Я – эвен
Я – эвен, и тем горжусь.
Языком своим горжусь,
Все заветные слова
В нем с волненьем нахожу.
Он сумел в себя впитать
Глубину и широту
Все, что мне пропела мать,
Ее душу и мечту.
Веру в будущность свою,
В возрождение свое…
Пусть не все я допою,
Сердце вдруг замрет мое,
Но останутся всем вам –
В мыслях, чувствах и строке –
Мной рожденные слова
На эвенском языке.
Земля предков
Наши предки край отцов любили,
Лес и горы свято берегли.
Уходя в тайгу, огонь кормили,
Чтобы помогал им Дух Земли.
И с охоты дальней возвращаясь
В родовое крепкое жилье,
К этому же Духу обращали
Первое приветствие свое.
Все они в ладу с природой были,
Преданность и нежность ей несли,
Потому и сами в мире жили,
Как в объятьях матери-земли.
Хоть порой и дикими считали
В те года таежные края, –
Наших предков взор они ласкали,
Зверь и птица были им друзья.
Сверхцивилизованный двадцатый
И до сюда дотянулся век.
Только ли не слишком горькой платой
Платит за прогрессы человек?
Черным камнем душу прижимая,
Боль и слезы больше не тая,
От ушибов и от ран стоная,
Плачет день и ночь земля моя.
Скалят зубы взорванные глыбы,
И, печально чешуей горя,
Вниз плывут отравленные рыбы –
Обвиненье всем золотарям.
Выжжена, отравлена, изрыта,
С ягельником мертвым на груди,
Колеями до костей пробита, –
Что она сулит нам впереди?
Не алмазным блеском ослепленный,
А от горя потерявший след,
Бродит мой сородич потрясенный,
Как изгой, по собственной земле.
Стойте, о великие народы!
Где ваши великие умы?
Дух Земли, что будет через годы?
Что оставим нашим детям мы?..
Раздумья у Джугджура
Лишь шелест деревьев могучих
Здесь звон тишины нарушал.
Лишь ветер, ласкающий кручи,
К вершинам Джугджура взлетал.
Лишь бился родник, словно венка
На сером виске у горы,
Да тихая песня эвенка
Звучала до поздней поры.
Он шел по тропе своих предков,
Он жил по законам отцов,
И каждая птица, и ветка
Его узнавала в лицо.
Светились костры кочевые,
Как редкие звезды во мгле,
Рождались и жили живые,
И мертвые спали в земле.
Шли годы своей чередою,
Века проплывали меж скал.
В гармонии с вечной тайгою
Старинный народ пребывал.
Они б и поныне так жили,
Да вот обнаружилось вдруг:
По золоту люди ходили,
Не грея на золоте рук.
И хлынуло племя иное
На блеск золотого тельца.
Забыли леса о покое,
Забилось зверье от свинца.
Им было все мало и мало, –
Одна их глодала печаль.
Седая тайга застонала
От ран, нанесенных сплеча.
И нету теперь на Джугджуре
Эвенков, тянувших свой след,
Прогресса бездумные бури
Рассеяли их по земле.
Они по асфальту шагают,
Летят над огромной страной.
И все языки они знают,
Да только не знают родной.
Стою у Джугджура,
И снова
Душа холодеет моя:
Эвенков старинное слово
Вернется ли в эти края?
Илуму
Ровдугой надежною покрытый,
устремляя в небо гордый
конус, илуму – жилище моих
предков – множество веков
стоял в тайге.
Сколько перевидел он на свете!
И любовь горячую как пламя
очага. И счастье материнства.
И восторг принесшего добычу
молодца-охотника. И горе
в год голодный, когда гас
костер… Он крепился в черную
невзгоду, отгонял клыкастые
болезни. Был всегда он верною
опорой, до конца надеждою
последней для эвенов,
родичей моих.
А теперь про илуму забыли.
Из камней и из огромных
бревен на местах старинных наших
стойбищ поднялись дома,
и в них, конечно, жить теплей
и проще. Только что-то
потерялось вместе с илуму.
Я давным-давно его не видел,
но недавно вдруг в селе
далеком встретил рядом с домом,
во дворе. Он стоял, согнувшись
и поникнув, словно старец немощный
и горький, переживший и детей,
и внуков, и теперь ненужный
никому.
