Летом 2021 года на фестивале «Славянские традиции» в Крыму состоялся один любопытный разговор. Алексей Небыков, основатель портала Pechorin.net, и я беседовали с главным редактором журнала «Нева» Наталией Гранцевой. И Наталия Анатольевна, между прочим, сказала: начинающим писателям обязательно нужен Учитель – человек с безупречным вкусом, который будет наставлять в творчестве и рекомендовать к чтению книги. Я тогда ещё подумала: зачем это нам, взрослым людям? Разве я не справлюсь сама? И хотя мне многое дали педагоги Литинститута, но Учителя среди них я не нашла…
Но не может, с другой стороны, быть, чтобы его никогда не было в моей жизни! Стала перебирать в памяти имена тех, кто в принципе, кроме родителей, мог сильно повлиять на моё отношение к литературе. И вспомнила Еву Датнову. Мы жили в одном доме. Не могу сказать, что дружили, – всё-таки, сказывалась разница в возрасте (шесть лет). Но, наверное, её я могу назвать своим первым и пока единственным длительным наставником, определившим читательскую судьбу. Именно Ева давала мне первые рекомендации, что читать, как, на что обращать внимание, какие литературоведческие, авто- и биографические книги нужно знать дополнительно – классику и современность.
До сих пор стоит перед глазами сцена, когда Ева заявилась ко мне – как всегда, без приглашения! – и вывалила на пол «простыню», длиннющий свиток из склеенных узким концом листов «А4», и заявила: «Вот это всё ты должна прочитать!» Я пришла в ужас: сколько имён! Я их даже не запомню! Но, видимо, кое-кого мне всё же удалось «завязать в узелок». Периодически ловлю себя на том, что до сих пор читаю из этого списка…
Конечно, Ева не сама его придумала. Ей выдали его в Литинституте. Но тем не менее принесла мне список она! Причём всё время его дополняла.
…Это случилось году в девяносто шестом, под Новый год. Или уже в девяносто седьмом. Я сидела и учила уроки. И вдруг врывается Ева – не знаю, кто открыл ей дверь; ощущение, что она прошла сквозь стену!
И сразу набросилась на меня:
- Ты что делаешь?
- Читаю задачу, – растерялась я.
- К чёрту!!! – Ева одно рукой смахнула все мои учебники и тетради на пол, а другой шмякнула перед носом сборник Романа Сенчина.
- Вот это надо читать! – Ева ткнула пальцем в рассказ «Первая девушка»… Я – правда, без особой охоты, – подчинилась: опасалась оплеухи, хотя Ева меня никогда не била.
Забегая вперёд, скажу, за этот случай осталась ей особенно благодарна; рассказ меня не просто впечатлил. Считаю его одним из лучших, и не только у Сенчина. Я его перечитала второй раз лет в тридцать, и он меня задел ещё сильнее.
Вот так категорично шло «обучение». Сопротивляться – бесполезно.
Ева Датнова родилась 14 октября (она часто говорила, что в один день с Лермонтовым, – якобы кто-то что-то где-то напутал, и его день рождения приходится как раз на 14 число; простим ей эту мистификацию) в Москве в 1975 году. Рано научилась читать и писать. В школе была пионерской активисткой – не кем-нибудь, а председателем совета дружины! В четырнадцать вступила в комсомол, где также занималась общественной работой, и с большим энтузиазмом.
Вообще, родившихся в первой половине семидесятых часто называют (и они – сами себя) «последними романтиками СССР». Вероятно, потому что их воспитывали на примерах героизма прошлого, в мечтах о будущем – с применением передовых, но уже доказавших эффективность, методик советской и зарубежной педагогики и психологии. Растили ответственными бессребрениками, для которых общественное – всегда на первом месте. И внушали, что личное – это мещанство, пустяк («фанфаронство, бирюльки»1), заслуживающее в лучшем случае презрения, а то и вовсе – игнора. Именно к этому поколению принадлежит Ева.
