Публикуется в авторской редакции
Если по-русски скроен, и один в поле воин.
Пословица
Николаю Фатееву шел сорок первый год. Из них машину он водил лет четырнадцать. Водил хорошо – не лихачил. «Мазда» у него была хоть и не новая, но ухоженная и быстрая. Ехал он в приподнятом настроении. Экстренное собрание на работе прошло для него и неожиданно, и очень полезно. Начальник собрал всех работников ремонтного цеха « ГБУ Гормост» и объявил, что поступило предложение сформировать небольшую бригаду добровольцев для работы в Луганске. Оказывается, перед московскими работниками «ГБУ Гормост» была поставлена задача срочно к сентябрю отремонтировать в городе Луганске общежитие университета и библиотеку. Соответственно для поддержки строительной техники нужны были специалисты из цеха, где работал Николай.
Перспектива поехать работать туда, где шла война, и где без риска для жизни, как предупредили на собрании, не обойтись, нашего героя почему-то нисколько не испугала.
Он даже обрадовался, почувствовал, что душа его откликнулась и готова для испытаний. В какой-то момент Николаю даже показалось, что кто-то негромко ему шепнул: «Коля, не бойся! Ты – мастер и смелый человек, и без таких там не обойдутся».
В этот день коллектив ремонтного цеха собрался в небольшом помещении около кабинета Анатолия Ивановича - начальника цеха.
На вопрос, кто готов поехать, Николай поднял руку первым.
Из двадцати трех работников утвердили четверых. Фатеева начальник назначил бригадиром. Сейчас он с растущим беспокойством ехал домой, надо было сообщить о своем решении жене. Отношения у них были доверительные, «на равных», как любил подчеркивать Николай, но, что будет сейчас, как она отреагирует на его «самодеятельность», он не знал. Неожиданно по дороге позвонил Анатолий Иванович.
- Коля, - послышался в мобильном его глухой, сорванный еще в армии, голос. Николай уважительно относился к Анатолию Ивановичу. Его звонки каждому из бригады были не редкость. По слухам он и в армии был на высоте, прошел Афган, и хоть бывал в переделках, но ни разу не был ранен. За глаза ребята в бригаде звали его «начальник-мечта» - так толково и по-отцовски руководил он работой.
- Слушаю? – отозвался Николай и сбавил скорость.
- Коля, ты, кажется, обмолвился о том, что у тебя в Кашире есть приятель в общежитии техникума?
- Да, еще школьный дружок. А что, по вашим каналам – облом, не удалось кровати найти?
- Все уже выгребли, поздно обратился.
А дело обстояло так: во время собрания, когда обсуждали, что брать с собой, среди всего необходимого, возник разговор хоть о каких-нибудь «шконках» для спанья в походных условиях.
Но Анатолий Иванович уверенно заявил, что добудет нормальные кровати и что в «Газеле» на них место найдется. Николай тогда в разговоре вслух вспомнил о дружке Толике, обмолвился, что есть, мол, и у него, где найти и кровати, и постельное белье. Но Анатолий Иванович уверенно всё это взял на себя. Теперь Николаю, получившему должность бригадира, надо было проявить и собственное участие в предстоящей работе. Город Каширу он еще не проскочил, поэтому пообещал Анатолию Ивановичу заехать к приятелю и этот вопрос обсудить.
Ближе к Кашире, Николай позвонил Толику. Тот был на месте. Когда дружок узнал, куда собирается ехать Николай, то сильно удивился.
- Куда тебя понесло? Учишься на втором курсе института – хорошо, построил новый дом – еще лучше, Мишка у тебя прелестный парень – отлично. Плюс ко всему жена беременна, дополнительный прирост намечается. Возникает простой вопрос, куда тебя несет, Коля? У тебя завтрашний день, как на ладони. Пойдешь в гору, в начальство. Зачем так рисковать? Там ведь в Луганске такие «подарки» прилетают, что мало не покажется. Все знают, что война там повсюду. Включишь телевизор, первое, это сообщение о Донбассе и Луганске, сколько туда прилетело ракет и что они там разрушили. Уничтожить артиллерию нациков, наши пока не могут, так что приготовься, что ты не на стройке будешь, а на войне.
Николай дослушал приятеля до конца, но не стал спорить, возразил философски.
- Дорогой мой Анатолий Александрович, по большому счету ни ты, ни я не знаем, что с нами будет завтра. Как муравьи, видим то, до чего дотягиваются усики. А вот то, что придется делать там, в Луганске мне, кажется, и нужным, и стоящим. И если ты нам поможешь, то считай, что и твой вклад зачтется и будет полезным. Затем Николай коротко изложил просьбу. То ли доводы Николая были так внушительны, то ли дружок неожиданно проникся мыслью, что и он косвенно становится участником большого дела, но на удивление быстро согласился. Они прошли в складское помещение, отобрали четыре железных койки, и отложили их в сторону. К тому же, вдобавок щедрый друг пообещал, матрацы, спальное белье и подушки.
Расставаясь, «забили», что в день отъезда договорятся о времени, когда Николай заедет на машине и всё заберёт.
По дороге он перезвонил Анатолию Ивановичу и сообщил, что с кроватями вопрос решен. Теперь оставалось убедить жену Таню и тещу.
Таня действительно была беременна. По подсчетам дело шло к семи месяцам. Тем не менее, Николай верил, что она согласиться его отпустить. «Ведь не воевать еду, а строить» - думал он. – А вот возможная реакция тёщи его смущала.
Нина Семеновна продав свою квартиру, деньги за нее отдала на строительство дома, свою жизнь посвятила семье дочери и имела в доме основательный вес. С ней по любому поводу Николай считался и не любил спорить. Не то чтобы сникал, а старался ладить и договариваться.
Деревня Грабченки, что в Подмосковье, была тесно связана с городом Ожерелье. Оба названия – Грабченки и Ожерелье по легенде были связаны с путешествием Екатерины Великой на Юг и её короткой остановкой в этих местах.
Императрица по жаркой дороге притомилась и решила искупаться в местном озере. Во время купания её величество неожиданно зацепилась неснятым ожерельем за корягу. Ожерелье порвалось, дорогие белесые бусы прощально скользнули с царственной шеи и, прошмыгнув по животу и ногам, исчезли на дне. Раздосадованная императрица потребовала осушить озеро, найти её драгоценности, а дно озера выложить досками. Жили здесь большей частью староверы, народ трудолюбивый и совестливый. Повеление царицы было исполнено, как велено, а дно озера было выстелено не поддающимся тлению грабом. Отсюда и появилось название деревни – Грабченки. До сих пор местная детвора сквозь слои ила нередко дотягивается ногами до крепкого настила, созданного их предками, мастерами, умевшими любой царственный каприз сделать легендарным. Мальчишкой и Николай дотягивался на последнем дыхании до заветного настила и, радостно выныривая, кричал, что добрался до самого дна истории. Давно это было, но, что поделаешь, в памяти детство никакими испытаниями не вытеснить.
Из когда-то драчливого и самовольного мальчишки теперь вырос рослый, крепкий и, как признавались девушки, «притягательный красавец», которому впору выступать где-нибудь на подиуме, а он ударился в технику и с годами стал первоклассным автомехаником. Коля Фатеев не знал, но один мудрый человек как-то сказал о таких как он: «Если мы рассматриваем человека таким, какой он есть, мы делаем его хуже, чем он есть. Но если мы рассматриваем его таким, каким он должен быть, мы даем ему шанс стать таким, каким он мог бы стать». В этом смысле у нашего героя все еще было впереди и «стать таким, каким он мог бы быть» ему только предстояло.
Подъехав к дому, Николай ключом открыл ворота, задним ходом въехал в длинный как пенал двор, и, пройдя мимо кучи бордюрного камня, заготовленного для кладки двора, пошел к белому двухэтажному дому, сделанному четыре года назад совместным трудом приглашенных мастеров и всей семьи. С мелькнувшей мыслью, что намеченный план по обустройству двора придется теперь отложить, он вошел в небольшой коридор и тут же подхватил на руки подлетевшего сынишку. Дома ждали к обеду. Пахло жареным мясом, на столе уже красовались осенние засолы огурцов и перца.
Обнимая и целуя жену, Николай, тем временем прикидывал, когда лучше начать разговор: до или после обеда. Решил, как получится. Он знал, что о собрании жена знает, и что ему не удастся уйти от вопроса, зачем вызывали всю бригаду. Когда Николай умял борщ, он с опозданием попросил под второе что-нибудь выпить. Выпив, осмелел и, собравшись объявить о предстоящей поездке, вдруг заметил, что и у жены, и у тещи какие - то напряженные глаза. «Неужели они уже знают про Луганск?» – подумал он. – Нет, не знают. Просто по-бабьи что-то чувствуют, поэтому так уставились на него.
- Ну что, волынку тянешь? – напрямую спросила жена, когда он откинулся на спинку стула и потянул свои мускулистые руки.
- А что, ты уже в курсе, звонила на работу? – спросил он, почему-то уставившись на тещу.
- Никуда я не звонила. И ты знаешь, привычки не имею. Но по глазам вижу, что- то случилось, и ты не знаешь, с чего начать. «Что за диво дивное моя жена, – подумал Николай, – с порога все уже поняла».
- Значит так, мои дорогие, я дал согласие поехать на небольшой срок на работу в Луганск. Бригада небольшая. Нас четверо, я назначен Анатолием Ивановичем бригадиром. Будем поддерживать технику при ремонте университетского общежития и библиотеки. Опасности не так много, строительство – это не фронт, так что волноваться вам нечего. К началу учебного года мы должны сдать два объекта и быстро вернемся.
Жена и теща с открытыми ртами смотрели на него, словно потеряв дар речи. Чтобы не делать пауз, Николай заговорил о том, что работа будет хорошо оплачена и что в любом экстренном случае можно на короткий срок вернуться домой.
Первой завелась теща. Она, по выражению Николая, «загудела», как свист ремней навесного оборудования. Перечислено было всё: и незаконченная работа по дому, которая откладывалась на лето, и необходимость мостить декоративным камнем двор, и, наконец, как можно бросать беременную жену, которая через два месяца будет рожать. Таня, глядя на раскрасневшуюся мать, молчала и нервно гладила голову сына, который пристроился рядом, и с интересом наблюдал за разворачивающимися дебатами. И вдруг сын на самом высоком градусе монолога бабки заявил:
- Подожди, бабуля, а что если и я поеду с папой? Вы останетесь вдвоем, будете ждать сестричку (в семье все были уверены, что родится девочка) а мы там поработаем, поможем людям и быстро вернемся. Им же тяжело, вот они и обрадуются, что мы с папой приехали.
Слово «обрадуются» так искренне прозвучало у мальчишки после монолога Нины Семеновны, что внезапно возникла оцепенелая тишина, в которой сухой, гортанный голос Татьяны зазвучал, как приговор.
- Мама, ты так договоришься, что они оба уедут, - осуждающе заметила Татьяна. Ты прав, сынок, людей там надо обрадовать, война войной, а учиться детям надо. А нам хоть один мужчина в доме понадобится. Мишку можно и в магазин послать и пол он хорошо подметает. Нет, Миша, ты останешься, а папа, раз он так решил, должен ехать. Езжай, Коля, правильно, что так решил. Мы справимся, мама.
***
Май в Подмосковье был прохладным. Липа, единственное дерево, посаженное четыре года назад, едва приходила в себя, а сборы, напротив, были жаркими и суетными. Женщины предлагали множество мелочей, вплоть до кофе машины и резиновой грелки. Но Николай взял с собой только десяток банок белорусской тушенки, хлеб, макароны, старый чайник, пригодный для любых условий и литр спирта, в случае «желудочных неожиданностей». Созваниваясь перед отъездом с начальством, Николай узнал, что в дорогу выдадут сухой паек (ИРП) и деньги.
Наступил день отъезда. Когда приехала «Газель», женщины держали себя стойко, помогли все погрузить, вплоть до палатки, которую Николай решил захватить с собой на случай работы в полевых условиях. Водитель Саша Кривых, сорокалетний худощавый блондин, долго служивший в армии и разведчиком, и танкистом, вообще ничего не взял с собой. В углу валялась его старая авоська, из которой торчали банки варенья и магнитофон с кассетами. Правда, рядом топорщился вывернутый стеганой подкладкой бушлат, обвязанный электрическим шнуром. Бушлат был пригоден для спанья в любую погоду.
Прощание с семьей было недолгим. Нина Семеновна всплакнула, сын ненадолго повис на шее, но тотчас был забран женой. Татьяна только успела шепнуть:
- Звони, если получится, и не волнуйся. Мы справимся.
По дороге заехали в Каширу. Толик торжественно передал аккуратно сложенные кровати, постельное бельё и подушки. «Газель» сразу заполнилась, «погрузнела» и кажется, стала устойчивее. В условном месте, неподалеку от Белорусского вокзала, они подобрали еще двоих и ровно к девяти утра присоединились к большому каравану из сорока КАМАЗов. Перед отъездом главный механик «Гормоста» Клеменок собрал бригадиров и, держа в руках карту, всех долго инструктировал:
- Главное, держаться кучно и не останавливаться, - наставлял Василий Николаевич. - Луганская область в целом хоть и свободна, но не исключено, что будут неожиданности: провокации и даже перестрелки. Дорога предстоит дальняя: вначале на Воронеж, потом на Каменск-Шахтинский, а следом через Донецк в Ростовской области до границы, где будет первый привал, перед пропускным пунктом Изварено.
Наконец все пожелали друг другу доброго пути, и расселись по машинам. Длинная череда автобусов и КАМАЗов, груженых кирпичом, цементом, досками и лесом как огромный караван выкатила на шоссе М-4 и потянулась к Воронежу. В городе Гуково сделали привал, переночевали, и на следующий день к четырем утра прибыли к уже работающему пограничному пункту Изварено. Проверяли их на границе долго, дотошно, но все-таки доброжелательно. Толстый бородатый пограничник поленился влезть в кабину «Газели» и, стоя перед открытой дверью, заглянул внутрь и заставил Рахматуллина Рината – слесаря, самого молодого из бригады, отвечать: «Не спрятал ли ты, дружок, что-нибудь из того, что запрещено провозить?»
Ринат взъерошился, стал заводиться, но сдержался. С татарским прищуром, крикливо спросил: «А что, собственно, нельзя провозить?»
Пограничник тотчас не стесняясь, ответил: «А ты показывай, что спрятал, я тебе и отвечу. Вдруг есть оружие? Наркотики?»
