Наше знакомство с Бронтоем Янговичем Бедюровым началось в далёком 2001 году, когда после окончания университета я устроилась на работу в Национальный музей Республики Алтай. Музейная библиотека была полна редких малотиражных региональных изданий, поэтому привычка заглядывать туда быстро закрепилась как часть ежедневного рабочего ритма. К тому же в любое время суток там царила тишина, сотрудницы заходили лишь изредка, чтобы просмотреть глянцевую Крестьянку или гламурный Домашний очаг. Как постоянному читателю мне довелось испытать все прелести покровительства со стороны библиотекаря – Ларисы Николаевны Романовой – мудрой, очень колоритной женщины, казачки. Примерно на третью неделю моей работы в музее Лариса Николаевна вынесла из хранилища первый том «Слова об Алтае» Бедюрова и со словами: «Хочешь понимать Алтай – бери», вложила мне в руки темно-синюю книжку. Открыла, стала просматривать и буквально через пару страниц подняла глаза: «Так эти же слова звучат повсюду!..» «То-то и оно», – кивнула Лариса Николаевна, заполняя мой формуляр.
«Слово об Алтае» действительно «звучало повсюду»: в концертах вокально-инструментального ансамбля филармонии, из уст политиков, со страниц газет. Слово цитировали безо всякой отсылки, в архаической традиции безымянного авторства, как на русском, так и на алтайском языках. Реконструированные Бронтоем Бедюровым и заново введенные в оборот алтайские слова «высокого стиля» сияли золочеными буквами с официальных вывесок, просматривались в наименованиях учреждений и текстах законодательных актов. Но только в книге все они обретали звучность и мощь, заключенные в простую повествовательную форму.
Стилистика «Слова об Алтае» – собрания исторических и литературоведческих эссе – не случайно находит близкие аналогии в дореволюционной публицистике Григория Потанина и Николая Ядринцева, равно как и в творческом наследии Федора Тютчева, Николая Миклухо-Маклая, Осипа Ключевского. Преемником и учеником этой плеяды русских ученых и дипломатов осознает себя алтайский писатель. Тогда я еще не знала, что великолепный литературный русский язык – это тоже заслуга автора, в совершенстве владеющего родными языками: алтайским и русским.
Личное знакомство состоялось позже, когда я дерзнула пригласить писателя возглавить Совет кураторов музея. Июнь, «Писательский дом», утопающий в зелени, угрюмого вида секретарь провожает меня в кабинет. А внутри – залитый солнцем алтаец (улыбка от уха до уха) и, конечно, чай: «Чай не пил, откуда сила?» Угощение, разговоры, искрометные шутки и простота – свойство подлинной мудрости.
Бронтой Бедюров возглавил Совет кураторов, мы обменялись телефонами, и затем последовало несколько лет роскошных многочасовых бесед об истории, политике, обо всем, что так занимало и тревожило обоих. Острый аналитический ум, скорость реакции, эрудиция, способность видеть взаимосвязи, и в то же время, простота и искренность в общении, напрочь стирающие разницу в возрасте – все это стало основой многолетней дружбы.
А в 2014 году началось уже полноценная совместная работа над переводами «Алтайских исторических преданий», которая позволила мне распахнуть настежь дверь в сокровищницу алтайского языка, приоткрытую ранее моими друзьями и информантами. Эта была поистине уникальная возможность работать с алтайским языком «высокого стиля», почти забытого, замкнутого в рамках фольклора, практически исключенного из употребления, благодаря доминированию русского языка в делопроизводстве.
Потеря терминов «высокого стиля», обозначающих достаточно абстрактные понятия, имеющие отношение к религиозной философии или к фундаментальным основам государственного устройства, равно как и потеря национальных терминов административного словаря – это общая беда, свойственная не только алтайскому, но и другим миноритарным языкам народов России. Всю свою жизнь, всю свою творческую биографию Бронтой Бедюров посвятил реконструкции исторического самосознания алтайского народа, по крупицам собирая исторические предания, сказки, пословица и поговорки, образцы народной поэзии, сохранившие термины «высокого стиля» в естественном контексте и в живом употреблении.
Суть творческого метода Бронтоя Бедюрова состоит не только и не столько в собирательстве и литературной обработке фольклора, сколько в реконструкции. Восстановлении смысловых структур языка там, где они были утеряны или размыты повседневными, бытовыми значениями однокоренных или омонимичных понятий. И этот восстановленный язык высокого стиля писатель использует, отвечая на вопросы современности, рассуждая об истории Алтая в контексте истории России в советский и постсоветский периоды. Будучи вовлеченным в ультрасовременный дискурс о судьбах национальных культур в пространстве Евразии, алтайский язык обретает в устах Бронтоя Бедюрова новую жизнь и новые смыслы. Антропоцентризм и связанные с ним экологические издержки, шовинизм, как маркер ограниченного кругозора, межнациональные отношения в эпоху глобализации – все эти проблемы находят отклик в его творчестве.
