***
Трепет апреля, его пробегающий дождь
Снятся во сне, но не могут, как в юности, сбыться.
Так же бросает он в лужи за грошиком грош
И на просторных ветвях суетятся синицы,
Только не сбудешься – ты. Не вернёшься ко мне.
Не подойдёшь, зонт раскрыв, к остановке трамвайной,
Где я стою в этой синей несмелой весне,
Где я в глазах твоих вижу несметную тайну.
Я не узнаю, что было за взглядом немым,
Что – за слепыми, едва проходными словами.
Кажется мне иногда: это были не мы,
Люди иные прошли голубыми дворами,
Сели в трамвай, дребезжащий по круглым холмам,
За руки верно держались, дружили, болтали.
Им повезло, им легко, а сегодняшним нам
Память осталась: остатки горячих проталин,
Тяжесть и нежность, из классики бархатный том,
Теньканье птиц, прорастанье дождя через воздух.
Сбудется жизнь – как подснежник под снегом и льдом.
… А разлюбить я тебя не могу. Слишком поздно.
***
Морок ранних обид привечай,
В их тумане, как можешь, живи.
Это – только земная печаль.
Это просто начало любви.
Для чего огорченью слова,
Если ранят, пылают и жгут,
Если ты навсегда не права,
Как огонь на огромном снегу?
Посмотри на рябину во мгле,
Как оранжева и холодна,
И на этой предзимней земле
Раздари деревам имена, –
Людям, ангелам, мелким вещам,
Птице в небе и зверю в траве.
Называй, забывай и прощай,
Что сказал, не поняв, человек.
Всё проходит: любовь и беда.
Прежний яд превращается в мёд,
Станет снегом живая вода.
… Только имя во мгле не умрёт.
***
Всё прошло. Не надо обещаний.
За калиткой – зыбкая трава.
Накануне пасмурных прощаний
Сыплет тополь белые слова.
Крепко руки на коленях сцепишь.
В медленное небо поглядишь:
Облака – танцующие цепи –
Разомкнули блеск покорных крыш.
Пейзажист и дел глагольных мастер,
Что ты знаешь о своей судьбе?
Всё прошло. И страсть глаза не застит.
Белый свет так нестерпимо бел.
Брызнул он на тысячу осколков
Голодом и мором, и войной.
Сколько ждать ещё и верить сколько,
Что срастётся нежный шар земной.
Что рубец увечия срастётся,
Позвоночник века – не разбит.
Что чиста ещё вода в колодце
И душа лишь Богу предстоит.
СОЛЬ И ХЛЕБ
Волшебные места – вокзалы,
Их серо-серебристый дым,
Их птичий гомон – чёрный, алый,
Неторопливый, небывалый,
Укрытый облаком седым.
И васильковые строенья,
Растенья, тусклые цветы,
Как бы в последний день творенья
Мерцают, распознав мгновенья,
Где расстаёмся я и ты.
Стирает ветром расстоянья,
Кружится древняя Земля,
А поезд вьётся, словно знамя
Зелёное – листва и пламя,
Вечерний воздух шевеля.
Вбегая в дикий полустанок,
Где крыша, небо и звезда,
Душа моя счастливей станет,
Забудет, кто её обманет
Сейчас и после, сквозь года.
Она останется собою,
Глухую память извинит.
Не горем делится и болью,
А звёздами – небесной солью,
И хлебом кормит Божьи дни.
***
Не о боли, не о Боге –
О любви да о тревоге –
Говори да говори.
Небо спрятано внутри,
Словно ядрышко ореха,
Словно слёзы в звуке смеха.
Словно тёмная ладонь
Прячет на ветру огонь.
***
Я про другое, про другое:
Про синее и голубое,
Про то, что видно на просвет,
Про то, чего на свете нет.
Не говори, что я иная –
И я такая же земная,
Как вы, что жили, как могли,
И с маленькой Земли ушли.
А я стою на самом крае
И замираю, замираю,
И чувствую, что кровь в виске
Поёт на древнем языке.
ОКТЯБРЬСКОЕ СОЛНЦЕ
От вас остались только голоса
И строки на сияющей бумаге,
На синем небе – света полоса
И лилии в немеркнущем овраге.
И с кем теперь молчать и говорить,
Когда остыло время и забылось…
Но длится, длится ранящая нить,
И каждый день – о вас, как Божья милость.
Я не забыла. Помню и люблю.
Светлы, как слёзы, поздние чернила.
В глаза смотрю немому октябрю
Затем, что в нём я солнце сочинила
Для вас, для жёлтых листьев, для огней.
И кажется, что это сквозь ресницы
Проходит луч, жизнь чётче и видней.
И светятся из тьмы любимых лица.
МЕТЕЛЬ
Когда судьба тебя ко мне вела,
Старинная метель ещё звала,
Пронзала тьму сиянием своим –
Была она подвластна нам двоим.
Поверь в неё – лишь руку протяни,
И закружат колючие огни,
И книга распахнёт свои крыла
На той странице, где метель жила.
