• Главная
  • Поэзия
  • Проза
  • Мир писателя
  • Пульс событий
  • Партнеры
  • Авторам журнала
Меню
  • Главная
  • Поэзия
  • Проза
  • Мир писателя
  • Радуга России
  • Слово без границ
  • Розовая чайка
  • Записки пилигрима
  • О героях былых времён
  • Книжная полка
  • Рукописи не горят
  • Молодые голоса
  • Родная речь
  • Театральная площадь
  • TerraИрония
  • Кулинарный мадригал
  • Литературный календарь
  • Страна детства
  • Пульс событий
  • Наши партнеры и проекты
  • Архив
  • Авторам журнала
Выпуск № 2, март-апрель 2025 г
  • Радуга России
  • Молодые голоса
  • Рукописи не горят
  • О героях былых времён
  • Книжная полка
  • Слово без границ
  • Розовая чайка
  • Записки пилигрима
  • Родная речь
  • Театральная площадь
  • TerraИрония
  • Кулинарный мадригал
  • Страна детства
  • Литературный календарь
  • Архив
Иван РОГОВ
29.04.23

ИМ ОТ ЖЕНЩИН ЛЮБИМЫХ ОСТАЛИСЬ ОДНИ ИМЕНА…

Поэт-фронтовик Иван Михайлович Рогов (1913–1942) родился в небольшой деревне Леонтьево Горбатовского  уезда  (ныне Сосновский район) Нижегородской губернии в многодетной крестьянской семье. Сейчас этой деревни нет, место дома Роговых, из которого ушли на войну три брата и сестра, обозначает вековая липа и памятная табличка, поставленная поклонниками поэта.

Я побывала на праздновании 100-летия Ивана Рогова в местах его детства. Односельчане поэта стремятся возродить Леонтьево – здесь построено несколько дачных домов, расчищена территория, высажены деревья и цветы. Из Леонтьева наш автобус отправился в большое село Панино. Чтобы учиться в Панинской школе крестьянской молодежи, Иван каждый день ходил пешком пять километров туда и пять обратно. Он хорошо учился, был редактором школьного рукописного журнала, где появились его первые стихи. Здесь, в школьном музее, собран уникальный материал о жизни и творчестве погибшего на войне Ивана Рогова: рукописи, десятки писем с фронта, которые передала его сестра, фотографии, перед школой – бюст поэта. Сегодня Панинская школа и музей закрыты, экспонаты давно пылятся и недоступны.

С начала 1930-х годов И. Рогов работал в Павлове в артели им. Штанге. Вокруг него всегда собиралась молодежь, его избирают вожаком комсомольской организации. В газете «Павловский металлист» стали появляться стихи Ивана Рогова. Лирик по натуре, в стихах он клеймил непорядки на производстве, пороки людей, возвеличивал чувство любви к родному дому.

А потом – город Горький, работа в молодёжной газете «Ленинская смена». С 1935 – 1937 гг. – служба в Красной Армии на погранзаставе, что отразилось в его стихах о пограничниках. Летом 1941 г. закончил Горьковский пединститут, осенью его отправляют на фронт.

Молодой поэт в предвоенные годы упорно работал над рукописью своей первой книги стихов «Письма друзьям». Стихи получили одобрительный отзыв на Всесоюзном совещании молодых литераторов в Москве. Здесь он обрел новых друзей, влюбился в энергичную ритмику стихов Э. Багрицкого, открыл для себя поэзию Б. Корнилова, В. Луговского, А. Прокофьева. Эта книга увидела свет только в 1965 году (Волго-Вятское книжное издательство).

В сборник вошли и некоторые письма Ивана Рогова с фронта:

 «Наши старики остались одни. Это печально. Теперь им будут слать письма четыре бойца… Кто первым придет к ним? Кто последним? А кто совсем не придет?» Эти горестные раздумья поэт высказал младшему брату Васе (погиб на фронте) в письме от 1 июля 1942 г. Через два месяца Иван Рогов пал в жестоком бою на Смоленщине. Стихи его доселе живы, прорастая  сквозь годы.

