«…весь мир становится для нас иным оттого,
что где-то в безвестном уголке Вселенной
барашек, которого мы никогда не видели, быть
может, съел незнакомую нам розу.»
Антуан де Сент-Экзюпери, «Маленький принц»
Он ехал в поезде к дочери и вёз в своём рюкзаке подарок для неё. Проехал (вернее, пролетел) с этим подарком много тысяч километров до Москвы, а теперь, вот, везёт его в Санкт-Петербург. Он специально выкроил в своей московской командировке эти сутки. Утром приедет в Питер, погостит и ночью уже обратно - в Москву. А там и самолёт до Якутска.
В поезде он не стал брать постельное бельё - одну ночь можно и на голом матрасе полежать, не раздеваясь. Опять же экономия – туда и обратно по сто пятьдесят рублей – остался при своих трёхстах. Да и не привык создавать проблемы людям: всего на одну ночь распаковывать комплект белья, затем всё это в стирку, глажку, паковку – зачем?
На всякий случай он купил билет на нижнюю полку – недавно краем уха слышал, что кто-то через суд отстоял своё право не разрешать пассажирам с верхней полки садиться на свою, нижнюю. Кто может знать, с кем сведёт судьба в плацкарте? Вдруг окажешься попутчиком того сутяги? Нет уж, лучше самому иметь, пусть и зыбкое, но преимущество…
Соседкой оказалась бледная девушка с ярко-красным маникюром. Когда она сняла пальто, то оказалась одетой в свободное короткое платье бордового цвета. Оно, как ему показалось, не вписывалось в серость плацкартного вагона, и он почему-то обозначил для себя фасон этого платья как «коктейльное». Откуда он это взял – понятия не имел. Когда поезд тронулся, соседка сходила в туалет и переоделась во вполне себе тривиальную пижаму с медвежатами на бежевом поле.
Верхнюю полку над девушкой занял мрачный мужчина лет тридцати, который сразу расстелил матрац, застелил постельное бельё и, как был в джинсах и серой футболке, так и лёг, отвернувшись к стенке. Вторая верхняя полка осталась пустой.
Места через проход заняла семейная пара. Они шёпотом ссорились, было слышно, как женщина прошипела с презрительным сарказмом:
- Ты поступил как настоящий мужик…
Муж не стал спорить, приготовил себе постель на верхней полке, лёг и заснул, а жена так и просидела всю ночь накинув капюшон пуховика на голову.
В пути поезд несколько раз останавливался, видимо пропускал скоростные поезда. Проводница попалась нерадивая: вначале растопила печку вагона до невыносимой жары, а потом - то ли заснула, то ли лень было дальше топить – стало холодно.
Проснувшись от холода, он сходил в туалет. Когда вернулся, увидел, что юная соседка - видимо, когда ей стало жарко - отбросила одеяло к ногам и теперь лежала под тонкой простыней сжавшись в комочек. Он осторожно накрыл её одеялом и сел на своё место. Эта девушка была примерно одного возраста с его дочерью. Ему так и не довелось поправлять ей одеяло на ночь…
Разводился он со скандалом. Вообще-то, скандалила, конечно, жена, а он упрямо молчал. Молча собирал свою одежду, документы и старался не смотреть в сторону уже бывшей жены и плачущих детей. Было больно на сердце, гадко на душе, но ничто не могло его удержать. Не сказав ни слова, он ушёл в зимнюю темноту. Сквозь саднящее ожесточение пробивалась спокойная уверенность в своей правоте: так будет лучше… Для всех. Кроме него…
Он знал, что поступает по-мужски. Как и тогда, когда ещё безусым юнцом женился… В те времена он ещё мечтал быть единственным, верным, неповторимым… Теперь уже никому не объяснить истинную суть всех его поступков, потому что, даже тогда, это можно было лишь чувствовать. И пускай он останется для всех обычным предателем - так проще и понятней.