Прочти мне эту книгу до конца.
Смахни печаль холодную с лица.
Близка весна. И ветер заревой.
И шаг один до бездны роковой.
Когда судьба тебя ко мне вела,
Душа земли черёмухой цвела,
И мы цвели, не ведая о том,
Что рядом смерть,
как пропасть за углом.
***
Дом кирпичный,
Быт привычный,
Причет ветра по ночам.
Вспыхнет над конфоркой спичка.
Жизнь погаснет как свеча.
Оттого, что жили-были,
Ничего мы не нажили.
Только хрупких стен оплот.
Только радостные книги,
Только сказочные миги:
Лебедь белая плывёт.
Выходи ко мне на волю:
Зришь ли остров в синем поле,
Посреди родной реки?
Окружают волны сердце,
Закрывает сердце дверцу,
Музыкой звенят виски.
У тебя – перо, бумага,
У меня – моя отвага
Быть на горестной Земле.
Вот судьба: чернеет строчка.
А за строчкой – только точка.
Только свечка на столе.
***
Казалось, что жизнь будет долгой.
Очнёшься: её уже нет.
Лишь узкая чайка над Волгой,
Любви затерявшийся след.
Как шёлк, рукописный постскриптум
Струится волна за волной –
Стрижиные вскрики, как скрипки,
И отзвук грозы проливной.
Как будто чужие, иные –
Все запахи, сны и лучи.
А если мы были родные,
Скрывайся, таи и молчи.
Оттуда – ни строчки, ни точки,
Ни шёпота – крику в ответ.
На камне гранитном – лишь прочерк,
Царапина, луч, тонкий свет.
***
Когда уже умолкла тишина,
Она сама всё о себе сказала.
Когда над ней расплачется весна
И пепельные тени у вокзала,
И розовое дерево в траве,
И городок, что на калитку замкнут,
То снам не стыдно –
В золотой листве
Сгорает сердце – замертво, внезапно.
Ты видел всё: и жизнь свою, и смерть.
И нашу встречу на краю окраин,
Где можно только вырасти посметь
До быстрой синевы, цветного рая.
Бросает вспышки зарево в глаза,
Кленовый лист кометою слетает.
Пока я не скажу себе: «Нельзя»,
Пребуду там, где тайно тает тайна.
Где повторенье звуков – как наркоз –
Скрывает гибель в вечном настоящем.
Я вижу всё: и капли тёмных роз,
И облако, в котором ливень прячем,
Лучистый шар, что дышит и поёт,
И берег неба голубой и пенный
Над пропастью, на краешке Вселенной,
Куда прибился одинокий плот.
***
А в памяти остался только дом,
Летающий ночами, словно птица,
Певучий вяз под маминым окном,
В клубке зелёном – солнечные спицы.
Машинка «Зингер». Быстрая игла.
Ткань голубая облаками смята.
Как будто бы я время заспала,
На небе – рана позднего заката.
И эту рану залатать нельзя.
Скользит, спадая, солнечное платье.
Глухая ночь, всей бездною сквозя,
Откроет необъятные объятья.
И снятся мне поля и города,
Любимые, которых нет на свете,
И я сама, легка и молода,
И рядом ты, таинственный, как ветер.
Сияющую бездну напролёт
Мы говорим о боли и о Боге.
Кто нас осудит, кто тебя поймёт,
Тот в дом сойдёт с ликующей дороги.
Но, вздрогнув, я очнусь. Ночь хороша.
Как будто на бессмертие надежда,
Дрожит необъяснимая душа,
В потёмках комнат близкая, как прежде.
***
А снег не выбирает, где идти,
Поскольку он всегда живёт в пути
С небес на землю – и наоборот,
Когда о прошлом медленно поёт.
Дорога и длинна, и коротка.
Где оборвётся, словно бы река
С обрыва рухнет поздней синевой,
Не знает снег, пока ещё живой.
Вот так и мы – бездумны и легки –
Касались дней на берегу реки.
Вот так и мы не выбирали тьмы
И света под покровами зимы.
Живи-живи, пока ещё летишь
Сквозь воздух золотой – в немую тишь,
Пока душа, как спелая свеча,
Встречает снег – и тает сгоряча.
Свети, коль выбирает белизна.
Хоть ты одна, да и она одна.
Войди в неё – и в круге фонаря
Метнётся небывалая заря.
***
Спасибо, что приснился мне,
Что на ладони выпал снегом,
Алел рябиною в окне,
Рябил-звенел звездою Вегой.
Ты белым голубем слетел
На озарённый подоконник –
И отлучил от будних дел,
Как огонёк перед иконой.
Хоть нет тебя, но всё ж ты есть –
Свидетельство иного зренья,
И о тебе мерцает весть
Прозрением стихотворенья.
Какой бы в жизни не была
Смешной, стихийной, снегопадной,
Но в сердце – острая игла,
Вина – моя, иной – не надо:
Что я – твоя земная боль,
Что оберечь я не сумела
Тебя, как первую любовь.
…Но ты приснился снегом белым.