Каждую весну сад терпеливо ждал Марию – ту, что когда-то посадила яблони, кусты черной смородины, жимолости, малину, сирень и многие другие растения в северном поселке на берегу Лены реки. Когда они зацветали каждую весну, люди, приезжавшие в этот сад, чтобы увидеть их дружное, радостное цветение, удивлялись – как все эти растения здесь на севере могли выдержать лютые холода, что длились чуть ли не полгода. Но они выдерживали и не только не замерзали, но и со временем набирали силу, несмотря на долгие суровые зимы.
Однако нынешняя зима была особенно лютой. Она была такой жестокой и холодной, что застывало даже дыхание, белым облаком оно стояло у рта мерзнущего человека, точно желая проникнуть обратно в его тепло, а не раствориться в тумане и холоде. Ресницы в инее, снегу мешали смотреть, но человеку, покинувшему свое теплое жилище, все равно надо было идти, чтобы не прекращать вечную работу жизни и не замерзнуть, не потеряться в холоде долгой, мучительной зимы.
Каждую зиму сад покрывал такие тяжелые обильные снега, что казалось, они поглотят все вокруг - и хрупкие растения, с ломкими тонкими стеблями, и яблоневые деревья и даже деревянные постройки, служившие домами и рабочими помещениями для работающих и живущих здесь людей.
Одна из таких построек служила домом для Марии, той, что когда посадила здесь все эти растения и деревья. Они нуждались в ее присутствии, ее каждодневной заботе и уходу каждую весну, лето и осень. Она, ее мягкие руки, со вспухшими, больными пальцами от непрестанной работы в холодной земле и воде, источали особое тепло, ласковое и заботливое. И это тепло она передавала всем и всему, кто с ней соприкасался. Казалось, природа ее создала из одного только спокойного, мягкого, ровного, ласкового света. И это растения, как и люди, хорошо чувствовали.
С первыми лучами солнца в них начиналась упорная и напряженная работа. Надо было весь этот тяжелый застывший снег, что сковывал, давил их, превратить в холодную влагу, чтобы потом она приносила к каждой веточке, клетке необходимые питательные вещества, а после щедрого лета, перед наступлением лютых холодов заснуть так, чтобы не чувствовать его. Они так и делали, крепко засыпали, и сны о солнечных днях и заботе Марии помогали им выдержать холод.
Годы работы Марии день за днем, месяц за месяцем не проходили даром. Они наполняли их силой, необходимой, чтобы выжить в холодном крае с долгими лютыми зимами. Ее желание видеть их крепкими, полными жизни было таким сильным, что передавалось им. Они не могли подвести свою создательницу, которая каждую весну, лето и осень пестовала их, оберегала от заморозков, с тем, чтобы каждую весну они закладывали почки, покрывались листвой, зацветали цветами и превращались в сочные плоды. Плоды, наполняющие людей энергией, витаминами и здоровьем, а это и было то, ради чего трудилась Мария, не жалея ни здоровья, ни сил.
А ведь когда-то здесь ничего не было, одна пустынная, заросшая бурьяном земля, с редкими истощенными растениями, с уныло опущенными, хрупкими ветками.
Но это юную Марию, полную воодушевления и сил, не остановило. Она приехала сюда из Тимирязевской академии города Москвы, где получила необходимые знания не только как выращивать растения, но и как перерабатывать их. Вместе со своей подругой Тамарой они хотели поехать на Север и там выращивать лимоны, но Тамару по ее лидерским качествам, нужными для руководства не отпустили, оставили в Москве, направив работать по комсомольской линии, и Мария приехала сюда одна.
Местные жители, сажавшие здесь картошку, капусту и другие нехитрые овощи, говорили, что бесполезно здесь сажать что-либо другое. Холод все равно загубит растения, и силы будут потрачено зря. Но Мария смотрела на другие растения, что каждое лето, несмотря на холода, упрямо цвели здесь и думала, что если они цветут, то другие тоже смогут пережить и снег и лютый мороз, для этого она и изучала генетику и могла теперь полученные знания применить на практике. Если скрестить их с местными культурами и привозными, то получатся необходимые гибридные сорта, которые смогут выжить на Севере, в холод.
