***
Когда умирают бабочки - вянет хмель.
Лоза его никнет долу, нежней свечи.
Под кожей налива белого гниль и прель.
На дальних болотах буйволом выпь кричит.
И волки летят над степью на зов беды.
И совы сметают крыльями Млечный Путь.
И в реках иссохших нет ни глотка воды.
И в венах бескровных - сукровицы чуть-чуть.
Когда умирают бабочки,
то моря
Уходят от суши в поисках глубины.
Но всё это всуе, всё это даром, зря...
Без бабочек люди тоже обречены.
Куда мы без них, без их невесомых тел?
Внутри - пустота и холод, и волчий вой.
А помнишь, ты шел по улице? Шел и пел.
И бабочек стайка следовала за тобой.
ТАКОЕ КОРОТКОЕ ЛЕТО...
Такое короткое лето,
что кажется вздохом одним…
Душа еще тянется к свету,
а тело прощается с ним.
И легкий озноб, и тревога
от близости хладных небес,
и дождь заливает дорогу
слезами забытых невест…
Тепло покидает природу.
Морщинится кожа земли.
Уходит не просто погода,
а - птицы, цветы, корабли…
Лысеют макушки деревьев,
и, скорбные, как старички,
дома посеревшие дремлют,
тускнеют их окон зрачки.
Такое короткое лето!
…И жизнь не намного длинней.
Уже созревают ответы,
толпясь, как опята у пней.
Нагнуться, собрать их в ладони,
застыть. И тихонько мудреть.
А ветер, гнездящийся в кроне,
нам будет о вечности петь.
О том, что кончается лето
(но так уже было не раз),
что зрели плоды и ответы…
и двадцать столетий до нас.
И сбор урожая – не тризна,
а праздник. И, как ни грусти,
нас ждут еще весны и… жизни.
И ветра щемящий мотив.
КОСТРОМСКАЯ ЭЛЕГИЯ
Силуэты церквей безголовых,
Колоколен немая тоска –
Все в укор нам, а мы не готовы
К покаянью. Но дата близка…
Мы расплатимся все за «афеев»,
Тех, кто в склад превратил небеса;
Кто, от крови пролитой хмелея,
Чашу зла тяжелил на весах.
Проплывет над Россией распятой
Туча гнева, громами полна,
Но прольется, темна и космата,
Благодатною влагой она.
Кулаки разожмутся, и спины
Распрямятся; и, неба полна,
Волга воды любви по России
Понесет вновь, как в те времена,
Когда не было белых и красных,
Только золото на голубом…
И покажется нам, что напрасно
Мы дотла разорили свой дом.
Но ведь тот, кто паденья не знает,
Не научится в небо смотреть.
Воскресения правда простая
В том, что надо сперва …умереть.
ПРОВИНЦИАЛЬНАЯ ХАНДРА
Мне б весло и кусок парусины,
Чтоб однажды сквозь дымку в горах
Увидать: как цветут апельсины
В небывалых заморских садах!
Чтоб забыть про гнилые бараки,
Про некрашеный серый забор
И про то, что в полуночной драке
У соседей был третьим – топор,
Чтоб не знать ничего об убогих,
Но до боли знакомых местах…
Прилепившийся боком к дороге,
Этот город, живущий впотьмах, -
Мой мучитель и мученик жалкий, -
Так нелепо раскроен и сшит.
Здесь когда-то водились русалки,
Да спились от тоски и обид.
Здесь когда-то блистали герои,
Но последний из них, инвалид,
Под жужжанье мушиного роя
Сном младенца на паперти спит.
Этот город, на призрак похожий,
На обочине жизни застыл –
Попрошайка с немытою рожей,
Пьян, несчастлив, несыт и уныл.
Мне сбежать бы! Да парус мой продан,
На дрова изломали весло.
Я не помню, откуда я родом
И сюда как меня занесло.
Как же хочется вырваться, смыться…
Но, боюсь, что в заморских садах,
Даже слушая райскую птицу,
Я скучала бы …о воробьях.
КАК УГЛИ НАД ЗОЛОЙ ОСТЫВШЕЙ...
Как угли под золой остывшей,
ты срока ждешь, чтоб взять своё,
чтоб снова стиснуть болью бывшей
мне сердце… чтоб окна проём,
крест-накрест рамой перечеркнут,
вдруг стал тюрьмы моей окном…
чтоб стаей молча в пропасть – к черту -
всё полетело кувырком…
Я не зову тебя к ответу,
о, одиночество моё!