                                                                                    Людмила КАЛИНИНА,

                                                                      поэт, член Союза писателей России

                                                                                                   Нижний Новгород

 

Иван РОГОВ. Стихи

ВОСПОМИНАНИЕ О ЗОЛОТОЙ РЫБКЕ

Я ходил по миру, вопрошая:

- Где живешь ты, рыбка золотая,

Дедушкина рыбка золотая,

Где живешь ты, солнцем залитая?

 

Весело, и нежно, и угрюмо

О тебе я думал, думал, думал.

 

Зябнут ноги, остывает ужин.

Зори плещутся в весенних лужах,

Солнце ползает по влажным крышам.

 

Мне казалось, что тебя я слышу,

Мне казалось, что тебя я вижу,

Что спускаешься ты ниже, ниже,

Что сейчас, сейчас падешь ты в руки, -

Сны мои, мои восторги, муки,

Залитая, солнцем залитая,

Золотая, рыбка золотая.

 

Как она сияла, как блистала!

А потом ее опять не стало.

 

Мир становится всё больше, больше,

А мне делается горше, горше.

Я с родною местностью прощаюсь,

В путь далекий, в трудный путь пускаюсь.

Я товарищей беру с тобою,

Я теперь тебя достану с боя,

Золотая, солнцем залитая,

Золотая, рыбка золотая.

 

***

Когда не будет дубом дуб, когда

От Волги не останется следа,

Когда солома будет так жестка –

Ни сесть, ни лечь – всё горечь и тоска;

Когда не будут звёзды сил иметь

Гореть и падать, падать и гореть,

Посохнут липы и умрет трава,

Утратят силу нежности слова,

И потеряют запахи цветы –

Тогда не будешь грезиться и ты…

 

ТВОЙ СТАРЫЙ ДОМ

Я здесь один. Здесь нет тебя.

Сюда ты редко приезжаешь.

С кем мучаешься ты любя,

С кем обо мне позабываешь?

Поверишь ли сейчас тому,

Что стоило когда-то муки?

Вот через десять лет разлуки

Пришел я к дому твоему.

Я, видно, изменился мало,

Твоя сестра меня узнала.

Я поглядел вокруг,  а мне.

А мне и узнавать не надо, -

Всё это: эта дверь, ограда,

Скамейка в вечной тишине,

Листва над ней с листвой седою,

Да это небо над ветлою –

Всё это ведь живет во мне.

 

Я понял здесь: мы будем жить

Не сожалея, не страдая,

Других родными называя,

И не встречаться, может быть.

 

Но те слова, что мне пропела,

Не пропоешь ты никому.

Так неумело и несмело

Я никого не обниму.

И пусть друг друга мы не встретим.

Сюда мы вместе не придем,

Но будем знать. Что есть на свете

Вот этот молчаливый дом.

 

КОНСТАНТИНУ ПОЗДНЯЕВУ

Если выпадет так:

Затрясёт тебя горечь утрат,

И тебе не поможет ни друг твой, ни брат,

Ни призыв площадей,

Ни садов утомленных молчанье,

Ни французский язык,

И придешь ты и встанешь

У себя, ни к чему

Прикоснуться не смея,

Одинокий,

Как мамонтов клык в музее,

Друг мой, верное дело:

Раскрой тогда письма мои.

Там присутствуют люди,

Ты вспомни их, позови.

Ремесло их сурово.

Их жизнь молода и трудна.

Им от женщин любимых

Остались одни имена.

И они ведь носили

Годами

Святое святых.

Отблеск

Нежных сияний

В зрачках проступает у них.

Вот он выйдет в полночи

Такой человек.

Сядет он на ещё не остывшей траве.

Скажет слово, другое.

Послушает, глянет во тьму.

Скажет третье, послушает.

И никто не ответит ему.

Что, зажмуриться?

До рассвета метаться, как плеть?

По стране телеграммами зареветь?

Слать проклятье, мольбу?

Он обратно идет.

Проверяет патроны,

Подсумок на место кладёт,

Вынимает часы

И ложится в постель.

Пусть за окнами ливень

Соловьиных страстей

Ниспадает и крошится!

Он уснул, он спокоен.

Он иначе не может:

Ремесло их такое.

 

ПАРЕНЬ ДВАДЦАТИ ДВУХ ЛЕТ

Там, в бессонной тишине, вдали

От селений, на краю земли,

Где кругом огня родного нет,

Там стоит он – двадцати двух лет.

 

Ночь идёт – он не смыкает глаз.