Ринат снова хотел возмутиться, сказать, что он не какой-нибудь «наркоман-хитрован», но Николай незаметным движением остановил его и неожиданно, чтобы отвлечь пограничника, признался, что на случай всяких болячек захватил литр спирта. Пограничник посмотрел на литровую бутыль, глаз у него загорелся, но он не осмелился реквизировать столь важный продукт. Пограничники понимали, что люди едут на важное дело, что все они добровольцы и заслуживают уважения. К колонне была прикреплена военная автоинспекция из трех вооруженных людей. На зеленом УАЗике они с мегафоном объехали всю колонну, и по команде череда КАМАЗов и автобусов потянулась по битой и вязкой дороге в Луганск. Судя по состоянию дороги, дожди здесь шли постоянно. Уже после десяти километров заморосил дождь, который вскоре перешёл в ливень. Бригада Фатеева была одна в машине. Все удобно устроились в «Газели» и время от времени комментировали увиденное за окнами. Моторист Сергей Солодков, рассудительный и бывалый человек, бывший афганец, глядя на придорожные дома произнёс:
- Здесь война еще не отметилась. Смотрю, в окнах каждый второй глазеет на нас, как на цирк шапито. Правда, когда проехали указатель «Молодогвардейск», стало заметно, что и в этих краях много разрушенных и обгорелых домов. Между тем дождь хлестал безжалостно. Водитель Сашка Кривых то и дело ругался, когда «дворники» не успевали очистить стекла. К тому же, впереди идущий КАМАЗ, как из гаубицы, пулял в «Газель» дорожной галькой и грязью.
Неожиданно впереди ехавшие машины стали останавливаться. Череда КАМАЗов, как гармошка, стала складываться, и по всей колонне загудела сигнализация. Через несколько минут к их машине подъехал УАЗик. Среди автоинспекторов находился и главный механик. Выскочив из машины, он пересел в «Газель».
- Ребята, один из головных КАМАЗов остановился. Водитель говорит, что полетело сцепление. Надо вам подключиться. Фатеев, сможете?
- Надо осмотреть, тогда отвечу.
- Тогда давайте туда. Кривых, – обратился Василий Николаевич к водителю, - выруливай, и поехали к четвертой машине с головы. Сдав назад, «Газель» вырулила вправо и по обочине пошла вперед, предупреждая сигналами. Остановились у сломанной машины, где торчала и митинговала, несмотря на непрекращающийся дождь, группа водителей. Николай забрался в кабину, попробовал сцепление, пробурчал что-то под нос и пошел в «Газель» за инструментами. Василий Николаевич шел сзади и задавал один и тот же вопрос:
- Ну что, справитесь? Справитесь, а?
- А зачем нас взяли? Наверно для того, чтобы справлялись, - отвечал Фатеев и быстро стал натягивать в машине рабочую робу, с оторванной для конспирации эмблемой «Гормоста».
- И насколько времени эта работа? Что нам делать? – не отставал Василий Николаевич.
- Василий Николаевич, порвалось сцепление. Его надо заменить.
- Заменить? Значит, это надолго? – заводился Василий Николаевич.
- Николай рассудительно сморщил лоб и на пальцах стал отсчитывать предстоящую работу. - Надо смотреть раздаточную коробку, снять кардан, потом коробку передач… Вы же понимаете, товарищ главный механик, что это непростая работа, нужно время, – заключил Фатеев.
Главный механик шмыгнул носом, утер ладонью мокрое лицо, зычно через мегафон собрал всех, в том числе и двух водителей КАМАЗа и решительно сказал:
- Значит, поступим так, «товарищи гормостовцы». Мы колонной продолжаем ехать вперед, а вас, Фатеев с вашими людьми и обоих водителей, после ремонта будем ждать в Луганске, в общежитии. Договорились? – Так точно! - за всех ответил Николай.
- Комнаты мы вам оставим. Давайте, ребята, выручайте. Нельзя начало работы проваливать. Фатеев, назначаю тебя за главного. Будьте внимательны, остаетесь без охраны, поэтому следите, чтобы все было в порядке.
На этих словах Василий Николаевич Клеменок, вернулся в УАЗик, дал команду автоинспекторам, и они поехали по всей колонне предупреждать по мегафону, что движение возобновляется. Вскоре вереница машин обогнула сломанный КАМАЗ, и стоящую на обочине «Газель». Колонна шумно стала проезжать мимо. Кто-то в шутку сигналами приветствовал оставшихся ребят. Те нехотя кивали на подначки проезжающих водителей.
Через несколько минут все четверо переоделись в «Газели». Дождь стал униматься. Два водителя КАМАЗа выбрались на дорогу и без цели слонялись, наблюдая за работой ремонтной бригады. Фатеев увидев, что ребята решили бездельничать, подозвал их. Это были немолодые, по всему опытные водители. Одного седого, худосочного, с морщинистым, как грецкий орех лицом, звали Сергей, а другой – широкоплечий, круглолицый, с натянутой до бровей тюбетейкой был Герасим. Фатеев попросил их помочь вытащить из машины «подкат» и протолкнуть под кабину КАМАЗа.
- Что-нибудь еще надо сделать? - спросил худосочный Сергей, а то я бы отошел в сторону «до кустиков».
- Понадобится, позовем, - довольно строго ответил Николай, но тут же пошутил. – Главное дело «не зацепиться за кустики». Он показал на едва зацветающую неподалеку поляну с сероватыми, но густыми кустами шиповника. Сергей кисло улыбнулся и, осторожно ступая, пошел в направлении поляны. Другой – Герасим, повертелся рядом с начавшей работу бригадой и попросился посидеть в «Газели».
- Только ничего не трогать, - строго пробурчал водитель Кривых. - У нас всяка вещь знает свое место.
Между тем, дождь прекратился, выкатило солнце, и вскоре стало жарко. Бригада работала слаженно: Фатеев отдавал команды, из рук в руки передавались инструменты, отвинчивались гайки и болты, все снятое с раздаточной коробки складывалось на быстро промокший брезент. Дорожная грязь и лужи вскоре превратили спецодежду в обляпанную, прилипающую к телу сырую мешковину. Большие влажные пятна пота покрывали робу и лица фатеевской бригады.
С левой стороны дороги стоял деревянный одноэтажный дом, с узорными наличниками на окнах.
Во дворе мелькали ребятишки и какая-то женщина в возрасте. Вскоре двое ребятишек принялись из-за забора совать носы и что-то обсуждать, глядя на ремонт КАМАЗа. Видно было, что хозяйка дома передала старшей девочке наполненную чем-то тарелку, и та осторожно вышла на дорогу и направилась к машине. Девочка несла горячую картошку, репчатый лук и пухлый домашний хлеб. Все это подношение попало в руки возвращающемуся с поляны Сергею. Хрустя на зубах большими дольками лука, Сергей первым стал пробовать пахучий картофель, политый домашним растительным маслом.
- Спасибо, дочка! – угощаясь, приговаривал Сергей. - Кто это послал нам такой подарок?
- Мама, - робко отвечала девочка. - Она вас зовет на борщ с пампушками. Есть даже жареная курица. Мать сказала: устанете – приходите обедать.
- Что ж, передай родительнице нашу благодарность. Тарелку занесем, а может, и на обед пожалуем. Работы у нас много. Зовут-то тебя как, девочка?
- Альбинка. Мне двенадцать лет. А брата зовут Ваня. Он хулиган!
- А где ж отец этого хулигана? Тоже дома?
- Папа, дома.
- А чего ж не воюет?
- Отвоевал. Папа - инвалид. На войне, в Дебальцево ногу потерял. Дом наш там разбили, и мы сюда переехали, к нашей бабе.
- Ах, вот как! А вы тут село или уже Молодогвардейск?
- Мы – город Молодогвардейск. У нас угол улицы Тюленина и Молодежной. Мы – на Молодежной, а подруга моя – Светка, живет на Тюленина.
- Смотри, как у вас тут все сложно, можно запутаться. Ладно, заглянем к твоим папе и маме. Скажи им спасибо за угощение.
Девочка, кивнула и вприпрыжку побежала к дому, что-то на ходу крича торчащему у калитки братишке.
Фатеев окликнул «мухомора», так он с чего-то мысленно прозвал Сергея, и попросил его помочь достать из машины «гусёк» – раскладной гидравлический подъемный кран. Засевший в «Газеле» Герасим принялся изнутри тоже помогать. Общими усилиями «гуська» протащили под машину и начали поднимать кабину. Работать стало удобно и быстрее. После временного подключения к ремонту оба водителя КАМАЗа стали снова слоняться поодаль, то и дело, путаясь под ногами ребят из бригады. Герасим смачно дожевал принесенную картошку, а Сергей шепнул, что его, между прочим, звали в дом на обед. Вскоре оба нашли причину смыться. Питьевая вода в машине нагрелась, и пить её в жару стало противно. Сергей объявил Фатееву, что они сходят «до людей» принести холодной воды. Фатеевской бригаде было не до них. Оба водителя взяли в кабине почерневшие от долгих тёрок фляги и, захватив пустую тарелку, пошли через дорогу в дом, где во дворе их уже поджидали дети.
Неожиданно около КАМАЗа затормозил старый, вишневый «Жигулёнок». Водитель просигналил и, не получив ответа, торопливо подошел к работающим ребятам.
- Братцы, выручайте, воды надо. Жена беременна, вот-вот родит, а машина не тянет. Радиатор кипит. Влил последнюю воду.
Фатеев одним рывком выполз из-под машины и, оглядев человека, поднялся, вытер руки и, кивнув идти следом, молча пошел к «Газели». Слово «беременная» произвело магическое действие, Николай вспомнил о жене и решил помочь.
- У нас есть антифриз,- бросил он на ходу. Достав из «Газели» пятилитровую канистру, Николай направился к «Жигулям». Водитель, подобострастно улыбаясь, пошел следом. Мельком заглянув в кабину, Фатеев заметил беременную женщину, коротко подстриженную, с длинными серьгами, вымученной улыбкой и с настороженными глазами, больше похожую на подростка.
- Жена? – мимоходом спросил он, поднимая капот. - Да, первые роды, волнуюсь, - охотно сообщил водитель.
- Не волнуйся, сейчас все поправим. Радиатор действительно был горячим, но не на столько, чтобы паниковать. Фатеев аккуратно налил антифриз и, закрывая капот, вдруг заметил, что женщине в кабине стало плохо. Цепляясь руками за кресло, она повалилась на дно машины. Муж тоже заметил и страшно испугался. Он ринулся открывать дверь машины, из которой на подбежавшего Фатеева пахнуло горячим, затхлым воздухом. Растерянный муж начал вертеться у открытой двери и причитать:
- Лиза, Лиза, что с тобой?.. Тогда Фатеев решительно крикнул: - Сашка, женщине плохо! Неси бушлат и воды! Затем он проник в кабину, подхватил женщину на руки и осторожно вынес её наружу. Подоспевший Сашка Кривых расстелил бушлат и подал Фатееву воду. Тот набрал в рот воды, прыснул на лицо женщины, а потом полил водой шею и голову. Вскоре женщина пришла в себя, и муж осторожно усадил её в машину, не переставая благодарить Николая.
- Молодец, вы! – приговаривал он. – Я растерялся, а вы нет. Фатеев велел водителю попробовать завести мотор. «Жигулёнок» повизжал, но со второго раза завелся. Водитель охнул, вскинул от радости руки и стал расспрашивать:
- А вы, не из той ли организации, которая недавно колонной обогнала нас при въезде в город?
Николая еще в Москве предупреждали не распространяться, поэтому он ответил уклончиво.
- Мы – другие. Сами по себе, – неожиданно соврал Николай.
- А я давеча смотрю, огромная колонна мимо нас чешет. И не оружие везут, а стройматериалы, - почему-то обрадовался водитель. - Видно в Луганск поехали?
- Не знаю, может и в Луганск, - нехотя отвечал Николай.
Водитель все время продолжал кланяться и улыбаться. Даже стукнул в окно жене, чтобы та тоже поблагодарила за помощь. Женщина в машине крепко держась за живот, натужно кивнула Фатееву и обессиленно откинула голову на спинку.
- Давай-давай, гони! - строго прикрикнул Николай. - Видишь ей по- прежнему плохо, - посочувствовал Фатеев и пошел с флягой к КАМАЗу. Водитель хотел было поблагодарить, потянулся за кошельком, но Фатеев уже был далеко.
- А сами-то в Луганск? Где искать вас, чтобы отблагодарить? - крикнул вдогонку водитель.
- Не стоит. Жизнь большая – встретимся! - отозвался издалека Николай. Он вернул флягу в «Газель» и снова полез под КАМАЗ.
Бригада без передышки продолжала заниматься ремонтом. К счастью, все запчасти были в наличии, и дело шло к завершению.
Ни Фатеев, ни его ребята не могли слышать, как в отъехавшем на пару километров «Жигулёнке» по мобильному телефону, держа в руках карту, «льстивый водитель» четко докладывал кому-то о проехавшей колонне КАМАЗов.
- Колонна, по всей видимости, едет в Луганск. Везут строительный материал, - громко сообщал водитель. – Судя по спецодежде, эта команда без опознавательных знаков, – уточнял мужчина, – но скорее всего, по поведению и речи – это москвичи. На вопрос, где сейчас может находиться колонна, водитель доложил, что, скорее всего, колонна движется примерно в районе поселка Ново - Анновка. Через минуту, сидевшей в «Жигулях» «парочке», сообщили по телефону, что полученные координаты переданы. Последовал приказ: проследить колонну до самого Луганска и установить, где остановились, какие работы будут выполнять и сколько народу прибыло.
Работа по ремонту уже шла к концу, когда где-то вдалеке началась перестрелка. Слышно было, что бьют из крупнокалиберных пулеметов. Вскоре стал нарастать гул приближающегося вертолета. С правой стороны дороги за поляной открывалось серое равнинное пространство, шла степная зона, поросшая травой, а вдалеке вопросительным знаком тянулся лес. Внезапно из-за горизонта, словно на перекладину по прыжкам в высоту, выпрыгнул вертолет и помчался в сторону дороги, к КАМАЗу. Николай сразу понял, что этот вертолет «не наш». Звезд у него на крыльях не было, окрашен он был в желто-серый цвет, и только на хвосте были две белые полоски. И тут же, следом появился еще один. У этого отчетливо были видны звезды, и летел он, отрезая противнику путь к городу. Видя, что первому перекрывают дорогу, «украинец» накренился и пошел в сторону леса, гукая пулеметом по преследующему его русскому вертолету. «Второй» - не отставал и, догоняя, не переставал вести прицельный огонь. Заворожённые боем ребята выползли из-под КАМАЗа и уставились в небо. В ту же секунду все увидели длинный след летевшей ракеты. Затем послышался удар, и вдруг, тарахтящая в воздухе огромная желто-синяя «цокотуха» как от удара огромным кулаком высоко вскинула хвост, на котором торчал оранжевый круг с «синим зрачком» посередине. От прямого попадания украинский вертолет стал заваливаться на бок. Судя по всему, критического повреждения удалось избежать. Вертолёт оставался в целом состоянии, хотя, по-видимому, получил серьёзное повреждение после попадания ракеты. «Украинец» стал снижать высоту и на небольшой скорости полетел вдоль поля к лесу. Русский вертолет бросился вдогонку. Вскоре обе машины исчезли за горизонтом. Однако издалека еще долго была слышна перестрелка. Неожиданно в кармане Николая затрещал телефон. Звонил главный механик. Оказывается, колонну обстреляли, и начальника интересовало: живы ли они и какая у них обстановка. Николай рассказал, что видел, сообщил, что ремонт почти завершен и что вскоре выезжают. На выстрелы прибежали водители КАМАЗа. От обоих попахивало спиртным, но Николай не стал устраивать скандал, лишь помахал перед носом перепуганных водителей своим внушительным кулаком, велел садиться за руль и проверить сцепление. КАМАЗ ожил, несколько раз проверили переключение, и две машины следом друг за другом покатили в сторону Луганска. Через час они через село Хрящеватое въезжали по широкой улице Оборонная в Луганск. Василий Николаевич послал за бригадой Николая военных автоинспекторов, так что их практически при въезде в город не проверяли.