И она наперекор всем мнениям посадила ростки яблони, которые ей привезли из одного питомника города Читы.
Саженцы те долго не могли прижиться, несмотря на ее старания и проведенную гибридизацию. Мария уже было отчаялась, но однажды осенью, когда уже собиралась уезжать из сада в город, она услышала грустное пение. Это пели птицы, улетающие на юг. Небо было заложено туманом, плотными облаками и птиц не было видно, но пение их трогало душу, полное щемящей грусти. В них словно пела вода озер и рек, которым скоро уже должно было замерзнуть, и свежий осенний ветер, провожающий их в дальнюю дорогу, и леса, и поля, словно обретшие голос в этот краткий час, полный печали расставания.
Мария, слушая это прощальное пение, замерла. В этот миг она вспомнила свое сиротское детство на Крайнем Севере, с краткими моментами радости, улыбку матери, так рано ушедшую в иной мир, и прощальные слова отца, его добрые ласковые руки, в терпком запахе табака, что гладили ее по голове, благословляя на долгую, счастливую жизнь.
Благодаря ему, его поддержке во всем, и одному доброму человеку, который принял большое участие в ее судьбе, когда помог выехать учиться в Москву в Тимирязевскую Академию, она смогла провести счастливое время студенчества, получить необходимые знания о земле, растениях. Там же она встретила Ивана, ставшего ей родным и любимым человеком, с которым она навсегда связала свою судьбу. Он сказал ей, что сразу понял, что именно она станет его второй половинкой и посвятил ей стихи. Стихи он писал всю жизнь, и жить без этого не мог, как она теперь – без своего сада.
Мария долго слушала улетающих в дальние страны птиц, и красота родных полей и вод, звучащая в этом пении и с которыми они так не хотели расставаться, наполнили ее душу помимо печали и светлой надеждой.
Когда последние звуки замерли далеко в дали, она поняла, что пение это она услышала не зря, верно, это был знак свыше – ей нельзя было сдаваться, она должна была продолжить свою работу и прибавить к нынешней красоте и другую, пусть незнакомую в этом холодном краю, но все же нужную, и такую же чудесную, трогающую душу, как пение птиц, улетающих в дальние дали. Об этом думала вместе с ней и земля, и деревья, и травы, слушая это прощальное пение птиц.
С тех пор Мария стала трудиться с большим усердием. Она терпеливо пережила вместе с семьей долгую зиму и с первыми днями наступившей весны стала приходить каждый день с раннего утра, и работала, не покладая рук. Помимо яблонь она посадила и черенки черной смородины, также привезенные из питомника. Благо институт сельского хозяйства, где она работала, помогал ей, как мог.
И земля радовалась тому, что за ней стали ухаживать, поливать, возделывать и радостно встречала Марию пением птиц и шумом листвы.
Мария сама носила тяжелые лейки с водой, что привозил местный водовоз на старой водовозке, а потом усиленно рыхлила, чтобы влага не застыла, и земля могла бы дышать.
И с каждым днем при такой усиленной заботе ростки стали крепнуть, наливаться силой.
К тому же Марии стала помогать Люция, Люция Петровна, ее назначили к ней в лаборантки, помощницей. Люция раньше яблони не видела наяву, хотя яблоки и привозили в местный магазин, но чтобы саму яблоню – никогда. И с нетерпением она стала ждать, когда же яблоня подрастет, окрепнет и в один прекрасный день откроет свои цветы.
А ждать пришлось долго. Но Мария умела ждать. Благо, что рядом был Иван и помогал ей, как мог.
