Сергей Москвитин; "Живопись"; Стихи, переводы, проза; Издательтский центр "Новосибирск"; 2020.
Не устану повторять, что писатель – это его язык. Всё важно – манера, стиль, форма, но главное в писательском ремесле, убеждён, то, какими словами он разговаривает с читателем.
Чем поэт отличается от не поэта, наиболее точно, мне кажется, определил А. Вознесенский: «Стихи не пишутся – случаются…». У сочинителя, у составителя строк, у конструктора словесных композиций, можно встретить совершенно блестящие вещи, от которых глаза слепит, но не трогает душу. И видишь, что всё красиво, ярко, а хочется поскорей отвернуться с чувством неловкости и стыда. Корявинки какой-то хочется, глуповатости, что ли. В общем – поэзии.
Сергей Москвитин – поэт… Собственно, на этом можно бы и закончить. Можно, если бы он, Москвитин, был, как говорится, широко известен и имел тысячные тиражи своих книжек. Насколько мне известно, этого нет. Пока нет. Но поэт – есть. И его поэзия «существует, и ни в зуб ногой!».
Вообще говоря, при первом же соприкосновении со стихами С. Москвитина испытываешь какой-то душевный подъём, буквально нечаянную радость. Почти всем его стихам присуща высокая образность, эмоциональность и музыкальность, они исполнены широкого лирического дыхания и тёплой задушевности интонации.
А. Блок видел назначение поэта в извлечении им звуков из хаоса и приведение их в гармонию. Обладающий литературным слухом и чувством поэтического слова, автор этой книги миссию свою, «поручение от Бога», выполняет успешно. Его ни с кем не спутаешь, он сумел создать свой собственный язык, свой мир. Буквально в каждом его стихе вовсю клокочет юношеская непосредственность и всеоткрытость. Искренний порыв, подлинность и незаёмность чувств – это, пожалуй, фирменный знак всего его творчества.
Сейчас над художественным словом, над литературой вообще стоит практическая, коммерческая суета. И в этом море тиражируемой бездарности, псевдо- и антилитературы радостно встретить родничок чистый и незамутнённый. И как-то менее пугающим становится девятый вал чернухи, засилие пустоты и дилетантизма на книжных полках.
С.Москвитин – человек, как мне представляется, скромный и непритязательный. Вот и в стихах он ни в малой степени не выпячивает себя, не навязывается в друзья и единомышленники, с участием и теплотой приглашая в заповедные уголки души своей. Вот как он говорит о городе Мирном в одноимённом стихотворении:
У гигантской вырытой воронки
Город приютился на краю,
От цивилизации в сторонке
Строит жизнь особую, свою.
Есть стихи и о других северных городах, о Вилюйской ГЭС, цикл «датских» стихов, где поэт столь же открыт и исповедален. К слову сказать, обращение к подобному жанру требует от любого писателя немалого мужества – велик риск попасть под каток критики. Но С. Москвитин смело идёт на это, поскольку знает себе цену как художнику слова. И правильно делает. И всё-таки, на мой взгляд, С. Москвитин в первую очередь поэт-лирик. Судите сами:
В круговороте нудных дел и встреч
День, как всегда, протащится в работе
И, влившись в череду своих предтеч,
Махнёт рукой устало на излёте.
Так, таким языком может говорить только поэт.
Но здесь же и горячие, полные предельных эмоций стихи на гражданские темы. С.Москвитин не скрывает своего отношения к минувшей эпохе, к стране, победившей фашизм, давшей всем надежду на мирную жизнь и счастье.
Может возникнуть вопрос: чем же волнуют и покоряют стихи С. Москвитина? Прежде всего, художественной и жизненной правдой, самобытностью и неповторимостью интонации, полифоничностью звучания, красотой и мелодичностью, яркостью и новизной слова.
Он говорит с читателем языком простым, ясным, доверительным, идущим из сердечных глубин. Для него это естественно, как дыхание. Он не ищет сомнительных красивостей, не пытается удивить надуманной, преувеличенной нежностью отношений или, наоборот, показной грубостью. Ему ничего не надо сочинять, перед его мысленным взором всё так, как выходит из-под его пера.