Вскоре они прибыли в общежитие, где стояла невообразимая суматоха. Люди расселялись по отведенным комнатам, бегали по разным этажам, кричали, ругались, каждый старался устроиться поудобнее. Опоздавшим досталась маленькая комната, которая раньше была кухней. Духота в общежитии была невыносимая. В кухне под потолком было маленькое окно, видимо, забитое на зиму. Его с трудом удалось открыть, вырывая плоскогубцами толщенные гвозди, забитые еще в мирное время. Всей бригадой ребята дружно взялись за обустройство жилья. Перетащили из «Газели» кровати, поставили их вдоль стен, застелили постельным бельем и разыграли место каждого. В конце концов, решили от усталости и дальней дороги ненадолго прилечь, и мгновенно все заснули, как подкошенные.
* * *
Примерно в это же время вишневый «Жигулёнок», поколесив по городу, въехал во двор частного дома. Железный зеленый забор прикрывал двор и бревенчатый дом. Часть забора была разрушена льдом, свалившимся весной с крыши дома. Появившуюся дыру заделали теннисным столом, расчерченным потускневшей краской. Полуразрушенный двухэтажный особняк был выбран неслучайно. Он находился, неподалеку от общежития университета.
Устроившись на первом этаже, где были диван, софа, холодильник и кухонный угол с телевизором, водитель и его спутница, сбросившая теперь ненужную толщинку, имитирующую беременность, стали устраивать наблюдательный пункт. Этот дом еще зимой был арендован луганским подпольным центром, который выполнял задания киевского СБУ по руководству диверсионно-разведывательной работой. На счету этой группы было немало, как они называли, «акций возмездия», хотя ряды диверсантов за последнее время значительно поредели. Луганская милиция давно следила и вылавливала просачивающихся в город диверсантов. Но пойманных сменяли другие, и эта война ни на один день не прекращалась.
Противостояние группам террористов в Луганской области началось на Украине еще весной 2014 года, когда смена власти привела к обостренной борьбе с провокациями и бандподпольем. С переменным успехом террористическое подполье ЛНР уничтожалось, но до конца эти корни вырвать не удалось. В этом пустующем доме, со двора задетом обстрелом, была создана база для террористов. В подвале дома было всё: оружие, деньги, большой запас питания и ящики взрывчатки. Все это находилось в трехстах метрах от общежития по улице Буденной. Отсюда прибывшая пара должна была вести наблюдение и в нужный момент накануне учебного года подготовить диверсионный подрыв. Мужчина и женщина, выдающие себя за семейную пару, никакими мужем и женой не являлись. Он – Ванько Цымбал, переименованный в Германа Войтуху, был военным. Завербовали в СБУ сразу после Майдана, где его активность была замечена зачинщиками переворота. Вначале он был принят в группу телохранителей, организованную для охраны лидеров переворота, но вскоре стал использоваться СБУ как специалист по подрывной деятельности, поскольку в свое время Ванько Цымбал учился на кафедре химии, минералогии и геологии, входившей в состав физико-математического отделения киевского университета. Во время учебы Ванько Цымбал с третьего курса был отчислен за систематические прогулы, пьяные дебоши в общежитии и хулиганство. В армии пошел в гору, дослужился до капитана и во время переворота стал его активным пособником. Женщина – Вера Кравчук, переименованная в Лизу Петрицу, была выпускница Днепропетровского техникума, разрядница по стрельбе из винтовки. Вначале она была принята в снайперскую группу, а потом в отряд по охране военного завода. Здесь её заметили и отчислили в Киев, в СБУ, где она прошла курсы снайперов и диверсантов-подрывников. Было еще одно интересное обстоятельство. Документы на Лизу и Германа были сработаны неким Косолаповым, в прошлом оперным певцом, любителем оперы «Пиковая дама», а позже - «бродягой» из 95-го квартала попавшего в СБУ. Вот ему и пришло в голову дать имена героев оперы. Женить их не решились, поэтому фамилии были разными.
Оба представляли собой ту часть врагов ЛНР, которые были закоренелыми националистами и среди разнообразных военных преступников выделялись тем, что свои преступления совершали не за деньги, как наемники из других стран, не будучи подневольными военнослужащими, а за идею. Идею, в основе которой лежат преступления против человечества, в первую очередь против ненавистных «москалей».
В России и в ЛНР в условиях нарастания угроз совершения диверсионно-террористических актов Национальный антитеррористический комитет (НАК) постановил обеспечить надежную антитеррористическую защиту объектов, прежде всего, социально значимых, а также объектов промышленности атомного, топливно-энергетического и транспортного комплексов. Были выработаны дополнительные меры, направленные на повышение эффективности противодействия террористическим угрозам в условиях проведения специальной военной операции.
Однако обстановка в республики оставалась очень напряженной. Еще по дороге колону обстреляли с воздуха, а строители «Гормоста», прибывшие для мирной созидательной работы в освобожденной республике, с первого дня попали под пристальное наблюдение террористической группы, что создавало угрозу их жизни.
После обеда, когда отдохнувшая команда Фатеева заканчивала разгрузку своей «Газели», находившаяся на чердаке на «дежурстве» Лиза наконец-то увидела в бинокль всю бригаду, встреченную с напарником на дороге в предместье Молодогвардейска. В машине она Фатеева видела мельком. Сейчас, увидев высокого крепкого красавца-бригадира, Лиза в какой-то момент даже пожалела, что придется противостоять такому «москалю». Но это чувство у нее возникло только на мгновение. Бабьи сентиментальности она в себе безжалостно тормозила и даже ненавидела. Знала она одно, отныне фатеевская бригада и все прибывшие на стройку люди становятся её врагами, и слежка за ними превращается в каждодневную охоту.
Оказалось, что из-за жары долго на чердаке находиться было невозможно. Верх дома был забит разным старьем. Часть накопилась со временем, другая была заброшена на чердак из когда-то закрытого ресторана, принадлежащего хозяйке дома Любови Панкратовой. Среди посеревших от плесени шкафов, сломанного кухонного гарнитура и кучи ресторанных столов и стульев пылился ветхий диван, до дыр съеденный молью. От матрасов пахло тленом, а испарина стелилась по окнам и проникала в легкие. В углу валялись книги и битая посуда. Два старых телевизора «Рубин» стояли друг на друге, а рядом в деревянном футляре под толстым слоем пыли красовалась швейная машина. Лиза мимоходом обратила внимание на эту швейную машину, на которой «тарахтела» всю свою короткую студенческую молодость. Сейчас она мимоходом подумала, работает ли эта старушка «Зингер». Среди хлама, заполнившего чердак, швейная машинка показалась ей такой родной и желанной, что она невольно вспомнила о техникуме и об учебе на портниху. Что- то светлое, желанное отозвалось в ней. «Когда же начнется другая жизнь, - думала она, - с домом, мужем, детьми?» И сама себе ответила: «Обещают после войны! А если не начнется?
Но тут же поняла, что у нее нет времени на «курсы кройки и шитья», да и практически лишней одежды у нее не было. Правда, она надеялась что-нибудь раздобыть у «связной» - хозяйки дома. Люба – бывшая директриса местного ресторана «Палуба», была примерно её комплекции.
- Но есть ли что-нибудь для меня, - думала Лиза, - не знаю. – В крайнем случае, заскачу на барахолку или в местный магазин «Одежда», – думала она, – и куплю себе, что понравится. Деньги у неё были. В этом им с Германом отказа не было.
К обеду приехала на машине «связная». Люба, привезла свежих продуктов и кучу новостей. Ей тоже стало известно, что к учебному году решили отремонтировать несколько школ и университет. Говорила она об этом враждебно, с иронией, и видно было, что терпеть не могла новое начальство города, которое отняло у нее и ресторан, и помещение, где она долгое время держала магазин стройматериалов.
На электрической плитке, заляпанной обгоревшими остатками, разогрели мясные консервы, пожарили картошку и сели обедать. Герман выпил водки, а женщины – пива, взятого из старого, дребезжащего холодильника «Саратов». Долго обсуждали, как работать дальше, что докладывать киевским кураторам. Одна идея обстрела торговых центров, когда-то успешно осуществленная в 2014 году и вновь предложенная Любой, понравилась всем. Решили сообщить её по контрольному номеру в Киеве. Телефоном пользовались осторожно, чтобы не засекли. Для обстрела решили предложить несколько адресов, где находились работающие рынки. Среди намеченных мест были: рынок «Луганская ярмарка» на Оборонной, торговый комплекс «Альвис» на улице Шелкового, авторынок на второй Оборонной. В первую очередь выбрали Центральный рынок на улице Челюскинцев. Координаты пообещали передать в субботу, в самое оживленное время функционирования рынка.
* * *
В первый же день руководители приехавшей стройгруппы – замдиректора «Гормоста» Иван Богданов и начальник службы безопасности – Константин Ивлев, устроили собрание. Большинство прибывших продолжали заниматься разгрузкой стройматериалов, поэтому пригласили, прежде всего, старших по подразделениям. Собралось человек сорок, расселись в большом зале общежития. Замдиректора доложил обстановку, поблагодарил, что несмотря на тяжелый переезд, обстрел «каравана», люди не испугались и сразу включились в работу. Затем были оглашены направления работы, продиктованы адреса дополнительных мест, включенных в список объектов, намеченных для ремонта. Тут же были назначены ответственные, руководящие несколькими направлениями. Фатееву, помимо непосредственного ремонта машин, выделялись под мастерские гараж, место с навесом для хранения техники и большой сарай для горюче-смазочных материалов. Начальник службы безопасности Ивлев предупредил о возможных провокациях и необходимости внимательно общаться с местными, желающими чего-нибудь выпросить, подработать или что-то выведать. Закончилось собрание сообщением, что рабочий день будет с семи утра, до семи вечера.
На следующий день во время обеденного перерыва Фатеев решил заехать с водителем Сашей Кривых в местный магазин. Хотели купить хлеба, спичек и что-нибудь молочного. Фатеев уже знал, что магазины в Луганске работают с десяти утра и до четырех дня. В центре города они нашли хорошо обеспеченный продуктовый магазин. Когда, купив нужные продукты, они направились к своей машине, Фатеев неожиданно заметил знакомый вишневый «Жигулёнок». Они уже сели в «Газель», когда из «Жигулёнка» быстро выскочила Лиза и, оглядываясь, торопливо пошла в направлении магазина. В первый момент Фатеев не поверил своим глазам. - Что за чудо? – подумал он. – Вчера была беременной, а сегодня бежит вприпрыжку, как ни в чем не бывало? И главное, что у нее нет никакого пуза. Не могла же она вчера родить, а сегодня поехать за покупками? Саша Кривых хотел было завести «Газель» и двинуться, но Николай его придержал. Даже цыкнул, припав к стеклам машины. Прошло минут десять, когда из двери магазина вышла «бывшая беременная». Она несла два больших пакета, набитые продуктами. Шла она, озираясь, тревожно оглядываясь по сторонам. И вот тут она заметила «Газель» и напряженные глаза Фатеева, следившие за ней из кабины. Женщину словно ударило током. Она отвернула голову, быстро подошла к «Жигулёнку», напарник перехватил у нее продукты и положил на сиденье рядом с собой. Только сев на заднее сиденье, Лиза искоса взглянула в сторону фатеевской «Газели». Чтобы не выдать себя, Фатеев отвел глаза, скомандовал
Сашке «трогай», и они неторопливо проехали мимо «Жигулёнка». Расстояние между ними было небольшое, метров десять, но в обеих машинах противники по глазам установили, что узнали друг друга, но сделали вид, что не знакомы. Для Фатеева эта встреча, поведение женщины и главное – отсутствие беременности - показались подозрительными.
Приехав в общежитие, он коротко рассказал ребятам о своих впечатлениях. Все шумно посоветовали идти к Ивлеву - ответственному за безопасность и все рассказать. У Ивлева шло совещание. Дождавшись, когда Ивлев освободился, Николай горячо и подробно рассказал о своих подозрениях.
Недолго думая, Ивлев предложил поехать в Центральное отделение милиции Луганска. Их принял один из заместителей начальника по фамилии Бессонов. Подполковник и впрямь выглядел человеком уставшим. Ему все время звонили, и он долго не мог настроиться на разговор. Наконец он сбросил трубку и приказал быстро доложить «с чем пришли»?
Фатеев торопливо, но конкретно высказал свои подозрения о появившейся в Луганске беременной женщине и её муже. Налег на то, что по поведению заметил, что эта пара нездешняя.
– Главное, товарищ подполковник, - говорил Николай, - что они ведут себя подозрительно. Он еще на дороге в Молодогвардейске все время выведывал, откуда мы и зачем приехали, она ведет себя беспокойно и все время оглядывается. Чего, спрашивается, ей все время оглядываться? А потом, куда делась беременность? Ведь этот тип просил меня побыстрее наладить радиатор, чтобы отвезти жену в роддом. А в результате через полчаса у нас над головой появился вертолет, и в небе началась перестрелка.
- А вы думаете, что появление вертолета как-то связано с этой парочкой? - спросил Бессонов.
- Да. У меня есть такое подозрение. Повторяю, этот тип все время скалился и допытывался, не из Москвы ли мы приехали и, главное, что везем. Я ему, конечно, ничего не сказал, но факт, что нас вскоре обстреляли, говорит, что наводку вполне могла сделать эта парочка.
- Вы где их видели сегодня? – спросил Бессонов.
- У магазина, на Буденовской.
- Куда они поехали?
- Не знаю. Скорее всего туда, где устроились.
- Они вас узнали?
- Мне кажется, что она меня узнала.
- Не боитесь?
- Я? Нет, не боюсь. А что они могут сделать? Напугать не могут. Лучше сами пусть боятся.
- Нет, вы не поняли. Вы, товарищ Фатеев - опасный свидетель.
- В каком смысле?
- Вы видели эту женщину беременной, затем, как вы говорите, на следующий день «без живота». Не исключено, что они диверсанты и выдают себя за семейную пару. К беременной женщине у людей правопорядка сочувствие и внимание. Вы, встретив эту парочку на второй день, невольно их разоблачили. Мы, конечно, вас благодарим за бдительность, но теперь для них вы опасный свидетель. Сами говорите, что она оглядывалась и чего-то боялась. Так вот, вас она и испугалась.
- И что же мне теперь делать? Ловить её у меня нет времени.
