РОССИЯ И ПИСАТЕЛИ
Россия!
О, как выдержала ты
Любовь поэтов, что крута и жгуча!
Тигриной усурийской красоты
И как медведь — огромна и могуча
Была она. Бескрайня и густа,
Твоя в ней отразилась красота.
В их песнях ты поведала о многом
И бранью мужика, и царским слогом.
Но не сказал я, как похожа ты
На мир своей величественной прозы.
Романов многомудрые пласты,
Героев смех, и подвиги, и слёзы —
Твои в них отражаются черты.
Твоё оружье — стойкая молитва,
В поэзии и прозе монолитна.
БОЛДИНСКАЯ ОСЕНЬ
Пушкину
О, болдинская осень, ты — птица вдохновенья
На пушкинском плече. Волшебной птицы той
Вонзился в сердце коготь золотой.
В руке — её пера крылатое свеченье...
Удары ото всех он принял на земле,
И пуля не сумела ошибиться.
Зачем — ответь, о вдохновенье, мне —
Его ты не спасло, оборотившись птицей?
Иль стало ты само бедой его и мукой,
Ты, вымогатель строк, терпения и сил?..
Он молнией сверкнул пред вечною разлукой —
И мудрость осени отобразил
С весенней птицей певчею в соседстве...
О болдинская осень, венец его тропы!..
И только коготь, что вонзился в сердце.
И лишь перо — в руке безропотной судьбы.
ЧТЕНИЕ ПАСТЕРНАКА
Всегда, когда б его строкой
Застигнут ни был — ощущенье
Безумного прикосновенья
К гранате с вырванной чекой.
На каждом слове, как на мине
Я подрываюсь болево.
Покоя нету и в помине
При чтенье сборника его.
Захлопну книгу — побеждённым
Иль победившим — всё равно.
...И песнь, раскинувшись со звоном,
Глядится радугой в окно.
СПОР ЦВЕТАЕВОЙ С СЫНОМ
Качаешься, Марина, в намыленной петле,
Как дым из тростника, как безъязыкий звон,
Хрустальной песней обернулось
всё, что на земле
С тобою было — плачем в унисон.
Души твоей не понял — тобой рождённый разум,
Тобой вспоённый дух — твоё страданье в нём —
Под парусом мечты крещён голубоглазым
Огнём твоим, божественным огнём.
Души твоей не понял — твоё продленье в духе,
Твоей питомец боли, двойник и отблеск твой.
И тягостные споры, к твоим страданьям глухи,
Однажды разрешились — верёвкою простой.
И словно знала ты судьбы предначертанье,
Был Первенец рождён — как ты, голубоглаз,
Чтоб с матерью пройти путями испытанья...
И плачет Песнь твоя перед тобой сейчас.
Перевёл Константин Шакарян
* * *
Мандельштама в Армении встретил художник Мартирос Сарьян.
В правительственной гостинице «Ереван»
отказались предоставить Осипу номер.
Сарьяну пришлось
позвонить в Центральный комитет партии и решить эту проблему, которая сегодня нам кажется смешной.
Они встречались в доме художника, в его мастерской, гуляли по городу.
Мне иногда кажется, что в стихотворном цикле Мандельштама, посвященном Армении, есть сарьяновская
охра, лазурь, львиная желтизна; есть застывшее в урартских клинописях время, есть бог весть у каких птиц
взявший крылья и у каких диких кошек отнявший когти армянский язык.
Который даже своим молчанием многое поведал и художнику, и поэту.
СЕРГЕЮ ГОРОДЕЦКОМУ
Ты выучил наш язык,
Как Байрон. Не оттого ли
Так глубоко ты постиг
Суть наших ран и боли?
Здесь ты наш край полюбил
И рассказал о нём миру,
Здесь тебе скорбно вручил
Ангел Армении* лиру.
Сомкнут стихов твоих ряд.
Дух не развеян ветрами.
Здесь твои песни парят
В древних горах, точно в храме.
_____________________
* «Ангел Армении» — название стихотворного цикла С. Городецкого.
ЛАМПА И ЦВЕТАЕВА
Там лампочка свисала с потолка
В Елабуге, беспомощна, безвинна.
Казалось, что угасла на века,
Как и поэт по имени Марина.
Свет лампы и сияние души...
Простите мне неловкое сравненье,
Но были они схожи в той тиши,
В то роковое утро и мгновенье.
Ответ всему что существует – смерть,
Она любую перевесит чашу,
А в той, другой, что вдруг взметнулась вверх, –
Слова, что совесть очищают нашу.
Они друг с другом рядом, две сестры,
Горевшие отважно, гордо, пылко.
Жизнь – злая шутка. Смерть в конце игры.
Бессмертна и страшна ее ухмылка.
ВОЗВРАЩЕНИЕ БЛУДНОГО ПРОРОКА
Велимиру Хлебникову
Чернозём ночных полей бороздя,
Увязает ногами в грязи пророк.
Длинное пальто, тяжесть дождя,
В жилах — древней крови упрямый ток.
Жизнь — это жертва, что в некий час
Возлагаем мы на алтарь страны.
Почему же твои слова для нас
Так туманны, таинственны и темны?
Слово, ставшее данью, — пустого пустей.
Хохотом отзывается даль дорог.
Ты беседуешь с нами голосом пропастей,
Пришедший из будущего блудный пророк.
Неотделимый от почвы, от молний и туч,
Ты слился с ними, стал частью их,
И строки твои — древней магии луч,
Озаряющий лики загадок земных.
ЭПИТАФИЯ
Е. Чаренцу, О. Мандельштаму
Поэты без могилы… Шар земной
Они вращают вечно, неизменно
Всей болью сердца, жгучей и взрывной,
И той любовью, что вовек нетленна.
Их не гнетет груз каменной плиты,
Им целый мир, пожалуй, был бы впору —
Их отрицанью лжи и клеветы,
Их ритму жизни, чувствам, кругозору.
Растерян я. Меня грызет тоска.
Но этот миг хочу в себя вобрать я:
Там, улыбаясь нам издалека,
Они стоят в обнимку, точно братья.
Перевёл Альберт Налбандян