***
Пока одна и та же осень
Листает в сумерках кварталы,
До дыр исхоженные нами,
Висит не в воздухе вопрос:
«Куда теперь пора податься?
По яви, вымощенной снами,
Бежать ли босиком, немедля,
И, как всегда, наперекос?»
Что ж, если в лужицу вглядеться.
Едва увидишь отраженье,
Зато услышишь ассонансы
Прибывших с севера ветров;
Бессильем скованы движенья,
И телом нелюбимы танцы,
А в ледяных зрачках смеются
Не треугольники костров.
Наверное, свободы рамки,
Что прежде, думалось, открыты,
«Вторым дыханьем» сходу сдуло
И в океан уволокло.
Язык, утративший значенье,
От неопознанного гула
Вновь помогает изъясняться
Жестокой тишине назло.
***
Когда враги, как минимум, друзья,
И кислую улыбку первых встречных
Не выжать, не обрадовать нельзя,
Освистывая пташками скворечник,
Фундамент жизни, крошками шурша,
Ни жив ни мёртв, и бедствие пророчит.
В потусторонней комнате душа
Болит и вылезать на свет не хочет.
Нет времени, пока исходный срок
Так долог, что закончится едва ли.
Сухие листья, смявшие порог,
Не что иное, как судьбы скрижали.
Ни ветром их в канаву унесёт,
Хотя и штиль; ни дворник, рань проспавший,
Их от примет гниения спасёт.
А, впрочем, а не он ли пострадавший?
***
Л.К.
Отдёрнута завеса сна. Теперь
Несказанное обретает звуки
И формы. Оборона от потерь
Во имя существующей разлуки -
Глухое эхо сутки напролёт
И лист бумаги, пламенем спасённый
И пеплом совершающий полет
Над океаном с солнечной короной.
От вечных букв ни тени, ни следа.
Молчанью изменяет вдох глубокий.
Без домыслов, без цели, без труда
Разгаданы невыжившие строки.
Сквозь линзу близорукого окна
Глядит на мир взволнованное эго;
На подступах - покой и тишина,
О чьих шагах мне сообщает эхо.
И пусть! Явленья ясности - мираж.
Рассудок занят новыми стихами.
Возможно, скрытый смысл имеет блажь,
Случайно узаконенная нами.
Ни камень, обратившийся в песок,
Ни ножницы, ушедшие под воду,
Не повредят нам зренье и висок,
Тем более в хорошую погоду.
Елки-палки
Ох ты, елки, ох ты, палки!
В белом черная вдова,
Распоясались весталки,
Опустили рукава
Амазонистые бабы:
Мужики, поджав хвосты,
Провалились не в ухабы,
А попрятались в кусты.
Шиш их выманишь оттуда,
Черпай истину ковшом
Из засыпанного пруда,
И ходи хоть нагишом!
Эх, вселенское раздолье!
Голова, как даль, светла.
Мужики сидят в подполье,
А точнее, их тела.
Ноги – в брюки, в печку – платье!
Мысли пошлые гони.
Непорочное зачатье –
Между делом в наши дни.
С точки зрения прогресса,
Все естественным путем.
Нянчить куклу – часть процесса
Умиления дитем.
Делай ставки, делай выбор,
Кто тайком залез в мешок:
Дух священный или киборг
С кнопкой, стертой в порошок.
Ночью колется в постели
Леденящий душу зной,
Что с любовью пролетели,
Как фанеры над луной.
Прощай, клоун!
Уехал цирк, а клоуны остались.
Один из них, обиженный на плач
В свое антре на видном месте в зале,
Смывает спиртом время неудач.
Подвел азарт, ведь шло все, как по маслу:
Поклонники, овации, цветы.
И вдруг такой конфуз – звезда погасла,
И все раскрыли удивленно рты.
Обычный гражданин в чудном костюме.