- Ловить скорее они станут вас. Вы для них опасный человек. Сделаем так: я вас попрошу пройти в двадцать третий кабинет, написать заявление лейтенанту Рудневу и хотя бы примерно описать, как выглядят эти двое. Я ему поручу заниматься поисками этой пары. Подполковник по телефону позвонил Рудневу и предупредил лейтенанта, что к нему придет товарищ Фатеев с важными сведениями. - И еще, - прощаясь, посоветовал подполковник Бессонов, - с сегодняшнего дня поостерегитесь гулять по городу. Не исключено, что они могут за вами установить наблюдение. Не исключено, у них в Луганске есть сообщники. Вы не можете себе представить, товарищ Фатеев, сколько у нас работы с разного рода диверсантами и подпольными террористами. По существующим правилам я не могу вам сообщить цифры, но вы поверьте на слово, их огромное количество. И они очень опасны и безжалостны.
В двадцать третьем кабинете Фатеев подробно рассказал, как выглядит парочка из вишневого «Жигулёнка». В конце услужливый следователь на всякий случай дал ему бронежилет, с непременным требованием при выходе за пределы строительства его надевать.
Таким образом, Фатеев, по милости случая, уже в первые дни попал в такой переплет, что теперь ему приходилось каждый день работать и оглядываться.
** *
Отъехав на «Жигулёнке» от «Газели» метров десять Герман с жадность набросился на сигареты, а Лиза, отмахиваясь от сигаретного дыма, тихо прошипела ему в спину:
- Этот твой «антифриз», кажется, нас, узнал. Пялил глаза на мой живот, словно я стриптизёрша.
- Неужели он узнал тебя? – закашлял от волнения напарник.
- Кажется, узнал.
- Врешь, тебе показалось?
- Если бы, я по глазам все поняла.
- Что будем делать?
- Во-первых, покрути по городу. Наш дом рядом с ними. Вдруг проследят.
Минут двадцать они покатали по городу и осторожно вернулись к себе.
Лиза с продуктами пошла на кухню, а Герман схватил бинокль и полез на чердак. «Газель» была на своем месте. Однако вскоре он увидел Фатеева с каким-то мужиком. Они, оживленно разговаривая, сели в машину и куда-то поехали. Вернувшись на первый этаж, Герман стал, как учили, прикидывать, что делать с объектом, который неожиданно становится враждебным?
Еще в СБУ их учили, какие принимать решения в условиях неопределенности. Они освоили методику принятия решений: «Петля Бойда», «Цикл НОРД», «OODA». Все эти системы являлись мощнейшим инструментом, помогающим разведчикам и диверсионным организациям охватить неопределённость и быстро адаптироваться к изменениям в окружающей среде, обеспечивая их численный рост и выживание. Суть была в том, что побеждает не тот, кто проходит цикл быстрее всех, а тот, кто делает это наиболее эффективным образом. ⠀
Долго перебирая варианты, Герман пришел к выводу: все его знания в условиях «их неопределённости» сводились к простейшему решению. Следует либо убрать «препятствие» или объект до определенного времени не трогать. В результате его умозаключения пришли к тому, что «гора родила мышь».
- Ничего опасного не произошло, - заявил он Лизе, принесшей на сковородке еду. – Надо идти по простейшему варианту: ты уже родила, и мы срочно поехали за продуктами, – предложил он.
- У тебя кто-нибудь из близких людей рожал? – криво улыбнувшись, спросила Лиза.
- Как кто? Когда-то меня рожала мать! - с гордостью заявил он. – Ну, еще сестра в свое время рожала племянника.
- Сестра твоя на второй день за продуктами ездила?
- Не знаю. Кажется, она неделю в больнице провалялась.
- Ну вот, а мы на второй день за твоими сигаретами поперли.
- Без сигарет я не могу, - зло огрызнулся Герман. - Хорошо, что ты предлагаешь?
- Есть два варианта: поменять или перекрасить машину, эта очень заметная или обезопасить себя от угрозы.
- Ну, вы женщины, даете. Сразу вас в крайности бросает. Ну, увидел тебя без пуза, что свет померк, что ли?
- Дуру не валяй, Герман. Он нас вдвоем засек. Ведь это ты к нему приставал с вопросами, а я только издалека кивнула. Но сути это не меняет. С ним надо что-то делать. Машину нашу он засек, а теперь обоих в лицо знает. Если ему придет в голову написать «заяву» с подозрениями, нас засекут в считанные дни. Ты говоришь он с каким-то мужиком куда-то поехал?
- Да, о чем-то на ходу брехали и явно куда-то торопились.
- Ну вот! Выводы у тебя правильные. Торопились! Не на нас ли, Герман, они торопились настучать? Как ты думаешь? Герман помолчал и вдруг спокойно ответил:
- Ты - снайпер, ты и решай.
Следующие два дня Фатеев не выходил у них из головы. Герман сделал предостерегающий ход, купил краску и перекрасил «Жигулёнка» в черный цвет. Пока машина подсыхала, они по очереди следили за общежитием, выискивая Фатеева. Но Фатеев провалился, словно сквозь землю. Это еще больше обеспокоило их, и они послали на всякий случай Любу поискать теперь уже ненавистного «москаля» в общежитии. «Посланницу» в общежитие не пустила охрана. Тогда она, пройдя по периметру дома, игриво, по-свойски окликнула появившегося в окне первого этажа молодого парня, который сказал, что, скорее всего, все на выезде. Сообщение Любы ненадолго всех успокоило.
Вскоре подсохший черный «Жигулёнок» был готов, и они возобновили поездки в город. Это были не просто поездки, а сбор информации, изучение маршрутов начальства города, сбор сплетен и главное - подготовка терактов. Руководство СБУ поставило задачу не только отдельными акциями деморализовать восстановительные работы в городе, но превратить город в самую накаленную часть ЛНР.
Перед приездом в Луганск, их обоих, никогда не бывавших в этом городе, заставили до мелочей изучить по карте город и окрестности. Теперь они прилично знали, что Луганск - довольно крупный (470 тыс. жителей) и в меру промышленный город. И хотя «наставники» подшучивали, что в Украине Луганск считается самым неинтересным и малопосещаемым, и что для киевлян это один из загадочных областных центров, но, тем не менее, экзамен по устройству города оказался самым трудным.
Действительно, для киевлян Луганск звучал, как для москвичей Магадан. Еще загадочнее он стал в роли столицы непризнанной Луганской народной республики, которая даже в сравнении с ДНР выглядела затерянным миром. Тем не менее, учителя из СБУ учили, "не интересность" Луганска – миф.
Луганск и вправду был не похож на другие города Донбасса. Собственно, с металлургического Луганского Завода, построенного в 1795-97 годах по указу Екатерины II британским инженером Карлом Гаскойном, у известного с середины того же века села Каменный Брод на речке Лугань, и начался промышленный Донбасс. И хотя следующих металлургических заводов пришлось ждать больше полувека, когда все эти Донецки, Горловки, Макеевки лишь зарождались в рудничной пыли, Луганск уже получил статус города (1882). Вопреки расхожему мнению, к Области Войска Донского он никогда не принадлежал, а был центром Славяносербского уезда, самого восточного в Екатеринославской губернии и сохранившего в своём названии память о Славяносербии – автономии для сербских переселенцев, существовавшей несколько лет в 1750-х годах. Второе название Луганска - почти древнерусское по звучанию было – Ворошиловград. Однако из-за запрета называть города в честь живых людей (Клим Ворошилов прожил до 1969 года) городу вернули прежнее имя. Так что по меркам Донбасса, Луганск город с биографией – старый и древний, а сверкающий Донецк на его фоне кажется выскочкой.
Из особо приметных мест Герман и его напарница хорошо изучили «Дом
правительства». Это здание стоит наискось через сквер Героев Великой Отечественной. На переднем плане красуется чудо-камень. Поставили его небезызвестные "Ночные волки». Образ царского двуглавого орла среди советских колосьев недвусмысленно утверждал: система - лишь средство, а величие империи - цель. Запомнили они еще две подробности: у входа в «Дом правительства» расположены две доски почёта с фотографиями погибших ополченцев и чуть поодаль многочисленные памятники, прямо у администрации - первое отличие ЛНР от ДНР. И, наконец, главное, куда кураторы не советовали диверсионной паре никогда попадать, это здание - бывшее СБУ на Советской улице. Так же они узнали по сохранившейся хронике, что начиналась ЛНР именно здесь: 6 апреля 2014 года, после месяца митингов, стычек и противостояний пророссийские активисты захватили это здание, в том числе хранившееся в нём оружие, и на следующие несколько недель дом СБУ стал городской базой повстанцев. Если ДНР была провозглашена уже 7 апреля 2014 года, то в Луганске установилось своеобразное двоевластие, город уже не вполне контролировался Украиной, но украинская администрация формально продолжала работать и даже приезжала Тимошенко на переговоры с повстанцами, пока, наконец, 28 апреля не была провозглашена ЛНР, а на следующий день под контроль республики перешли все правительственные учреждения. Теперь, когда первое волнение с возможным разоблачением прошло, Герман и Лиза с жадностью принялись за работу.
Конечно, таких диверсантов, как они были сотни, если не тысячи, и большинство из них работали на украинскую контрразведку. Они передавали русским неверную информацию на тактическом уровне, чтобы заманить российские подразделения на поле боя. Работали на стратегическом направлении, чтобы провести операцию, как в Харькове. Кстати, украинцев там не ждали, потому что их ждали в другом месте. Надо честно сказать, что Россия сначала СВО недооценила украинцев и подготовленные СБУ кадры. Что касается Германа и Лизы, то они были диверсантами высокого класса, с хорошо изготовленными документами, владеющими разнообразными приемами подпольной работы и главное – начиненные той ненавистью, которая была главным условием их назначения. Центр от них всё время требовал результатов, поэтому в конце недели они должны были дать сигналы не только для обстрела Центрального рынка и главной водонапорной башни города, но и подготовить операцию по устранению руководства города.
***
В это время бригада Фатеева набиралась опыта и осваивала выделенный им для ремонта участок. В короткое время они расчистили площадку под мастерскую, починили навес, накрыв дырявые места рубероидом, а в гараже, в самом углу оборудовали стол и два спальных места, в случае если потребуется дежурить или работать поздно вечером. Большим достижением было водружение на козлы пластиковой емкости на 1000 литров, с краном на поддоне. Вода здесь была в достатке, поэтому в разгар майской жары можно было «нырнуть» под прохладный душ, радуясь сотворенному своими руками чуду.
Дорога из Москвы в Луганск оказалась очень трудной. Уже в первые дни, на участок пригнали «по самое некуда» технику, нуждающейся в ремонте. Оказалось, что перегонка груженых машин на тысячу сто километров
Перенапрягла транспорт до предела. К тому же далеко не вся техника была новой.
По дороге старые машины выходила из строя. Оказалось, что даже самые мощные двигатели не переносили жару в тридцать градусов. К тому же перестаралась бригада по погрузке: оказалось, что у каждой машины была почти предельная нагрузка. Поэтому кипели моторы, летели термостаты, выбивался антифриз. Серьезным испытанием было и то, что по дороге спускались колеса. Резина под завязку загруженных машин не выдерживала горячий асфальт и с грохотом разрывалась. Вначале на маршруте использовали запасные колеса, которые взяли в дорогу, потом, когда «запаски» закончились, приходилось заниматься шиномотажем прямо на трассе. Меняли на дисках резину, бортировали колеса, клеили камеры. Поэтому по прибытии в Луганск бригаде привезли для ремонта не только большую кучу колес, но и добавились два трактора, почему-то глохнувшие после десяти минут работы, кран, который на второй день перестал поднимать людей, и одну «Газель», ударенную КАМАЗом на развороте. Тем не менее бригада работала ответственно, слаженно, уставали, но не ругались. Сашка Кривых приспособил магнитофон, и по всей площадке с начала рабочего дня гудела песня «Такого, как Путин». Вскоре все знали текст наизусть и дружно пели слова поэта и композитора А. Елина:
Мой парень снова влип в дурные дела,
Подрался, наглотался какой-то мути.
Он так меня достал, и я его прогнала.
И я хочу теперь такого, как Путин.
Такого, как Путин, полного сил,
Такого, как Путин, чтобы не пил.
Такого, как Путин, чтоб не обижал,
Такого, как Путин, чтоб не убежал.
Я видела его вчера в новостях,
Он говорил о том, что мир на распутье.
С таким, как он, легко и дома, и в гостях,
И я хочу теперь такого, как Путин.
Через короткое время этот текст, долетавший с участка из-за бетонированного забора, выучили проживающие по соседству луганчане. Вначале они удивлялись странному вкусу москвичей, но довольно быстро привыкли и некоторые начали подпевать.
Главный инженер, заехавший к ним посмотреть, как бригада устроилась, услышав песню, стал их в мягкой форме отговаривать от такого шумного сопровождения работы, но Ринат категорически не согласился:
- Пусть вся округа слышит, что приехали русские и патриоты. И главное - работают без дураков. Главный инженер махнул рукой, перестал возражать и уехал, тоже напевая текст песни.
Возвращаясь после каждого посещения объектов, главный инженер не мог не нарадоваться, как за считанные дни развернулась стройка и в одночасье рядом с общежитием и библиотекой выросла гора строительного материала. Здесь были и доски разных размеров, аккуратно сложенный под полиэтиленом цемент и кирпичи. Отдельным блоком на первом этаже уложены были ящики с шуруповертами, перфораторами, отбойными молотками. Не забыли захватить с собой угловые шлифовальные машины, монтажные пистолеты, электродрели и лазерные измерители. В немалой степени эту основательную подготовку к работе главный инженер относил на свой счет, потому что еще в Москве несколько раз проверял, чтобы вся необходимая техника было аккуратно погружена и доставлена в Луганск.
Действительно, работа по ремонту общежития и библиотеки развернулась в кратчайший срок. Люди отлично работали не только потому, что знали, что всё будет достойно оплачено, но и старались по- дружески, всем миром помочь городу и хорошо подготовить здания к новому учебному году. Добавляло энергии еще одно обстоятельство: приехавшие строители видели, что годы противостояния ЛНР с официальным Киевом, постоянные обстрелы изрядно потрепали город и нервы жителей. Поэтому коллективу строителей хотелось искренно помочь и порадовать людей своим участием в жизни города. Надо сказать, что луганчане оценили проявление этой братской помощи и встретили москвичей с нарастающей благодарностью и любовью. Много народа, и особенно детей, толпилось около стройки. Видно было, как горячо горожане обсуждают привезенную технику, которая сразу обступила высокими кранами объекты строительства.
Через несколько дней у бригады наконец-то появилось полдня свободного времени. Решили все вместе выбраться в город. Большую часть Луганска осматривали из машины, но по центру решили пройтись пешком. «Газель» оставили неподалеку от «Дома правительства». Осмотрев центр города, неторопливо прошли в большой «Сквер имени героев Великой Отечественной Войны». В эти майские дни кроны деревьев уже полностью покрылись зеленой листвой, по парковым аллеям гуляло много народу, веселились и кричали ребятишки, встречались мамаши и бабушки с колясками.
Ринат то и дело фотографировал ребят, находя новые места для съемок и требуя непременных улыбок. Он просил «улыбаться» и все старались угодить требовательному фотографу. Около постаментов, с водруженными на них огромными танками «Марк- 5» времен Первой мировой войны, задержались надолго. Впечатление от этих британских «монстров» было нешуточным: с одной стороны танки были грозными и устрашающими, с другой - казались большими игрушками, воплощением оружия давно ушедшей эпохи. Броня была в клепках, «расписана народным творчеством», шуточными рисунками… Многие посетители оставляли на броне поверх заклепок свои личные подписи.