Зимой 1991 года, учась в десятом классе, она приняла участие в Первой (и, как оказалось, последней) Всесоюзной конференции юных историков. Забыла сказать: помимо литературы, Ева с детства интересовалась также географией, политикой, живописью, музыкой, архитектурой, театром, киноискусством и, конечно, историей. Вообще, она удивительно много читала, всякого разнообразного – не только книги, но и газеты, журналы, в том числе научно-популярные. Еву раздражали люди, которые интересовались всем в меньшей степени, чем она. Мне, например, не давая вставить слова в оправдание, гневно пеняла:
- Вот все вы такие – «поколение Пепси»! Начнёшь о чём-нибудь серьёзном с вами говорить – сразу: «Ой, не грузи-и-и!» У вас на уме – только «унц-унц», секс и шмотки!
…На конференции Ева, благодаря своей активности и коммуникабельности, обрела друзей из разных областей, краёв и республик СССР. Благодаря им объездила почти всю страну, кроме разве что Средней Азии (и то неточно) и Дальнего Востока. Была и в Прибалтике, и на Украине, добралась до Коми, Урала, Удмуртии и много куда. Ездила, как правило, – при том, что была, фактически, ребёнком, – одна; родители отпускали. Хотя иногда мне кажется, они просто не могли её удержать!
Ещё раньше, чем поездки по Союзу, началась её литературная – впрочем, вначале журналистская – карьера. Ева сотрудничала с детским приложением газеты «Московский Комсомолец» - «Глаголом». Впоследствии писала статьи и для взрослого издания. Тогда же, то есть в 14-15-летнем возрасте, начала работать над своей первой крупной и, как покажет время, самой зрелой вещью – повестью «Диссидеточки».
В 1992 году в возрасте 16 лет, накануне 17-летия, Ева с первого раза поступила в Литературный институт, на семинар к Александру Евсеевичу Рекемчуку. Началась весёлая и плодотворная студенческая жизнь. У Евы дома собирались начинающие и не очень прозаики, поэты, критики. Среди них – известные не только в узких кругах. Евгений Лесин, поэт, впоследствии – преподаватель Литинститута. Ася Датнова (двоюродная сестра Евы) – поэт и прозаик, лауреат Волошинской премии. Рамиль Халиков, писатель и литературовед. Надежда Горлова, прозаик, поэт. Татьяна Семилякина, Маргарита Шарапова, Ольга Моторина… И это – только те, кого я смогла вспомнить, а было и множество других, талантливых, молодых, окрылённых…
В 1994-м, на третьем курсе, Ева выпустила в «Литературной учёбе» свою вышеназванную повесть.
Честно скажу: тема правозащитного движения в СССР меня интересует лишь как один из аспектов отечественной истории. Поэтому, наверное, книгу я осилила не с первого раза. Некоторые, впрочем, мне признавались, что не смогли прочитать её вообще. То ли время этой книги миновало, то ли от 19-летней девчонки-автора ожидали и ожидают совершенно иной прозы.
Между тем «Диссидеточки» – это, на мой взгляд, полноценное историческое, художественно обработанное исследование, с привлечением массы архивного материала. Плюс в ней имеются автобиографичные (не путать с автобиографическими!) вставки – Ева сама участвовала в правозащитном движении, настолько, насколько могла в силу возраста (главная героиня – Малышка – списана Евой с себя). При этом повесть почти полностью лишена чувственного. А вот романтика есть – подвига во имя людей. И жажда славы (возможно, посмертной), ожидание трудной судьбы, подготовка себя к тому, чтобы стоически выдержать будущие испытания, которые – непременно! – последуют за попытку борьбы. За что? Конечно, за справедливость.
«- Привет. Я – Малышка. У тебя есть горячий чай?
- В Греции всё есть. А «Малышка» – это что, прозвище?
- Скорее, диагноз»2.
Несмотря на «диагноз», а точнее – явный инфантилизм и наивность главной героини, повесть наполнена по-своему взвешенными философскими размышлениями, итог которых – увы! – подтверждает фразу Томаса Карлейля: «Всякую революцию задумывают романтики, осуществляют фанатики, а пользуются её плодами отпетые негодяи». Следующие за выводами боль и тоска обоснованы: правозащитное движение (по мнению Евы Датновой) выродилось в набившую оскомину – в историческом смысле – крысиную возню, пошлую, а подчас – и кровавую борьбу за жалкие крохи с капитанского стола. Дела вселенские заменились междусобойчиком. И вот против этой-то возни и протестует Малышка. Но, не в силах что-либо поделать с необратимым процессом, просто… исчезает.