Он, когда впервые пришел вместе с ней на большой участок земли, огороженный под сад, долго смотрел, глядя вокруг, вбирая в себя все запахи земли и неба.
Ветер трепал его волосы, бил в лицо, синь небес, свет солнца отражались в светлых, широко распахнутых глазах, как будто он видел перед собой то, о чем мечтала Мария, а после молча взял из ее рук лейку и сам стал поливать ростки. И так продолжалось изо дня в день, когда наступала весна, а затем и лето.
Когда ростки яблони уже подросли, а черенки смородины превратились в крепкие, сильные кусты, супруги пришли на участок, к тому времени огороженный изгородью с металлической сеткой, уже вместе с детьми. Их было двое - Лена и Аня. Они еще не твердо стояли на ногах, но щебетали вовсю, и порой отбирали друг у друга одуванчики, что пышно цвели на полях, по краю изгороди. Мария показывала им ростки яблонь, кустики черной смородины и рассказывала о них. Девочки слушали внимательно, отмахиваясь от комаров, а потом тоже стали помогать матери. Она им дала небольшие палочки и они, присев на свои короткие, пухлые ножки, стали помогать матери рыхлить землю.
Со временем к девочкам присоединился мальчик. Он был худым, болезненным на вид, часто кашлял, взгляд его был сосредоточен, словно он все время о чем-то думал. И глядя на него, подрастающие кусты тревожно шептались, а земля молча вздыхала, видя в его глазах близкую разлуку.
Но все же, перед тем как расстаться со Срединным миром, он успел увидеть цветение яблони. Она зацвела в один прекрасный день так радостно, светло и победно, что Мария, которая первая пришла к ней вместе с Иваном и детьми – ахнула.
А вместе с ней заулыбались, заахали дети, а Иван, глядя на чудесные цветы, вобравшие в себя свет солнца, синь небес и свежесть летящих облаков, стал тут же сочинять стихи, глядя на колыхающиеся на ветру ветки, осыпанные цветами яблонь.
«Это похоже на оперенье птиц – стерхов, Мария, смотри!» – воскликнул он.
Мария согласно, счастливо улыбалась, она думала, что терпеньем, трудом и заботой в этом краю можно достичь многого, исполнить мечты, на первый взгляд казалось бы несбыточные. Вот она мечтала о яблоне и она наконец выросла и зацвела.
Слух о том, что в Мариином саду зацвела яблоня, облетел поселок. Жители его один за другим приходили, чтобы увидеть цветущую яблоню. Они ходили, фотографировались, нюхали цветы, и передавали другим эту радостную весть.
В сад стали приезжать из города, из других наслегов, улусов, чтобы полюбоваться невиданным ранее зрелищем. Цветение яблонь снимали по местному телевидению, показывали в новостях, и люди, глядя на это, радовались, это удивительное, прекрасное зрелище было будто из другого мира, где не было ни долгих, суровых зим, с темными ночами и тоскливыми вечерами, в бесконечной заботе о завтрашнем дне, ни болезней, ни бед.
Мария, воодушевленная этим, еще больше занималась своими растениями. Она делала необходимые измерения почек, веточек, подкармливала растения, заботилась о них, поливала и при этом зорко смотрела за детьми. Особенно ее беспокоил Алеша, из - за своего слабого здоровья. В холодном доме, где они жили, он часто простужался, кашлял.
Мария часто обращалась за помощью к врачам, они выписывали ему какие-то лекарства и советовали переезжать на юг, или часто ездить на курорт на излечение.
Но скудной зарплаты ее, как и зарплаты школьного учителя Ивана, не хватало даже на дорогу, и ничего не оставалось, как копить понемногу, чтобы в один прекрасный день, собрав нужную сумму, поехать вместе с Алешей на юг, и там поправить наконец его здоровье, так необходимое для его юной, только начинающей жить жизни.