Неожиданно около постаментов остановилась группа веселых молодых людей. Стройные девушки и юноши, принялись оживленно обсуждать выставленные экспонаты и особенно вооружение танков. Тогда Сашка Кривых – военный универсал, служивший и в разведке, и в танковых войсках, с большой самоуверенностью выдвинулся на первый план и, не стесняясь, начал рассказывать о британском танкостроении. Он тут же назвал годы создания танков (1918 – 1919), потом сообщил, что скорость «британских чудовищ» не велика – тридцать километров в час, а мощность двигателя 156 лошадиных сил. Но вишенкой на торте было его сообщение о том, что танков было выпущено всего лишь четыреста штук и делятся они на «самцов» и «самок».
- «Самцы» крупнее, а «самки» поменьше, - с особой доверительностью стал рассказывать он. - У «самок» только пулеметы, а у «самцов» есть большие пушки, которые находятся в так называемых «бочках». Во время сообщения о танках - «самках», он с лучезарной улыбкой добавил, что у этих «особей» броня потоньше, и они намного элегантнее, как все красивые женщины в мире. Последний пассаж всех развеселил. Тут же стали знакомиться. Ребята оказались из народного ансамбля танца «Рапсодия». Когда разговорились, девушки - танцовщицы стали приглашать новых знакомых на концерт. В какой-то момент Сашка сумел отвести в сторону красивую, в розовой кофточке и короткой юбке блондинку и с гордостью сообщил ей, что от знакомства с танкистами девушки никогда не отказываются. Смущенную красавицу звали Дорина. По просьбе настойчивого танкиста она оставила свой телефон для связи.
Распрощавшись с коллективом «Рапсодия» и пообещав побывать у них на концерте, бригада посетила «Краеведческий музей», затем посмотрела памятники поэту Тарасу Шевченко и погибшим в Донбассе журналистам. И вот тут случилось непредвиденное, точно ребят кто-то специально подтолкнул к испытаниям в опасной и рискованной ситуации.
Возвращаясь к месту парковки, Фатеев неожиданно обратил внимание на проскочивший неподалеку от них черный «Жигулёнок». Поскольку «Жигулёнок», который по-прежнему не выходил у него из памяти, был не вишневый, а черный, он не придал увиденной машине особого значения. Но развернувшись в сторону «Дома правительства» и продолжая общаться с друзьями, Николай каким-то боковым зрением увидел, что на стоянке из «Жигулёнка» вышли мужчина и женщина, чем-то похожие на ту пару, которая не уходила у него из памяти. Он внимательно присмотрелся – не ошибся ли. Но тотчас, каким-то сигнальным толчком понял, что нет. Правда пара была по-другому одета: короткая стрижка у женщины исчезла, теперь у нее были длинные волосы, она стала выше, была на каблуках - танкетках, но это не могло скрыть небольшую сутулость, замеченную Фатеевым, когда он видел её, идущей в магазин за покупками. Окликнув ребят, он, не указывая в сторону вышедшей из машины пары, тихо проговорил:
- Ребята, внимание! Атас!
Все трое, идущие чуть впереди, остановились, прекратили общаться и с удивлением уставились на Фатеева.
- Вот там, за парапетом, - опустив голову, исподлобья заговорил Николай, - только что скрылась парочка, о которой я вам рассказывал. Ребята стали оглядываться по сторонам, но Фатеев скомандовал: «Стоять! Не оглядываться!» Он неторопливо повернул голову в сторону черного «Жигулёнка» и отчетливо продолжил:
- Вон их машина, она перекрашена в черный цвет. Ребята, слушайте меня внимательно: высокий мужчина в джинсах и серой куртке и женщина с сумкой на плечах сейчас направились в сторону «Дома правительства». Убежден, что эта парочка здесь неслучайно. Они могут быть опасны. И главное - их нельзя упустить. Если мы обогнем низом стену здания и вот по той лестнице выйдем наперерез, то сможем их поймать. Сделаем это? – требовательно спросил Николай.
- Все загудели, а Сашка Кривых процедил сквозь зубы: - Скрутим!
Видя, что «парочка» скрылась за парапетом, все четверо быстро побежали на другую сторону здания, к гранитной лестнице, идущей к длинному проходу в сторону «Дома правительства». В считанные минуты четверка ребят оказалась на проходе, ведущем в сторону входа «Дома правительства». Теперь их разделяла длинная как пенал площадка, по которой они двигались навстречу друг другу.
В эти дни, прибывшая в Луганск диверсионная пара, получила конкретное и важное задание. Оба, делая вид, что случайно оказываются рядом с «Правительственным домом», на самом деле занимались расчетом точного времени. Вот уже третий день они приезжали сюда и следили за всеми перемещениями главы республики. Им было поручено конкретное задание: вычислить время приезда и отъезда руководителя ЛНР. СБУ снова, как в 2014 году, приняло решение атаковать ракетами «Правительственный дом» и уничтожить главу республики.
В Украине против Леонида Ивановича Пасечника было возбуждено сразу три уголовных дела. Так, он обвинялся в свержении конституционного строя и насильственном захвате госвласти. В украинском МВД сообщали, что Пасечник объявлен в розыск, так как уже несколько лет он скрывается от следственных органов.
Диверсантам было поручено установить конкретное время, когда глава ЛНР будет находиться в кабинете. Сегодня они надеялись наконец-то засечь и сообщить о приезде Пасечника в «Дом правительства», после выступления на совещании, анонсированного телевидением. Все было рассчитано по минутам: напарники ждали приезда правительственной машины, чтобы имея в запасе несколько минут во время перемещения руководителя до своего кабинета, успеть позвонить «связному», затем добежать до своей машины и скрыться, избежав задержания в районе взрыва.
Расстояние между идущими навстречу противниками быстро сокращалось. Фатеев даже заметил серьги, сверкающие в ушах женщины. В это время пошел дождь. Метров за десять, разгоряченный Ринат сделал ускорение и неслышно подал команду: - Быстрее! Не отставать!
Именно слово «быстрее!» долетело до слуха Лизы. Она мгновенно схватила рукой напарника, оба затормозили, и через секунду натренированная рука женщины, выхватила из заплечной сумки пистолет. Выстрел ошарашил догоняющих ребят. На секунду все рассыпались по сторонам, но продолжили нестись вслед убегающим диверсантам. Видя, что преследователи, теперь уже с криками, продолжают бежать следом и могут догнать, Лиза приостановилась и прицельно выстрелила в Фатеева, который бежал быстрее всех и что-то кричал. Хлопок прозвучал где-то рядом. Николая больно ударило в грудь. Он, словно поскользнувшись, стал заваливаться на бок. Пуля попала в надетый еще в общежитие бронежилет. Николай, обдирая кожу на ладонях, проехал по мокрому асфальту руками, но в ту же секунду, словно ошалелый, вскочил и стал догонять ребят, которые остановились, видя упавшего бригадира. С радостным криком, что «Колян живой», они побежали к парковочному месту, откуда уже отъезжал черный «Жигулёнок». «Газель» завелась мгновенно. Выскочив на улицу Зозулина, они начали преследовать далеко мчащегося впереди «Жигулёнка». Затем, потеряв время на переходе, они выскочили на широкую улицу Советская и снова бросились вдогонку. Взволнованный Сашка Кривых с перекошенным лицом и с внезапно сводящей судорогой ноги, все время сигналил, требуя, чтобы им уступили дорогу.
Дождь все время усиливался и, получив, наконец, «майскую прописку» полил нещадно.
Уходящие от погони напарники хоть и знали по картам Луганск, но без практики, в голове у водителя все смешалось. Он помнил, что железная дорога делит Луганск на две части. Одна застроена современными домами, а другая, преимущественно, одноэтажная. Помнил он, что вглубь города отходит прямая дорога, а впереди был вокзал, куда ехать было опасно. В этом районе можно было застрять и быть пойманными.
Нажимая до предела на педаль газа, и оторвавшись от преследователей на приличное расстояние, Герман продолжал гнать машину, каждую секунду приглядываясь, куда можно было ускользнуть или, свернув в сторону, спрятаться. Наконец, они вылетели на какую-то незнакомую улицу, и машину от резкого поворота неожиданно стало заносить вбок. Герман вцепился в руль, удерживая машину, но «Жигулёнок» уже завихлял на мокром асфальте. Впереди был невысокий мост с разбитыми от взрывов пролетами и с рассыпанной на дороге мелкой щебенкой, привезенной строителями для ремонта. Дождь прогнал с моста всех рабочих, только забытая ручная тачка оставалась на проезжей части. Герман на крутом повороте неожиданно зацепил левой фарой пустую тачку, и машину метнуло вправо. Чтобы не врезаться в парапет, Герман развернул машину влево, но тут крашеный «Жигуль» на полном ходу заелозил по щебенке и на большой скорости полетел с моста в пустой пролет прямо в реку. Мост был невысоким, машина пролетела несколько метров и почти бесшумно плюхнулась в реку.
Когда «Газель» выскочила на мост, первое, что поразило всех: перевернутая тачка, валяющаяся на середине дороги. И только остановившись, ребята увидели в воде бампер машины. Река была неглубокая, поэтому были видны даже распахнутые двери. Людей в машине не было. Проезжающий транспорт петлял между их «Газелью» и тачкой, поэтому Николай отвез тачку в сторону к подбегающим к месту падения рабочим. Но случилась беда. Сашка Кривых, который во время гонки все время чувствовал, что его правую ногу сводит судорога, вдруг увидел, что его синяя кроссовка разбухла и стала красной. Выйдя из кабины, он чуть не упал, так неустойчива была его онемевшая нога. Через несколько минут на мосту все пришло в движение. Появились рабочие, кое-кто из проезжавших мимо водителей вылезали и с любопытством рассматривали затонувшую в реке машину. Ринат, охая и причитая, достал из «Газели» медицинский ящик и принялся помогать Сашке Кривых, стягивать с ноги кроссовку. Оказалось, что нога была ранена и хлюпала в крови. Стало ясно, что первый выстрел, сделанный Лизой по ногам, задел правую ногу Сашки Кривых. Николай отошел от скопившихся зевак и стал звонить по мобильному в «скорую» и в милицию. Первой приехала милиция. Из машины быстро вышел хмурый, небольшого роста полковник, который сразу пошел к галдевшим рабочим, а следом за ним появились уже знакомые Николаю подполковник Бессонов вместе с лейтенантом Рудовым, который при встрече оставил Николаю свой номер телефона. Именно до него Фатеев наконец-то и дозвонился. Позже подъехала еще одна машина, из которой выскочила охрана «Дома правительства». Оказывается они, услышав выстрелы, долго пытались понять, куда исчезли стрелявшие, но получив от милиции шифровку, приехали с большим опозданием. Бессонов по старой памяти напрямую подошел к Фатееву и стал допытываться, что собственно произошло, и кто стрелял. Николай от таких вопросов и ранения своего водителя, не на шутку рассердился.
- Я же, товарищ подполковник, вам все данные этих преступников дал. Вам оставалась только поймать их, а в результате ловить их пришлось нам. Вы видите, у нас есть раненый. Кстати, и меня чуть не пристрелили. Он отвернул куртку и показал пулевой след на бронежилете. Бессонов беспокойно отреагировал на тон Фатеева, но потребовал все-таки рассказывать все по порядку. Тут Николай и вовсе вспылил. Срывающимся голосом он заявил, что сейчас никаких объяснений давать не станет, и поскольку «скорая» всё никак не приедет, то первым делом отвезет раненого в больницу.
Сашку Кривых посадили в «Газель», Николай сел за руль и, перекрывая шум мотора, крикнул Бессонову:
- Надо будет, найдете нас в общежитии, в крайней комнате налево. Ударив «по газам», он, не переставая сигналить, протиснулся между машинами и собравшимися зеваками и выехал на улицу Советскую. Бригадир сосредоточенно обгонял впереди идущие машины и на большой скорости вез своего подопечного в Центральную больницу, адрес которой вместе с инструкцией Николаю передали еще в Москве.
***
Когда «Жигулёнок» стал тонуть, подельникам показалось, что это конец. Первой вцепилась в дверь Лиза. Она стала толкать её обеими ногами и начала как уж проталкиваться наружу. Выбравшись из кабины, она сквозь воду увидела безжизненно распластанного на руле Германа. Видно было, что напарник ударился головой о руль и вряд ли живой. Однако через секунду она заметила, что Герман пошевелился, пришел в себя и принялся плечом и обеими руками изо всех сил толкать дверь. Тогда Лиза подплыла с другой, левой стороны и обеим руками потащила дверь на себя. Появился зазор, и Герман, тут же сунув в него плечо, начал изо всех сил расширять просвет. Вода хлынула внутрь, и дверь открылась шире. Герман пролез в открывшееся пространство и, захлебываясь и отплевываясь, вылез наружу. Они проплыли метров пять, когда почувствовали под ногами землю. Через минуту оба уже были на берегу и, не оглядываясь, побежали по узкой тропинке, тянущейся вдоль берега.
Берег с этой стороны зарос мелким березняком, кустарником и был завален каким - то случайным хламом. За излучиной внизу у реки они натолкнулись на рыбаков в разноцветных плащах, с удочками и спиннингами. Несмотря на погоду, они с упорством рыбачили и были так увлечены, что не видели ни суматохи на мосту, ни падения в воду машины.
В стороне от тропинки шла узкая дорога, накатанная рыбаками для удобного подъезда к реке. Несколько машин уныло стояли под дождем на берегу, почти уткнувшись друг в друга. Один старенький ВАЗик хозяин оставил на самом краю дороги, видимо для того, чтобы сразу возвращаться в нужном направлении. Герман выбрал этот ВАЗик с первого взгляда. Достав из куртки специальный швейцарский нож, он легонько ударил стекло, ткнул его локтем, протянул руку и открыл дверь. Это «упражнение» было изучено им до мелочей. Дальше он рукой нащупал под панелью замок зажигания, дернул за пучок проводов, зачистил доступ на пару сантиметров и скрутил их между собой. Затем к аккумуляторным проводам присоединил провод от зажигания. Тотчас вспыхнула подсветка на доске приборов и другая электроника. Он включил стартер, разогнал двигатель на холостом ходу и, резко дернул руль, сломав блокировку. Все это время Лиза с пистолетом в руках стояла «на шухере» и села в машину, только когда она хорошо разогрелась. Один рыбак в зеленом плаще и очках нехотя оглянулся на проезжающий ВАЗик, и, не узнав свою машину, продолжил рыбачить.
Герман хоть и знал город по карте, долго не мог сориентироваться куда ехать. У него болела голова, опух нос и затек левый глаз… Поэтому отъехав на приличное расстояние, Лиза сменила его за рулем. Только когда они выбрались на улицу Фрунзе, Лиза вспомнила, что они едут в сторону Жовтенского района. Неподалеку от сквера «Победа» они остановились и, удостоверившись, что телефон в сумке не успел промокнуть, позвонили Любе. Та уже знала через «связного», что от «сусликов» - кличка засланной пары - не последовало звонка и, по всей видимости, операцию удалось избежать. Находиться в украденной машине было опасно, поэтому они договорились, что Люба их заберет. Условились, что они будут ждать её в глубине парка, за пьедесталом «Сквер Победы».