Искусно корча рожи детворе,
Он выглядит нелепей и угрюмей
Не потому ли что остыл к игре?
Гороховое чучело за «бабки».
Румяна от стыда горят костром.
«Родители, а ну, детей – в охапки
И марш отсюда!» - слышал он нутром.
Он то мычал, то гикал, то мяукал,
Считай, полжизни, а вчера тишком
Весь реквизит отнес в укромный угол,
Потешив самолюбие смешком.
Его дальнейший путь не то что светел,
Но не чернее, чем у праотца,
Который клерком был, плюс не заметил
Отряд потери храброго бойца.
***
Будешь спускаться с небес по верёвочной лестнице
На малую родину, смело держись за перила
Из капель надежды, парящие облаками
Над зеркалами с частицами бурого ила,
Над одинокими клумбами, так и манящими
Свежим нектаром, доступным лишь низшим созданьям.
Как это все-таки странно! Цветы, затвердевшие
В камень на сердце, куда привлекательней многих
Новых живых, ведь глаза, замутнённые
Влагой фальшивой, давно отучились видеть
Даже все самое лучшее в крошечной местности,
Которой ты вовсе ничем не обязан.
Грусть
Ясные дни обдувая печальным дымком,
Грусть не оставит в покое во имя любви,
Ставшей ей верным товарищем – проводником
В дебрях, в пустыне, на Марсе, в судьбе на крови.
Грусть не оставит, пока не затихнет навек
Голос, озвучивший память на всякий пожарный
Или нарочно, чтоб, вспомнив игру, человек
Милым ребёнком, с улыбкой, за все благодарной,
Снова прошёл по безбрежным просторам лихим.
Как же весна скоротечна! А лето – подавно.
Грусть, ты сегодня – с одним, послезавтра – с другим
Белую пьёшь, не хмелея от дозы отравной.
Грусть не оставит в покое, пока из надежд
Сотканный вечный венец над твоей головою
Не угасает, как блеск повседневных одежд,
Схожих до боли с теряющей краски листвою.
Сумерки
Не снится то, что навсегда ушло.
Любые вещи, связанные с теми,
Чье более не чувствуешь тепло,
Дают понять, что главный цензор – время –
Все лишнее и сор метет в совок;
Равна нулю и ценность идеала,
Который, сделав в сторону рывок,
Свалился с неземного пьедестала.
И пьедестал теперь смертельно пуст.
Его украсить сможет разве только
Расцветший перед ним белесый куст
Бесшумных облаков, которых столько
Над головой и в ней, когда весна,
Что нет сомнений в том, что счастье рядом,
Но ты его не видишь, и верна
Тебе печаль, приправленная ядом.
Обыденные «бог с ним» и «авось»,
Как ни крути, не в меру деловиты;
Во взгляде, меланхолией насквозь
Пронизанном, кристальный Ледовитый
В своих широтах будто; голос глух,
А нотки безразличья величавы,
Поскольку не захватывает дух
От аномалий, чуда и забавы.
Ведь для того, чтобы себя отвлечь
От мысли о провале предприятья,
Где о любви не заходила речь,
Смешно и глупо раскрывать объятья
Попавшемуся под руку, мол, ты,
Меня не оценивший, пожалеешь!
Знай наших! Мне другие шлют цветы,
Пока ты одиночество лелеешь!
Мудрее не рубить стремглав с плеча.
Взаимные симпатии притворны,
Когда идешь на принцип сгоряча,
Желая в светлый перекрасить черный.
Полученное выявит секрет
Самообмана с мыслью о протесте:
Достигнул цели, а веселья нет,
И чувство безысходности на месте.
***
Нынче лес бороздят невеселые дни.
Что за темные пятна сквозь просинь?
Видно, ветер натер до мозолей ступни,
Заблудившись в трех соснах под осень.
Вместо отклика, максимум, издали «ку».
То ли нервы сдают у кукушки,
То ли это шутник, что сидит на суку
Приколоченной к небу опушки.
