4 апреля этот мир покинула Наталья Михайловна Гоголева — активист движения «Анти-рак», тренер сканди-клуба «Стимул», поэт, любящая мама и бабушка, любимая подруга, любительница дальних походов, сплавов и путешествий, лауреат всяческих поэтических фестивалей, да просто — красивая, стильная женщина…
Страшный день для всех ее друзей. Черный день.
Мы потеряли светлого, доброго, безумно талантливого человечка. Наташеньку Гоголеву. Ту, с которой понимали друг друга с полуслова и полувзгляда. Которая как никто умела поддержать — она, неимоверно любившая жизнь, и однажды уже обманувшая смерть.
Именно тогда, в таком далеком и близком 2018 году, мы познакомились с ней на берегу прекрасной якутской реки Алдан, в городе Томмоте — на республиканском фестивале авторской песни и поэзии «Берег Дружбы». Она приехала туда после операции и тяжелой химиотерапии — как потом не раз говорила Натуся: «Берег дружбы меня спас, реабилитировал, реанимировал».
Казалось бы, рак отступил. В оранжевом платочке — после химиотерапии, она снова начала писать стихи. Она научилась играть на хомусе, и вступила в ансамбль при доме «Арчы». Она ездила с этим ансамблем на конкурсы и фестивали — и они побеждали. Она отучилась в Москве (или в Питере — не помню точно) на сканди-тренера — и занималась с людьми скандинавской ходьбой. В парке по утрам проводила утреннюю зарядку — она жила недалеко, и парк был ее местом отдохновения и единения с природой. Кормить птичек и белочек, просто дышать свежим воздухом, обнимать деревья — она ходила туда и летом, в жару, и зимой, в мороз и туманы. Она еще и работала — в ТЦ «Олонхо» в магазине продавала сканди-товары. Она так торопилась жить, словно бежала, будто убегая от смерти. «Если я начну лежать дома, то я сильнее заболею», — отшучивалась она на мои просьбы поберечь себя.
Она всходила на горы и на сплавлялась по рекам. И просто ездила с друзьями отдыхать. Она была легка на подъем, всегда улыбчива и готова отправиться хоть на край света. И вот теперь мы проводим Наташу в её последнее путешествие, из которого она никогда не вернется, и не позвонит: «Я дома, Данусь, я вернулась!»…
После той химиотерапии у нее было три прекрасных года — полных общения, эмоций и впечатлений. А потом рак вернулся — и вернулся очень агрессивно, чтобы взять реванш. Настолько агрессивно, что Натуся сгорела за несколько месяцев…
Она очень меня поддерживала. И тогда, год назад, когда я похоронила своего первенца, Егорушку, и в течении всего этого страшного года. Даже когда ей самой уже было плохо, когда рак вернулся к ней со страшной, удвоенной силой, когда я от переживаний не находила себе места и писала ей в Вотсап (боясь потревожить лишний раз), она улыбалась и отвечала: «Прорвемся, Данусь!».
Не прорвалась. Мы говорили с ней в последний раз 25 марта. «Я за любой кипишь, кроме кладбища, ты же знаешь», — будто уговаривала меня Наташа. Она отправляла голосовые сообщения, когда уже не могла писать. Но я все ещё надеялась, что она выкарабкается. Мы все очень надеялись. Натуся была очень сильным человеком. Очень. И теперь — ее нет.
В ночь на 25 марта мне приснился сон, будто у меня день рождения, или что то в таком духе… и она дарит мне подарочки. Маленькую шляпку, которую нужно прикалывать булавками. Красивое глиняное блюдо, которое она сама разрисовала. А еще — серьги и кулон. Очень красивые сережки! Это при том, что я их не ношу. А тут — во сне — взяла и надела… и еще маме моей тоже что-то подарила, не помню что. Еще переживала, понравится ли ей, я говорю — конечно, понравится! И мы обнимаемся, и плачем, смотрим друг на друга, и снова обнимаемся и плачем… Она словно заранее попрощалась со мной, придя во сне.