Лето в северном краю жаркое, хоть и короткое. В то роковое лето, когда утонул Алешенька, солнце особенно жарко палило, словно старалось излить весь свой жар за короткие месяцы. Жители поселка спасались от жары на реке Лене, на Малютке, что славилась своими песками, чистой водой и живописными уголками. Там любила отдыхать и Мария вместе со своей семьей.
В тот день девочки пораньше убежали из сада, чтобы поскорее пойти на Малютку и искупаться. А Марии надо было спасать своих питомцев. В жару яблоням и кустам смородины необходима была влага, без нее листья их высыхали, могли погибнуть и сами кусты – плоды долгих, нелегких трудов работников сада.
Мария сама таскала шланги, поливая растения. Шланги были очень тяжелые, пожарные, но за неимением других приходилось поливать ими, перетаскивая с куста на куст, отчего болели руки, все тело. Шланги быстро изнашивались, поливать ими было очень тяжело, неудобно, но других не было.
Алешенька крутился рядом, теребил ее и просил скорее пойти с ним на речку купаться, но она говорила, что пойдут попозже, когда польют растения, пока идет вода, надо поливать. Алеша отходил сторону и терпеливо ждал. Мария поливала цветы, растения и думала, что надо все же нанять рабочего, чтобы не работать ей и Люции в такую жару.
Поливая, она переходила от одного куста к другому, радуясь, что вода идет и можно полить их как можно больше, но в какой-то миг осознала, что Алеши нет рядом, не слышно его голоса, привычных вопросов. Шланг выпал из рук, она бросила его в глубину кустов и позвала его. Но он не откликнулся. «Алеша! Лешенька!»
Сердце сжалось в предчувствии недоброго. Мария выбежала из сада, изо всех сил, на своих слабых ногах поспешила к реке. На берегу, где обычно было много людей, было всего несколько человек. Она в тревоге пошла по берегу, кричала, звала сына, но его нигде не было. Соседский мальчишка на ее расспросы только что-то невнятно отвечал.
Она тормошила его, просила – ты верно был с ним, скажи - где он, что с ним?! Но тщетно.
Тот прятал глаза, размазывая по лице грязные сопли, слезы. Наконец выдавил: «В воде».
Она отпустила его, заметив в траве, у лодок знакомые сандалики и майку. «Алеша! Сынок!» Вода в реке тревожно плескалась…
Алешу долго искали, но так и не нашли. Весь поселок вышел на поиски его, но тщетно. Забрасывали невод, ездили на лодках, ворошили шестами дно, но тщетно…
Когда многие отказались, Иван продолжал поиски. Он искал сына день и ночь. Марии приходилось уговорами возвращать его домой, успокаивать его, несмотря на боль и слезы, сжимавшие сердце, и если бы не дочки, что испуганно прижимались к ним, глотая слезы…
Отец ходил искать сына даже на лыжах зимой. Но река не отдала его, поглотила, видно воронкой затащила в свои глубины…
Мария давала волю слезам лишь по ночам, днем она не могла себе этого позволить. Днем она должна была успокаивать Ивана, заботиться о нем, о дочерях, и время от времени ходить в сад, на работу. Она смотрела на яблоневые деревья, сбросившие цветы, и думала о том, что Алеша все же успел увидеть их цветение, эту незабываемую красоту, пожил с ними недолгие девять лет и останется с ними навсегда девятилетним мальчиком с умным, сосредоточенным взглядом, недетскими вопросами и умением рассуждать по-взрослому… Отчего Господь забрал его так рано… и выпала такая нелегкая доля – потерять единственного сына, надежду и отраду…
Эти вопросы она задавала себе часто, они болью терзали сердце, но отступали, глядя на растерянных, плачущих дочерей, на рыдающего Ивана, что никак не мог оправиться от потери сына. Ради него, ради них, дочерей надо было жить дальше…И она жила. Своей заботой и любовью смогла помочь Ивану справиться с бедой. А тот долго молчал, стихи как прежде не лились рекой из его уст, душа скорбела, горе отняло силы. Понадобились годы и годы, прежде чем смог снова писать стихи и вернуться к жизни, где сын был только в снах и воспоминаниях… Он еще прожил с ней и дочерьми, порадовал ее и близких своими стихами, немало зим и весен прожили еще они с ним, пережили немало суровых зим, где было все - и радость, и боль, тревога за дочерей, Ивана, в заботе о них, и о саде.
