У меня это, как и у большинства людей, происходило с известной степенью притворства и недоверы: исполнится – хорошо, а не исполнится – не в обиде. То есть – я просил о помощи, призывал участвовать в моей жизни, не задумываясь, чем обернется приближение к всемогущей силе. А что, если она и в самом деле проявит свою сущность и сольется со мной – станет частью меня или я ее? Смогу ли принять с благодарностью ее влияние на мою жизнь, хватит ли ума и мужества достойно встретить чудотворное явление, которое я призывал не всегда осознанно? Со временем эти мысли стали посещать меня чаще, и я был, видимо, настолько ими впечатлен, что они начали преследовать меня всюду, даже во сне.
Сейчас уже трудно вспомнить, что со мной происходило в эти несколько дней – все обратилось в мешанину обрывочных мыслей и впечатлений. Мне надо очень потрудиться, чтобы изложить свою историю хоть сколько-нибудь внятно. К тому же я не решусь сказать, сколько времени длилась эта история, хотя опрометчиво упомянул о нескольких днях. Может, и так, а может, одну только минуту или того меньше – мгновение. Я теперь ни за что не поручусь.
Поди узнай, с чем я проснулся в то утро, какие видения меня посещали, спал ли я вообще, да и утро ли то было, когда я свел руки под летним умывальником, чтобы набрать воду и омыть лицо.
Этот неясный контур рисунка на ладонях я поначалу принял за машинное масло, въевшегося в кожу во время ремонта автомобиля. Решил, что после утомительной работы я помыл руки не совсем тщательно, только и всего.
Я зачем-то вылил воду в таз и снова подставил ладони под краник – и вдруг отчетливо разглядел на них странный лик. Вот усы, негустая бородка и волосы до плеч, здесь губы, нос и – глаза, глядевшие на меня с такой проникновенной суровостью, что могли бы, я уверен, лишить самообладания любого. Но я выстоял. Выстоял, думаю, по причине неуемного своего любопытства, оказавшегося сильнее доводов рассудка. Я, возможно, не испугался еще и потому, что давно считал себя избранником судьбы, и появление высшей силы готов был принять если не как заслуженную награду, то как предвестника чрезвычайно важных событий – это без сомнения.
Я забежал в дом, включил ночник над изголовьем кровати (значит, все-таки было не утро, а ночь, хотя тут же раздался голос матери: встану я наконец или нет? – но сейчас не об этом) и тщательно стал рассматривать изображение на ладонях. Когда они врозь, фрагменты ничего собою не представляли, пятна отработанного масла – и все. Но стоило их свести – картинка оживала.
Теперь волосы и контур лица стали отчетливее, впалые щеки обрели румянец, глаза распахнулись и снова посмотрели на меня, но уже без пронзительной и неумолимой суровости. Они глядели с такой же любовью, как и мать на меня в первые минуты после моего рождения – минуты, которые я не должен был помнить, но почему-то помнил. В одно мгновение мне открылось такое, о чем я не имел никакого представления. Сердце запрыгало, и готово было покинуть мою грудь.
Не знаю, что произошло, но вдруг я до мельчайших деталей разглядел свою жизнь. Я даже отчетливо увидел, кто в детском саду присвоил армейскую медаль, подаренную мне дядей. Я решал нерешенные у доски задачи и находил нужные для одноклассниц слова, которые в свое время возбудили бы куда больший интерес ко мне. Я понял, кто и за что не любил меня в разные годы, а кто был тайно влюблен, но так и не признался. Кто на самом деле украл деньги у родственницы, а обвинили меня, ребенка, потому что я тоже был в той комнате. Отчетливо увидел, где и как, спустя много лет, умерла та девочка, с которой я целовался в пятилетнем возрасте в густых зарослях сада. Передо мной предстали те, кому я сделал больно, перевернул их жизни, но из-за своей черствости даже не заметил этого. Кто-то поведал о том, как горячо любил меня отец и верил в мое будущее, а я думал, он мною не дорожит, и был к нему холоден. Понял, кем я мог стать, прими иное решение в тот или иной момент своей жизни, а еще – сколькими я обладал дарованиями, покинувшими меня безвозвратно. Я также узнал, почему чудом выжил в ситуациях, в которых, казалось бы, у меня не было никаких шансов спастись. Одним словом, вся моя жизнь озарилась неземным светом. Получается, при желании я мог бы разглядеть не только любой ее фрагмент, но и... Я боялся даже подумать.
