БЕЛОЗËМЫ
Знойным берегом южным меня не морочь –
я с ума там сойду от тоски.
Я люблю белозёмы подзолистых почв,
на которых растут сосняки,
где янтарных стволов корабельная стать,
словно портик античных колонн
устремляется ввысь, чтобы небо достать,
образуя живой Парфенон.
Я люблю эти запахи хвойных пород
и живицы прозрачной слезу,
и висящий в просветах ветвей вертолёт –
малахитовую стрекозу!
Слушать скрипы стволов с продуваемых круч,
и по бору бродя не спеша,
наблюдать, как колеблется розовый луч
на смолистых иголках дрожа…
И когда мне закроют глаза на заре,
и умолкнут мои соловьи,
схороните меня в этой белой земле
под покровами ржавой хвои.
МАЙ
О боже, когда это всё началось,
и как не заметить могли вы
апрельских, вчера еще голых берёз
зелёные майские взрывы!
Как праздничным шумом наполнился день,
и комнатной в пику герани
по влажным дворам закипела сирень –
и кровь подступила к гортани.
Но всё это было б еще полбеды,
когда бы не вспыхнула ало
тюльпанами ночь на четверг со среды –
и сердце до пяток упало...
* * *
Мы шли по берегу реки –
песку, суглинку,
где протоптали рыбаки
к воде тропинку,
руки касаяся рукой,
прикрывши веки,
лелея на сердце покой,
в кои-то веки
мы шли по берегу реки,
как под наркозом,
садились, быстры и легки,
на нас стрекозы,
и ног не чуя под собой,
нежны и грешны,
по берегу реки с тобой
мы шли неспешно,
мы шли, куда глаза глядят,
цвели цирцеи,
а мы – на ощупь, наугад,
без всякой цели,
без оснований, без нужды,
без привилегий,
среди купальниц, лебеды
и аквилегий.
И как же было нам с руки
в молчанье мудром
ступать по берегу реки
июньским утром,
благословляя на пути,
как непреложность,
вдвоём по берегу идти
саму возможность!
СНЫ
Я до тебя почти не видел снов.
А если видел, никогда под это
не подводил мистических основ
и не прельщался странностью
сюжета.
Я презирал причудливую вязь –
нагроможденье глупостей,
в которых
отсутствует логическая связь,
и не любил об этом разговоры.
Но у тебя совсем другие сны.
Пришедшие неведомо откуда,
они полны нежданной новизны,
в них событийность явлена,
как чудо!
Я поначалу им не доверял,
ища подвох в цепочке откровений,
и про себя упрямо повторял:
«Сны – слуги тьмы. Всё врут они.
Не верь им!»
Но постепенно, погружаясь в ход
событий, признавал я первородство
божественных провидческих темнот,
с реальностью угадывая сходство.
И всё сбылось, что предсказала ты,
как будто так судьбе угодно было –
и через сны нездешней красоты
мы шли к звезде, которая светила.
* * *
День стеклянный повис над ветвями,
как прозрачный светящийся шар,
разгорается синее пламя
обжигающих небо Стожар.
Только листья уже отгорели,
как румянец на бледной щеке…
Замещает ноябрь акварели
темперой на яичном желтке.
Всё рельефнее лип силуэты,
всё графичней осенний пейзаж.
В голых парках гуляют поэты,
взяв предчувствие на карандаш.
И колючего ветра иголки
до костей протыкают меня,
и брожу, подбирая осколки
золотого разбитого дня.
* * *
Опять развезло дороги,
и под хулиганский свист
заплаканный и убогий
срывается с ветки лист.
Зачем эта осень, Боже,
свинец заливает в грудь?
На что это всё похоже?
Наставь нас на верный путь.
А вера – с зерно горчицы,
а ветер – в глаза, слепя…
Ну как же нам научиться,
о Господи, от Тебя?
В мерцанье свечи бумага –
пролитое молоко…
А иго Твоё есть благо,
и бремя Твоё легко.
* * *
Ничего не надо, ни слов, ни слёз –
перед смертью не надышаться впрок...
Сяду я в вагон, чтоб меня он вёз,
всё равно – на запад или восток.
Наше время, милая, истекло.
В чемодан на дно уложу печаль,
упакую бережно, как стекло,
обниму тебя и шепну «прощай».
Мы с тобой не первые… Стук колёс.
Будто обрывается все внутри…
Ничего не надо. Ни слов, ни слёз.
Просто на меня сейчас посмотри.
Рано или поздно – мне уезжать.
Никуда не денешься. Фонари…
Может быть, не стоило провожать?..
Говори, любимая, говори!
* * *
Я знаю, что будет, когда облетят тополя,
я знаю, что будет, когда остановится сердце,
от тренья в оси перестанет вращаться земля,
в ночи растворится последний аккорд интермеццо.
И вспыхнет на небе таинственный мрачный Алгол,
пути предрекая мытарств заблудившимся душам,
и немощный мой, никого не согревший глагол
замрёт, устыдившись, молчания сфер не наруша.
И будет пронзительно пахнуть жасмин поутру,
продолжится жизнь, календарный листок обрывая.
Я знаю, что будет с тобою, когда я умру,
я знаю, что будет, я знаю, как это бывает…
СЛОВО О СЛОВАХ
Есть слово – суть, есть слово – снег,
есть слово – Бог, всему основа:
чего коснётся человек,
мгновенно обретает слово.
«Как мазь, густая синева…» –
без слов и небо было б пусто.
Когда рождаются слова,
преображается искусство.
Нет, нет, о музыка – звучи!
Сияйте вечные полотна!
Но красота без слов немотна
и безъязыкостью горчит.
* * *
Сентябрьский парк. Сквозные фонари
разбросаны в листве, как янтари,
белеющая в сумраке ротонда…
Сырой прохладой веет от пруда,
и плещется протекшая вода
наплывами бетховенского рондо.
Не шелохнётся лист. Веретено
вращается, и неба полотно –
как реквизит с приколотой звездою
в театре заблудившихся теней,
и было б на земле ещё грустней,
когда б не это, самое простое…
Что жизнь? Пройдёт или уже прошла,
давно истерлась в памяти шкала
былых побед, провалов и коллизий –
пусть будет парк и свет от фонаря,
последняя неделя сентября
и вечное надмирное «К Элизе».