***
Василий Семёнов сражаться устал
За счастье людей неустанно.
Василий Семёнов бутылку достал
И водку разлил в два стакана.
Он первый стакан пододвинул ко мне,
Как самому лучшему другу…
И я оценил эту гадость вполне
И рад за такую услугу.
В квадрате окна небосвод голубой
О стёкла прозрачные бьётся…
Последний смертельный решительный бой
Сегодня без нас обойдётся.
Когда благодатный зелёный огонь
В душевную вылился песню,
Василий Семёнов пошёл за другой
Бутылкой с горючею смесью.
Наверно, от веку положено так
Хорошим и искренним людям…
И, если придётся, мы ляжем под танк,
Но жить на земле этой будем!
СКАЗ
Вот и ковёр-самолёт,
И сапоги-скороходы.
Только душа не поёт,
Видно, ей мало свободы.
Пенная брага рекой.
Мёда хмельного колода…
А на душе – непокой.
А на хрена ей свобода?
Вот тебе меч-кладенец,
Вот тебе небо в алмазах…
Экий ты ухарь-купец!
Вот навязался, зараза!..
Вот тебе лыко в строку
И самобранка-скатёрка,
А сверх того, дураку,
На опохмелку пятёрка.
Что же ты мух ловишь ртом?
Что же ты медлишь с ответом?
Али во сне золотом
Слёзно не грезил об этом?
Глянул дурак в пустоту
И рубанул средь пирушки:
- За вековую мечту
Ты мне суёшь побрякушки!
Экий ты ухарь-купец!
Не продаётся такое…
…Вроде и сказу конец,
А на душе нет покоя!
***
Мои стихи отважно шли под водку
В палящей летний полдень у реки.
Из газетёнки, развернув селёдку,
Их русские читали мужики.
Мои ещё непризнанные строчки
Старухи без особенных затей
Сворачивали в мелкие кулёчки
С гостинцами для маленьких детей.
Я не жалею, что мои подборки
Сгодились на душевные дела.
Для нужд народных в качестве обёртки
Газета приспособлена была.
Мои слова в житейском бурном море,
Встречавшие не раз девятый вал,
Служили тем лирическим героям
С которыми я жизнь переживал.
Поэзии неистовая сила
Тащила тяжесть бренности земной.
И может потому моя Россия
Была тогда читающей страной.
***
Апрель.
Канитель.
Гололёд.
Все девушки дружат со мной.
Душа от восторга поёт
И воздух пропитан весной.
Не надо за счастьем бежать.
Лишь только шагнул за порог,
С двумя удалось полежать,
А третьей подняться помог.
Мой взгляд их внезапно сразил.
Такая вокруг кутерьма.
За хлебом пошёл в магазин
И напрочь свихнулся с ума.
В разгаре апрельского дня
Под птичий всполошенный гам
Все женщины любят меня –
К моим припадают ногам.
Болит от ушиба плечо
И кругом идёт голова.
Не помню, что было ещё.
До дома добрался едва.
Тряхнул, так сказать, сединой.
Рванул сквозь весну напролёт.
Все девочки дружат со мной.
Капель.
Акварель.
Гололёд.
КОБРА
Зашипела, будто кобра!..
Ну теперь не жди добра…
Как меха раздула рёбра
Та, что вышла из ребра.
Шаркнув ножкой перед нею,
Преподнёс я ей цветы…
Но не любят эти змеи
И не ценят красоты!
И летит степной букетик
За окно на белый свет.
И не светит, и не светит
Мне здесь дружеский привет.
Улыбаясь ошалело,
Дверью хлопнув от души,
На прощанье прошипела:
«Захлебнитесь, алкаши!»
Я сто лет не видел друга,
А она, она, она!..
Подколодная змеюга,
И ещё – его жена.
Друг сидит, повинно мнётся
И кривит свои уста.
Что-то нынче нам не пьётся –
Водка, видимо, не та.
Он прищурился от солнца,
Глубоко вздохнул о ней
И похож стал на японца…
А японцы – любят змей!
БУРЖУЙ
У Серёги – классная машина.
У Серёги – красное крыльцо.
У меня ветвистые морщины,
Словно сбруя, через всё лицо.
Надо мной смеются даже птицы,
А ему вздыхает ветер вслед.
У меня худые половицы,
У Серёги – ласковый паркет.
У Серёги морда, как открытка,
Золотых зубов не перечесть.
У меня скрипучая улыбка,
Что смурней, чем кровельная жесть.
Мы с Серёгой давние соседи.
Мы с Серёгой дружим с детских лет.
У него в чулане много снеди,
У меня в кармане – пистолет.
Я похож на мрачного убийцу,
Но Серёгу я не застрелю.
Пистолет убрав под половицу,
На неё ногою наступлю.
Ничего Серёге не скажу я.
Не спугну весёлый птичий гам.
Повезло проклятому буржую –
У него порядочный друган!
***
Надела лягушечью шкуру
И в дождь сиганула тайком…
Когда полюбил эту дуру,
Каким же я был дураком!
«Пусть чёрт хороводится с нею!» -
Подумалось, как во хмелю.
Жаль только, что я не умнею
И эту лягуху люблю.
Сидела на каменной круче,
Головку печально склоня…
Теперь этот камень горючий
На шее висит у меня.
И плачет, и плачет, и плачет,
Мне слёзы роняя на грудь,
Пока моя милая скачет,
Забыв свою прежнюю грусть.
Уж лучше б она утопилась!
Какое же это житьё?
Давно бы уже отоснилась
Атласная кожа её.
Придёт и лягушечью шкуру
Повесит на гвоздик молчком…
За что я люблю эту дурру?
Вот так и умру дураком!