ПОБУДЬ, ТИШАЙШАЯ, СО МНОЙ…
Не стало Геннадия Морозова – насквозь русского поэта… Он, родившийся в 1942-м, познал безотцовщину, достойно преодолел послевоенную и житейскую неустроенность, много работал на родной Рязанщине, потом в Кировской области, в геологических экспедициях на Севере, прежде чем перейти на вольные творческие хлеба. Многие годы связывали его с Ленинградом, где он работал редактором в Лениздате и участвовал в выпуске одной из книг Николая Рубцова – «Посвящение другу»… Мы дружили с Геной более сорока лет, познакомившись в Литинституте. Он дважды бывал у меня в Набережных Челнах, а я гостил у него в Касимове совсем недавно, в конце сентября минувшего года. Из Касимова мы вместе ездили в Рязань и в Константиново, читали стихи у памятника Есенину в честь очередного дня рождения любимого Сергея Александровича. Было светло и просторно вместе, и ничего ни предвещало скорой печали и скорби…
Геннадий Сергеевич Морозов – поэт большого лирического таланта и наполнения, светлый, добрый и лёгкий в общении человек. И очень надёжный друг. Одним словом – незаменимый. Для меня лично – это утрата невосполнимая. Но… Поэты уходят, а стихи остаются. И это великая правда, ради которой и живут поэты.
Николай Алешков,
поэт, главный редактор журнала «Аргамак»
ГЕННАДИЙ МОРОЗОВ
ТЕЧЁТ ОКА…
Михаилу Аникину
Течёт Ока… Вода сверкает
И пенится у берегов…
А свет небесный озаряет
Гряду лиловых облаков.
Как я люблю воды сверканье
В апрельских сумерках, когда
Небес вечернее мерцанье
Ещё сквозит в кристаллах льда!
Крутясь, толкаясь, блещут льдины,
Плывут, цепляя берега…
Влажны овражные ложбины.
Шагнёшь – и вязнет в них нога.
Но я – стою! Куда идти мне?!
Кругом сплошная непролазь.
Ах, то ли дело месяц зимний –
Февраль! Ему, ему дивясь,
Я шёл к реке… Она искрилась,
Замёрзшая… И вся в снегу.
Пыльца метельная светилась
На том и этом берегу.
И несмотря на лютый холод,
На затяжную в теле дрожь –
Я счастлив был! К тому же – молод!
Читатель, ты меня поймёшь,
Когда узнаешь, что родиться
Мне довелося на Оке…
Её вода, лучась, стремится
Отдать себя… другой реке,
Она вольётся в русло Волги,
Прильнёт, ласкаясь, к берегам,
Над коими легко и вольно
Парит крикливых чаек гам.
Как поплавки, волна качает
Лодчоночки… Закат багров,
А небо к водам припадает
У самой кромки берегов.
И зыбкому внимая звуку
И ощущая дрожь ветвей
Настроен я – не на разлуку –
С рекой… Прохладою овей
Живая окская водица!
Тобой, плескучей, осветлится
Береговой песчаный свей… *
Ока, ответь мне поскорей:
Зачем река к реке струится,
Пытаясь слиться и сдружиться…
… Зачем не так всё у людей?!
___________________________
* Свей – песчаные отмели, намывы песка причудливой формы рельефного вида. У Есенина: «И меня по ветряному свею, по тому ль песку, поведут с веревкою на шее полюбить тоску…»
НОВОГОДНЕЕ
Зима! Люблю твои проказы,
Твои метельные пиры,
И лёт стремительный салазок
С бугристой, ямистой горы.
Завесу снега кто порушит? –
Никто! И вертишься винтом,
Когда настырный натиск стужи
Сминает шапку и пальто.
Но я люблю твои порывы!
Люблю, зима, твой лютый зов!
Ты щедро даришь переливы
Волнисто веющих снегов.
Гей, не бубни метеосводка,
Что будет оттепель вот-вот…
Зимы летучая походка
Качнув, стремит меня вперед.
А впереди простор белесый,
Ночные вспыхи фонарей,
Но я не вижу ни бельмеса,
Лишь слышу голос твой: «Скорей!»
Ко мне спешишь навстречу где-то,
В морозной светишься пыльце…
И проступают блики лета
На розовеющем лице.
ОДИНОЧЕСТВО
Живу один в бревенчатом дому…
Да, я бобыль! Бобылья жизнь – прекрасна!
Влачу постылую житейскую суму,
С утра загружен бытом безобразным.
