Я мчался на автомобиле в далёкую Тамбовскую область, в деревню Гаритово, к своему давнему другу, большому русскому писателю Николаю Карасику. Около восьми лет назад он бросил город и уехал в глушь в поисках уединения. Купил небольшой старенький дом, крашеный синей краской, с резными белыми наличниками на окнах, отремонтировал - поставил новую крышу, переложил печь; сделал пристройку. Летом сад, виноградник, огород и обдумывание замыслов будущих произведений. Зимой плодотворная писательская работа. Но в начале прошлой зимы я услышал в его голосе по телефону грустные нотки разочарования.
- Над чем вы работаете? - спросил я Николая.
- Я не пишу сейчас,- ответил он и помолчал,- не пишу совсем. Замыслов много, а писать не хочется. Не вижу смысла.
Я начал произносить какую-то очередную риторику о важности литературного труда, о таланте, который грешно зарывать в землю, и прочее. Он оживился, громко засмеялся, а потом спокойно произнес:
- Шолохов в конце жизни перестал писать, сказав, что после семидесяти это уже ни к чему. Я с этим согласен. Хватит.
- Вы не сможете не писать,- сказал я тогда.
- Вот если не смогу - тогда другое дело. Лев Толстой однажды воскликнул: «Не могу молчать». Только с таким чувством и с такой внутренней потребностью надо садиться за стол. Я такой потребности не имею. Просматривая современные журналы, поэтические антологии, интернет, я сокрушаюсь по поводу падения уровня литературы, особенно поэзии.
Я с ним согласился. Читая современных поэтов, испытываешь желание отдохнуть от рифм и услышать жизненное освежающее слово. «Профессионально» теперь пишут стихи многие поэты. И у нас, что ни стихотворец - то поэт! Но я хочу напомнить слова Сергея Александровича Есенина о том, что творчество должно быть «природой». И большой поэт или малый, только тогда оставит след в поэзии, если его творчество будет природой. Все поэты разделяются на два вида: одни поэты, которых меньшинство, оставляют слово живое, наполненное жизненным содержанием; другие всю жизнь изводят себя в бесплодной книжности. Но живёт только жизненное, а всё книжное, сочинённое, вымученное скоро забывается…
Но вот весной он мне позвонил и сказал, что написал две странные поэмы на основе греческой мифологии и хотел бы почитать их мне, потому что не знает, как к ним относиться. И я незамедлительно поехал в деревню…
Пространна и пустынна наша средняя полоса России. Дороги от автомобилей свободны. Едешь - и на протяжении десятков километров иногда встретишь одну, две или три машины. Вдоль дорог молодые посадки зеленеющих берёз, сосен, американского клёна. Дальше поля, на которых нет людей даже в горячую пору уборки. Двигается по полю со звериным рыком огромных размеров голландский трактор да следующая за ним машина. Они способны за три дня убрать огромные территории засеянных русских полей. Вдоль трасс возникают деревни и сёла, тоже безлюдные…
«Писать или не писать?» - на этот вопрос многие литераторы ответят положительно: писать и как можно больше! Отказаться в наше время писать стихи, когда пишет вся грамотная Россия, не так-то легко. Ведь надо отказаться от мелькания своего имени в социальных сетях «Стихи.ру», или, например, на Фейсбуке, - некоторые литераторы славны только этим «литературным салоном». И эти мелькающие авторы, которым не даёт покоя успех других мелькающих авторов, собратьев по перу, при удобном случае могут изойтись в пламенной защите поэзии в интернете и в бесконечных пухлых антологиях. Конечно, многие умы утверждают, что Россия - самая читающая и пишущая страна в мире. Но наивно думать, что запущенный конвейер современной поэзии, в которой патетика личного превалирует над патетикой безличного, а современный поэт, истекая словесным самоупоением, подменяя в поэтическом произведении, напичканном эклектикой, духовное и нравственное содержание «изящной» словоформой, едва ли может обогатить поэзию и этическое и эстетическое чувство читателя. Вот яркий пример современной поэзии (имя автора приводить не стану).
Всё так выглядит славно, чинно.
Светлый день, сочинённый Богом.
Капуцины, кафе, капучино,
Колокольный звон
Над порогом.
С птичьим гомоном,
Шумом, гамом
Перемешан так густо воздух,
Словно в зале сидишь органном,
Где эдем звуковой
Воссоздан.
Вкус эклера, крем с шоколадом.
На витрине надпись – просвечена.
Лад в душе
Скоротечной Элладой…
И так далее, и так далее… (как любил приговаривать известный Нобелевский лауреат).
Всё здесь так красиво и такой контакт с ищущей внешние эффекты публикой. А ведь в жизни есть нечто более важное, трагическое и глубокое… А если посмотреть с позиции русской культуры, в которой возвышаются потрясающие литературные «Эвересты», то подобные поэтические изыски совсем не различимы. Но читать классику современным поэтам некогда. Они занимаются строчкотворчеством, чтобы ежеквартально выпускать по сборнику!
Александр Блок часто ставил перед собой вопрос: а нужны ли стихи? В периоды глубинного осмысления нравственных вопросов стихи ему тогда казались не нужной игрою слов. «Стихи писать не могу, даже смешно о них думать». Блок в такие минуты ощущал себя совершенно обессиленным сомнениями. «Если напишу, будет непременно ложь, то есть словесность, то есть кощунство. Лучше не писать». Глубочайшие размышления стоят за этими признаниями. Поэт наблюдал трагичность жизни и не знал, настоящее ли это дело – писать стихи. Это и есть внутренняя честность перед читателями, предельная откровенность перед самим собой и ответственность за высказанное слово! Эти состояния души и отличают подлинного поэта, и оправдывают существование литературы.
