***
Просыпается по солнышку
Деревенька, не спеша.
Раскрывается до донышка
Деревенская душа.
Звякнет струйка по подойнику,
И уже который год
Вкруг скамейки, крытой войлоком,
Будет виться рыжий кот.
На востоке зорька сочная,
Словно щеки молодух.
Тополя – шеренгой «срочников»
На высоком берегу.
Над полями мягко ластится
Розоватой дымкой марь.
Под стрехой гнездится ласточка.
Все привычно. Все, как встарь.
Но подступит расставание
Не на год – на целый век.
Все длиннее расстояния
До родных полей и рек,
До ромашковой околицы,
Где деды замашут вслед.
Нагостятся внучки-школьницы,
А в деревне школы нет.
И напрасно за автобусом
Будет мчаться старый пес.
Он не знает, что на глобусе
Нет деревни, где он рос.
Просыпается по солнышку
Деревенька, не спеша.
И болит, болит до донышка
Деревенская душа.
***
От шагов за ветхою подкладкой
Звякают советские копейки.
Ходит-бродит память по ограде
В черном пиджаке и телогрейке.
Справится с хозяйством немудреным,
Сядет на потертое крылечко
Память с бабьим именем Матрёна,
А на левой – вдовие колечко…
Покупали в городе с Егором
Те, что по цене не дорогие,
Жили-были в радости и горе –
Два кольца… Одно уже в могиле.
Схоронила лет тому пятнадцать,
И одна тихонечко стареет.
С пиджаком не хочет расставаться,
Говорит: в Егоровом – теплее.
***
Здравствуй, русское застолье!
Разносолы – не чета
Кабакам Первопрестольной!
Кто сказал: мы – нищета?!
С первачом графинчик важный
Посередке, будто царь
Гнал его не на продажу
Гришка – местный дед Щукарь.
Кличут так за прибаутки,
За кухарство в сенокос.
Не молчит он ни минутки:
«Наливайте за колхоз!
За покойничка – по первой,
А вторую – за меня!
До сих пор в колхозы верим.
Эх, робяты, вот жизня...»
Подцепил пластинку сала:
«Где там чашка холодца?
Ешьте, гости, до отвала!
Нам не воду пить с лица».
Огурцы пошли со хрустом,
Следом – грузди. Не зевай!
Позабыли вмиг о грустном.
«Ну-ка, Марья, запевай!»
Подхватили песню бабы,
И притихли мужики…
Эвон, как выходит складно
Про деревню у реки!
А с плиты несут картошку –
Нашкворчилась, заждалась!
«Дед Щукарь, бери гармошку!
Хватит крыть ядрену власть!»
Задробили вмеремешку,
Подбоченились! «Эх, ма!
Сыпь частушки-пересмешки,
Пелагеюшка-кума».
И вприсядку кум с размаху
Уловчился в круг влететь.
На груди рванул рубаху
И давай ответно петь!
Зазвенела в лад посуда.
Разобьется – не беда!
На земле живем покуда,
Остальное – ерунда!
Пляшет русская деревня,
Не судите мужиков!
Пусть они в колхозы верят,
Им без веры нелегко.
Погуляют – и за лямку.
Ждет подруженька-соха!
Жизнь – от мамки и до ямки,
А деревня – на века!
***
Когда тоска внезапная нахлынет,
Да так, что слезы горькие не спрятать,
Припомнятся пучки сухой полыни,
Чабрец в мешочках и в корзине мята.
За хлебным полем тропка до погоста,
Где папкин в рамке довоенный снимок…
Как так случилось? Наезжаю в гости,
Но чаще – от поминок – до поминок.
А мамка все заказывает свечки
И в похоронный прячет чемоданчик,
Достанет фотографии под вечер,
Разложит на столе и вдруг заплачет.
Не плачь, родная! Решено – я еду!
Сильнее зова нет, чем зов Отчизны,
До детства сутки. Доберусь к обеду,
Чтоб ты не смела помышлять о тризне.
Я не забыла, как поставить тесто,
Мы испечет хлеба в просторной печке.
А после сядем у окошка вместе,
Споем о поле русском и о речке.
Мы до утра с тобой провечеряем,
Одною шалью прикрывая спины.
Россия-мать, тебя удочеряю
И никогда отныне не покину!
***
Доколе воспевать пустые хаты
Да буйство разжиревшей лебеды?
Россия-мать, не ты ль душой богата,
Не ты ли выходила из беды?
Мозолистыми пальцами крестила
Поля и живность, хату и детей.
Порою крепким словом поносила
Борцов безумных, призрачных идей.
Вмиг поседев, смотрела, как срывали
С твоих церквей кресты, колокола…
Но ты же не сдавалась, выживала,
В соху впрягаясь, манны не ждала.
И в лихолетье подрастали дети.
Каких поэтов за руку вела!
Так почему же поле стало степью,
А у детей другие есть дела?
Выходишь вечерами на проселок,
А за спиной деревня без людей.
Прости, Россия! Нынче о веселом
Мне не поется. Я не лиходей.
Вот под окошком сломлена береза,
Черемуха засохла по весне…
Россия-мать, прости меня за слезы,
Я плачу лишь с тобой наедине.
Давай-ка, Мамка, стол накрой, как прежде,
Добавь душистых трав в целебный чай.
Никто, как ты, не приласкает нежно.
Я навсегда приехала. Встречай!
***
По-над полюшком, по-над реченькой
В травы горькие выплесни грусть.
Надышись – луговыми, запечная,
Неуемная матушка-Русь.
Ты подставь лицо ветру-солнышку,
Семицветную – в косы вплети,
Почерпни родниковую с донышка,
Лихолетье святой окропи.
Расстели вдоль дорог земляничные,
Перелески грибные раскинь.
Не сравнится с тобой заграничное!
Здесь и в небе особая синь!
Не грусти же, родная, в заброшенных…
Уезжают с насиженных мест.
Но над речкою, лугом некошеным,
Слышишь, Мамка, звучит благовест!
Возвращается исподволь богово
В деревенском укладе простом.
И девчонка бежит босоногая,
Руки тонкие в небо – крестом…»