Я развел ладони и спрятал их в подмышках. Вскочил и в волнении начал ходить по комнате. Я, оказывается, испугался мысли, что теперь могу не только проникать через пласты недоступных другим событий и видеть невидимое, но и влиять на ход жизни. Невероятно, подумал я, неужели свершилась мечта всего человечества – соединилось божественное и человеческое, а я единственный свидетель этого фантастического события?! Более того, я счастливейший избранник из всех людей! Осталось подумать, как уберечь рисунок на ладонях: от рукопожатий, от мытья, от работы...
В эту минуту в стороне послышался нарастающий шум, под аплодисменты я ступил на выплывшую из темноты подвижную сцену и оказался на празднике. Меня это не удивило, потому что все его участники были мне знакомы, а с кем не был знаком, то с этими знаменитыми людьми мне всегда хотелось быть в приятельских отношениях. Гости сидели на открытой площадке и слушали мой любимый вальс, световое решение и фейерверки – в точности как я себе представлял в радужных своих фантазиях. Даже блюда на столах были в самый раз моим кулинарным пристрастиям. Да, я попал на свой же праздник, и вообще – с какого-то времени я богат и живу в свое удовольствие! А это моя усадьба, более того, она задумана и построена по моему чудесному проекту. Праздник тоже затеян мной, просто так – без всякой причины, гости меня давно ожидают, и я с торжественной улыбкой спускаюсь к ним.
Судя по льстивым ужимкам, они все про меня уже знали, хотя немудрено, что сам же и проговорился, такое за мною водится. Но я не из тех несчастных, которые в своих храмах вымаливают подаяния у высших сил. Что ж, скрывать не стану: только я, лишь я один на всем свете могу свести ладони и попросить об исполнении любого моего желания. Сейчас же объявлю гостям о своем намерении возвысить их до гениев человеческой мысли, погрузить в таинственные глубины своих душ, приблизить к Создателю – насколько они способны выдержать такое приближение. Предвосхищая их безмерную благодарность, я почувствовал, как у меня на глазах выступили слезы умиления.
Однако не совсем того хотели мои родственники, друзья, приятели и знакомые, вернее сказать – совсем не того. Смущаясь, они говорили, что да, конечно, знания о тайнах мира, насыщенная духовная жизнь, раскрытие загадок собственной души и даже выход (так и сказали – «выход») на самого Создателя – все это весьма заманчивые услуги с моей стороны. Но нельзя ли для начала оказать услуги менее обременительные – зачем так себя утруждать? – точно они и в самом деле обо мне беспокоились. Довольно будет, говорили, назначить их – просителей – министрами, или сделать просто богатыми людьми, или устроить им всемирную известность в какой-нибудь престижной области. Что делать, наверняка каждому доставляет удовольствие исполнять желания дорогих его сердцу людей – и я им обещал то, чего они ожидали получить.
Но со мною начали происходить странные вещи. Был ли я на отдыхе, в увлекательной поездке, на встрече с людьми высокого положения или в кругу беспечных друзей – до меня доходили слухи, которые нарушали упорядоченное течение моей жизни. К примеру, высокую должность получили не те, за кого я, сведя ладони, просил у Создателя, а те, кто, по моему мнению, больше всего ее заслуживали, но за них я не просил потому, что они по скромности своей ко мне не обращались. Преуспели в делах и неожиданно разбогатели опять же только те, к кому я имел доброе расположение, но не думал устраивать им обеспеченную жизнь – не думал по своему невниманию к этим тихим и кротким людям, а не потому, что не были достойны. А если говорить о друзьях, заслуживающих всемирной известности, то и здесь мне не удалось угодить нескольким привлекательным особам, а повезло неожиданно юноше и девушке из моих знакомцев, о таланте которых – у него в кино, у нее в музыке – я и не подозревал. То есть независимо от меня все просьбы ко мне решались по справедливости.