Любы не было больше часа. Дождь прошел, Герман и Лиза успели подсохнуть, когда появилась «связная». Она быстро рассказала, что из-за стрельбы в районе «Правительственного дома» в городе кипиш – у каждого второго проверяют документы, и, чтобы не привлекать внимания, она сделала круг, проехала рядом с мостом, где вытаскивали машину и где до сих пор полно «ментов». Действительно, в городе объявили «план перехват» и круглосуточное патрулирование. Народная милиция колесила по всему городу в поисках диверсантов.
Надо заметить, что боевые действия в январе-феврале серьезно усугубили социально-экономическую ситуацию в ЛНР. Проблемы начались еще в начале января, когда вскоре после Нового года украинские подразделения попытались ввести пропускную систему для въезда-выезда с территории ЛНР, а потом и вовсе заблокировали всякое движение по трассам, ведущим на территорию так называемых сепаратистов. В результате десятки тысяч местных жителей, даже своевременно перерегистрировавшихся на украинской территории, так и не смогли попасть в ЛНР за пенсиями и зарплатами.
Все эти проблемы Люба хорошо изучила. Она отлично знала обстановку не только в городе, но и на границе въезда и выезда из ЛНР. Проезд был ограничен, а регулярных пассажирских перевозок не было вообще. Даже «таксисты», как правило нахальные люди, если решались ехать через блокпосты, просто платили военным без всякого пропуска. Такса разная – если просто надо проехать человеку, могут взять 50-100 гривен, если едет машина с продуктами, то приходится платить от 1000 гривен и выше. Даже для проезда по городу у Любы на всякий случай были заготовлены деньги и в рублях, и в гривнах. На блокаду самопровозглашенной республики местное население нашло ответ. Те, кому срочно понадобилось оказаться на украинской территории, стали добираться туда через Россию. Перевозчики, которые ранее ездили через украинские блокпосты, стали ездить на Ростов-на-Дону через бывший украинский пункт пропуска Изварино.
На границе с Россией контроль был не очень жесткий, транспорт и людей проверяли в первую очередь на наличие оружия, боеприпасов, наркотиков.
Таким образом, в обе стороны от границы регулярно перемещалось большое количество луганчан, правда, без оружия. С российской стороны ехали автобусы и автомобили на украинско-российскую границу в Белгородскую область. Вплоть до начала февраля в Украину без особых проблем можно было въехать прямо в автомобиле, а автобусы, как правило, добирались до Киева и Харькова. Все эти тонкости и ухищрения Люба учла, когда повезла незадачливых напарников к месту расположения.
И Герман, и Лиза почти не говорили, так перепугала их автокатастрофа и срыв важного задания. Все попытки Любы успокоить партнёров ни к чему не привели. Только добравшись до дома, предварительно сделав несколько проверочных кругов, они чуть успокоились, завалившись ничком на свои лежанки. Первое, что Люба сделала, это через «связного» доложила, что «операция не удалась, наши «суслики» чувствуют себя лучше, и причин волноваться нет.
Герман, кое-как спустился в подвал и притащил бутылку настойки «Луганова медова на коньяку» и предложил «лечиться». Пьянея, он все больше заводился и крыл матом. Обе женщины пытались его успокоить, но он не унимался и договорился до того, что всех этих «газельцев – строителей»» он уничтожит.
- А чего собственно ждать? - кричал он. - Долбануть по этому общежитию, и готово. Сегодня май, это значит, нам еще три месяца ждать, когда эти «москали» им сделают хорошо: отремонтируют библиотеку , университетское общежитие, школы… Мы должны прятаться и из-за этих пидоров, не сметь появиться в городе, на улице, в магазине… Почему я должен из-за них оглядываться и бояться? Я не трус, я – казак, я - хохол, я их всех в гробу видел, вместе с их энтузиазмом. Что ты молчишь, Лиза? Вот ты, Лиза, отличный снайпер, почему не решить этот вопрос раз и навсегда. Выследим, подберемся – и им хана. Главное убрать этого – «антифриза», который нас видел в Молодогвардейске.
- А что это ты Лизу вперед толкаешь? – взорвалась прямолинейная Люба. - Сам что ли, на шухере будешь, а она, значит, стреляй, так что ли?
- Я видел, как она стреляет - всё в «десятку». Мой пистолет против ее винтовки – урод, из семи выстрелов пять «восьмерок».
Лиза долго молчала, но не выдержала, завелась.
- Ты еще давеча мне намекал убрать этого «антифриза», но я этого не сделала. И знаешь почему?
- Почему? Почему? Я знаю почему, - осклабился Герман и подмигнул Любе.
Люба не сразу схватила намек и, уставившись на Лизу, с интересом спросила:
- А что эта идея уже появлялась?
- Появлялась, появлялась… Она даже ходила наверх, примерялась, но не смогла. Она у нас вроде Марютки. Есть у москалей такой фильм, «Сорок первый» называется. Так та Марютка могла шлепнуть своего офицера, а наша Лиза нет. Влюбилась, рыбья холера, и говорит мне, красивый парень, пусть еще поживет. Вот как стоит вопрос у нашей Лизы. Она когда ей плохо стало в машине, и побывала у него на руках, так сразу слюну пустила, амарой* стала. ( «Амара» на сленге – проститутка)
Неожиданно Люба как-то по-бабьи прониклась такими простыми доводами и с брезгливым чувством набросилась на Германа:
- Что за глупость ты несешь, Герман? Какая она тебе амара и рыбья холера?! Какая она тебе шлюха! Во - первых, тебя никто не уполномочивал решать больше положенного, тем более кого-то убирать. Мы должны не самовольничать, а выполнять поставленные задачи. Мы здесь в Луганске для этого. И вас сюда прислали для этого. А в результате что получилось? Важнейшее задание вы провалили. А ты к тому же, оказывается, большой сочинитель, болтун, несешь на женщину напраслину.
Этим алиби себе ты не обеспечишь. Эти ребята, вас еще на дороге узнали. Не надо было на второй день в магазин за куревом ездить. А то решил, что раз до базы добрался, теперь все будет в порядке. Нет, Герман, «жопа» получилась, вы с первых дней на крючке. Хорошо сумели удрать, а так придется все время оглядываться.
- Да кто же знал, что «антифриз» туда, к магазину припрётся. По твоей логике, нам теперь, действительно, из дома не выйти. Убрать его надо и, кончено! Уберем, тогда все будет в порядке. Другие нас не знают.
- Вот что, лихой казак, доложи обстановку наверх, и если получишь приказ, пусть Лиза его уберет, а пока приводи свой фейс в порядок, отсыпайся и не лезь на рожон. И кстати, перестань из подвала таскать водку, так и спится недолго.
Лиза, с трудом слушая их перепалку, закрыла глаза и вновь ощутила на себе большие и надёжные руки Николая. Как и в тот раз, когда он выносил её из загазованного «Жигулёнка», она почувствовала какое-то глубинное волнение — и загорелось истосковавшееся по миру и не похотливой мужской ласковости женское естество. - Я его не уберу, - удивляясь самой себе, тихо, но твердо сказала Лиза. Убивать надо врага, а он не виноват. Да, он свидетель, опасный свидетель, но не враг.
У Любы округлились глаза, и она осторожно, с каким- то недоверием спросила:
- Так что получается, Герман прав? Ты действительно, того, влюбилась?
Лиза сжалась в комок. Видно было по ней, что Люба попала в точку. Она с ненавистью посмотрела на Германа и срывающимся голосом сказала: - Если надо, я без тебя разберусь.
- Ах вот как, «если надо»! Люба, что я тебе говорил? – свирепо закричал Герман. - Она типичная амара. Лиза сорвалась с места, подскочила к нему и закатила такую пощёчину, что Герман кубарем слетел с дивана и принялся обкладывать её таким матом, что Люба заткнула уши.
***
Подполковник Бессонов, прежде чем ехать в общежитие к Фатееву, позвонил в больницу и узнал о состояние Сашки Кривых. Рана оказалась средней тяжести, но пострадавшего оставили в больнице, причем на неопределенное время. Надо сказать, что этот день у Виктора Владиславовича получился на редкость тяжелым. Будучи в милиции офицером среднего звена, ему, как правило, перепадало «тумаков» больше обычного. Вот и сегодня, в связи с тем, что о Фатееве и его подозреваемых он докладывал наверх сам, то вся вина, что у «Дома правительства» появились диверсанты и стали стрелять, и скрылись, опять легла на него. Мысленно он даже «чертил» эту приезжую группу, в одночасье принесшую столько хлопот и волнений. А поведение Николая и вовсе его вывело из себя. Старый служака Бессонов рассуждал просто: раз москвич и энтузиаст - строитель, это не значит хамить и к тому же выдвигать свои условия представителю власти. Сейчас он ехал с умыслом: конечно легче было вызвать Фатеева в «контору» и там провести разговор, но ему хотелось увидеть, как идет работа и что сделано московскими строителями.
Подполковник исправно многие годы служил в Луганске, причем и при старом режиме, и при новом. Его ценили, потому что он был не только ответственным служакой, но и неплохим профессионалом, знающим подноготную города. Действительно, Луганск, он знал, как свои пять пальцев, и по- своему любил и город, и свою, как он выражался, «каторжную работу». Но подъехав в этот раз к общежитию, он был до глубины души поражен. У него в какой- то момент даже накатили слезы. И было отчего: буквально в несколько дней облик этого дома и участка в целом разительно переменились. Высокие краны обступили дом со всех сторон. Всюду двигались люди, работали машины, толпились зеваки… При этом шпаклевались стены, вставлялись окна, пахло краской, всюду мелькали незнакомые, но радостные лица строителей, и ко всему прочему на весь квартал гремела музыка. При этом этот «муравейник» жил по каким-то определенным законам, за которыми виден был и план, и цель этой работы. Стало заметно, как в короткий срок здесь, в зачуханном общежитии, где в свое время милиция вылавливала бомжей, закипела настоящая работа и возвращалась мирная жизнь, которую так долго все ждали. Настроение у него улучшилось и он, предъявив на входе удостоверение, и, узнав с какого края живет фатеевская бригада, направился к москвичам уже не таким раздраженным.
Шагая по длинному коридору, где, как он помнил, находилась «налево» комната Фатеева, Бессонов вдруг понял, как правильно поступить с Николаем. Решение, пришедшее внезапно, показалось ему единственно правильным, хотя и неприятным.
Громко постучав в дверь, он тем не менее вошел в комнату без разрешения с привычной милицейской самоуверенностью. Ребята были полураздеты, разгорячены, пахло потом и куревом. Оставшаяся тройка все еще не переставая обсуждала погоню за диверсантами, и как непрофессионально и разболтанно проявила себя местная охрана и милиция.
Краем уха Бессонов услышал свою фамилию, но суть разговора уловить не удалось. Чтобы его доброжелательно приняли, он начал с того, что выразил благодарность за смелое поведение и помощь в поимке диверсантов. По жизни неразговорчивый, прослуживший несколько лет в Афгане, моторист Сергей Солодков на комплименты Бессонова, недовольно сказал:
- Чего гнать, товарищ подполковник, ничего мы такого не сделали, только что нашего «бронелоба» потеряли. Еще неизвестно, что у Сашки Кривых с его ногой будет. А мы ведь сюда не только за «бабосами» приехали, мы - команда. Вот сейчас двух рук не будет, и работать придется в полтора раза медленнее. А дел здесь вагон и маленькая тележка.
- Я звонил в больницу, - тут же перебил Бессонов, - рана не такая опасная. Два-три дня, и он будет в строю. Конечно, ситуация получилась неприятная, но и вы, согласитесь, проявили, прямо скажу, излишнюю инициативу.
Тут уже не выдержал Николай и его начало заносить:
- Товарищ подполковник, если бы не услуга вашего лейтенанта, - Фатеев тряхнул бронежилетом, который валялся на кровати, - то сегодня «неприятная ситуация» обернулась бы для вас большими неприятностями.
- Что вы имеете в виду? Какие такие неприятности?
- А вот какие! - повысил голос Николай. - Мы с начальником безопасности приехали к вам в отделение, я дал показания, как выглядят диверсанты, предупредили, что они опасны и, возможно, с их подачи была атакована вертолетами колонна машин. А что получилось в результате? Диверсанты разгуливают у «Дома правительства», стреляют, как снайперы, и если бы не бронежилет, я бы уже с вами не разговаривал. Как вы думаете, приятно мне понимать, что только случайность спасла меня? Вон, посмотрите, выстрел прямо в сердце. Слава богу, хороший бронежилет, еще старого образца, а новый, может, и не выдержал бы. А Саша Кривых? Да, у него легкое ранение, но задет нерв, и он может стать инвалидом. Да, мы поступили самоуверенно, хотели помочь вам, но, согласитесь, теперь вы хоть знаете, какие преступники у вас в городе и что надо в разы увеличить качество работы.
Ребята зашумели, поддерживая доводы бригадира, и тоже вперемешку стали обвинять милицию и Бессонова.
Бессонов слушал и еле сдерживал себя. Особенно его раздражал Фатеев. «Откуда у него такая уверенность? Ну бригадир, ну отвечает за людей, но ведь он говорит, как какой-нибудь Вышинский, что ни слово - приговор.
Знал бы этот многоречивый москвич, сколько таких преступников гуляет по городу, - думал он, - скольких он, Бессонов, поймал и еще поймает. Но чем больше он прислушивался к Фатееву, к его назидательному тону, тем яснее понимал, что план, который у него возник по дороге, очень верный. Единственно, чего он побаивался, как сообщить его решение, не вызвав неприятные выяснения с приехавшими московскими начальниками и своим руководством?
Наконец он не выдержал и, вскинув руки, остановил поднявшийся гвалт.
- Значит так, дорогие москвичи. Спасибо за критику, но теперь послушайте внимательно и меня. Да, мы не сумели сразу по горячим следам подключить наших людей для поимки диверсантов, о которых доложил Николай. Но я вам обещаю, что их поимка не за горами. Еще раз выражаю вам благодарность, что вы не побоялись и стали этих преступников преследовать. Но давайте договоримся – больше никаких инициатив. Вы приехали работать, занимайтесь своим делом, а мы будем заниматься своим. Но есть одно обстоятельство, которое стало для нас очевидным и очень опасным. Преступники знают вас, товарищ Фатеев, в лицо. Сейчас вам удалось спасти свою жизнь благодаря своевременной помощи сотрудника нашей милиции лейтенанта Руднева. Но в следующий раз это может закончиться драматичнее. Поскольку ваша жизнь подвергается опасности, мы можем предложить вам, товарищ Фатеев, на время вернуться в Москву, пока мы не поймаем преступников, которые знают вас в лицо.
Когда ребята услышали такое предложение, они буквально потеряли дар речи. Минуту царила такая тишина, что стало слышно, что в комнате есть мухи.
Бессонов, почувствовав, что надо ситуацию дожимать, на этом не остановился.