Проблема же внешних увлечений - проблема совсем не простая! В своей глубинной основе она социально-общественная. В это смешение критериев: «подлинная поэзия» - «ложная поэзия», бесспорно, вносит свою лепту безответственная критика или полное её отсутствие в псевдо-литературном процессе!..
С трассы Липецк - Мичуринск я свернул налево и три километра ехал по отсыпанной щебнем дороге среди заросших кустами обочин, пока не показались первые домики села Гаритово. Я издалека увидел синий дом с белыми наличниками и распахнутые деревянные ворота. Николай Карасик ждал меня во дворе.
Не стану описывать наших приветствий и чаепития, чтобы не занимать время вдумчивого читателя, а приступлю к тому моменту, когда писатель посадил меня на диван, а сам сел на топчан у печки и начал чтение своих поэм. Первая называлась «Аполлон и Дафна», вторая - «Орфей и Эвридика».
Я слушал, наслаждаясь красотою стиха, и время от времени ловил себя на мысли, что сейчас, на моих глазах совершается настоящее чудо перевоплощения, что присуще русской широкой душе, наделённой свойством всемирной отзывчивости и недюжинным поэтическим талантом. Николай Карасик описывал события далёкой исторической и культурно-мифологической действительности. Передо мной разворачивались картины описываемых событий с такой достоверностью и литературным мастерством, что мне казалось, что я рассматриваю удивительную по своей красоте, чудом сохранившуюся древнегреческую вазу. Она была совершенна в отношениях частей! Её формы приковывали взгляд и гармонизировали всё пространство: и эту простую комнату со столом, заваленным книгами, и русскую печь, оштукатуренную и побелённую извёсткой, и автора, сидящего на твёрдом топчане, читающего то, чему он сам ещё не знает цену… Эти поэмы представляли собой культурологическое явление в современной литературе. Они были подобны артефактам древности по своей красоте, изяществу, совершенству русской речи.
Я невольно вспомнил стихотворение известного Петербуржского поэта Александра Кушнера:
У меня под рукой становились
стихами
И вино, и вода, и гора с облаками,
Подражавшими в плотности этой горе,
И Афины с забытыми ими богами…
Влияние на читателей создаётся глубиною творчества. И для серьёзного поэта всегда будет главным самоуглубление духа. Поэзия - это не повод для словесного сооружения своего мнимого величия, а средство выразить свою сокровенную нравственную сущность. Мы пришли в этот мир не для того, чтобы с удовольствием для себя писать никчемные стихи, а чтобы понять глубинные, коренные запросы человеческой души, помочь друг другу. Внешний мир в главных антиномиях добра и зла становится внутренним «полем» переживания поэта. И тогда, о чём бы поэт ни писал, частное у него будет неизбежно прорастать смыслом общего.
За кроткий нрав и доброту Творец
Дал старцу прозорливости венец…
Латону принял старец с преклоненьем,
Чуть дверцу приоткрыл своих видений:
«Великий Зевс нарушил сам закон,
Тем, что жену прекрасную имея,
Женился на тебе вторично он.
За то и допустил Творец злодея
Тебе и Зевсу мстить за муки Геры
Но мнит Пифон, что стал владельцем сферы
Земной и водной. Всюду мечет жало.
Что ж, злу всегда дозволенного мало».
Здесь, в языческих перипетиях древнегреческих богов и героев, поэт находит нравственные критерии для оценки их неблаговидных поступков, которые влекут за собой трагические события… Эта мысль прослеживается в поэме «Орфей и Эвридика». Но, главное, что жизнь героев Олимпа подспудно соотносится с жизнью нашей, современной.
Я слушал Николая Карасика и понимание замысла его творений всё больше укреплялось в моем сознании. Эти поэмы суть бегство поэта от надвигающейся пошлости во все сферы культурного пространства России в мир вечных архетипов человеческой культуры…
Любовь Творцом на небе рождена.
Всего лишь искра той любви дана
Его всевышней властью, всеблагою,
Нам, всем, простым. Всесильною рукою,
Чтоб замыслы высокие свои
Могли мы, грешные, вполне исполнить,
Творец ведёт нас по тропе любви.
Но свет любви подобен свету молний:
До горизонта мир весь освещая,
Даёт душе полёт, познанье рая
В мгновеньях радости, восторга, счастья…
И годы бед, душевного ненастья.
Аполлон тщеславится тем, что убил ненавистного и непобедимого дракона Пифона, но дочь бога воды Дафна говорит ему:
От правды всё же отступают боги
И потому по царственной дороге
В обличии отличном от Пифона,
Но зло опять придёт к подножью трона.
И слова эти пророчески звучат и для общества нашего времени.
Чтение было завершено. Мы помолчали. Я смотрел на слегка утомлённого автора.
- Знаете, о чём жалею,- сказал я, нарушив молчание,- что не снял ваше чтение на видео. Это было потрясающе!
- Ну и что это? Я имею в виду, что я написал?
- Это литература, в которой во всей полноте живет великолепный русский язык. Это замечательное культурологическое явление в нашем современном искусстве. И я счастлив, что первым это услышал…
Я ехал домой и думал, что значение творческой личности - в перерабатывании опыта жизни, опыта культуры в своё, неповторимое. Созданием жизненных и культурных ценностей и продолжает жить поэзия. И я убеждён, что в искусстве есть справедливость: всё настоящее займёт по праву ему принадлежащее место…
Поэму «Аполлон и Дафна» Николая КАРАСИКА читайте в журнале в разделе «Поэзия»