Невольно поддаёшься обаянию голоса автора, его своеобычной интонации. Даже в стихах, где Сергей обращается к древнегреческой мифологии, чувствуется его русскость, ни на кого не похожий слог. Да и зачем ему что-то заимствовать, если он переполнен собственным чувством, уходя в те времена.
Ещё бы хотел отметить у С.Москвитина одно драгоценное для каждого пишущего качество – самоирония. Цитировать не буду, читатель и без меня сам во всём разберётся. Но мне хотелось бы сказать два слова о его переводах с якутского и татарского.
Дело в том, что я уверен: перемена литературных жанров очень полезна для обновления манеры письма. Меняется интонация, звучание, стиль, форма. После переводов и свои стихи пишутся как-то по-другому, словно впервые. Порой в них появляется что-то такое, чего раньше в своей душе не обнаруживал. Поэтому мне всегда интересно, как это получается у других. У Сергея Москвитина получается, насколько могу судить, замечательно.
В своё время была создана великая советская школа перевода, разрушенная сегодня полностью. Осколки разбросаны «по всей Руси великой», дотлевают, словно угольки. Изредка вспыхивают, чтобы окончательно угаснуть. Но иногда, казалось бы, на пустом месте вдруг появляется росток, пробивается самостоятельно и упорно сквозь железобетон равнодушия, неприятия тянется к жизни, и в один прекрасный день становится понятно – родился новый Маршак, Пастернак, Козловский. В общем, есть с чем поздравить автора этой книги.
Но всего более в этой рукописи меня почему-то «зацепили» стихи для детей. Как я понимаю, Сергей не новичок в данном жанре, и это занимает значительное место в его творчестве. С хорошей профессиональной завистью читал этот раздел рукописи. Здесь масса находок, необычных сюжетных ходов, настоящего юмора. Вот как у С. Москвитина заканчивается стихотворение «Дождик»:
Он по тополю потопал,
Лопухи слегка похлопал,
Лишь под вечер лить устал,
Луж наделал – и пропал.
Честное слово – и радостно, и слёзы на глазах: ясно представляю себе этот летний дождик, когда в деревенском детстве своём выбегал на улицу, чтобы пошлёпать по этим лужам! Спасибо, Сергей!
Завершает книгу раздел прозы – рассказ и две повести. Перед нами крепко сколоченные сюжетные тексты, обаятельно ироничные и вместе с тем проникновенно сердечные. Ни в коем случае не сентиментальные, без всякого надрыва и какой бы то ни было позы и самолюбования. Скорее, даже по-мужски жёсткие, не лишённые, однако, теплоты и сострадания. Москвитин уважает своего читателя, понимая, что проза должна быть прежде всего написана интересно. То есть необходим сюжет, необходима композиция, а не расхлябанная, ни к чему не ведущая саморефлексия. Перед нами прекрасный рассказчик, умный, тонкий и ненавязчивый. Не зря говорят, что мастерство прозаика проверяется в жанре рассказа. В этом отношении могу сказать следующее: если поэт вдруг обращается к «суровой прозе», то, как правило, его ждёт успех. Не зря существует выражение «проза поэта». Не всегда, конечно, но здесь – так.
С. Москвитин обладает редкой по нашим временам, но очень ценной для поэта способностью восхищаться вещами простыми – солнцем, небом, травой, деревьями. С первых же страниц рукописи я был заворожён ароматом его поэзии. Это не комплименты и не преувеличение. Книгу пронизывает ощущение острой, неподдельной радости. Оттенок лёгкой грусти не портит общего душевного настроя, печаль её светла.
«Живопись» – исповедь души настоящего русского человека, исповедь открытая и сокровенная. Как бы ни талдычили горе-рыночники о коммерческой убыточности поэзии, Россия без стихов – не Россия. И всё понятнее становятся лукавые происки окололитературных напёрсточников, желающих подменить литературу ширпотребом. И всё явственней негасимый свет русского слова.
Хорошее владение языком, добросердечие и душевная зоркость автора – залог того, что небольшая, в общем, книжка будет не просто дочитана до конца, но доставит удовольствие каждому любителю поэзии.