День идёт – он думает о вас.

Думает и ночи он, и дни,

Будто в мире только вы одни.

 

Все дожди в волынской стороне

Побывали на его спине,

И пески от треснувшей земли

Ветры прямо на него вели.

 

Но стоит он, отвергая их

Именем товарищей своих.

А когда к нему из-за куста

Полетят, качаясь и свистя,

Грузные гранаты

И во мгле

Травы станут припадать к земле,

Он тогда протянет руку – вся

Мощь земли его родной, неся

Гнев и гибель,

Ринется в ответ...

И стоит он – двадцати двух лет.

 

У ПАМЯТНИКА ЧКАЛОВУ

Вот перед ним лежит река,

Которая ему, бывало,

Ещё в младенчестве певала,

Потом звала издалека.

 

Вот перед ним идёт народ

Кто вместе с ним над океаном

Глядел во тьму, летел вперёд

И ледяным дышал туманом.

 

И неба тающий простор

Над ним всё тот,

Всё тот, в котором

Его поющие моторы

Нам слышатся и до сих пор.

 

 

ДАЛЁКИЕ ОГНИ

В осенние ночи, в мокрые дни

В осеннем лесу на поляне

Мне видятся маленькие огни,

Тускнеющие в тумане.

Уходит туман предвечерней порой,

На час розовеет поляна,

Лиса золотая в листве золотой

Выходит тогда из тумана.

Но снова темнеет, и снова один,

В ночи молчаливой мерцают огни.

Давно ты идёшь, тебе хочется спать,

Тебя усталость качает.

Ты сядешь, покуришь, ты встанешь, опять

Идёшь, никого не встречая.

Ползёт за твоими ногами песок,

И тяжко – и нету опоры для ног.

Не надо идти тебе, путник, иди!

В густом и сыром полумраке.

Меж сосен увидишь ты впереди

Далёкие светлые знаки.

Иди и иди на них! Если ж они

Исчезнут за тьмою лесною,

То ты не тревожься, иди, и огни

Возникнут опять пред тобою.

Дойдёшь и увидишь – там сосны кругом

Шумят, и один на поляне,

Как будто тебя дожидавшийся дом

Стоит в моросящем тумане.

Раскроются двери, шагнёшь ты вперед,

И встретит тебя незнакомый народ.

А что тебе надобно, путнику, тут?

Огонь да радушное слово.

Здесь обувь обсушат и чай принесут.

Постель для тебя приготовят.

Ты ляжешь – и в мире не будет дорог,

Усталых, размытых водою.

И пол в темноте уплывёт за порог,

И склонится сон над тобою.

Спокойная воля к дороге большой

Войдёт в отдохнувшее тело.

И после, куда бы ты после не шёл,

Какое бы дело не делал,

И в тёмные ночи, и в тусклые дни

Светить тебе будут вот эти огни!

 

ДУБ

Я их люблю, поодиночке

Стоящих кое-где.

Кора – стара, стволы, как бочки.

В жаре, в снегу, в беде

Стоят, как сильным подобает.

Идут за днями дни.

И кем, когда – никто не знает – посажены они.

Один из них – мой дуб широкий,

К которому не раз

Я приходил; мой друг далёкий

Стоит и посейчас.

Стоит, не перед чем не гнётся,

Не думает стареть.

А как у нас передаётся,

Ещё любил сидеть

Под ним, таким же вот зелёным,

Отцова деда дед.

Ведь это ж до Наполеона,

Наверно, за сто лет!

И в летний жар, в пыли дороги,

В тех проходя краях,

Наверно, приходилось многим,

Как это делал я,

Свернуть измученному за день,

Под этим дубом лечь.

И тут почувствовать в прохладе

Усталость ног и плеч.

И, руки положив на ношу,

Глядеть на облака

И вспомнить обо всём хорошем,

И подремать слегка.

И тень благословляя эту,

Подумать: в дальний век

Жил на земле, ходил по свету

Какой-то человек

Пришёл сюда, и неизвестно,

Как жил, каким он был.

Но он любил вот это место,

Он дуб здесь посадил.

Каким бы ни был он – угрюмым

В тот день он быть не мог.

Он, может быть, о нас подумал,

Сажая свой дубок.

  • Почта: journal@literra.online
Яндекс.Метрика