Нужно отметить, что, будучи сотрудником одного из кабельных телеканалов я ездила в «Мемориал» в 2012-2013 годах и общалась с тамошними обитателями. Полностью подписываюсь под выводами Евы…
Как свидетельствовала Мария Ряховская, однокурсница Евы Датновой, профессор Рекемчук, в общем-то, не веривший в мистику, тем не менее всегда предупреждал студентов: «Не убивайте главного героя, если повествование ведётся от первого лица»3. Хочется добавить: или если главный герой с себя списан…
30 июня 2002 года Ева Датнова поехала к подруге на другой конец Москвы. Оставаться на ночь не планировала – дома, хоть и под присмотром бабушки и дедушки, ждал трёхлетний простуженный сынишка. В восемь вечера Ева собралась из гостей уходить, о чём и сообщила, позвонив родителям по стационарному телефону. Мобильного у неё не было. Домой она так и не пришла.
Вспомним 2002 год. Тогда не то что взрослых – в день пропажи не бросались искать даже детей! Никаких спасательных отрядов «Лиза Алерт», никаких камер на улицах. Не было даже рамок металлоискателей в московском метро и учреждениях культуры! Именно благодаря их отсутствию стала возможной ужасающая катастрофа – теракт в Театральном центре на Дубровке, известный ныне, как «Норд-Ост». 130 (по другим данным – 174) погибших из числа заложников… А сколько искорёженных судеб, сколько сирот, оставшихся одинокими пожилых? Сколько страха у всего общества? Лично моя боль по этому поводу не утихла до сих пор.
Что и говорить, отношение к «всего лишь» пропавшим тогда было проще.
- Ну, что вы волнуетесь! – рассмеялся участковый, когда бледные от страха мама и папа Евы прибежали писать заявление. – Молодая женщина, двадцать шесть лет! Небось уехала с любовником на Кавказ. Через пару дней вернётся!
Но ни через неделю, ни через месяц, ни через год, ни через почти двадцать лет (!) Ева не вернулась.
Только спустя полмесяца после исчезновения, и то – благодаря хлопотам Рекемчука, возбудили уголовное дело по 105 статье («Убийство»), чтобы организовать поисковую операцию. Очевидно, слишком поздно. Ведь что можно сделать с человеком за этот срок? Что угодно, к сожалению... Одним словом, всё оказалась бесполезным – и следов не нашли. Пропала, как не была. Дело закрыли, а в 2015 году Еву официально признали умершей.
Но вернёмся к «Диссидеточкам». Почему, мне кажется, стоит всё-таки взять в руки эту книгу? Во-первых, язык. Скрытая и явная эрудиция 19-летнего автора поражают. А по-настоящему умных книг, мне кажется, сейчас раз, два и обчёлся. Упрощение литературы произошло, по-видимому, в том числе под влиянием критиков, которые плакали, что, дескать, литература буквально превратилась в глококуздрые арабески: «Писатель перестал стремиться к совершенству, а лишь упражняется в словесной эквилибристике…»4
Во-вторых, это – описанные с большой любовью виды столицы. Ева – москвичка в четвёртом поколении. Город свой она обожала без пафоса и похвальбы: «Москва, Уездный город М., охваченный пятью поясами, город-яичница, город-мишень… Над ним застыли пики многоэтажек, изогнулись серпы мостов; и луна гуляет по паутине улиц, и от света её седеют стены домов, а вокруг луны ходят зодиаком апостолы…»5 Писательница прекрасно знала «уездный город» и могла с успехом, вполне профессионально, проводить экскурсии, в том числе по нестандартным маршрутам, что, кстати, и делала, принимая многочисленных друзей и знакомых из других регионов и стран.
Ну, и в-третьих. Книги, подобной «Диссидеточкам», больше нет. Даже у самой Евы.
Впоследствии она написала её «расширенную версию» – роман «Земляной вал». Но то ли любовная линия – совершенно не конёк Датновой, то ли «сеанс арт-терапии прошёл успешно», и эмоций – отчаянно-живых, подаривших силу повести, – больше не существовало, но эта книга, на мой взгляд, получилась не такой захватывающей, как «Диссидеточки». Александр Рекемчук назвал «Земляной вал» «юниорской прозой».
Том, включивший и роман, и повесть, и ряд рассказов, был издан спустя десять лет после несчастного случая с Евой, в 2012 году, стараниями всё того же Рекемчука. Он же приводил рукопись романа «в чувство» – у писательницы был только черновой вариант.
