* * *
Обманчивое, хрупкое тепло…
И бабочка порхает над лугами,
Хоть я ждала, что хрустнет, как стекло,
Трава,
Уже не встав под каблуками…
Так горько знать,
Что всё равно конец
У лета, что уже пылает красным.
И бабочка над мятой – не жилец,
Хотя она по-прежнему прекрасна.
Всему свой срок.
И время уходить.
А вот очнулась —
И трепещут крылья.
Так ветер тащит за собою нить —
И змей парит,
Лежавший от бессилья, —
Он видит землю маленькой, родной,
Но тащит вверх,
Где скроет облаками…
Любовь под осень кажется смешной,
Но я держусь за ниточку руками.
Бегу за змеем,
Плача: замкнут круг,
Река и луг сольются в вихре белом.
И нить боюсь я выпустить из рук,
Хоть знаю,
Что у Бога под прицелом.
И задержаться, в сущности, страшней…
И скоро нужно завернуться в кокон.
Но ничего не кажется важней
Любви, что обожгла, как будто током.
Так нежен август, что почти истёк,
Дождями голося по цинку крыши.
И змей парит,
Как брошенный листок,
И с каждым кругом в небо тянет выше.
* * *
Ах, этот пьяный воздух по весне…
Я в марте с болью маму вспоминаю.
А кот орёт, качаясь на сосне,
Увидев в синем небе птичью стаю.
То птицы возвращаются домой,
Чтоб спеть вновь так,
Как только здесь поётся.
Жизнь кажется забавною игрой,
Как блик луны дрожит на дне колодца.
…Так страшно полыхает Сити Холл,
Где мальчик тот, стрелявший из рогатки,
Теперь спокойно направляет ствол,
Чтоб с жизнью рассчитаться без оглядки
На близких,
Что когда-то провожал
В чужую даль
И плакал в ночь украдкой.
И лунный свет тревожил и мешал.
И жизнь казалась сумрачной загадкой…
Теперь оценщик жизней в ломкий грош.
Чужая кровь —
Солёная, как море…
И звёзды с неба выстроились в ковш,
Не для того ль, чтоб черпать, черпать горе
Других, неверных, праздных, не родных…
Поют не птицы –
Души павших близких…
Боль бьёт наотмашь, резко и под дых,
И, как грибы, растут о жертвах списки.
* * *
Дорогие мои,
Я успела прийти по теплу
И убрать прошлогодние листья с погоста.
Сладкий сок поднимается вновь по стволу,
Хоть проснуться от спячки бывает непросто.
И сочится надрез на коросте берёз. —
Кто-то снова напиться желает из раны.
Эти сладкие слёзы,
Как в детстве, всерьёз —
От какого-то взрослого злого обмана.
Вот и снег на цветы…
И тюльпаны лежат,
Как зелёные змеи,
Заснув на газоне.
Снова слёзы на кончиках веток дрожат.
И подули ветра,
Словно в зимнем сезоне.
Вновь ломаются в ночь
Ветки в буйном цвету,
Что согнуло снегами в столь позднюю Пасху.
…Я по жизни как будто плыву на плоту,
Хоть не верила в чудо и добрую сказку.
Дорогие мои,
И до вас донесёт
Этот плот,
Что закрутит в конце перекатом.
Ветки вишни в цвету,
Что согнул снежный гнёт,
Возвратили щемящее чувство утраты.
* * *
Пух тополиный падает, как снег,
И оседает на озерной глади.
И я смотрю на солнце из-под век,
Нанизывая бисер букв в тетради…
Ну вот и лето…
Летний день, как пух,
Как сон под утро в праздную субботу.
Как шар воздушный,
Рвётся в небо звук,
Фальшивую в руках оставив ноту.
Скажу «люблю»,
Коль просишь,
Снова ждёшь,
Когда прощу полынные обиды.
Слова, слова,
Цена которым — грош,
Но не подам о том, что плачу, вида. —
О том,
Что жизнь уходит на закат.
И мы любовь поим,
Чтоб не засохла,
Хоть весь в пырее и крапиве сад.
И время подошло сгибаться вётлам.
Но ты вьюнком сухой сжимаешь куст… ‒
И расцветает высохшая ива.
И кажется:
В неё вдохнули чувств,
Ведь голову не клонит сиротливо.
* * *
Теперь всё реже говорю с тобой,
Хоть освещаешь путь в ночи по краю.
И дни летят опавшею листвой.
Так много их,
Что сбились ветром в стаю.
Совета, мама, больше не прошу.
И только постоянно сожалею.
