Николай Павлович Воронов, мой свёкр, выдающийся русский и советский прозаик, поэт, драматург, правдолюб, автор трёх десятков книг, среди которых - знаменитый и многострадальный роман «Юность в Железнодольске», блистательный рассказчик, знаток птиц и растений, камней и созвездий, был ещё и очень заботливым и сердечным Отцом, Дедушкой и Другом! Пять лет назад покинул свои земные тропы, но оставил сокровищный архив, много книг с автографами авторов, фотографии, письма… Каждую почтовую карточку, открытку, записочку, каждое письмо – от людей разных – известных и даже случайных знакомцев – Николай Павлович сохранил с большой любовью! Беру в руки пожелтевшие конверты, любуюсь марками с гербом СССР, с благоговением читаю старые письма из далёких послевоенных лет. И оживают встревоженные самобытные голоса великих прозаиков и поэтов… Письма Евгения Носова и Виктора Бокова читаются легко, сам Виктор Астафьев называл свой почерк «аховым», поэтому его пришлось расшифровывать, даже иногда прибегая к посторонней помощи… В каждом письме – сокровенные думы, переживания, надежды, заботы, проникновенное тепло…
Инна Воронова (Воскобойникова)
ЕВГЕНИЙ НОСОВ, 14.11.1967 год, город Курск
Дорогой мой!
Спасибо тебе за добрые слова привета, за дружеский отклик. И, конечно, надо было заглянуть ко мне, когда ехал мимо. Был я как раз дома. А не было меня в конце июня – ездил в Карелию на ихний писательский съезд, а заодно посмотреть, что это за земля. Были там ещё вологодские ребята, в том числе, Вася Белов. У нас там общий друг Петя Борисков (Пётр Борисков – писатель, журналист, ответственный секретарь Союза писателей Карелии – прим. И.В.), может, знаешь?
После съезда мы маленько пошатались. Дали нам сейнер, и мы поехали по Онеге, по островам. Было здорово! Чудо какое озеро и люди! Всё по-прежнему кондово, весомо, по-русски, хотя и запущено, разорено.
Вот теперь накатал о том крае рассказ, только что сдал на машинку, ещё и сам не знаю, что получилось…
Из «Правды» ребята прислали мне письмишко, рассказывали, что в Доме литераторов устроили обсуждение последней журнальной прозы, и какой-то Борис Гнатенков, я его не знаю, взялся проводить параллели между «Матрёниным двором» и моим «Пятым днём» (повесть Евгения Носова «Пятый день выставки», 1967 год – прим. И.В.), что был в «Новом мире». Вообще-то такая параллель лестна, но ведь есть же такие шельмы, которые никак не хотят видеть, что пишется живая, трепетная правда, а никак не литературные настроения а ля Солженицын. Правда, Георгий Радов (писатель, муж поэтессы Риммы Казаковой-прим. И.В.), который председательствовал, одёрнул этого Гнатенкова. А вообще, чувствуется, книжечку мою постараются замолчать: не по времени она выскочила.
Коль, живёшь ты где-то там, в стороне от больших проезжих трактов, никак к тебе не изловчишься заскочить. А иногда охота. Ты как на локте – близко, а не достанешь.
Что у тебя новенького? Как пишется, и, вообще, как жизнь, настроение, здоровье, дела?
Обнимаю тебя. Женя
ВИКТОР БОКОВ, 12 ноября 62 г.
Н.ВОРОНОВУ
Скоро осень к нам нагрянет
На поля, на пустыри.
Будут клювом бить в багрянец
Молодые снегири.
Ворон, взмыв над чёрной пашней,
Усмехнётся с высоты:
- Глупое вы, мелкопташье,
Что несёте в животы?!
Крупно крыльями махая,
Он наш пашней прокричит:
- Жизнь как будто неплохая,
А рябина всё горчит!