- Николай, поймите меня правильно, есть риск, что они попытаются вас убрать.
Николай наконец пришел в себя и начал приводить свои аргументы:
- Подождите, товарищ подполковник, но ведь и вы с моих слов знаете, как они передвигаются и как они выглядят, ведь так? Вы же продолжите их преследовать?
- Мы – другое дело. Мы живем, рискуя жизнью каждый день, а вас мы не имеем право подставить, зная, что они видели вас, - горячо проговорил Бессонов. - Николай, поймите меня правильно, им ничего не стоит проследить, куда вы ездите на работу или, положим, в какое время передвигаетесь по городу, и поскольку вы опасный свидетель, избавится от вас.
- Постойте, - воскликнул Фатеев, - у меня есть встречное предложение.
- Какое? – удивился Бессонов.
- Вы не хотите меня подставить, потому что боитесь за мою жизнь. Спасибо! Но я на это отвечу: а вы не бойтесь. Сделайте вот что: на один из моих выходов поставьте людей, чтобы у них был обзор и просматривался весь периметр, откуда можно было произвести нападение. Судя по застройкам вокруг общежития, их не так много. Я уверен, что в считанные дни вы задержите преступников. За меня не бойтесь, я буду в бронежилете, надо - буду в каске и буду предельно осторожным. Фатеев сделал паузу и уже примиряюще добавил:
- Если такая операция не будет успешной, я, так и быть, уеду в Москву и не буду вас больше беспокоить. Убежден, что такая «приманка» сработает, и мы поймаем эту парочку. Фатеев быстро надел бронежилет и так уверенно улыбнулся, что Бессонов тотчас простил ему и тяжелый характер, и московский выпендреж.
Ребята загудели, услышав смелое предложение своего бригадира. А Бессонов неожиданно сказал:
- Надо подумать. Все-таки очень рискованно. Но я обещаю, ваше предложение обсудить и согласовать.
***
Кураторы из киевского СБУ были крайне недовольны. Из центра «связному» пришло короткое зашифрованное сообщение: «Кажется, что «Суслики» плохо едят, не иначе заболели». В переводе, это «заболели» было: «провалили работу». На каждом совещании начальство, еще недавно ставившее в пример пару Германа и Лизы, теперь ругало их за всё: за срыв важной операции, за то, что попали «в разработку» луганской милиции (Люба об этом сообщила « связному») и, наконец, за подозрительное бездействие.
В результате СБУ вынуждено было послать еще одну дополнительную группу диверсантов, которой было поручено действовать по новому плану и автономно. В результате в Луганске за последние дни случились две террористические атаки. Поступило сообщение, что в центре Луганска, недалеко от «Дома правительства», сработали два взрывных устройства. По предварительным данным один человек погиб, двое получили ранение. Взрывы прогремели в густо населенном районе, неподалёку от места массового отдыха жителей города. Предположительно: первое устройство было заложено в урну возле магазина, второе - в автомобиль. Дополнительно по радио и телевидению было сообщено, что правоохранительные органы и спецслужбы работают в усиленном режиме.
Бессонов доложил начальству о предложении Фатеева. Понимая, что риск велик, тем не менее, руководство решило, что ввиду негативного резонанса и полученного от руководства города нагоняя, попробовать провести эту рискованную операцию. Фатеева, «забронированного» сверху донизу, выпускали гулять после конца рабочего дня, предварительно расставив по всему периметру вооруженных сотрудников милиции. Поскольку дом, где прятались Лиза и Герман, был перекрыт высокой полуразрушенной «девятиэтажкой», и впрямую «не смотрел» на площадку перед общежитием, то никакой засады в нем не организовали. Правда однажды милицейский наряд приезжал осмотреть дом и двор. Однако, увидев забитые окна и большой амбарный замок на дверях, решили, что поскольку помещение частное, бывшей директрисы ресторана «Палуба», уехали, толком ничего не проверив. Впрочем, если бы милицейский наряд досмотрел, а, главное, прощупал подвальные окна, то мог бы обнаружить хорошо сделанный проход из подвала в дом, а там и по всему пристанищу, вплоть до чердака, из которого Лиза через разбитые окна «девятиэтажки» видела всю разыгрываемую милицией конспирацию. Глядя через оптический прицел на Фатеева, она всё больше влюблялась в него. «Какой смельчак, - думала она, - ходит павлином, улыбается, делает вид, что ему море по колено, когда стоит мне чиркнуть по шее или попасть «под мышку», и вся твоя жизнь, голубчик, прервется, а операция закончится полным провалом.
В это время Герман, получив от начальства «пи….лей», ничего лучше не придумав, налег на водку, которой в подвале было много, вполне для хорошего запоя. Вот это и случилось. Чуть только он отходил после увещеваний и ругани Лизы, как тут же питье вцеплялось ему в горло, и он снова набирался, начинал галлюцинировать и, наконец, засыпал, пока его не будила напарница, заставляя, что-нибудь съесть. Проснувшись, Герман первое что спрашивал: «Видела ли она «антифриза?» «Антифриз» стал для него средоточием всех его бед и несчастий. Наконец однажды она сообщила, что «антифриз» стал появляться вечером, гуляет по участку и даже играл в домино.
- Так почему ты его не застрелила? - не закричал, а заревел Герман, весь трясясь.
- Отсюда стрелять нельзя, - категорически заявила Лиза.- Любой толковый «следак» может увидеть, что могли выстрелить с нашего чердака. Здесь, кроме «девятиэтажки» нет точки, чтобы уйти незамеченным. Роковое слово «девятиэтажка» неожиданно запало Герману в сознание, да так, что он сразу отрезвел. Однажды к вечеру, когда Лиза задремала, он взял её спрятанную в чехле снайперскую винтовку, тихо прошел в подвал, вылез через окно и двинулся к упомянутой Лизой «девятиэтажке». Дни удлинялись, и даже после семи из черневшего прогалинами окон дома, общежитие было как на ладони.
Герман, тихо прошел мимо двух жилых квартир на первом этаже и, услышав, что за дверью нет никакого движения, стал крадучись подниматься наверх. Остановился он на последнем этаже и, достав винтовку, стал её заряжать. Запои сказались: руки у него дрожали, его колотило, но ненависть и злоба делали его безрассудным. Когда появился Фатеев, он прицелился, но почувствовал, что глаза не могут сфокусироваться, их заливает глазная слизь. Он протер глаза, глубоко вздохнул и, широко высунувшись из окна, стал целиться. Наконец Фатеев попал в прицел, и у Германа забилось сердца от предчувствия. Он целился ниже каски, прямо в горло ненавистному красавцу… И вдруг он почувствовал, как что-то «щелкнуло» не в шею Фатеева, а в его собственную. Он осел, свалился с грязного подоконника и, не выпуская винтовку, потерял сознание.
Германа нашли через два дня. Местные ребятишки, играя в развалинах, добрались до «девятиэтажки» и натолкнулись на труп. Нашли и паспорт на имя Германа Войтухи. С этим паспортом ребятишки бросились к первым попавшим взрослым. Ими оказалась охранная бригада в общежитии. Дежурные сообщили в милицию о найденном трупе, а ребят попросили никому ничего не говорить.
Бессонов долго пытался понять, что это за человек и кто стоит за этим убийством, пока ему не пришло в голову пригласить в морг Фатеева. Николай сразу его узнал:
- Это тот мужчина, который просил у меня воду для радиатора в Молодогвардейске, - сообщил он, - и он же сидел за рулем вишневого «Жигулёнка» у магазина. Теперь у Бессонова все пазлы сложились: стало понятно, что это один из диверсантов, стрелявших у «Дома правительства». Тем не менее, загадкой оставались для него два вопроса, как и для чего этот человек оказался на верхотуре «девятиэтажки». И, главное, кто его убил: свои или чужие? Интрига была еще в том, что застрелили диверсанта из малокалиберной винтовки, применяемой на лыжных гонках в биатлоне. Специалисты установили, что выстрел был произведен из винтовки «БИ-7-5 с кривошипно –шатунным затвором, изготовленной конструктором Суслопаровым. Подобную винтовку в свое время с блеском опробовал в победной эстафете ставший уже четырёхкратным олимпийским чемпионом Александр Тихонов. Биатлон хоть и добавил загадок в это убийство, но что было несомненно, что Войтуха оказался в заброшенном доме не случайно. По обзору местности и возможности убить Фатеева, лучшее место трудно было найти. Загадкой оставалось и то, как сумел преступник обойти засаду, расположенную в этом доме на первом этаже у восьмидесятилетнего пенсионера Пирогова. Вывод сделали своеобразный: засевшим на страховке милиционерам объявили выговор. Подполковника Бессонова спасло, что приказ о проведении операции подписывал не он. С Фатеевым поступили просто: после согласования с начальником службы безопасности «Гормоста» Ивлевым и полковником Ляховым решили в целях безопасности на время вернуть Николая в Москву.
Через день пришла повестка с приглашением Фатеева и Ивлева в Министерство внутренних дел Луганской Народной Республики. На повестке был адрес: ул. Луначарского , 38.
Когда они пришли, в кабинете Ляхова шло совещание. Фатеев запомнил полковника еще на мосту, когда тот быстро и умело допрашивал группу рабочих, потом без труда спустился к реке, спрыгнул в лодку и с лейтенантом Рудневым добрался до затонувшего «Жигулёнка», проверив, нет ли в кабине погибших людей.
Кабинет Ляхава был на втором этаже. Рядом, на стене висела «Доска почета», где красовались портреты знакомых Фатееву Бессонова и Руднева. Из кабинета доносились голоса, поэтому Фатеев и Ивлев невольно стали свидетелями того, какие задачи решает городская милиция.
Из всех голосов выделялся властный голос полковника, который каждой фразой словно вбивал поставленные перед собравшимися задачи.
- Я неоднократно вам докладывал, товарищи, - слышалось из-за двери, - что в специальной военной операции для нас, работников милиции, наступил новый и очень тяжелый этап. В связи с этим на повестку дня встают поиски новых форм работы. Кстати, недаром многие сегодня вспоминают самую успешную спецслужбу во Второй мировой войне СМЕРШ. Совсем не исключено, что такая служба может появиться вновь. Почему? Потому что у нас на первый план сегодня выходит самая ответственная задача: «зачистка» от бандеровских нацистов практически всех населённых пунктов ЛНР. Я уже не говорю о борьбе с десятками диверсионно-террористических групп. Вы знаете, нас справедливо ругают, но иногда и хвалят. Если вести счет, то мы в возникшем противостоянии все-таки побеждаем. Почему? Потому что мы лучше подготовлены, чем те, кого нам засылают. Конечно, и в нашей работе есть непростительные ошибки и недоработки. Главное, нам надо помнить: не ищи ошибку — ищи, как ее исправить. В какой-то момент голоса полковника было не слышно, видимо, Ляхов ходил по кабинету, но вдруг его резкий тенор с новой силой и уверенностью возвращался.
– Нам на-до пом-нить глав-но-е! – вбивал он по слогам: в ходе борьбы опасность проникновения вражеской агентуры на нашу территорию не уменьшается, а возрастает.
По данным нашей контрразведки, сегодня основную часть украинской агентуры составляют наводчики и координаторы огня, большинство из которых, к сожалению, по-прежнему остаются местными жителями. Надо помнить, что СБУ, не стесняясь, открыто формируют группы в соцсетях, где обменивается координатами выявленных объектов ополчения и российских войск. Использование Интернета, этой «дани моды» и бесспорно мощной технологии, тоже подключается киевским руководством. Эти новоявленные интернетные агенты состоят в технической связи с украинскими разведывательными органами и выдают информацию прямо «в эфир». А дальше - СБУ и военная разведка, принимаются через соцсети «раздавать задания». Мы таких интернет-агентов быстро вычисляем, поскольку они не удосуживаются шифровать свои ip-адреса. Сегодня подполковник Бессонов раздаст руководителям отделов дополнительные ip-адреса, которые следует в ближайшее время проверить. Потом пошла тихая часть совещания, видимо, конфиденциальная.
Минут через пять совещание закончилось, и Фатеева с Ивлевым пригласили в кабинет. В кабинете находились только Ляхов и Бессонов.
Полковник дружески поздоровался и извинился, что пришлось ждать.
- К сожалению, дорогие товарищи, работы у нас «как у барбоски блох» - пошутил он и пригласил Фатеева и Ивлева присесть.
- Мы вас вызвали по очень важному делу. Появление в нашем городе строительной бригады «Гормоста» для Луганска большая честь, но и немалая ответственность. В нашу обязанность входит не только всяческая помощь строителям, но и их охрана. Поймите, это не Москва, это – Луганск. Фронт от нас в ста километрах. Полковник обернулся к Фатееву, широко улыбнулся, и его голос зазвучал мягче и доверительнее. Взглянув на свой стол, он подвинул какую-то бумагу и продолжил. – Дорогой Николай … - Он сделал паузу и тогда Фатеев подсказал: - Я, как и вы, Васильевич.
- Спасибо, теперь буду знать. Так вот, Николай Васильевич Фатеев, во-первых, Министерство внутренних дел ЛНР объявляет вам благодарность. Вы проявили мужество, помогли нам выявить очень опасного диверсанта. Однако работа не завершена, и вы как свидетель подвергаетесь большому риску. Мы посоветовались с вашим руководством, – полковник указал на Ивлева, – с другими людьми, участвующими в операции, к которой вас привлекли, – он кивнул в сторону Бессонова. Вывод однозначный: мы не вправе рисковать вашей жизнью.
Сложилось мнение, чтобы вы на время уехали. Уехали в Москву или отдохнуть, пока мы здесь не решим вопрос с поимкой второго диверсанта, женщины, которая в вас стреляла и которая, что не исключено, попытается, как опасного свидетеля вас убрать. Как только мы ее поймаем, мы тотчас дадим вам знать, и вы продолжите работать. Вашей бригаде товарищ Ивлев – начальник безопасности - все объяснит. На время вместо вас назначат другого человека. Поймите, все делается для того, чтобы не подвергать вашу жизнь опасности. Повторяю, как только мы её поймаем, вы тотчас вернетесь к работе. Неустойка будет соответственно возмещена. Слово «неустойка» неприятно кольнуло Николая, он заерзал и неожиданно поднял руку.
- Пожалуйста, - охотно отозвался полковник, присаживаясь на свое место.
- Во-первых, спасибо, товарищ полковник, что вы мне доверили участвовать в вашей работе. Все-таки одного диверсанта удалось выловить. Я был уверен, что вы дадите мне быть приманкой и для другого, вернее для другой… Думаю, что с женщиной я бы справился.
- Не забывайте, что эта женщина чуть вас не убила, - подал голос Бессонов и недовольно заерзал на стуле. - Если бы вам не вручили бронежилета, вас уже не было бы в живых. Фатеев опустил голову, потом исподлобья взглянул с надеждой на Ивлева, но видя, что тот уперся глазами в пол, заговорил решительно и, по всей видимости, заранее продуманно.