С приближением сумерек кровь на ветвях
И засушенных стеблях чернее.
Холодок по спине, холодок в рукавах
И в груди, там, где звуки, левее,
Прибавляет смятенья, толкая назад,
К уходящему в срок неизбежный.
А дороги устлал, как на грех, листопад,
Молодой, да совсем безнадежный.
***
Не к месту и к месту склоняем былое тогда,
Когда в настоящем ни проблеска: иссиня-серо,
Как пасмурным днем, и синоптики – по боку, да
Не тайна, к чему приведет в начертание вера.
Отдушина – в помощь. Не страшен Всемирный Потоп.
Вода – не пожар и не выстрелы. Плавали – знаем.
Сбежать по волнам без ковчега, не вымочив стоп,
Еще и остаться в живых мы, конечно, не чаем.
Все лучшее с нами случилось когда-то, хотя
Особенно яркое молодо и торжествует.
И если подобное нечто, башку очертя,
Нагрянет, то в жизни иной, если та существует.
Поэтому нет и иллюзий при слове «прогноз».
Ошибки в расчетах нередко причастны к спасенью
Не тела – души – от стихии, чье буйство всерьез
Способно бороться с бесплотным, как спятивший – с тенью.
***
Когда- то, не умея написать
ни слова на бумаге и асфальте,
я сочиняла детские стишки,
используя подручный матерьял –
дырявую, как сито, память, даже
не ведая сама, что неспроста
процеживаю творческий отвар свой.
Но, будучи процеженным, он мне
По вкусу не был. Простояв с неделю,
он уплывал коричневой волной
в отверстие небытия глухого.
У грамотея планка высока.
Но вот порвать на мелкие кусочки
тетрадь с родными виршами, считай,
кровопролитный подвиг, за который,
как минимум, положена медаль.
Да и не факт, что в урну не полезешь
за мусором бумажным, чтоб поздней
любовно склеить раненые строки
и пробовать их в чувство привести.
***
Не парадокс ли, люди, города,
Когда- то нас манившие немало,
Стираются из мыслей навсегда,
Как будто их и вовсе не бывало?
На фото лица близких и чужих,
Чьи дни рожденья знали домовые.
Но, напряженно вглядываясь в них,
Ты убежден, что видишь их впервые.
Твердить о прошлом - попусту хранить
Воспоминанья об ушедших в царство
Теней и не порвавших с нами нить,
Чтоб даже время – лучшее лекарство
От горечи потерь, застыв нигде,
На шорохи лучей, по льду скользящих,
Откликнулось кругами на воде
В небесных кущах и подземных чащах.
«А был ли мальчик?» Только скептик даст
Ответ на сей вопрос, пожав плечами.
История – неощутимый пласт
Глубоких перемен, что будут с нами.
Когда-нибудь погаснет наш очаг
И мы забудем жар ночей бессонных,
Жить продолжая в письмах и вещах,
На свалку кем – то скопом не снесенных.
***
Не боги горшки обжигают, и мы ого-го!
Ведь шиты не лыком, еще – по плечу нам бессмертье.
Но время – хорошие деньги; не тратить его –
Засушивать летние листья в почтовом конверте.
Когда ты однажды откроешь конвертик, в руках
Рассыплются листья, и крошки рванутся к оконцу.
Побыв на земле, невтерпеж побывать в облаках
И ближе других оказаться к любимому солнцу.
Что будет, то будет. Сгорать – так до пепла, дотла,
Кружиться – так стаями – желтыми, серыми, красными.
Зато, не торгуясь за жизнь, что до точки дошла,
И лампы не пахнут паленым ночами опасными.
Ветра ли, метели слоняются взад и вперед
По дачным участкам, полям накрахмаленным, рекам,
Повернутым вспять, или воют в трубу у ворот,
Не страшно, когда невозможно откликнуться эхом.