СВЯЗЬ
Порой бывает
беды за бедою
берут в такой железный оборот,
что кажется,
сейчас отдам без боя,
добытую нелёгкою ценою,
одну из завоёванных высот.
Оставлю всё!
Сбегу!
Себя укрою!
В покой, в уют куплю за грош билет!
Но встанут,
как приказ, передо мною
ровесники мои окопных лет.
От их сердец захлёбывались доты
и разлетались танки в прах и пух.
Они такие взять смогли высоты,
что и теперь захватывает дух.
Я вспомню их.
И сил прилив почую.
Бессилие стечёт с души, как грязь.
И так во рту травинку вдруг зажму я,
как будто взрывом
порванную связь!
БЛИНДАЖ
А. Киркачу
Я искал тишины.
И наткнулся в лесу на блиндаж.
Я не понял, он вражий иль наш
с той великой жестокой войны.
И насунулась мгла из вершины пригорка.
Потекла на прогнивший и рухнувший сруб.
И вцепился корнями в него
изувеченный дуб,
до того искорёжен – глядеть было горько.
Время лечит.
О нет – разъедает отстволье, как соль.
Так суров он и хмур,
что уверен я – певчая птица
на него никогда не садится.
Ведь в опухших суставах
кричат и обида, и боль.
Я искал тишины.
Я покой себе с детства пророчил.
Но наткнулся в лесу на блиндаж.
И не знаю, он вражий иль наш,
только сердце
как раненый дуб, кровоточит.
ПРЕОДОЛЕНИЕ
Последние почти иссякли силы.
Свело уста. Не шаг уже – шажок!
Но встал отец навстречу
из могилы
твёрдо приказал:
- Держись, сынок!
Ещё ты можешь, знаю по себе я,
идти вперёд,
шагать на всю ступню!
Пускай в тебя шарахнет батарея,
ты и тогда не дай себя согнуть!
Не до предела жилы кровью вздулись.
Ещё ударят из всего огня!
Я не за тем в Карпатах
шёл под пули,
чтоб слабым ты родился у меня.
В атаку шёл,
секунды не помешкав,
от свежих ран и язвы чуть живой.
Друзья вперёд стремились вперебежку
и только я мишенью шёл – прямой!
Сжимал цевье
и шёл напропалую
по полю.
Шёл в сединах, как в снегу.
И понимал, что если упаду я –
от слабости подняться не смогу.
Иду, сынок,
а пули жертвы просят.
Аж тело жалят. Форму в клочья рвут.
Но твёрдо знал,
что если меня скосят –
отступником друзья не назовут.
Бесился враг: упитанный, холёный.
Не удержался. Дрогнул.
И – в кусты!
И заревел:
«Да он – заговорённый!»
Заговорён, чтоб, сын, родился ты!
Ещё не раз судьба воздаст и спросит.
Превозмогай соблазнов жалкий зуд.
- Превозмогу!
Пусть лучше меня скосят –
отступником друзья –
не назовут!
***
Опять с уродливым лицом
эпоха новой ищет правды.
И, как когда-то над отцом,
так надо мной свистят снаряды.
И, где погуще толчея,
там люди падают, как злаки.
И по убитым плачу я,
как мой отец когда-то плакал.
И фронтовых хватив «сто грамм»,
он вспоминал бои в Карпатах.
Казался воином я сам,
надев пиджак в его наградах.
Ничто не ново под луной.
Опять бои – стена на стену.
И ордена отца со мной.
Но им теперь я знаю цену.
СВОИ
Шёл к трибуне суров и сварлив.
На груди – боевые награды.
Но подставили ножку – свои
в полутьме из переднего ряда.
Громыхнулся.
Награды звенят,
отражая походы былые.
Смех по залу разлился ребят.
Ржали в доску свои – молодые.
- Ну и хохма! Ну, дед – Цицерон!
Нам такую речуху задвинул!..
Что ни слово – последний патрон.
Не в лицо хохотали, а в спину.
Встал. Качнулся, как будто в плену.
- Эх, свои ж вы!.. Родимые лица!..
Ведь под белые ручки страну
на панель волокут проходимцы!
Сила смеха слова заглушила.
Сжался. Вспомнил атаку в Крыму,
как своя артиллерия била
по нему! По нему! По нему!
ГОЛОСА МОЛОДОГВАРДЕЙЦЕВ
Неустанно жизнь моя – на марше.
Всё острее в будущее взгляд.
С каждым годом
старше я и старше,
принявших бессмертие ребят.
В грозный час
свинцовой лютой вьюги
так взбурлила праведная кровь,
что над чувством утренним к подруге
верх взяла к Отечеству любовь.
И когда скрывают тучи солнце,
горизонт теряется вдали,
голоса казнённых краснодонцев
мне твердят:
- Не трусь и не юли!
Не спеши
с беспечным равнодушьем
уступать дорогу подлецам.
И, плечо, подставив отстающим,
жизнь равняй на подвиги отца!
… Чтоб прямой была моя дорога,
не сшибала с молнией гроза –
краснодонцы пристально и строго
смотрят в мои карие глаза!
***
Оркестра гром.
И стяги впереди.
И ветеранов строй за ротой рота.
И генерал бывалый
круг почёта
по стадиону просит их пройти.
Они пошли – сутулые, простые.
Цветы бросает к их ногам народ.
Как мало их в шеренгах по четыре.
Как много их
убавилось за год!
Они идут – ковром цветы лежат.
Стремительна торжественность минут.
Когда-то гордо – нараспашку грудь
они прошли по лезвию ножа.
…А по цветам – смущённые идут!