Делить с бывшей женой было особо нечего. Он и она росли в бедных семьях. Старинных реликвий, обычно передаваемых в дар невестке или наследуемых дочерями, у его вдовой матери никогда не было. Покойная бабушка, в годы войны, все свои старинные украшения – а старики в деревне говорили, что были они красоты неописуемой - сдала на строительство танковой колонны. По слухам, была там «бастыҥа»[1] с червлёным диковинным узором по серебру, были - из серебра же - «илин кэбиһэр» и «кэлин кэбиһэр»[2], каждая из которых весила по полтора килограмма. Про серьги ручной работы, кольца, «бөҕөх»[3] и говорить не приходится. Прабабка, мать деда, тогда прокляла непутёвую невестку и больше никогда с ней не общалась. Так и померла не простив. Её понять, наверно, можно – ведь одному богу известно, чего ей стоило сохранить родовую ценность в годы гражданской войны и коллективизации, а своенравная невестка сдала всё в Фонд Обороны. И хоть-бы жертва та - в неграмотной голове прабабки не укладывающаяся - ей сына, а невестке мужа с войны вернула…
С тех пор, до таких излишеств, чтобы приобрести подобные украшения и восстановить былое, никто в их роду так и не разбогател. Как-то не складывалась семейная жизнь у братьев и сестёр: то вдовели рано, то разводились…
Он не чувствовал себя хозяином в своей бывшей семье, поэтому при разводе ни на что не претендовал. Какое он мог иметь отношение к хозяйству, если все годы совместной жизни был студентом? Так, подрабатывал, где мог, помогал сводить концы с концами…
На суде он сказал, что изменил жене, нашёл молодую - банальная история… Ради этой банальщины даже прикусил вместе с нижней губой своё законное право на делёж детей. Наверное, мог потребовать себе сына (дочка к тому времени только в садик пошла), но не стал. Суд тогда присудил ему платить алименты в размере трети от зарплаты, что он добросовестно выполнял вплоть до совершеннолетия дочери. По закону, после совершеннолетия сына, он имел право на уменьшение алиментов до четверти, чем постоянно шпыняла его вторая жена, но он упрямо молчал. Что поделаешь – женщины так устроены, что не видят вглубь и вширь: если мужчина заботится о своих детях в бывшей семье, то и о нынешних, наверно, никогда не забудет…
Однажды, уже после развода, копаясь в своих документах он обнаружил там маленький марлевый комочек, перетянутый бинтом. К бинту была привязана клеёнчатая бирка с надписью: Девочка, вес 3600; рост – 45; окр. гол. – 36; окр. гр. кл. – 34; время, дата... Это была пуповина дочери. Наверное, во время очередных переездов из одной съёмной квартиры на другую, эта хранимая бывшей женой «святыня» оказалась в папке с его документами.
Первым желанием было отвезти этот комочек на место, но он тогда уже жил в деревне и выехать сразу не было никакой возможности. А потом узнал, что бывшая жена поменяла имя сыну, которое он дал ему при рождении. Видимо подделала его подпись в согласии… Позже были безуспешные попытки привезти к себе детей погостить… В общем, всё сильно усугубилось.
Потом он женился повторно, родились дети. Он знал, что вторая жена, по обычаю, хранила пуповины детей и первые отстриженные волосы в отдельной шкатулочке, но сам ни разу их не видел.
Когда у него возникала какая-нибудь необходимость в своих личных документах, его пальцы в папке всегда натыкались на марлевый комочек с клеёнчатой биркой…
С недавних пор, у них в деревне появилась лавка, торгующая керамической посудой в национальном стиле. Там он впервые увидел «күбэйэ» - сосуд-оберег для ребёнка[4] – и загорелся желанием купить его для своего марлевого комочка. Он было предложил жене приобрести такой сосуд для всех их детей, но она не поняла его.
- А что такое «күбэйэ»? – спросила она и он, к своему удивлению, не смог ей объяснить. Промямлил что-то про посуду с крышкой и рисунком, потом махнул рукой:
- Забудь, неважно…
Поэтому, купив «күбэйэ» для своего комочка, он спрятал его в гараже - подальше от чужих глаз. Не мог он поставить его в своём доме на видном месте, а почему – трудно сказать… Везти к первой жене тоже было не с руки – через пятнадцать лет появиться на пороге и пробормотать, что привёз пупок? Да и дочка, к этому времени, уже жила в Питере с молодым человеком…
По прибытии поезда в Санкт-Петербург, он вышел на перрон, и людской поток увлёк его к выходу. Уже выйдя на привокзальную площадь и не найдя дочь, он позвонил ей. Оказалось, что она ждала его у вагона, но почему-то не заметила, как он вышел.
Для постороннего глаза всё выглядело обыденно, – встреча приехавшей пары с отцом на привокзальной площади – а для них это получилось комично. Когда его дочка с молодым человеком вышли из дверей вокзала, он встретил их с распростёртыми объятиями и вопросом:
- Ну, как доехали?
Поздоровались и познакомились с молодым человеком. Потом, поддерживая – каждый со своей стороны – его дочь под руки, пошли домой, благо жили они недалеко от Московского вокзала.