Но я – не жалуюсь! Мне даже по душе
Моё уединенье холостое…
Варю картошку в жестяном ковше,
В бутылочках – винишко золотое.
Винишко терпкое, зови к себе, мани!
Ты – яблочное, крепости – отменной!
Ах, Боженька, за пьянство не вини,
Когда-нибудь отвыкну постепенно,
Как я отвык от женских ласк твоих,
От поцелуев – пылких и поспешных…
И даже от любви, дарённой на двоих,
Что единила нас – восторженных и грешных.
Где и когда произошёл разлом?
Мы треснули, как две прозрачных льдинки…
Спасай меня родительский мой дом –
Жизнь раскололась на две половинки.
Кто виноват? Ужели – я? Винюсь!
Судьба темна, как вырытая яма…
Не ждите! Я над ней – не наклонюсь!
…К избе родной всем сердушком прижмусь –
Так сердцем прижималась ко мне мама!
ПЕРЕД ЗЕРКАЛОМ
Глядишься в зеркало, как бабушка, скорбя,
Но ты не бабушка, а молодая жинка…
Как наша нищета состарила тебя!
И ты узрела резкие морщинки
На лбу покатом, бледном и крутом.
И – вздрогнула! В самой себе – замкнулась…
И нутряным палимая огнём,
От зеркала презренно отшатнулась.
И – замолчала! Час молчишь… Другой…
Объятая тоской почти смертельной,
Морщинки гладишь дрогнувшей рукой.
И по квартире шляешься бесцельно.
Подходишь к окнам… Каменно стоишь…
Пытаясь подавить в душе тревогу:
«Какой кошмар!» – гневливо говоришь.
Томительно и тягостно молчишь…
…Как хорошо, что не ревёшь ты, а молчишь!
Что ты – не истеричка, слава Богу!
ПОСЛЕ РАЗЛУКИ
Пускай ты выпита другим…
С. Есенин
Сегодня ночь тиха и лунна,
Но этот бледный свет луны
Едва души затронет струны –
Она в плену у тишины.
О, тишина, души услада!
Побудь, тишайшая, со мной.
Овей ночным шуршаньем сада,
Как овевала ты весной
Мою любимою, с которой
На днях расстался я… И вот
Я снова вспыхнул, точно порох,
Кривя в дурной усмешке рот.
Сдают мои, должно быть, нервы,
Подумал я… Но в тот же миг
Вдруг возопил: «Все бабы – стервы!
Их так язвителен язык!»
Но я его не остерёгся –
Порыв души тому виной…
Тобою, ветреной, увлёкся,
Тебя считая неземной.
Но оказалась ты – земная…
Когда я пил твои уста,
То не шептал тебе: «Святая…» -
Меня пленила красота
Твоя, что, в сущности, порочна,
Но тем сильней волнует кровь.
Быть может, я сказал не точно,
Нет слов, чтоб выразить любовь,
Или хотя бы тронуть струны
Моей души, её исток,
Запечатлев потоком строк,
Как ночь тиха сегодня, лунна…
Как молод я! И – одинок.
ПРИХОД ЗИМЫ
Зови, касимовская глушь!
Чаруй, волнуй, томи, как прежде.
И приближеньем лютых стуж
Напомни мне о первоснежье.
Он скоро, скоро - первый снег -
Виясь-искрясь падёт на землю…
А гомон праздничных утех,
И дух, и плоть мою объемлет.
И станет мне легко-легко!
Уютен быт родного дома.
Томится в печке молоко…
И лень, и сладкая истома
Одолевают… Дремлем мы…
Дыханье близкое зимы
Уже почувствовали лужи.
Их оковал ночной ледок…
Пришёл предзимья жёсткий срок –
Предвестник близящейся стужи.
Но стужа – не пугает нас…
Есть электричество и газ,
Есть индивидуальная
Постелюшка двуспальная.
Без всяких фокусов, затей,
На ней мы делаем детей.
Лишь зимка приближается –
У нас всё получается.
И так давай до старости
Все эти плотски радости
Вкусим с тобою мы,
Чтоб всякий раз был радостен
В наш край приход зимы.
РУССКИЕ БАНИ
По берегам озёр, речушек,
От огородов невдали,
Ютятся баньки, как избушки,
Свисают крыши до земли.
Не вьётся дым, как хлопья пуха,
Покрылись пеплом угольки.
Труба урчит, как волчье брюхо…
В пазах вся пакля пережухла,
Перекосились косяки.