В твоих объятиях согрета,
Влачу привычное житьё.
Уже не так тревожат память
и полнолуние в окне…
Ты мнишь себя осколком в ране?
Но с болью свыклась я вполне:
тебе принадлежу бесспорно,
на волю вырваться боюсь.
С любовью, как с травою сорной,
самоотверженно борюсь.
ОТ ПУСТОГО ПЕРРОНА
…Ну вот, наконец, на барометре – «ясно» и «штиль».
Твой голос сгодится стелить королевам постели.
Вчера ты был скучным и серым, сегодня в утиль
Отдал, видно, посох отшельника, - молод и зелен.
Из трубки мне в ухо – лишь мед на парном молоке,
Лишь мята и мед, да щепоть ароматной корицы…
Мне надо бы жить без хлопот, без тоски, налегке,
Да вот, на беду, угораздило снова влюбиться.
Все пройдено, прожито, сыграно тысячу раз:
Закаты, разлуки, рассветы, свирели, сонеты…
Но вновь поселилась в душе и струится из глаз
Живучая, нежная, пряная музыка света.
С небес – затяжные дожди снова сеют с утра…
В автобусе тесном, нерадостном,- стертые лица…
И я понимаю: конечно, настала пора
Отчаянно, глупо, бесстыдно, нелепо влюбиться!
Забыть о годах, что толпой за плечом мельтешат,
Сиять без причины и жить торопливо до стона…
Ты слышишь: на цыпочках, робко, почти не дыша
Мой поезд отходит - к тебе - от пустого перрона.
БУДЬ, ЧТО БУДЕТ
Не с тобой я сидела за старой партой,
Не меня ты встречал во дворе у дома.
И не мне покупал на пороге марта
Ветку жёлтой мимозы, дрожащей томно.
И не я к тебе жалась в чужом парадном,
Уступая не сразу твоим желаньям…
Бормоча то «пусти», то «дурак», то «ладно»…
Целовала, зажмурившись, на прощанье.
Не тебя…не я… не к тебе…не с нами…-
Ни вчера, ни сегодня… но, может, завтра?
В нашей слёзно-мучительной мелодраме
Сломит ногу и чёрт, а не то что автор…
Но когда ты звонишь… я впадаю в счастье,
Как впадает река в беспредельность устья.
И уже наплевать, что грозят напасти
За судьбы искушенье. И ложка грусти,
Растворённая в бочке хмельного мёда,
Не горчит на губах, затаясь до срока.
Ты ко мне - словно в омут, не зная брода…
Я к тебе – как за брошкой дура-сорока…
Мы не станем подглядывать в наше «завтра»
И выдёргивать строчки из Книги Судеб.
Всё решает лишь Он – гениальный Автор.
Я люблю тебя. Слышишь? И будь, что будет.
***
Положу на сердце лёд нежно-бережно
Боль притихшая уйдёт прочь по бережку
Поплывёт по глади вод плат узорчатый
Сердце, остывай скорей – станешь зорче ты
Набежит ли на лазурь туча чёрная
Заглушат ли мой посев травы сорные
Люди ль сослепу наврут, зла наделают –
Всё же лента в волосах будет белая
Будет лента в волосах цвета чистого
Буду верить и любить так же истово
Дни мои порой текут трудно, маетно
Но на месте не стоит жизни маятник
Положу на сердце лёд нежно-бережно
Боль притихшая уйдёт прочь по бережку
Поплывёт по глади вод плат малиновый
И пойму, что холода в сердце минули
Солнце встанет надо мной, росы высушит
Я сумею пережить, выжить, выдюжить
Пусть колодец пересох – видно донышко -
Но с заплаканных небес светит солнышко
ЖЕРТВА ЛУНЫ
Это безумие – снова из дома…
В ночь - по велению белой луны…
В сад неодетый… дорогой знакомой…
Пить неразбавленный воздух весны.
Око небес наливается медом,
Золотом брызжет в пустые глаза.
В лунном потопе – ни Ноя, ни брода.
Душно и страшно, как будто гроза
Зреет в мозгу. Раскаленные спицы
В память вонзает рука палача.