ВИКТОР БОКОВ, 9 ноября 63 г. Москва
Дорогой Коля! Таня! (Воронова Татьяна Петровна, супруга Н.П.Воронова)
Вот вы и объявились. А я – то думал, что нас кто-то поссорил. Борис Ручьёв (уральский поэт, первостроитель Магнитки – прим. И.В.), например, тоже мне не пишет и что-то косится и дуется. У него были молодые литературные неофашисты (В.Фирсов, А. Говоров) и что-то наклепали – ему и показалось. А когда он был в Москве, я думал, что он придёт ко мне, я его, как человека, приму, но он, к сожалению, прилипал к цэдеэловским столикам, а я этих столиков терпеть не люблю – там себя теряешь, а в обмен ничего не приобретаешь. Да ещё выяснилось, что он зарезал в «Урале» (литературный журнал, примечание И.В.) мою небольшую поэму «Разрыв» (130 строк), - с бандитами поведёшься, по-бандитски сам станешь действовать. Ну, Бог ему судья. Пусть как знает. Я ему плохого никогда ничего не делал, а при первом своём появлении в Москве, при чтении им поэмы, рьяно тогда защищал, всё забывается. Теперь ему дали орден, и ему не так нужны, видимо, друзья, а в собутыльники я не гожусь.
Витя Астафьев – вот чудо-человек. Скромный, правдивый, талантливый, совестливый, видящий и думающий. Общение с ним над Камой было для меня откровением. Я посвятил ему стихотворение «Камский соловей», которое печатается в альманахе «День поэзии» 63 года. Стихотворение написано почти с натуры, в июне 63 г. выпал снег, и мы с Витей в пять утра слышали при этой адской холодине пенье соловья. Дела мои таковы – в сентябре мне исполнится 50 лет! Страшно и стыдно объявить об этом. Только единственно и успокаивает, что кое- что успел написать, несмотря на 15 лет, отнятые усачом и обладателем нэцкэ. Гослит издаёт избранную лирику, думаю проскочить с книжкой в «Огоньке».
Сдал новую в «Совпис».
Написал после этого и ещё книгу. Где-то втайне ношу прозу о матери, о её мудрости, красоте душевной, огромной талантливости.
А что вы в Калуге? Приросли? Спасибо за поздравление, хотя поздно, но я поздравляю вас тоже. Сегодня еду в Ригу на два дня. Приезжайте! Будем рады. Аэропортовская.
Виктор Боков
ВИКТОР АСТАФЬЕВ. 14.10.62 г.
Дорогой Коля!
Рад, что статья понравилась тебе, но и у меня, и в редакции есть опасения, что цензура «срежет» её. Хотят останавливать. А тебе они её посылали, насколько мне известно, для того, чтобы ты продолжил начатый мною разговор. Неужели забыли об этом написать тебе?
В разговор этот включаются Очеретин (Вадим Очеретин, русский советский писатель, публицист, журналист, редактор – прим. И.В.) и Коряков (Олег Коряков – русский советский детский прозаик, сценарист и писатель-фантаст, журналист, военный корреспондент – прим.И.В.), и либо они и снимут, и я, и ты, пожалуй, знаем. Поэтому ты уж «откликнись». Мысляки твои мне очень понравились, ибо они у нас сродственны.
А на счёт культа я, Коля, не преуменьшал, а просто не акцентировал на этом. Уж больно много стали сваливать на него и сделали своего рода щитом, да и нонешние времена не дают особого основания ставить на нём крест. Надо посмотреть и обмыслить , что-либо происходит и будет происходить, и покудова культ ловко «осуждают» Ю. Семёновы (Юлиан Семёнов – русский советский писатель, сценарист, публицист, поэт- прим. И.В.), приспосабливая таковое «осуждение» к своей лит.карьере. Ни карьера, ни дешёвый успех, ни спекуляция на людской трагедии меня не прельщают. Я слишком много видел, и позволить себе «снимать пенки» не могу, а глубоко копнуть это дело пока ещё не хватает ни ума, ни возможностей.
Сам потихоньку работаю, написал пару небольших рассказов и заметки о походе на Северный Урал. Сделал очередную глупость – послал один рассказ в «Огонёк». Вот тебе дословный ответ оттудова: «Уважаемый Виктор Петрович! Рассказ «Марьины коренья» поэтичен и хорошо написан, но далековат от наших повседневных забот. Пришлите нам что-нибудь актуальное в большом смысле этого слова…»
Рассказ этот – весь раздумье о жизни, о красоте и зле, и с каких это пор такие вещи сделались «неактуальными» и «несовременными»?! И сколько я, дурак, буду подставлять свой нос, чтобы щёлкнули по нему?