Я собираю, будто анашу,
Слова в стихи.
Твоей тоской болею…
Свой странный дар зачем передала?
Оставила одну с дурманом сладким.
По ком звонят в тиши колокола,
Когда сижу и плачу над тетрадкой?
Такой густой и мелодичный звон. —
Так, помнишь, камень бросив в Херсонесе,
Там колокол звучал,
Как будто гонг.
О скалы билось море в пьяной спеси.
Летела пена, розовел закат,
Как персик, наливаясь райским соком.
Там плечи были темный шоколад,
Но думала о вечном, о высоком.
Теперь другие стали времена.
Не чайки, беспилотники летают.
Дрейфуют мины.
И не видно дна.
И взгляды – как медузы обжигают.
Их вышвырнет волною — исчезать.
А я грущу, смотрю в речную воду,
Что снова начинает прибывать.
И неизбежен холод небосвода.
* * *
Дождь идёт и не споткнётся.
Топчет травы, к долу гнёт.
Ветру буйному неймётся:
Зелень яблок с веток рвёт. —
И стучат по старой крыше
Канонадой в тьме ночи.
И притихли в страхе мыши,
Пряча нос за кирпичи.
Пляшет дождь на платье груши,
Что шуршало среди тьмы
И разбрызгивало лужи,
И стекает с бахромы.
И смешно немеют пальцы.
Жизнь почти уже прошла.
И глядит на постояльцев
Та, с косой, из-за угла.
Всё проходит…
Дождь, и ветер,
И июльский душный зной…
Вот и милый не ответил,
Что грозился стать стеной…
Звякнет ржавая калитка.
Я как столбик пыли в дождь…
Рожки высунет улитка —
Ей лафа, сплошной балдёж.
Жизнь прошла —
А я улиткой
Душу в панцирь вновь втяну.
По стеклу течёт дождь ниткой
И спешит к веретену.
* * *
Вернулись птицы,
Гнёзда вьют,
Хоть их пока не спрятать в листьях,
И создают, свистя, уют,
И мая ждут с зелёной кистью.
А мы на ветке бытия
Повисли порознь талой каплей.
Хотя есть двое: ты и я,
Не утеплять гнездо нам паклей.
А мы на ветке, что суха,
Повисли призрачной капелью
И ждём волшебного стиха,
Что в глубине поёт свирелью.
В одно не слиться — высыхать,
Как рыба, брошенная в лодку —
А за бортом вся в бликах гладь…
И воздух глушишь, будто водку. —
Он обжигает всё нутро,
Пьянит, апрельский, бесшабашный.
И блики, словно серебро…
И умирать всё больше страшно.
* * *
Июль подкинут вилами на ветер.
Все разметались скошенные дни.
Последний день в медовом льётся цвете.
И хочется уже сидеть в тени.
Последний зной жужжит шмелём мохнатым
И собирает с клевера нектар.
А я всё помню про свои утраты
И то, что в руки дан нелепый дар
Слагать стихи,
Плести венки из строчек.
И знать, что время их не пощадит…
Так много на тропе заросшей кочек,
Но манят тропки детства, как магнит.
Вон особняк под клёном за год вырос,
Где сгрёб бульдозер старый добрый дом.
И новому не страшен холод, сырость,
Но почему катаю в горле ком?
Такая ж участь ждёт родную дачу,
Хранит шаги ушедших в никуда.
И эфемерны прежние удачи,
Как стрекозиных крылышек слюда.
* * *
Отчего нынче дождик так звонок?
Будто бабочка бьётся в окно.
Заливается чей-то ребёнок.
На стене потемнело пятно.
И вдали громовые раскаты
Приближаются, будто война.
И пронзительней чувство утраты. —
Захлестнуло, как в море волна.
Ветер воздух стрижёт между вишен.
И ерошит вихры у травы.
И скребутся нахальные мыши,
Хитрым глазом кося из дыры:
Не оставили ль вкусной наживы?
В такт шагам половицы скрипят.
Мне всё кажется:
Близкие живы
И в соседней здесь комнате спят.
Скоро выйдут к вечернему чаю… —
И тогда расскажу обо всём,
Прокричу, что души в них не чаю,
Что сечёт дождь шальной окоём.
…Но опять лишь пригрезилось чудо,
Хоть до встречи остался пустяк.
…Робко звякнула в кухне посуда.
Или это обычный сквозняк?
Или бог, стерегущий здесь душу
И готовящий лёгкий отлёт?
И уже почему-то не трушу,
А гляжу, как деревья он гнёт.