А в закопчёные окошки
Глядят, ощерясь хищно, кошки,
Полынь, лопух, чертополох,
Да месяца златые рожки,
Да золотых зарниц всполох.
Забиты бани и забыты,
Тазы тускнеют и корыта.
Рассохлись кадки и вальки…
А были бани – знамениты.
Ой, хлёстко парились дедки!
А нынче что? А нынче – хлеще!
Тебя охватит пар, что клещи,
Когда в огнянную парильню
С лохматым веником войдёшь.
Хоть чистота и не стерильна –
Тон задаёт здесь молодёжь!
И парень, розовый, как сбитень,
Кивает деду: «Проходите!»
Дедок в ответ: «А как парок?»
«Парок – легок! Дыши, родитель!
Парок сегодня, что пирог!»
И дед кряхтя, сопя и ноя,
Ступеньку пробует ногою:
«Ого! Пожарче кирпичей!
Не сжечь бы старческих плечей.
Эк, пёкло! Выплавишь… стекло!»
… А всё – от каменки – пошло.
СРЕДНЯЯ ПОЛОСА
Прошла погода летняя,
Поблёкли небеса.
Светла ты наша средняя
России полоса.
Но даже здесь загажены
Места, где чуден вид…
И все ж, гляди, бочажина
Родник вот-вот родит.
А ветер в глуби вечности
Уносит облака.
И в бездну бесконечности
Течет река Ока.
Я думал, что не выстою
В касимовском краю,
Но чувства наши чистые
Слились в одну струю.
Дивлюсь твоей сердечности,
Целуй – и не томи!
Ведь отсвет звездной млечности
Таят глаза твои.
Ещё мы как-то держимся,
Не клоним головы,
Как два осенних деревца,
Лишённые листвы.
В ПОЛНОЧНЫЙ ЧАС...
Тени сизые смесились…
Ф.И. Тютчев
Нет, я в ночи не одинок –
Я с небом! Небо видит,
Как звездный движется поток
И зябкий воздух зыбит.
Как хорошо – не снятся сны!
Но с кем, скажи, толкуешь
В часы могильной тишины,
Когда так часто куришь?
«Кури, кури! – в ночи твердишь,
Что ж не бежишь наружу?
Ага! Молчание хранишь –
Подслушиваешь душу!»
Так отчего сегодня мне
В полночный час не спится?
Что там, в душевной глубине,
Какая тишь стоит во мне,
Какая тьма томится?!
ЧЕРЕМУХ БЕЛЫЕ КОСЫНКИ…
Дождит… Теплеет… Значит скоро
Наступят майские деньки.
Просохнут крыши и заборы.
И станет мельче рябь реки,
А плёс и отмели желтее,
Синее в заводях вода.
И разомлев на солнцегрее,
Слегка привянет лебеда.
И затвердевшие тропинки,
Виясь в траве, сбегут к реке…
Черёмух белые косынки
Растреплются на ветерке.
И я увижу – и поверю,
Что луговина – зелена,
Что лодки, ткнувшиеся в берег,
Ласкает окская волна.
Что я и сам стою на кромке,
Ушедшей жизни… И уже
Мой стих печальный и негромкий
Почти что чужд моей душе.
Что там сегодня в ней таится?
Да так, пустяк… обрывки снов,
В которых чаще стало сниться
Тетради чистая страница,
Но к той странице, как пробиться
Сквозь частокол никчёмных слов?!
УТЕШЕНИЕ
Те женщины красивые, которых
Я так любил, состарились они.
Угасли их взывающие взоры
Среди мирской, пустяшной толкотни.
Нет, нет, они, конечно, не забыли,
Как мне дарили трепетную плоть…
Они меня за многое простили,
Поскольку их самих простил Господь.
Я тоже у него прошу прощенья…
За все грехи, о Господи, прости!
Сломи гордыню, дай мне утешенья,
Спрями, к Тебе ведущие, пути.
Я нынче утешаюсь самым малым,
Словесный зов в душе своей храня…
Нет у меня ни злата и ни славы,
Зато есть хлеб духовный у меня,
Да чувства чистые, что я когда-то
С любимой разделял… Ну, а её
Науськивал бесёнок нагловато:
«Очнись! Его признания… враньё!»
Как странно! Я ничуть не оскорбился…
И злым не стал от злобы и хулы,
Но вдруг почувствовал, как весь преобразился,
Как будто надо мною засветился
Тот зыбкий луч, что вырвался из мглы.