И ты скажи там Кружкову или Алексееву (писатель-фронтовик Михаил Алексеев был заместитель главного редактора журнала «Огонёк» - прим. И.В.), если случится, (ты вроде знаком с ними?), что всё-таки это какая-то нарочитая отказуха, и я никак не могу переступить порог этого журнала. Как будто клятый какой.
В дом творчества пока не собираюсь. Замещаю Лёву Давыдычева (Лев Давыдычев – советский детский писатель – прим. И.В.), он в отпуске. Но вот какое дело. Будучи весной в Свердловске, я видел, что открылся дом творчества неподалёку от Ташкента, и оттудова писателей любезно приглашают приезжать. Я никогда не бывал в Малой Азии, а побывать охота. Может, соберёмся туда в апреле? Говорят, это самый чудесный месяц там. Всё цветёт и не жарко ещё. Но я надеюсь, что до весны мы ещё увидимся.
«Кормилец» (рассказ Николая Воронова, 1962 г – прим. И.В.) твой на выходе. Я узнавал. В этом месяце должен быть….Я недавно был в деревне, рыбачил хариусов, прямо возле огорода. Их немного и некрупные они, на уху. Всё же варили. Собирались ещё. Не знаю, как удастся вырваться.
За повесть так ещё и не принимался, что-то посторонних дел много, и отвлекают они страшно.
«Дневник Занадворова» (Николай Воронов издал «Дневник расстрелянного» Германа Занадворова – прим. И. В.) читал в 8-м номере. Молодец ты, что его добыл. Особенно здорово там сказано на счёт крестьян, прямая перекличка с Горьким, хотя Занадворов, конечно, об этом и не думал….
Извини, Коля, что я не печатаю письма, Мария крутится, как белка в колесе, а сам я печатать не умею и ещё не научился. Но ты, наверное, уже привык к моему аховому почерку?
Посылаю тебе фотку – это когда ты у нас был, Марья щёлкнула.
Привет Тане, ребятам. Обнимаю тебя - Виктор
ВИКТОР АСТАФЬЕВ. 9.12.1961.
Дорогой Коля!
Головомойку ты мне дал совершенно правильную. Я сейчас вот правлю рассказ, и на страницах черно от правки. Но я тебя ведь предупреждал, что рассказ совсем-совсем свежий, значит, многое в нём я ещё и не видел, а многое, старик, я ещё и сделать не умею. Я не знаю почему, но многие, в том числе и ты, преувеличиваете мои возможности. Слов нет, в фактуре я силён, рассказывать материал и выдумывать умею. Это я тебе без всякой ложной скромности говорю. Но ведь в смысле техники я просто примитивен и знаю это. И словарный запас у меня небогатый. Что было – вычернял, начинаю повторяться. Надо бы побольше читать, а у меня беда – зрение и голова. Словом, Коля, неряшества мои не только от намеренного неряшества, но и от недостатка культуры. Стараюсь преодолевать, и к твои советы в этом смысле ценные очень.
Кусок с Свервешевым сегодня сделал. Как и всегда почти вставка пока ещё не вклеилась (серьёзная вставка-то), но я её доконаю, только с этой вставкой рассказ уже едва ли увидит свет. Ну, что будет. Важно сделать. Из «Нового мира» никого нет. Я завтра еду в Москву ночью и зайду к ним. Еду по делам, которых скопилось много. Везу несколько рассказов, в том числе, «Сашку». Сегодня я его за ночь хоть не очень, но доделаю.
Сегодня же получил письмо от Толи Знаменского (Анатолий Знаменский – русский и советский писатель. Лауреат Государственной премии РСФСР – прим. И.В.). Он пишет, что твой, мой и его рассказы стоят в сборнике рассказов 1960 года. Он видел вёрстку, так что пусть это тебя немного ободрит. Видел «Пеструшку» (рассказ Николая Воронова – прим. И.В.), а когда прочёл после твоего постскриптума о том, что ты «постоянно печатаешься в московских издательствах и журналах», то грустно улыбнулся – наивный народ в нашем «Урале», там и не подумают даже, что тебе жрать нечего.
