Поначалу эта способность меня забавляла, хотя не мог бы сказать, где и при каких обстоятельствах ее приобрел, о чем думал при этом и что испытал. Я узнал о ней в самый разгар юбилейных мероприятий в чужом городе, куда был приглашен в составе делегации. За окном гостиницы, несмотря на поздний час, гремели оркестры, водил хороводы и кружил в танце праздничный народ, отовсюду доносились соблазнительные запахи уличных кухонь.
Впрочем, накануне у меня была встреча с одним незнакомым человеком, но никаких сведений о нем у меня не осталось, я бы даже не смог назвать ни одной детали его внешности. Мы долго говорили о каких-то странных вещах, кажется, даже спорили о чем-то… Но нет, не так-то легко вспоминать сны задним числом, – а сколько я их перевидал за ночь, все не упомнишь. А рассвет уже близок, и не мешало бы хорошенько выспаться перед отъездом. Но отчего я проснулся и почему лежу одетый?.. Ну да – скверный гостиничный номер, вечером, как водится, праздничный ужин, а в роли командировочного я и без того обречен на беспокойный сон в чужой кровати. Надо снова закрыть глаза, думать о чем-то другом и попытаться уснуть. И, видимо, мне легко это удается, потому что сон начинается со знакомой уже картины в моем номере – передо мной все тот же человек, и он продолжает прервавшийся накануне наш разговор. «Если не хотите, то можете отказаться от моего подарка, – говорит он обижено. – Но ведь вы сами этого хотели: говорили, что вам, как писателю, он совершенно необходим… Не знаю, не знаю… сначала просите, а потом бегаете за мной, упрашиваете забрать подарок. Не знаю, нехорошо это…» Он нехотя соглашается забрать у меня ту самую злополучную способность, о которой мы только что говорили, и теперь, следуя поставленному им условию, я должен снова выйти к людям и будто бы среди них я окончательно избавлюсь от его колдовства, иронично называемого им подарком.
Я лечу вниз по узкой гостиничной лестнице, едва не падая в обморок от головокружения, – я счастлив, как будто с меня сейчас снимут наказание смертью. Я бросаюсь в гущу толпы, улыбаюсь людям, заглядываю им в глаза, желая удостовериться, что от моей способности ничего-таки уже не осталось. А у самого свербит внутри, рвет на части: ну скорее бы, что ли, хоть бы из меня все удалилось подчистую, без последствий и напоминаний, мне бы махом одним – избавиться и забыть. Но нет, еще не ушло, я чувствую, она все еще во мне сидит и – о, ужас! – я по-прежнему все вижу, все слышу, все знаю! Как же это становится невыносимо. Однако надеюсь, что время, определенное для моей добровольной экзекуции, попросту еще не настало, надо дожидаться спокойно, без истерики – до чего же я невыдержанный!
Но стоять на месте нет никакого терпения, и я бегу по улице, стараясь не заглядывать людям в глаза, даже головы не поднимаю. Передо мной мелькают тысячи ног, а на тротуарах – оброненные и выброшенные вещи: лиловый шарфик от плюшевого медвежонка, тюльпан, сиреневый шейный платок, монеты, вон даже крупная купюра лежит, никем не замечаемая, резинка для волос, мандариновая кожура, затоптанные флажки и лопнувшие шарики, синий гуттаперчевый верблюд, пустые пачки из-под сигарет, четырехглазая багровая пуговица, песочного цвета женская перчатка… Возможно ли это вынести: каждая из этих вещей меня волнует, каждая представляет для меня историю, о каждой могу все рассказать. Вот, кстати, в чем заключается моя необыкновенная способность. Вещи – ладно, они не причиняют мне таких страданий, как люди. Но вот люди… Я вижу их мысли, читаю в душах, слышу движение крови по сосудам, даже шум от роста их волос, особенности женского организма, течение всяких болезней… Впрочем, полно и радостных переживаний, – но нет, все равно не желаю.
По всей видимости, я далеко забрел, город, можно сказать, я совсем не знаю – весь день нас, как выводок утят, повсюду водил за собой человек из мэрии. Хотел было спросить у людей, где находится моя гостиница, но оказалось, что я не только не помню ее названия, но и не знал его вовсе. Я принимаю, как мне показалось, разумное решение: идти обратно по тому же пути, по которому добрался сюда. Но ведь в том-то и дело, что и путь этот я не разглядел в гуще беспорядочных уличных шествий. Ни одно здание, ни один магазин, салон или кафе, даже этот уютный скверик с фавном, венчающим густые перекрестные струи фонтана, – ну ничто не подсказывает местонахождения моей гостиницы. Будь что будет – я произвольно выбираю направление и двигаюсь ускоренным шагом.