Позавтракав, он, наконец, достал свой подарок.
- Вот, я привёз то, что принадлежит тебе…
Дочка с любопытством разглядывала керамический сосуд в форме яйца на трёх ножках, напоминающих ножки «чороона»[5]. В верхней части было изображение натянутого лука со стрелой и якутский орнамент, символизирующим женское начало.
- Что это такое? – спросила она.
- Называется «күбэйэ» - сосуд-оберег. Открой, посмотри, что там внутри – ответил он.
- Ой! Это что, неужели моя пуповина? – открыв крышку, воскликнула дочка – А я думала, что у меня его нет, что только у брата сохранилась… Я несколько раз спрашивала маму, а она отмахивалась, мол, была, лежит где-то… Оказывается она хранилась у тебя?
- Так получилось…
Дочка ещё раз критически осмотрела рисунок на крышке сосуда:
- Оформление, прям, какое-то постмодернистское… Стилизация под «унисекс»?
- Да, видимо решили не заморачиваться… Раньше для девочки рисовали ножницы, а для мальчика лук со стрелой. Теперь видишь, как… Всё соединили – и орнамент, и воинственность…
- Ой, а давайте посмотрим на мою пуповину! – предложила дочь и стала развязывать марлевый узелок. Он долго не поддавался, а когда развязался, то внутри оказалась марлевая салфетка. Когда развернули салфетку, то в ней лежал пергаментный свёрток.
- Как смерть Кащея – пошутил было молчавший до этого молодой человек. Дочь гневно зыркнула на него чёрными глазами и продолжила своё занятие.
Внутри пергамента лежал комок бинта бурого цвета. Когда дочка осторожно развернула его, внутри блеснул металл.
- Ой! Скобка! – воскликнула дочь – А где сама пуповина?
Она внимательно осматривала маленький тёмный кусочек чего-то присохшего к металлической скобке и бинту. Он вдруг, всем своим существом, почувствовал её растерянность и беспомощность перед ломкой хрупкостью того, что было когда-то началом жизни. Молодой человек - видимо тоже что-то почувствовал - наклонился поближе и, придерживая ей руку, посмотрел на её пуповину...
Он видел перед собой склонённые головы молодых людей, как соприкасаются их волосы, и думал о том, что его собственная пуповина ещё полвека назад сгнила где-нибудь на свалке. То ли в советское время матерям в роддоме запрещали выдавать «биологические отходы», то ли сами матери не стремились к соблюдению древних обычаев… Всё начало возрождаться позже, когда уже страна развалилась…
Дочь не рискнула отодрать присохший бинт и молодые люди аккуратно завернули всё обратно, как было. Потом положили свёрток в сосуд и поставили его на самый верх кухонного шкафа.
«Ну, теперь им есть что и в чём хранить…» - подумал он.
По дороге в Москву он всю ночь спал. На полку над ним взобралась девица неопределённого возраста с пивным, как ему показалось, перегаром и сразу захрапела. Видимо, прибыла прямиком из ночного клуба. Соседями оказались два субтильных юнца, которые долго решали кому лезть на верхнюю полку. Наконец, самый прыщавый из них залез наверх.
Ночью, сквозь сон он слышал, как кашляет прыщавый парень с верхней полки напротив и чувствовал, что брызги его слюны падают ему на лицо. Но во сне он бежал сквозь дождь к роддому, в окне которого стояла женщина со свёртком на руках. Он знал, что она ждёт, чтобы передать ему на руки его ребёнка, и не хотел просыпаться…
_____________________
1 Бастыҥа – женское украшение (в старину было у замужней женщины) в виде широкого обруча-начельника, надеваемого под головной убор. Оберегал лоб.
2 Илин, кэлин кэбиһэр – нагрудное и наспинное украшение. Нагрудный оберег имеет в основе круг, символизирующий солнце, прикрывает грудь. Наспинный оберег скрывает от нескромных взоров косу женщины и длина его зависит от длины косы хозяйки.
3 Бөҕөх – широкий браслет, надеваемый на предплечие, оберег.
4 Күбэйэ – в старину изготавливался из дерева в форме яйца. Считается, что нижняя часть яйца символизирует лоно земли, а крышка – это купол неба. В него складывали пуповину ребёнка, его первые отстриженные волосы и выпавшие молочные зубы.
5 Чороон - национальный якутский сосуд для хранения и потребления кумыса. Типичной формой является кубок на одной или трёх ножках. Традиционно изготавливается из дерева, преимущественно из берёзы, и украшается богатой геометрической резьбой.