- Товарищ полковник, Николай Васильевич, здесь у вас, как вы сказали, в ста километрах идет война, а вы здоровому, сорокалетнему человеку предлагаете вернуться в Москву, отдохнуть… Как же это не по-мужски, товарищ полковник! Я служил в армии, у меня есть воинское звание старший сержант. Неужели я не могу это время использовать так, как следует: на фронте? Я не рвусь в штурмовую роту, но моего класса автомеханик может пригодиться и там, допустим, во втором эшелоне. Обещаю вам, товарищ полковник, что не подведу и буду работать, пока вы не отзовете меня обратно. Пока Фатеев говорил, у полковника менялось настроение. Вначале он насупился, потом с возрастающим удивлением вгляделся в Фатеева и, наконец, развел руками:
– Спасибо, Николай! – его сухой голос дрогнул, и он тихо добавил:
– Вот это по-мужски!
Ивлев хотел было что-то возразить, но полковник так посмотрел на него и Бессонова, что они замолкли. И, словно делая выговор обоим, бросил:
- Вот так! И не иначе! Он глубоко вдохнул, и уже делово спросил:
- Какая специальность была в армии?
- Фатеев пружинисто выпрямился и четко доложил:
- Оператор наводчик БМП – 2.
- Где военный билет?
- С собой.
Полковник посмотрел военный билет, а дальше все пошло по какому-то «неутвержденному уставу». Он позвонил в военкомат, коротко рассказал о случае с Фатеевым и через несколько минут договорился, что Николая специальным рейсом отправят на фронт под Лисичанск. Тут же полковник распорядился выделить машину. Николай заехал в общежитие, собрал вещи, кое-какие инструменты и побыл с ребятами. Особенно не распространялся. Сообщил, что едет на время по заданию в другое место. По предложению сбежавшего раньше времени из больницы Сашки Кривых, решено было назначить бригадиром афганца Сергея Сладкова. Перед расставанием присели, помолчали, а афганец пошутил:
- Ты, Николай, на новой работе голову всё- таки пониже держи, чтобы птички крыльями не задели. Опытный афганец догадался, что их бригадира посылают туда, где «пуля - дура, штык – молодец». В военкомате к Фатееву отнеслись с уважением. Быстро оформили назначение в город Первомайск в ремонтную команду пятнадцатой бригады ополчения. Перед отъездом он попросил разрешение позвонить жене. Разрешили. Завели в отдельную комнату и Фатеев, стараясь спрятать волнение, быстро рассказал, что у него все идет нормально: работа интересная, трудная, но полезная. Потом жена признавалась, что чувствует себя по-разному и борется с плохим самочувствием, советовалась, нравиться ли ему имя Виктория, (что будет дочь, еще раньше показало УЗИ), и последнее - настойчиво просила, чтобы он приехал к родам. Фатеев, как мог, успокоил жену, обещал, что непременно приедет к рождению дочери, и чтобы она ни о чем не волновалась.
Фронт от Первомайска был в семи километрах. Но и здесь, в городе, не переставая гремела война. Видно было, что Первомайску достается «по полной». Многие улицы и дома были разрушены и глазели обожжёнными зенками окон, люди двигались быстро, проезжали машины, слышна была артиллерийская дуэль, ухали разрывы снарядов и мин.
Фатеева расположили в небольшом дощатом доме неподалеку от многопрофильной больницы. Перед домом находилась маслянистая с черными прогалинами площадка для ремонта транспорта. Стояли разобранные на запчасти УАЗики, как карточная колода, были сложены колеса, теснились боками черные бочки для смазочных материалов и куча запасных частей. Большую часть площадки занимали подбитые танки, притащенные сюда разными способами фронтовой командой эвакуаторов.
Здесь были устаревшие Т-55, что хранились когда-то в резерве, но и не потерявшие своих боевых возможностей Т-62 и Т-64. Команда здесь подобралась неплохая. Большей частью это были автомеханики, слесари, подсобные рабочие. Когда подгоняли танки, сразу же начинались восстановительные работы; там, где были незначительные повреждения, ремонтировали быстро, и эти танки снова вставали в строй. Чаще всего были повреждения ходовой части, выход из строя опорного катка, перебитая гусеничная лента. У некоторых танков были не пробоины, а вмятины. У танков, где были пробоины – и ремонтировать нечего. Если пробита броня – танк загорается, и его уже не спасти, а когда пробита, допустим, моторная часть, танк не загорается, но там уже нечего ремонтировать – такие танки отправлялись на завод, где им делали капитальный ремонт.
Бригада приняла Фатеева хорошо. Когда ребята узнали, что у вновь прибывшего звание «старший сержант» и есть армейский опыт по вождению БМ- 2 и даже Т- 64, сразу зауважали. Николай включился в работу легко, ответственно и с хорошим настроением. Но было одно, что больше всего напоминало о войне: это не артиллерийская канонада, не свистящие звуки летящих снарядов, а не уменьшающаяся, иногда с острыми тревожными сигналами, вереница подъезжающих машин «скорой помощи». Больница была переполнена. Невооруженным глазом видно было, что раненых было больше, чем возвращающихся на фронт.
На третий день Николаю выпала утренняя смена, и он занялся «ходовой» знакомого Т- 62. «Скорая помощь», как правило, проезжала по краю площадки и останавливалась у больницы. А тут неожиданно какая-то машина шумно притормозила рядом с ногами Фатеева.
- Танкист! - послышался требовательный голос. Николай высунулся из-под танка. Перед ним стоял как лунь седой, но моложавый офицер лет тридцати.
- Что надо? - не вылезая из-под танка, отозвался Фатеев.
- А где у вас такой – рыжий, конопатый - главный механик. Сашка, по-моему.
- Он во вторую смену, после двенадцати будет. А в чем дело? – спросил Фатеев
- А ты что, новичок?
- Да, третий день, как работаю.
- Танкист, что ли?
- Да, вот занимаюсь этим танком.
- Поднимешь на ноги?
- Подниму, не велика тяжесть.
- Ах, даже так? А танк Т- 90М знаешь? – неожиданно спросил офицер, как показалось Николаю, майор.
- Знаю.
- А отремонтировать сможешь?
- Смотря что. Танк-то новый, считается лучшим. Если поковыряюсь, думаю, что смогу.
- Вот что, друг мой, возможно, ты мне и нужен. Во-первых, как тебя зовут?
- Николай.
- Русский?
- Конечно. Из Подмосковья. Из Ожерелья.
- Что за Ожерелье?
- Есть такой городок. Его в свое время староверы строили.
- Так ты что, старовер?
- Получается, так.
- И чем вы отличаетесь в Ожерелье?
- Чем? Слово держим. Работать умеем.
- Да что ты! Здорово! Майор, словно прицеливаясь, окинул Фатеева взглядом и широко улыбнулся. Вот что я тебе скажу, Николай, отличный ты парень. Значит так, я командир штурмовой роты 12 батальона, майор Киселев. Александр меня зовут. Майор протянул руку и как клещами сжал ладонь Фатеева.
- У нас, Коля, с моим другом, он здесь в больнице лежит, беда случилась.
Я его приехал проведать. Тяжелый случай. Он работал на «Т-90М», его подбили… Ребята спаслись, Тимофея с обожжённым лицом привезли сюда в больницу. А танк остался в серой зоне. Понимаешь? Его всушники пытаются забрать, уволочь... У танка новая броня и новая пушка. Если его захватят нацики, то у них этот ценнейший трофей долго не задержится. Передадут америкосам, а там - на платформу до аэродрома, а дальше самолет унесет танк, скажем, в объятия специалистов какого-нибудь испытательного полигона, в каком-нибудь штате Мэриленд, в США. И после этого все, что было новое и секретное, таковым быть перестанет.
В итоге в США будет праздник. Потому что три человека в форме, причем один еще и с офицерскими погонами, не выполнили своих должностных обязанностей и не взорвали танк. Киселев сделал паузу, закурил и внимательно уставился на Фатеева.
- Машина-то, если помнишь, названа «Прорыв», а тут «Прорыв» застрял. Мы, конечно, его забрать не даем, держим под прицелом весь район. Но цель у нас - пригнать танк назад. Понимаешь? Сейчас возможность только одна, пробраться к танку и поставить его «на ноги». Единственный кто мог это сделать, это Тимофей, но дружок мой – плох! Вот я сейчас и подумал, а если ты нам поможешь? С начальством твоим я договорюсь, такой танк - дело государственное. Если ты возьмешься, что хочешь, проси – наградим…
- А что с танком? Пробоина, вмятина, отказала ходовая? – спросил Фатеев.
Было видно, что майор все больше загорается своим замыслом и уже по- дружески, похлопывая Фатеева по плечам, стал предлагать план:
- Вот что, давай, не теряя время, пойдем к Тимофею. Он все про этот танк расскажет, а ты решишь – возьмешься или нет.
До больницы было рукой подать, но войдя в нее, они очутились словно в «коптильне»: пахло фенолом и какими-то антисептиками, которыми протирают поверхности от бактерий. Наружу, в коридор, доходил устойчивый и едкий запах человеческого пота.
Сразу было понятно, что Первомайская многопрофильная больница была переполнена, она давно не выдерживала такого количества раненых. В ней лежали в основном либо элэнеровцы, либо россияне, те, кого доставляли с передовой. Как правило, когда боец поступает в отделение, с него срезают одежду, потому что снять её по-другому не получается. Сестры укрывают бойцов одеялами. К сожалению, одеяла быстро приходят в негодность. Медики постоянно требовали у Министерства обороны одеяла, простыни, постельное белье, носки, трусы, спортивные штаны и особенно тапочки.
Постепенно положение исправлялось, но потребность в одежде, в которую можно было бы свободно облачить покалеченное тело, была мечтой каждого раненого. Вот почему майор захватил рюкзак, в котором, помимо еды, была и одежда. – Молодцы, волонтеры…Видишь, - показал он рюкзак, - подбрасывают нужные вещи.
Тимофей лежал на первом этаже среди тяжелораненых. Лицо его было забинтовано. Торчали только с обожжёнными ресницами глаза, которые загорелись, когда он увидел майора Киселева.
Киселев близко нагнулся и, чтобы не мешать соседям, которых было трое, стал расспрашивать друга о самочувствии, показывая подарки, которые он привез. После этого он представил Николая, предварительно рассказав Тимофею о родившемся замысле.
- Фатеев нагнулся ближе к раненому и тихо спросил:
- Что с танком? Цела ли «ходовая»? Какой ремонт нужен?
Тимофей говорил вразумительно, зная, какое из попаданий сбило электронику и заклинило пушку. Слушая Тимофея, Николай кивал головой и все больше представлял, что произошло во врем боя. Наконец, он повернулся к сидевшему с края Киселеву и уверенно сказал:
- Я все понял. Ему надо отдохнуть, он начал повторяться.
Киселев шепнул что- то Тимофею, помахал рукой перед глазами, и они вышли из больницы.
Разбудив «рыжего, конопатого» Сашку, майор договорился, что Фатеева отпустят на сутки на передовую для срочного ремонта. Оба решили, что Сашку в подробности вводить не надо. Майор, хоть и надеялся, что дело «выгорит», но в случае провала не хотел, чтобы об этом знал Тимофей и, особенно нервно реагирующее на историю с танком, начальство. Фатеев собирался продуманно. Помимо бронежилета, в рюкзак положил все, что нужно было для работы с электроникой: провода, кабели, паяльную станцию и большой бустер, который выдавал двести двадцать вольт на протяжении четырех часов. Прихватил с собой аптечку «АИ-4», когда-то подготовленную ему еще в Москве сестрой Катей – «младшенькой», как он её звал. На всякий случай взял пару банок белорусских мясных консервов, захваченных из дома.
Добрались до Лисичанска быстро. Разместил его майор в блиндаже на свободном месте недавно погибшего парня из Ростова-на Дону. Майор старался не распространяться, зачем приехал Фатеев, поэтому они поужинали вместе. Фатеев все время мысленно вспоминал, как выглядит танк «Т-90М». Он знал, что этот танк был последним инженерным чудом российского производства. Как понял Фатеев Тимофея, они во время боя загнали танк в лощину, в дубовую посадку. Он уже успел заметить, что в Лисичанске этих посадок было много. Дубы были особенными: не слишком широкими в обхвате, но стройными, тянувшимися ввысь.
Помнил он по рассказу Тимофея и о том, что танкисты для оптимальной позиции для стрельбы поставили башню в бок от себя, на девяносто градусов. В таком естественном капонире их не видели, и был широкий угол прострела. Однако долго это продолжаться не могло, разведка ВСУ в какой-то момент обнаружила скрытый в лощине танк, доложила артиллерии, и та начала артобстрел. Один прямой минометный выстрел попал в корпус танка. Динамическая защита сработала, но взрыв повредил силовую проводку. От удара всех троих контузило, а Тимофею вспышкой от электрического замыкания обожгло лицо. Танк мгновенно полностью отключился. Фатеев еще раз прокрутил в голове рассказ Тимофея, пересмотрел взятые с собой провода и инструменты и, перебирая их, примерно понял, что придется делать.
Правда от нервного напряжения и незнакомой обстановки, он несколько подрастерялся. В Луганске к вечеру можно было расслабиться, полежать на кровати, подаренной старым другом, вспомнить своих. Здесь на линии боестолкновения все было как во время атаки: совсем рядом, как огромные жабы, «чавкали» мины, громыхали гаубицы, шла постоянная канонада и, казалось, что через мгновение в этот обжитой капонир влетит снаряд и освободит его от всех обещаний, данных майору. Киселев, принесший ему еду, то появлялся, то исчезал. Но где-то под вечер майор, понимая состояние Николая, пришел за ним и повел по длинному окопу в большой командирский блиндаж. Народу было много, кое- кто стал подходить к Николаю и здороваться. Почти никто не курил. В центре внимания оказался паренек с гитарой. Все, увидев пришедшего майора с гостем, начали просить парнишку что-нибудь спеть.
- Серега, спой для нашего гостя Володю Скобцова, - неожиданно предложил Киселев и ободряюще подмигнул Фатееву.
Паренек довольно умело перебрал струны и, осмотревшись и поудобнее сев, запел негромко какую-то незнакомую Фатееву песню. Песня сразу привлекла внимание. Потом Николай удивлялся, как легко он запомнил слова. Ему даже показалось, что эта песня о нем.
Хоть режьте Родину, хоть ешьте,
от злых невежд мороз по коже,
и жизнь уже не станет прежней,
и смерть становится моложе.
Уже не скроешься в столице
и не укроешься в морозы,
к тебе воротятся сторицей
чужая боль, чужие слёзы.
Уже забудется едва ли
судьба, пробитая осколком,
нас слишком долго убивали,
но жить в России надо долго.
Над нами звёзды, словно в тире,
беда течёт по небу Волгой,
мы слишком долго жили в мире,
война с чертями будет долгой.
В блиндаже пробыли недолго. Майор заторопил – надо было до утра отдохнуть. По дороге он захватил «калаш», два «рожка» и сунул в карман Николая баллистические очки. У Фатеева потеплело на сердце, подумалось: - «Смотри-ка, командир заботиться о нем». Странно, но Фатеев заснул быстро. Нервы «распустились», и ему даже что-то приснилось.
Холодная железяка – калашиковский ствол - тронул его щеку, и он открыл глаза.
- