила в старую избу хоть немного полежать, но за мной тотчас же прибегали: то Сергей зовёт, то с ним сладу нет. На рассвете разбудил меня, сам надел Катино платье, чулки и куда-то исчез. Плясал на улице ряженым, пошёл к попу (тот лежал, говорят, при смерти), всех там перепугал. Потом пропал. Я уехала в Москву одна. Приезжаю – в комнате нет его вещей. Приехал первым, и кто-то ему сказал, что я изменяю ему со всеми его друзьями...». Да, Есенин вернулся в Москву 9 июня без Бениславской и сразу же перебрался жить к своему другу Наседкину. Приехавшая через 4 дня Бениславская и обнаружившая, что Есенин ушёл от неё, восприняла этот факт как катастрофу всей своей жизни. «С главным капиталом – с моей беззаветностью, с моим бескорыстием – я оказалась банкротом… Сергею вряд ли нужна была я. Я думала, ему нужен настоящий друг, человек, а не собутыльник. Человек, который для себя ничего не должен требовать от Сергея (в материальном плане, конечно). Думала, что Сергей умеет ценить и дорожить этим. И никогда не предполагала, что благодаря этому Сергей перестанет считаться со мной…».52 С горя Бениславская уехала из Москвы. Именно в это время у неё обострилось нервное расстройство и ей пришлось усиленно лечиться. По этой же причине она не была на похоронах Есенина.
В июле 1925 года Есенин наведывался к Бениславской и, не застав её дома, оставил записку: «Галя, милая! Заходил. Оставил "Перевал", больше пока книг нет. Буду завтра. С.Есенин».53
От Наседкина поэт свои вещи постепенно, но как-то нерешительно, почти нехотя, стал переправлять к Толстой на Остоженку (Троицкий пер., д.3., кв.8). Их брак был зарегистрирован в Хамовническом загсе 18 сентября. Тем не менее, контакты Есенина и Бениславской не прерывались. В первой половине сентября поэт попросил Бениславскую купить ему квартиру, которая вскоре нашлась. И даже был оставлен задаток. Но Толстая вдруг решила переиграть и отказалась от этой квартиры, в чём было несложно убедить и Есенина. Приблизительно в то же время произошёл такой случай. Есенину срочно нужно было подлечить нервы. Бениславская, как всегда решительно и за несколько дней выхлопотала в Мосздраве путёвку. Вскоре можно было отправляться, но в последний момент с Есениным захотела ехать и Толстая, но путёвка была только одна, поэтому Есенин воспользовался представившейся возможностью не ехать в санаторий.
Вообще в последние месяцы 1925 года Есенин был весь в делах: и работа по подготовке к выпуску первого номера альманаха «Поляне» (с В.Наседкиным), и создание поэмы «Пармен Крямин» (утеряна), и доработка цикла «Стихи о которой» (не завершён), и подготовка к печати трёхтомника в Госиздате (вышел после смерти поэта) и т.д. 29 октября поэт получил членский билет № 81 (по другим источникам –82) Всероссийского союза писателей, но общее состояние Есенина было неблагополучное в связи с преследованием по сфабрикованному делу. Этим состоянием была вызвана и работа над поэмой «Чёрный человек» (закончена в ноябре 1925-го). Бениславская так описывала психологическое самочувствие Есенина в те дни: «Он неоднократно говорил: поймите, в моём доме не я хозяин, в мой дом я должен стучаться, и мне не откроют. И сознание, что для этого он должен стучаться в окошко, чтобы его впустили в собственный дом, приводило его в бешенство и отчаяние, вызывало в нём боль и злобу. В такие минуты он всегда начинал твердить одно: это им не проститься, за это им отомстят. Пусть я буду жертвой, я должен быть жертвой за всех, за всех, кого не пускают. Не пускают, не хотят, ну так посмотрим. За меня все обозлятся. А мы все злые, если нас обижают. Не трожь, а то плохо будет. Буду кричать, буду, везде буду. Посадят – пусть сажают – ещё хуже будет. Мы всегда ждём и терпим долго...».54 23 декабря Есенин снял со своей сберкнижки все сбережения и отправился на вокзал, чтобы сесть на поезд до Ленинграда. Но перед этим он позвонил Бениславской, интересовался, как у неё дела, приглашал прийти на Николаевский вокзал. Правда, тут же признался, что будет и С.Толстая. Бениславская сразу сказала, что не любит такого рода проводов. И не пришла на вокзал...
Убийство поэта потрясло Бениславскую. Этого она не ожидала. После гибели Есенина Бениславская с отчаянием отметила в дневнике: «Малюсенькая "надеждочка" осуществилась, но это не поправимо».55 Несостоявшийся её брак с Львом Седовым и смерть Есенина катастрофически изменили судьбу Бениславской. «Вот мне уже наплевать. И ничего не надо. Мне кажется, месяца нет, даже недели, так и пройдёт, пройдёт жалость...»56 – последняя запись в дневнике.
В1990 году в еженедельнике «Ветеран» была напечатана статья «Дань памяти», которую написала дочь младшей сестры Есенина Татьяна Флор-Есенина. В основном в этом материале описываются обстоятельства смерти Бениславской, но некоторые факты проливают свет и на гибель Есенина. «Мать не была согласна с теми, – пишет Т.Флор-Есенина, – кто считал, что Бениславская покончила с собой лишь из-за "неразделённой любви". Безусловно, разлад с Есениным, его смерть и то, что она не смогла проститься с Сергеем Александровичем (о телеграмме Эрлиха: "сообщите Наседкиным Сергей умер" она узнала в глухой тверской деревне, где поправляла своё здоровье), усугубило её психическое состояние, неврастенией Бениславская страдала с детства. Однако, по мнению сестры поэта, последними каплями, переполнившими нервную систему Гали, были всё же несостоявшийся брак с сыном Троцкого и раздел есенинского наследия, в котором она оказалась ни при чём».57 Впрочем, это предположение. Известно, что сразу после гибели Есенина Бениславская «механически вышла из партии». И ещё – предсмертная записка рваным почерком на папиросной пачке: «3.XII.1926. Самоубилась здесь, хотя и знаю, что после этого ещё больше собак будут вешать на Есенина. Но и ему, и мне это всё равно. В этой могиле для меня всё самое дорогое... Если финка после выстрела будет воткнута в могилу, значит, даже тогда я не жалела. Если жаль – заброшу её далеко».58 Если судить по количеству выкуренных папирос «Мозаика», которые предпочитала Бениславская, на могиле Есенина она появилась ещё днём. А уже в сумерках Бениславская написала: «1 осечка». И только при шестом нажатии на курок прозвучал выстрел.59 На выстрел прибежал кладбищенский сторож и вызвал милицию и скорую помощь. Ещё живую, стонавшую Бениславскую повезли в Боткинскую больницу. К сожалению, по дороге она скончалась. 5 декабря в газете «Правда» было помещено траурное сообщение: «Друзья извещают о безвременной кончине Гали Бениславской, последовавшей в ночь на 4 декабря. О дне похорон будет объявлено особо». Бениславскаую похоронили рядом с Есениным на Ваганьковском кладбище. Первоначально на её могиле можно было прочитать надпись: «Верная Галя», потом её заменили на более официальную.
Сохранилось 35 писем и телеграмм Есенина к Бениславской и 14 писем Бениславской к Есенину. «Добрый ангел Есенина» – так называли её современники.
Поэт и журналистка – теперь уже навсегда рядом.
___________________________
1 Есенина А.А. Родное и близкое. В кн: С.А. Есенин в воспоминаниях современников. В 2-х тт. М, Художественная литература. 1986. Т.1. С.104-105).
2 Бениславская Г.А. Воспоминания о Есенине. В кн.: С.А.Есенин в воспоминаниях современников. В 2-х тт. М., "Художественная литература",1986. Т.2. С.49-50.
3 Мариенгоф А. Мой век, мои друзья и подруги. Воспоминания Мариенгофа, Шершеневича, Грузинова. М., Московский рабочий, 1990. С.245.
4 Бениславская Г.А. Воспоминания о Есенине. В кн.: С.А.Есенин. Материалы к биографии. М.,1993. С.20-24.
5 Там же. С.24-25.
6 Бениславская Г.А. Воспоминания о Есенине. В кн.: С.А.Есенин в воспоминаниях современников. В 2-х тт. М., Художественная литература,1986. Т.2. С.52.
7 Там же. С.51-52.
8 Там же. С.52
9 Там же. С.53.
10 Белоусов В.Г. Сергей Есенин. Литературная хроника. Ч.1-2. М., Советская Россия, 1969-1970. Часть 2. С.246.
11 Бениславская Г.А. Воспоминания о Есенине. В кн.: С.А.Есенин. Материалы к биографии. М., Художественная литература, 1993. С.27.
12 Бениславская Г.А. Дневник. Воспоминания. Письма к Есенину”. СПб, 2001.
13 Грибанов Б.Т. Женщины, которые любили Есенина. М., Вече, 2006. С.220.
14 Там же. С.221-223.
15 Бениславская Г.А. Дневник. Воспоминания. Письма к Есенину. СПб, 2001.
16 Бениславская Г.А. Дневник. Воспоминания. Письма к Есенину” СПб, 2001.
17 Грибанов Б.Т. Женщины, которые любили Есенина. М., Вече, 2006. С.259.
18 Есенина А.А. Родное и близкое. В кн.: С.А.Есенин в воспоминаниях современников. М., Художественная литература, 1986. Т.1. С.103.
19 Бениславская Г.А. Воспоминания о Есенине. В кн.: С.А.Есенин в воспоминаниях современников. В 2-х тт. М., Художественная литература,1986. Т.2. С.65.