Дочки их подросли, стали радовать своими успехами, тем, что обрели любимое дело по душе. Иван же совсем поседел, стал часто жаловаться на боли сердце. Его щедрый творческий дар точно сжигал его, воображение кипело, ища выхода в стихах, романах, песнях, повестях, буйный талант изливался в бесконечном труде, и сердце, его бедное израненное сердце, уставшее от постоянной работы и переживаний, пережитом горе болело, ныло. И врачи не в силах были этому помочь, и в одно холодное зимнее утро оно остановилось навсегда… Мария знала, что когда-нибудь настанет и ее час, как и всем, живущим под этим подсолнечным миром, и глядя на дочерей, которые так любили и заботились о ней, просила Бога, чтобы это произошло как можно позже.
Но после смерти, ухода Ивана это желание ослабло. Она вспоминала проведенные с ним дни, годы, смотрела на его опустевший письменный стол, читала, повторяла стихи, посвященные ей, и сердце ее наполнялось неизбывной горечью. Зачем мне жить, думала она, когда его нет, нет Алеши, дорогих и близких людей, а старость подступает все ближе и ближе, немощью, болезнями и с каждым днем забирает последние силы.
Но однажды в ночи она услышала голос – его дорогой, бесконечно любимый голос – он властно и повелительно сказал ей –надо жить!
О, этот голос она не могла спутать ни с кем, так мог сказать только ее Иван, он, так любивший ее, дочерей, жизнь…
«Да, надо жить, надо», - сказала она себе и снова вернулась к прежней жизни, в трудах и заботах, рядом со своими любимыми дочерьми.
Шли годы и брали свое, со временем Мария не могла как прежде вставать по утрам и несмотря на холод осенью, жару летом целыми днями заботиться о своих растениях. Силы неизбежно уходили, подточенные бесконечными трудами, заботами.
И сад это понимал и грустно вздыхал вместе с нею, и думал только о том, что если у каждого есть свой срок в этом Срединном мире, то пусть он истечет как можно позже. Об этом думали все, кто знал Марию, а соседи, знакомые говорили ей – как хорошо видеть и знать, что вы есть, копаетесь в земле, в своем саду со своими растениями, работаете там.
А дочери с грустью думали, глядя на то, что, несмотря на все их старания и заботы, силы покидают мать, незаметно, с каждым днем. Слишком много здоровья и сил она потратила на то, чтобы вырастить их, и на работу в саду, и что надо благодарить Бога за каждый прожитый день, проведенный с нею. Однако это казалось далеким, несмотря на преклонный возраст матери, заботы о ней, близких, работа заслоняли эти мысли и то неизбежное, что неумолимо приближалось к ней…
В тот год, год ее ухода из жизни земной, сад был полон тревоги. Зима выдалась особенно лютой и долгой, казалось, она никогда не закончится, и весна не придет, к тому же нежданно-негаданно пришла беда, неведомая грозная болезнь, что стала собирать свои жертвы. Об этом говорили работники сада, опасаясь за здоровье его создательницы и своих близких, об этом стонал ветер, и тревожно шумели деревья.
Сад в тревоге ждал свою создательницу. Яблони тянули ветви в сторону ее дома, а по ночам им грезилось, что вот-вот откроется ворота и войдет она в сопровождении своих дочерей.
Те, бережно поддерживая ее, радостно поведут ее к дому. Она, прежде чем войти, будет долго смотреть на них и тихо радоваться, что наконец-то вернулась, подойдет к смородине, погладит листья и будет внимательно смотреть - не поражены ли болезнью, не надо ли сделать обрезку. А потом будет долго смотреть на яблоньки, тихо, светло улыбаясь их силе и красоте.