Однако неудачники из просителей заговорили обо мне, как о шарлатане и лгуне, и такой поворот я переживал болезненно. Беда эта была еще не столь большой руки, если б к ней не добавились неприятности более деликатного характера. Интересные женщины из числа моих знакомых писали, а то и просто подходили на улице и говорили, что никак не ожидали от их скромного приятеля, то есть меня, пикантных мыслей на их счет. С недавнего времени их донимают мои желания, и они не знают, как к этому относиться. Женщины затруднились объяснить, каким образом эти волны до них доходят, но нет сомнения, что исходят они от меня. Как можно мечтать о женщине, которая тебе не принадлежит, и к тому же в таких, извините, откровенных формах? Ведь они видят мои мысли и их воплощение как на экране. Нет, нет, признавались они, не то чтобы они упрекают меня или совсем не понимают – очень даже понимают. В конце концов, они взрослые люди, к тому же кого-кого, а мужчин они знают совершенно – ну что с них взять? Но позвольте, продолжали они: как можно сочувствовать таким смелым моим фантазиям, в которых участвуют они? Ведь зная об этих моих мыслях, они, получается, как бы дают свое согласие, извините, на близость. Вот если бы речь шла не о них… В этом месте они смущенно улыбались.
Но было уже не до них, меня терзали недоумение и страх: как мои тайные мысли стали доступны посторонним людям и что теперь будет со мною? Выходит, мои душа и воображение теперь нараспашку – пожалуйте: читайте их, тиражируйте, обсуждайте, я весь к вашим услугам! Но мучения мои на том не кончились.
В один из поздних вечеров мне позвонил приятель и сказал, что такого-то, хорошо знакомого мне человека не стало. Слышал? Да простит Бог его грехи, не стало так не стало – такое может произойти с каждым, тем более когда человек немолод. Ему я никогда не желал зла, просто не любил и все. Однако его поведение настолько не совпадало с моими представлениями о порядочности, интеллигентности и скромности, что я безжалостно удалил его из числа людей, которых хоть сколько-нибудь уважал. И вдруг он умирает без всяких признаков заболевания, во всяком случае, внешне. Ну да, я очень нехорошо подумал о нем накануне – и угораздило меня вообще о нем думать? Теперь переживай: не повлияло ли это каким-нибудь образом на его слабый организм? Да нет, не может быть, просто совпадение, и нечего себе морочить голову.
Затем я узнаю, что один за другим арестованы два моих знакомых, уличенных в серьезных хищениях. Ну как мне было не вспомнить, что они отказали мне когда-то в помощи по детскому проекту, очень полезному в изучении школьниками родного языка и культуры. Отказали в самой малой сумме, если не сказать, ничтожной. Уверяю, их отказ я бы скоро забыл, как забыл неучастие в проекте и других людей, если бы в ближайшие выходные один из них не пригласил меня на празднование своего дня рождения. В разгар праздника мои подвыпившие герои засунули в трусики девочкам из танцевальной группы столько стодолларовых купюр, что даже визуальный их подсчет вскружил мне голову – сумма по моему наблюдению раз в десять превосходила запрошенную на благотворительность. Одного убьют в тюрьме, другой умрет там же от болезни – я как будто знал их судьбы наперед.
Не могу с точностью сказать, в какой из дней я узнал еще одну новость: бывший мой партнер, который несколько лет назад обокрал меня на весьма значительную сумму, тоже ушел из жизни. Молодой человек пришел домой, лег в ванную – и сердце его остановилось. Через час его обнаружили бездыханным. Позвольте, сердце у него могло остановиться и от горячей воды, которая к моменту его обнаружения мертвым успела остыть. И это уже не ко мне! Я и не думал о нем, забыл давно, простил безоговорочно. Разве что немного еще сердился, жалко денег было. О мести я не помышлял – ну, может быть, самую малость, да и то не всерьез. Так что никому не удастся обвинить меня в этих несчастиях. Я не виноват, как не виноват в гибели еще одного человека в автокатастрофе, случившейся…
Довольно. Убедили. Я сдаюсь. Слишком много трагических происшествий для случайных совпадений. Что, если и дальше так пойдет? Страшно подумать, к скольким людям у меня возникала неприязнь за мою жизнь – так неужели всех ожидает смерть? Не думать об этом я не мог: кто-то пытливо выискивал в моей памяти теперь уже мои прегрешения перед другими.