Исторические изыскания Бедюрова помимо очевидной и вполне востребованной алтайским читателем цели реконструкции национального самосознания (отсюда явное присутствие наследия писателя в современном алтайском языке) преследуют и другую не менее важную цель. Писатель стремится показать и убедительно доказать, что сама история взаимоотношений русского и алтайского народов, как и других народов Евразии, отнюдь не берет начало к конце XVIII века, в пору вхождения в состав Российской империи, но имеет многовековую протяженность. Культурное взаимовлияние и тесное сожительство наших предков имело место в составе различных государственных образований на территории евразийского макрорегиона. Все это позволяет рассматривать межнациональные отношения в ином ракурсе, а в результате исчезает образ «большого брата» с покровительственной ухмылкой, подобно миражу тает образ «балбеса», «бедного инородца», вечно униженного и понукаемого. Вместо этого мы видим обширное поле жизни, где народы встречаются, сражаются в междоусобицах и совместно, против общего врага, сосуществуют в различных альянсах и союзах. Мы видим, как народы соседствуют и роднятся, взаимообучаются, нередко меняют язык общения и место жительства (малую родину) в обширных просторах кочевий и становищ того пространства, которое мы сейчас именуем Россией.
Всматриваясь в прозаическое наследие Бронтоя Бедюрова, сложно сказать, кого здесь больше: писателя или дипломата. В обоих качествах писатель держится на высоте, вызывая в памяти образ любимого и уважаемого им Тютчева. Сходство становится большим, если мы обратимся к поэтическому наследию. Сейчас, спустя более полувека, когда была написана большая часть стихотворений, поэзия Бедюрова звучит современно, и это не случайно. Юный 17-летний поэт и зрелый 30-летний автор – Бронтой Тодош Бедюров – обладал ярким индивидуальным подчерком, выделявшим его среди плеяды поэтов послевоенной эпохи. Эта индивидуальность заключается, на мой взгляд, в равно глубоком понимании основ тюрко-монгольской народной литературы и специфики русской/советской художественной школы ХХ века. В сознании Бедюрова-поэта Пастернак соседствует с воинскими древнетюркскими песнями, хокку и танка – с алтайской пейзажной лирикой. Широкий кругозор, мультикультурализм и закономерная в таких условиях гибкость ума всегда, во все времена приносили прекрасные плоды. Это мы видим в творчестве поэтов Танской эпохи, в уйгурской и тохарской раннебуддийской литературе, в искусстве испанских морисков, а так же в литературном наследии СССР, и в частности, в поэзии Бронтоя Бедюрова.
Приступив к переводам поэзии, я с прискорбием поняла, что конвейерный метод переводов с подстрочников, присущий позднесоветскому периоду, оставил после себя подчас гениальные, но все-таки интерпретации авторской поэзии тюркских и других народов, но никак не переводы, сохраняющие дух и эстетику оригинала. Вот почему изначально авторские переводы Бедюрова мне нравились больше, чем профессиональные поэтические переводы маститых авторов, потому что именно они, несмотря на отсутствие переднеслоговой рифмы, передают колорит и подлинный смысл поэтических текстов, разворачиваясь подобно шелковым ойротским знаменам в контексте смыслового единства творческого наследия писателя.
В поэзии Бронтоя Бедюрова, в том числе и самой современной, неизменно присутствуют подкупающие меня как читателя юношеский задор и свежесть восприятия. Его стихи – это стенограммы жизни автора, такой, какая она есть. Без прикрас, но и без излишней скромности. Это мужество самообнажения. Не только своим временем (дорогим и невосполнимым ресурсом), своей творческой энергией, но и глубоко интимной стороной эмоциональной жизни жертвует автор, отправляя в странствие свои стихи на родном алтайском языке.
В результате создания творческого тандема писателя и переводчика впервые переведены на русский язык и опубликованы историческое источники:
Алтайские исторические предания Ойротской эпохи: XVII-XIX вв./ гл. ред. и сост. Б. Я. Бедюров, перевод Е. В. Королева. Новосибирск: Акад. изд-во «Гео», 2014.
Янга Тодош Бедюров. Боевые песни Ойрота: из листов фронтовых дневников 1941-1945 гг./ гл. ред. и сост. Б. Я. Бедюров, перевод Е. В. Королевой. Новосибирск: «Печатный Дом – НСК», 2015.
Впервые переведены «Алтайские благопожелания» Бронтоя Бедюрова – серия коротких поэтических зарисовок, основанных на фольклорных афоризмах, а так же стихотворения из цикла «Небесная коновязь».
Основу объемистого тома «Алтай-Хангай – Вечная Родина» составили материалы диссертационной работы Бронтоя Бедюрова. В книгу вошли не только дополненная коллекция Алтайских исторических преданий, бурханистские песнопения, но и аналитические материалы автора.
Следует отметить, что скептическое отношение ряда историков к писательскому статусу Бедюрова ни коим образом не умаляет ценности проделанной им огромной работы по собиранию и систематизации устных исторических источников. В процессе этой работы были осуществлены самые настоящие научные открытия. Одно только установление тождества Аба-Ярынака алтайских исторических преданий и кыргызского князя Иренека русских летописей достойно научной степени. А обнаружение и литературоведческий анализ древнетюркского сюжета «Спора чая и водки» (имеющего, к слову, уйгурский протограф) в творческом наследии первого алтайского писателя Михаила Чевалкова достойно докторской степени.
На этой оптимистичной ноте хотелось бы закончить эту заметку, пожелав писателю долголетия и неиссякаемого творческого задора! Пусть Ваш конь не знает устатку!
Алас! Алас! Алас!