А потом они вместе войдут в дом и дочери начнут привычно хлопотать, обустраивая жилье, и делать все необходимое, чтобы матери их было комфортно и тепло в своем милом доме, в саду.
Но время шло, а они все не приезжали, деревья томились, в предчувствии недоброго, точно застыв под тяжкими снегами, ведь время тоже состарило их, у некоторых кустов ветки засохли, стали ломкими, хрупкими, напоминая руки, когда-то посадившей их Марии. Некоторых яблонь не стало, они замерзли, не выдержав этой особенной лютой зимы, но другие все же теплились под снегом, уже начавшим таять, и терпеливо ждали приезда Марии.
В середине марта она все-таки пришла, это они сразу почувствовали, когда к воротам сада подошел траурный кортеж. Сад еще был полон снега, они сковывали деревья, но даже под ним они почувствовали, что это было именно она, Мария, их дорогая, любимая создательница, такая долгожданная, родная.
Она легким, светлым облаком проплыла над ними, погладила их замерзшие, застывшие в ожидании ветки под рыхлым снегом, окинула дом прощальным взглядом, зашла в него, будто посидев у холодной печки, вышла обратно и медленно направилась к черному траурному кортежу, черной машине, откуда раздавались сдержанные рыдания.
В этот миг они услышали прощальное пение, что однажды услышали вместе с Марией, глухой осенью, прощальную песнь птиц, улетающих в дальние страны. И в ней было все - скорбь и сожаление, что надо расставаться с милыми, любимыми людьми, и с ними, дорогими растениями, и грусть о том, что ничто не вечно на земле, рано или поздно все равно приходит роковой час ухода каждого живущего на Срединной земле…И с этим - неизбежным, неумолимым, волей - неволей надо смириться…
Сад долго вздыхал, плакал по ней, слезы его уходили в землю вместе со стылыми снегами, талой водой, но все же, когда лучи холодного солнца наполнили землю и проникли в них, согревая теплом, они воспрянули. Яблоня, черная смородина и другие растения помнили тепло рук Марии, ее ласковое дыхание, в желании видеть крепкими, сильными, победно расцветающими весной, несмотря на лютые, долгие зимы.
Они стали упорно вбирать в себя солнечное тепло, влагу растаявших сугробов, свежесть ветров и синего неба и в один прекрасный солнечный день – зацвели, так дружно, обильно, светло, что все поразились тому. А работники сада отметили, что ранее такого раннего, обильного цветения сада никогда еще не наблюдалось.
Особенно ярко, солнечно и чудесно яблони зацвели под окнами Марии, откуда она выглядывала по утрам, чтобы проверить – все ли в порядке в ее любимом саду. Так они хотели сказать, что помнят ее и ждут, каждый день, каждый час: что откроет она скрипучую, тяжелую дверь, войдет в сад вместе со своими любимыми дочерями. Те, бережно поддерживая ее, радостно поведут к дому. Она, прежде чем войти, будет долго смотреть на свои дорогие растения и тихо радоваться, что наконец-то вернулась: подойдет к смородине, погладит листья и будет внимательно смотреть - не поражены ли болезнью, не надо ли сделать обрезку. А потом будет долго смотреть на яблоньки, тихо, светло улыбаясь их красоте и силе.
Они знали, что это непременно будет, ведь не зря же она столько работала, вкладывала в них столько тепла, труда и души. Да, она непременно придет, как приходила всегда – вернется, вместе с рассветным солнцем, теплым дождем и чудесной радугой, победно и радостно зацветающей в небе, дивным, неведомым мостом между землей и небом. И ради этого надо, надо цвести и жить дальше, несмотря на стылые, долгие зимы, холодные закаты и неизбежные скорбные часы, с которыми волей-неволей надо смириться…