Кстати, о рассказах Евы. Они – настолько разные, что иногда сомневаешься: точно ли автор – один и тот же человек? Их печатали в сборнике «Кольцо «А», в журнале «Новый мир».
Незадолго до исчезновения Ева устроилась в журнал «Пролог» редактором отдела критики, публиковала в издании свои статьи. Особенно обращали на себя внимание очерки о детской литературе (я их видела; однако большая часть архива утеряна, и, боюсь, безвозвратно; если б знала, что будут писать это эссе, возможно, я бы что-то спасла!). Ева сетовала, что её больше нет. К счастью, за двадцать лет в этом отношении кое-что изменилось в лучшую сторону. У нас теперь есть и «Дневник Кото-сапиенса» Тамары Крюковой, и «Калечина-Малечина» Евгении Некрасовой, и «Дом, в котором…» Мариам Петросян. Хотя, безусловно, хороших отечественных книг для юных по-прежнему не хватает.
Как сказано в статье Марии Ряховской, написанной в 2014 году, «Ева не пропала без вести в литературе – а значит, во времени и пространстве». Хотелось бы думать, что так оно и есть…
Возможно, я слишком активно искала. И потому, как мне показалось, нашла…
В 2016 году вышла книга Романа Сенчина «Дождь в Париже». И, когда я дошла до места, где описывается Женечка, вторая жена главного героя – Андрея Топкина, я задумалась: а не списана ли героиня, хотя бы частично, с Евы?
В самом деле, сходства много. И вот какие аргументы – в пользу.
В 1996 году почти 25-летний – взрослый на фоне большинства студентов, вчерашних школьников – Роман Сенчин приехал в Москву поступать в Литинститут. Несмотря на солидный – для начинающего – литературный багаж, сборник, изданный в Иркутске, писатель наверняка волновался: как его примет столица? Надо сказать, что первые отзывы на его творения были разными, вплоть до ругательных (нынешние, впрочем, тоже всякими бывают, взять хотя бы опусы критика Валерии Пустовой).
Но Ева Датнова, едва увидев сборник, тут же написала хвалебную статью, которую тиснула в популярном издании, чуть ли не в «Литературной газете» (по-моему, я её даже читала). По словам Евы выходило, Сенчин – тот самый новый нестандартный талант из глубинки, которого все так ждали, и вот дождались. Буквально гений. А кто не понял, тот ничего не смыслит в искусстве. Впоследствии Ева также не раз защищала писателя от нападок, письменно и устно, как тигрица, набрасываясь на тех, кто осмеливался ругать его вещи. Она была страстной натурой и всегда яростно сражалась за тех, кто был ей близок по духу. Причём неважно, дружила ли она с ними на самом деле или нет.
Конечно, такой приём не мог не понравиться. Кто бы не испытал, рассуждала я, чувство благодарности? А несчастье, произошедшее впоследствии с Евой, могло глубоко тронуть и невольно отразиться в творчестве.
Многие детали в романе «Дождь в Париже», связанные с Женечкой, указали мне на Еву. Внешний вид героини: маленькая, рыженькая, пухленькая – «сдобная булочка». Смешная. Кстати, внешность Женечки удивительным образом совпадает с наружностью Малышки из «Диссидеточек» (напомню, героиню Ева писала с себя). Самое интересное, сама Ева выглядела несколько иначе. Но она хотела, чтобы окружающие её воспринимали именно так, как она себя описала. И ей, кажется, это удалось.
Второе – возраст героини. В романе точно указано, что Женечке было девятнадцать (почти двадцать), а Андрею Топкину – двадцать четыре, когда они познакомились. И «прожили в браке» они два года, то есть ровно столько, сколько длилось сравнительно плотное общение Романа с Евой, пока она училась в Литинституте (когда Роман только поступил, Ева уже перешла на четвёртый курс).
Третье – имя. Ева – это псевдоним, по паспорту писательница была Евгенией: «Женечке очень подходило её имя. Такая пухленькая куколка, каких делали в СССР, но в ней в любой момент мог проснуться пацанёнок и повести её чёрт знает куда»6.