Я ей написала тогда, 25 марта, рассказала ей этот сон. Я думала — он к хорошему. Она отправила в ответ поцелуйчики и сердечки. Хотя тогда ей было уже совсем плохо – она лежала дома. И попросила у меня песню: «Я помню, у меня был текст на русском и на якутском, а песня, по-моему, звучала на якутском… В онкологии она всех воодушевляла - и русских, и саха и татар и… Короче - всех! С утра наша палата превращалась в радиоцентр, у сопалатницы была колонка, приходила медсестра и просила включить эту песню. Мы, счастливые такие, включали, и было так радостно смотреть друг на друга. А потом нам просто принесли кучу телефонов с просьбой перекинуть песню, чтоб могли отправить друзьям, которые лечатся дома или в других клиниках»…
Эта песня — «Помоги мне Боже, помоги!», вернее — «Кемолос, Танара, Кемолос!». Наташа нигде в интернете не могла её найти. И я успела отправить ей эту песню. Успела исполнить её последнее желание. Я поняла, что она говорила о прекрасном музыканте Алексее Потапове. И я позвонила Леше — он, по стечению обстоятельств, мой добрый приятель…
Меня душат слезы, когда я слушаю эту песню. Потому что Наташа последние свои дни слушала её — и обращалась к богу с молитвами…
Стихи. Необычайно тонкие, удивительные. Она подмечала в людях то самое главное, о чём они сами не догадывались.
Она записывала стихи на всём, что попадет под руку — бумажки, салфетки, а потом теряла эти бумажки и забывала тексты. Я ругала её за это — говорила, надо все напечатать и сохранять, чтобы не забылось, чтобы осталось, а она смеялась, и отвечала, что у нее и компьютера-то нет…
Наша удивительная Наташа. Сегодня о ней скорбят не только друзья в Якутске. Но и в Алдане, Нерюнгри, Мирном, Москве, Калининграде, Новосибирске.
Спи спокойно, дорогая подруга. Тебе уже не больно… Передавай всем привет, и жди — мы обязательно с тобой встретимся на другой стороне луны…
Стихи Натальи ГОГОЛЕВОЙ
***
А завтра будет сентябрь. С дождями своими седыми,
С бруснично-багряным закатом, хандрою и аглицким сплином.
Глинтвейн на столе. Шарф на шее. Заметная в пальцах дрожь…
И тучи, в баулах рогожных несущие скучный дождь.
И на стекле оконном осени слёзный след.
В кресле слепым котенком свёрнут старенький плед.
Солнце в косматых тучах осколками янтаря.
Морось в душе, но в доме — запахи имбиря…
А завтра настанет утро, остынет в бокале глинтвейн.
Сентябрь в плаще и шляпе в мою постучится дверь.
***
Упаси вас Бог от страшной доли: видеть умирающую мать…
К сердцу прижимать её ладони, и просить, просить — не умирать.
Зажигать свечу у изголовья, и молиться с ночи до зари,
Каждой клеткой мучаясь от боли, что её съедает изнутри.
Сердце разрывается на части, принимая роковой урок,
Что не долюбил, был скуп на ласки, обделял вниманьем, не сберег…
И слова противным тяжким комом застывают у тебя в груди,
Только как молитву, неуклонно, шепчешь запоздалое: «прости!»
А она тебя не понимает, и уже совсем не узнает…
Жизнь порой жестоко проверяет твой невыученный ранее урок.
Матерей при жизни берегите, лаской окружите и теплом!
Все обиды из души сотрите. Ибо поздно сожалеть потом.
***
как по душе мне август! щедрый, румяно-спелый.
бархатом чёрным стелет, камлая на лунный серп.
в августе ночь-шаманка, касаясь темного неба,
неистово вниз бросает веточки звездных верб.
черпая бубном ветер, дышит по-летнему знойно,
и от неё исходит холодный мерцающий свет.
крылья парки раскинув, лунную синь закрывая —
яркой неведомой птицей кинется вслед комет.
бубен свой ночь-шаманка в танце вдруг опрокинет,
и торопливо россыпь звездную зачерпнёт,
и серебристым ливнем под утро в лесочке сгинет,
волнами северной страсти лето отправит в полет.
как по душе мне август! время ночных звездопадов…
Фото предоставлено автором