Вот небрежно брошенная мною фраза о том, что отношения между нами не стоит продолжать – прощай, моя хорошая! Она теснит ей грудь, ранит сердце, боль лиловой густой волной плывет от нее к другим людям, от тех – дальше, и так по всему свету. Я вижу, как лиловый цвет разливается по их жилам и проникает в самые отдаленные клетки. Лица людей сводит судорога, внутренности тлеют и осыпаются черной золой, у них пропадает умение радоваться, исчезают мечты, уходит любовь к жизни. Какая яркая, захватывающая и вместе с тем душераздирающая картина! Подумать только, скольких людей достала необдуманно брошенная мною фраза! Вот эти люди передо мной, их становится все больше и больше. Теперь с ними и те, кого я не по своей воле подвел неосторожным поступком или бездействием. Кого из гордости не подпустил к себе, а они всего лишь хотели моего общества, искали и тянулись к лучшему. Кого обидел язвительной критикой, а они, несчастные, потеряли способность работать на прежнем уровне. Кому отказал в поддержке в трудную минуту, а потом позволил себе забыть об обещанном. Кого необдуманно свел с непорядочными людьми и даже не ответил за это. Кого предал, не желая с ними больше иметь дела, вместо того чтобы понять их положение, помочь, простить. Тяжелее всего было напоминание о боли, которую – пусть редко, пусть ненарочно – я причинил родителям. И тем горше было осознавать, видя сейчас, что за эту несдержанность они простили меня еще тогда, да и потом никогда не упрекали … Довольно! Этому же не будет конца!
Я ворочаюсь на узкой железной кровати – подо мною крошатся горы, ноги путаются в одеяле при попытке бежать через ночное поле, впереди горит лес, и вода выходит из всех берегов. Да, да, я знаю, что делать: нужно незамедлительно удалить изображение на ладонях! Бегу в ванную и мылю ладони хозяйственным мылом, добавляю стиральный порошок, соду, еще какое-то универсальное средство для очистки всех поверхностей, напитываю губку уксусной эссенцией и тщательно тру. Смываю горячей водой и с ужасом обнаруживаю, что картинка даже не побледнела, не то чтобы сойти. По очереди пробую все имеющиеся в мастерской растворы, даже сильнейший пятновыводитель, хотя и с истекшим сроком, – снова не помогает. Тогда беру кусок самой грубой наждачной бумаги и тру ладони до тех пор, пока хватает выдержки. Изображение и теперь не пострадало, разве что удалось слегка расцарапать его правую щеку на моей левой ладони – на ней начинает выступать кровь. Как же так! Что же мне теперь делать? Не представляю...
Как озарение, в голове возникает предприятие по ремонту сельскохозяйственной техники, где еще в школьные годы, лет тридцать назад, мы проходили ученическую практику. Кажется, оно еще работает, а тот цех, в котором я помогал мастеру, помнится, использовал кислоту для очистки агрегатов, узлов и деталей. Это здание находится в самом конце огромной территории. За ограждением – чистое поле, дальше – железнодорожное полотно. Из района, где я живу, мне удобнее всего подъехать к железной дороге, быстро преодолеть поле и перемахнуть через забор. Если на двери замок, то внутрь можно пробраться, отодвинув одну из досок пристроенного к нему склада отработанных деталей. А из склада – уже в цех, дверь между ними не закрывается.
Машину оставляю у железной дороги, быстрыми шагами иду через ночное поле. От ветра высокая трава ложится под ноги и затрудняет ходьбу. До меня долетает пыль со всех окрестных грунтовых дорог. В небе сверкает молния. Я преодолеваю бетонное ограждение, отодвигаю доску, с трудом пролезаю в уже узковатый для меня проем, открываю следующую дверь и оказываюсь в цеху. Включаю свет. Как же так: за все годы здесь ничего не изменилось, ни одной черточки, точно я ушел из цеха только вчера, – но мне теперь не до этого. Вот искомая бадья с кислотой. Сажусь возле нее на колени, не раздумывая, опускаю кисти рук в грязную от масел кислоту. Ни жжения, ни боли не ощущаю. Без страха и сожаления наблюдаю, как кожа кусками слезает с костей и опускается на черное дно...
Сижу, жду непонятно чего. Зацепившись костями пальцев за край бадьи, напряженно прислушиваюсь к их глухому скрежету по металлу. Тишину нарушает оглушающий гром, начинается дождь. Неподалеку раздается дружный лай двух грозных по голосу собак и ворчание сонного сторожа. Он, вероятно, идет на свет – к цеху. На душе неодолимое сиротское чувство. У меня выступают слезы, они оставляют на гладко выбритых щеках два холодеющих следа. Не решаюсь повернуть голову и посмотреть по сторонам – боюсь, что происходящее окажется не привычным калейдоскопом обычных снов, а суровой и неотвратимой реальностью, возникающей по образу и подобию моей собственной души.