Ни умереть, ни уснуть, ни напиться, –
Слепо бродить под луной, бормоча
Строки молитвы. Увы, без ответа…
Утро развеет навязчивый бред.
Ведьма в одежде из лунного света
В лоб поцелует – и памяти нет.
…Тусклый рассвет. Точка в месте укола
Еле заметна. Но вена болит.
Птахи невзрачной нехитрое соло
Солнечный день горожанам сулит.
Лунный дракон где-то в тайной пещере
Ровно на год замирает опять.
Бедный больной, в тихом счастье ощерясь,
Больше не хочет по саду гулять.
НА ПУТИ К ПРОСТОТЕ…
На пути к простоте мы, бывало, встречали закаты,
Что призывно рыжели, кивая башкою лохматой...
И капель лопотала о чем-то по-детски невнятно,
Может, благословляла, а, может, звала нас обратно.
Старый тополь привычно скучал у замшелой калитки,
А в кладовке знакомый паук перепутывал нитки.
Нас влекло в глубину зазеркалья, в рассветы и выси,
Усложнялись слова, отношения, лица и мысли...
Только к Вечеру стало ясней: простота - гениальна,
Даже если звучит эта фраза до жути банально.
Только к Ночи пришло озаренье: ответы звучали,
Только шепотом, рядом... А мы от Вселенной их ждали.
***
Вином фалернским причаститься -
И умереть. И воспарить.
Меж тьмой и светом раствориться:
Дышать. Любить. Мечтать. Творить.
С той женщиной, что так отважна,
И так нежна, и так верна.
А где? Доколе? – Так ли важно?
Ведь нет границ у царства сна.
Века проходят иль недели
При свете тающей свечи –
Кто разберет? Как в колыбели
Душа. И музыка звучит.
День или ночь? Зима иль осень?
Кто даст ответ? Мы здесь одни.
В тиши ручей у старых сосен
Журчит: «Не мудрствуя, усни!
Пусти на волю птицу-память.
Пусть для нее придет весна.
Зачем друг друга вам тиранить? –
Ушедшим память не нужна…»
Песком забвенья и покоя
Ветра тропинки заметут…
- Мы спасены. Нас только двое.
Сегодня…Вечно… Где-то…Тут.
***
Вот он - новый чистый снег!
Снова счастлив человек...
убелённый, но живой,
он идёт по мостовой;
улыбается прохожим,
становясь чуть-чуть моложе…
Догоняет день ушедший
бедный… старый… сумасшедший,
но...счастливый человек.
Чистый, как летящий снег.
***
Я не верю в весну. Ни в тепло. Ни в капельные дроби.
Не бывает тепла. Только темень. И холод. И лёд.
Вот в жирафа я верю. Он мирно пасётся в Найроби.
Я б ему рассказала... Про зиму. Да он не поймёт.
МОНОЛОГ НАТАЛИ (ВНЕ ВРРЕМЕНИ)
Александра не будет. Он умер. Я точно всё знаю.
Я держала в руках продырявленный пулей жилет…
Но всю ночь мне стучат, спотыкаясь на стыках, трамваи:
- Александра все нет.
Александра все нет.
Александра все нет.
…Я ждала его к ужину. Дети шалили, шумели.
И январские сумерки жгли мне глаза, как рассвет.
И полозья саней за окном так морозно скрипели:
- Александра все нет.
Александра все нет.
Александра все нет.
И свеча замигала. И воск покатился слезами.
И почудился черным с небес опадающий шелк.
И фонарь поглядел в мои окна сухими глазами:
- Александра все нет.
Александра все нет.
Александр не пришел.
…Александра не будет. Он умер. Уж я ли не знаю?
Скоро минет седьмой запорошенный пеплом январь
С той поры, как вдовства я холодную книгу листаю,
Но все плачет свеча и качается желтый фонарь…
И когда он своим немигающим пристальным глазом
Взглянет в душу мою и прольет на нее тусклый свет,
То багровых рубцов письмена без труда прочитает:
- Александра все нет.
Александра все нет.
Александра все нет.
***
Сердце забилось, будто
бабочка под сачком.
Как ты красив, Мапуту!
Хочется босиком
в пенную кромку пляжа
и в океана соль.
Мы никому не скажем,
как нам с тобою боль...
но...
Надо дышать, Мапуту,
надо открыть глаза,
ветер поймать попутный
в рваные паруса.