А вообще-то ты порядочный м…, надо тебе заметить. Ну если уж туго стало, дал бы телеграмму. Ведь знаешь, что у меня есть, хоть и немного денег, и послал бы я тебе их без разговоров до лучших твоих времён. Ну ладно, как знаешь. Только я дружбу понимаю так – что всё пополам – и горе, и радость, и хлеб. Тем более, что не последний же кусок я тебе отдал бы!
Ну ладно, я, кажется, разворчался. Из Москвы приеду, ещё напишу…
Обнимаю. Виктор
ВИКТОР АСТАФЬЕВ. 9.09.62 год, Пермь
Дорогой Коля!
Получил твоё грустное письмо, в грустную погоду. В сентябре, вот лишь сегодня первый раз выглянуло солнце, а число-то уже девятое. Живу я уже ничего. Устроились и даже стол недавно приобрели, и я начал работать. Вообще, несмотря на переезды и непогоды, я всё же умудрился кое-чего сделать. Лето и весна не прошли уж совсем бесполезно, написал несколько рассказов, рецензий и статью на лист к совещанию так называемых «молодых». Её собираются дать в 11-м номере «Урала» и один новый рассказ тоже в 11-м номере «Молодой гвардии». Ещё сообщили мне, что в 12-м номере журнала «Сов.литература на иностранных языках» печатается мой «Звездопад». Кстати, меня утвердили участником совещания «молодых». Мне уже 38 лет, и как – то неловко носить такое звание, да что поделаешь. Далеко живём от столицы, а издали, как известно, все кошки кажутся серыми. Но уже хорошо то, что поеду в Москву. Мне там нужно побывать, что делать? Всего же утвердили от Перми одного, от Свердловска одного – Тарабукина (Николай Тарабукин – эвенский и советский писатель и поэт – прим. И.В.),ну, надеюсь, и тебя не забыли. Словом, опять за Россию будут решать москвичи, представляя собой «цвет» этой нации российской, её мозг и душу. Грустно всё это. В статье я высказал всё, что у нас наболело. Ребята мне обещают баню с предбанником, если статья будет опубликована. Но да пусть будет так! Пострадаю за «отечество».
Коля, я устроился «с размахом». Купил за Камским морем, в глухой, полузаброшенной деревушке (колхозники с разливом моря переехали на эту сторону) халупу и при ней сарай на несколько персон. Место там такое, что российски весёлое и печальное. Возле огорода речушка, и в ней есть даже хариусы, которые, правда, не клюют. Так что когда тебя одолеет шум и захочется сонной тишины, приезжай ко мне, я дам тебе ключ, и можешь работать и отдыхать, сколько в тебя влезет. Ехать из Перми нужно на электричке минут 20, а потом на пароходе часа 2, и от пристани идти полтора километра. Учти это на будущее. И вообще за каким тебе норитом разлучаться с Уралом, который ты любишь, и ехать в средне-российскую, унылую Кострому? Переезжай ты к нам. Тут тебе до Москвы сутки езды, до Свердловска – ночь. Чего ты мудришь? Квартиру ты можешь обменять или купить. Подумай-ка хорошо над этим! Кострома-то ведь заводь сейчас, да и прежде не была она шибко бойкой-то.
Да! Бюллетень с Фолкнером я получил и не читал его. Это четвёртый по счёту покупаемый мною станет. Первый я прочёл, а на другие жаль времени. Но меня это не удивило и не возмутило, как и тебя, и свердловских – Сорокина, Трифонова и Боголюбова, которые выступили в «Известиях» против этих посылок. Они предлагали и мне поставить подпись под этим письмом. Я отказался, ибо считаю, что могу получить письмо от кого угодно и послать куда угодно. И чем скорее мы к этому привыкнем, тем лучше для нас. Некоторые с перепугу понесли эти пакеты властям.
Ай-яй-яй, какие бздиловатые люди-то пошли! Надеюсь, ты этого не сделал? ………
…….Поедешь в Москву – заезжай ко мне. Потолкуем, а может, в столице увидимся? Привет Тане и ребятам. Давай поправляйся, заканчивай свои все вещи и отдохни, как следует. Чувствую, что ты весь вымотался.
Обнимаю – Виктор