Я вошел, взволнованный,
в жилище, словно в детство
снова возвратился. Вспомнил
мать, сестру и брата
вспомнил. И промчалась вдруг
передо мною жизнь,
в одно мгновенье спрессовавшись…
Илуму – жилище моих предков,
колыбель родной эвенской
речи! Тот, кто в нем родился,
не изменит ни однажды
своему народу,
не предаст он те слова,
что в детстве мать над ним
пропела у огня.
Две картины
Было время – мы слепыми были,
Было время – мы глухими были,
Было время – мы немыми были,
Восторгались всем, и этим жили.
А сегодня – зрячими мы стали,
А сегодня – чуткими мы стали,
А сегодня – громкими мы стали,
Отвергаем, рушим, что создали.
В жизни одного лишь поколенья
Две таких картины непохожих.
Обе не достойны восхищенья,
Но из них какая лучше все же?
Жаль, не смогут на мои вопросы
Дать ответ ни люди, ни народы…
Но рассудят все довольно просто
Время и Эпоха через годы.
1993 г.
Судьба оленя
Удел его – не из хороших,
Обижен он своей судьбой.
Жестоко – с первою порошей
Идти в загон и на забой.
С подружкой он не долюбился,
Воды хрустальной не допил.
Зачем же он на свет родился,
Чтоб человек его убил?
А он служил ему как надо:
Возил, кормил, спасал в пургу.
И вот теперь за все награда –
Кровавый росчерк на снегу.
А впереди – туман забвенья
И ночь, где нет добра и зла…
Печальная судьба оленья
Опять мне душу обожгла.
Но взглядом мертвый лес окинув,
Я грустно заглянул вперед:
О, как был вдруг его судьбину
Не повторил и мой народ…
Помните!
Будет олень – будет эвен,
Народом себя будет чувствовать он.
Исчезнет олень – исчезнет эвен,
Останется только стон.
Как будто не жил на бренной земле
Мой малый, но гордый народ.
Большая беда взяла его след,
И давит она, как рок.
Несметно богатыми были мы,
По кладам ходили мы.
Но золота блеск и отлив сурьмы
Не наши наполнил сумы.
Никто и не спрашивал нас самих,
Что можно, а что нельзя,
Пошарив хозяйски в чужих кладовых,
Все выгребли псевдодрузья.
Ютимся теперь на жалких клочках,
Смирясь по своей простоте.
Одни богатеют в больших городах,
Другие в тайге – в нищете.
И если сейчас обратятся в тлен
Традиции предков седых,
Исчезнет олень – исчезнет эвен.
Кто воскресит их?!
Роковой самородок
Шел охотник по тропе таежной
С думой об оленях и добыче
И наткнулся вдруг на странный камень,
Будто весь облитый ярким светом.
Подогнулись крепкие колени,
Руки затрясло невольной дрожью,
Испугал тунгуса дивный камень,
Хоть и был прекрасен, словно солнце.
Пусть он был безграмотен, наивен,
Ничего о золоте не знал он,
Только вековая мудрость предков
Всплыла генной памятью мгновенно.
И нутром своим беду почуяв,
Обратился он к богам с молитвой,
Стал просить, чтоб этот страшный камень
Не принес погибель его роду.
«Если алчный глаз его увидит,
Родина отцов в дыму исчезнет…»
Как был прав в своих он опасеньях:
Золото несчастьем обернулось.
Где теперь заветные те тропы,
Что тунгусов души сохраняли?
Где теперь раздольные долины
Средь которых дети их резвились?
Продан, изуродован, растерзан
Край таежный – отчая обитель.
Будущее древнего народа
Попрано бездумно и жестоко.
Так запомни человек таежный:
Золото и власть шагают рядом,
Но на их ничтожные подачки
Будущего храм ты не построишь…
Вера
В. Выучейскому
Ты – тундры сын,
Я – сын якутских гор,
Но мы с тобою, как родные братья.
Я ничего на свете до сих пор
Не видел, крепче нашего объятья.
Я свято верю, мой далекий друг, –
Преодолев невзгоды и разруху,
И ненцы, и эвены встанут в круг
И поразят весь мир богатством духа.
Их голоса над миром прозвенят,
Сплетая в песнь любовь, печаль и грезы.
И в темном небе ярко загорят
Их именами названные звезды.
И как костров сородичей огни,
В тайге светясь надеждой для любого,
Не растворятся в синеве они
И не сорвутся с неба голубого.
Я буду об одном судьбу молить,
Ее высоким знаком чутко внемля,
Чтоб я сумел до тех минут дожить,
Когда сиянье их осветит землю.
1993 г.