Четвёртое – характер. Андрей Топкин в романе Сенчина удивляется подвижности своей супруги. Она успевает бывать почти на всех значимых мероприятиях – в городе и за пределами, знает уйму интересных людей и на протяжении двух лет семейной жизни чуть ли не ежедневно таскает своего мужа на встречи с ними. Интересуется буквально всем на свете (вспомним обширность интересов Евы) и ещё умудряется постоянно и в огромном количестве читать!
Есть ещё несколько косвенных указаний. Например, упоминание в романе Сенчина «клуба двадцати семи» – списка музыкантов, погибших в результате суицида или при странных обстоятельствах в возрасте до 27 лет. Туда же писатель добавляет коллег по цеху… Напомню, Ева пропала без вести, когда ей было двадцать шесть лет от роду, без трёх месяцев двадцать семь.
Я написала автору «Дождя в Париже», прямо спросила: верны ли мои догадки? Писатель откликнулся – вовсе нет! Вот ответ дословно: «Еву Датнову не вспоминал, когда писал Женечку. Но сейчас вижу, что сходство есть».
Так что же, все мои мудрствования – зря? Или… я наткнулась на потаённое, выраженное Ахматовой: «Когда б вы знали, из какого сора…»?
Мне действительно хочется, чтобы Ева продолжала жить. Хотя бы в качестве персонажа.
Иногда люди, которые начали писать в зрелом возрасте, с завистью смотрят в сторону «молодых, да ранних»:
- Везёт вам! Столько времени впереди! – имея в виду, что молодёжь уж точно успеет дорасти до большущих эпохальных произведений. Но, к сожалению, часть из тех, кто в юности начинает, рано и заканчивает. Разочаровывается в творчестве. Уходит в другие – «земные» – профессии. Или, увы, из жизни. Не удерживает даже наличие семьи и детей. Хлебнув ранней славы, мне кажется, некоторые не выдерживают следующего за взлётом творческого простоя, воспринимаемого как падение. Исчерпав жизненные впечатления, полагают, что больше не смогут ничего (а как же Юрий Олеша, опубликовавший в двадцать семь лет роман «Зависть», а потом писавший, из известного широкой публике, только отрывки, наброски и «заготовки для чего-то»? Но от таких примеров молодые отмахиваются).
Александр Башлачёв, Борис Рыжий, Дмитрий Шостак8, Евгения Сафонова9. Ева Датнова, на мой взгляд, стоит в том же ряду. И хотя со стороны кажется, будто произошедшее с ней – лихо неожиданное и непредвиденное, всё же, думаю, это – «частный случай закономерности».
В биографии Евы – минимум одна попытка суицида. Она, будучи ещё студенткой Лита, наглоталась сильнодействующего лекарства, но тогда её спасли врачи. Кроме того, у писательницы в последние перед исчезновением годы были проблемы с алкоголем. Плюс – неудачи в личной жизни... Человека, способного удержать её на плаву, не нашлось. А помощь родных оказалась, по всей видимости, недостаточной.
Скажут: такими должны заниматься психологи и психиатры. Отчасти согласна. Поэтому и назвала эссе «Случай Евы». То есть в чём-то её жизнь – именно клинический случай. Медленного убивания себя.
И всё же… спасибо «вечно молодым». За их вклад в культуру. А больше – за надежды. Жаль, не воплощённые в жизнь.
1 – из стихотворения Е. Рейна «Второпях, второпях…»
2 – Датнова Е.Б., «Земляной вал». М.: Независимое издательство «Пик», 2012 г., стр.5
3 - М. Ряховская, «Одинокий «Белый парус» Евы Датновой». «Литературная Россия», №8, 2014 год.
4 - М. Ряховская, «Одинокий «Белый парус» Евы Датновой». «Литературная Россия», №8, 2014 год.
5 – Датнова Е.Б., «Земляной вал». М.: Независимое издательство «Пик», 2012 г., стр.44
6 – Сенчин Р.В., «Дождь в Париже». М.: Редакция Елены Шубиной, 2018 г.
7 – Сенчин Р.В., «Дождь в Париже». М.: Редакция Елены Шубиной, 2018 г.
8 – Дмитрий Шостак – писатель-прозаик, учился на ВЛК при Литинституте. Покончил с собой в 27 лет.
9 – Евгения Сафонова – писатель-прозаик, член ЛИТО «Точки» (Москва). Умерла, сознательно перестав принимать лекарство от диабета, в 33 года.