Выхожу на площадь, – помнится, я и в самом деле пересекал нечто подобное, – оттуда (опять же наугад) выбираю одну из четырех уходящих от нее улиц и становлюсь на нее. Через сотню-другую шагов неожиданно сворачиваю вправо, от угла отсчитываю ровно семь минут ходьбы и прямо у сапожной будки беру влево. Надо понимать, что улицы в этих местах не совсем такие, как в центре: уже грунтовая дорожка ведет меня вниз, и после четырнадцатого дома путь мне преграждает небольшая речушка с ажурным металлическим мостиком. Перехожу ее, пугая утомившихся от любовных игр лягушек, поднимаюсь наверх, ныряю под арку между двумя старинными домами и, миновав пустынный двор, оказываюсь на соседней улице, где прямо напротив меня оказывается наша гостиница. Поднимаюсь по мокрой замшелой лестнице, взявшись за перила, пачкаю руки, скольжу и падаю, замочив штанину чуть пониже правого колена. С обсыпавшихся стен течет вонючая болотная вода. На первой же площадке меня встречает выросшее из пола хилое деревце с улитками на ветвях, рядом, устроившись у импровизированного столика – ящика, накрытого газетой, – распивают бутылку вина двое мужчин в спецодежде. На лестничной площадке известковые кляксы, откуда-то сверху приглушенный женский смех. К двери моего номера кем-то заботливо приставлен все тот же ажурный мостик, потому что подойти к ней невозможно из-за подтопления. Захожу в номер, за мной звучно захлопывается дверь, я тут же ложусь на кровать в одежде и, засыпая, мыслями оказываюсь за столом по случаю юбилея города, угощаюсь праздничными блюдами и напитками, любуюсь красивыми женщинами, а проснувшись среди ночи, вспоминаю разговор с тем незнакомцем, более того, вижу его перед собой. Ощущение такое, что мне он знаком – но вижу только темный силуэт и чувствую идущий от него холод. Я вскакиваю и неожиданно для себя начинаю умолять его забрать у меня способность читать в человеческих сердцах: «Мне трудно, понимаете, я перестал жить своей жизнью, я перестал смотреть на мир глазами обычных людей, я перестал быть счастливым – верните, прошу вас, верните прежние мои глаза, прежнее мое простое, доброе и наивное сердце…» Здесь я, кажется, даже пустил слезу.
Незнакомец мне явно сочувствует: «Ну что это с вами такое происходит, что могло произойти в столь короткое время? Конечно же, вы вправе отказаться от моего подарка. Однако хочу напомнить, что вы сами этого захотели: говорили, что вы писатель и должны обладать такой способностью, без этого, мол, не проникнуть в природу вещей, в тайны человеческой души – это же ваши слова? Признаюсь, я в недоумении: сначала вы просите меня, даже упрашиваете сделать вам одолжение, а потом бегаете за мной с требованием забрать свой подарок. Помилуйте, я отказываюсь понимать такое ваше поведение – нехорошо, прямо скажем, нехорошо…»
Заметно, что незнакомец раздражен, не находя больше слов, он замолкает и садится на мою кровать. Впрочем, тут же наигранно вскакивает и, по всей видимости, желая уйти, кружит по комнате в поисках плаща и зонта (они у входа на вешалке). Но вдруг – возможно, не желая больше слышать моих нескончаемых сбивчивых уговоров, а может, просто сжалившись надо мной, – все же соглашается освободить меня от злополучной, непосильной для меня способности. А теперь, следуя все тем же его условиям, я должен выйти на улицу, и будто бы там я окончательно освобожусь от его колдовства, которое он насмешливо называет подарком.
Я лечу вниз по узкой гостиничной лестнице, устланной новой красно-серой дорожкой, везде чисто прибрано, цветы в больших вазах, чистые занавески и все такое прочее, я едва не падаю в обморок от головокружения, – я счастлив, как будто мне только что отменили смертную казнь. Я выбегаю на улицу, заглядываю в глаза прохожим, улыбаюсь им… И вдруг понимаю, что в который уже раз за эту ночь проделываю одни и те же бессмысленные действия. И начинаю догадываться, что, как бы я ни поступил, по какой бы улице ни ходил, какую бы дверь ни открыл в любом из домов этого города – я снова и снова буду оказываться в этом мрачном гостиничном номере, буду встречать там таинственного незнакомца, и он раз за разом – поди узнай, по какой причине – будет отправлять меня по этому запутанному, нескончаемому и заколдованному маршруту.