20 Есенина А.А. Родное и близкое. В кн.: С.А.Есенин в воспоминаниях современников. М., Художественная литература, 1986. Т.1. С.107.
21 Мой век, мои друзья и подруги. Воспоминания Мариенгофа, Шершеневича, Грузинова. Московский рабочий,1990. С.245-246.
22 Бениславская Г.А. Воспоминания о Есенине. В кн.: С.А.Есенин в воспоминаниях современников. М., Художественная литература, 1986. Т.2. С64.
23 Белоусов В.Г. Сергей Есенин. Литературная хроника. Ч.1-2. М. Советская Россия. 1969-1970. Часть 2. С.278.
24 Шнейдер И.И. Встречи с Есениным. М., Советский писатель, 1965. С.81.
25 Мой век, мои друзья и подруги. Воспоминания Мариенгофа, Шершеневича, Грузинова. Московский рабочий, 1990. С.635.
26 Соколов Б. Сергей Есенин. Красная нить судьбы. М., «Эксмо», «Яуза», 2005. С.254.
27 Есенин С.А. ПСС в 7 тт. М., «Наука»-«Голос», 1998. Т.6. С.191.
28 Там же. С.192.
29 Там же. С.193.
30 Сидорина Н.К. Златоглавый. М.: Классика плюс. 1995. С.193-195.
31 Бениславская Г.А. Воспоминания о Есенине. В кн.: С.А.Есенин в воспоминаниях современников. М., Художественная литература, 1986. Т.2. С.66.
32 Есенин С.А. ПСС в 7 тт. М., «Наука»-«Голос», 1998. Т.6. С.160.
33 Шубникова Гусева Н. Существо моё возмущено до глубины… См.: «Литературная газета», №3-4 (6156),30.01-05.02.2008. С.15.
34 Белоусов В.Г. Сергей Есенин. Литературная хроника. Ч.1-2. М., Советская Россия, 1969-1970. Часть 2. С.28.
35 Там же. С.288-289.
36 Есенин С.А. ПСС в 7 тт. М., «Наука»-«Голос», 1998. Т.6. С.166.
37 Белоусов В.Г.Сергей Есенин. Литературная хроника. Ч.1-2. М., Советская Россия, 1969-1970.Часть 2. С.333.
38 Бениславская Г.А. Воспоминания о Есенине. В кн.: С.А.Есенин в воспоминаниях современников. М., Художественная литература, 1986. Т.2. С.55.
39 Есенин С.А. ПСС в 7 тт. М., «Наука»-«Голос», 1998. Т.6. С.211
40 Г.А.Бениславская. Дневник. Воспоминания. Письма к Есенину”, СПб, 2001.
41 Эрлих В.И. Право на песнь. В кн.: С.А.Есенин в воспоминаниях современников. В 2-х тт. М., "Художественная литература", 1986. Т.2. С.326, 335.
42 Есенин С.А. Собрание сочинений в 6 томах. М., Художественная литература, 1980. Т.6. С.173.
43 Там же. С.163.
44 Белоусов В.Г.Сергей Есенин. Литературная хроника. Ч.1-2. М., Советская Россия, 1969-1970. С.172.
45 Есенина А.А. Родное и близкое. В кн.: С.А.Есенин в воспоминаниях современников. М., Художественная литература, 1986. Т.1. С.113.
46 Белоусов В.Г.Сергей Есенин. Литературная хроника. Ч.1-2. М., Советская Россия, 1969-1970. С.179.
47 Жизнь Есенина. Рассказывают современники. М., Правда, 1988. С.334.
48 Белоусов В.Г.Сергей Есенин. Литературная хроника.Ч.1-2. М., Советская Россия, 1969-1970. С.345.
49 Бениславская Г.А. Дневник. Воспоминания. Письма к Есенину. СПб, 2001.
50 Бениславская Г.А. Воспоминания о Есенине. В кн.: С.А.Есенин. Материалы к биографии. М.,1993. С.82.
51 Башков В.П. В старинном селе над Окой. М., Просвещение, 1991. С.141-142.
52 Бениславская Г.А. Дневник. Воспоминания. Письма к Есенину. СПб, 2001.
53 Белоусов В.Г.Сергей Есенин. Литературная хроника. Ч.1-2. М., Советская Россия, 1969-1970. С.197.
54 Хлысталов Э.А. Тайна гостиницы «Англетер». М., Россия молодая, 1991. С.76.
55 Сидорина Н.К. Златоглавый. М., Классика плюс, 1995. С.195.
56 Там же. С.195.
57 Флор-Есенина Т. Дань памяти. Еженедельник «Ветеран», 1990. №40.С.8.
58 Сидорина Н. К. Златоглавый. Тайна жизни и гибели Сергея Есенина. М., Классика плюс, 1995. С.72.
59 Маслов А.В. Загадочная петля. Кому выгодно «убить» поэта? Ростов-на-Дону, Феникс, 2006. С.222.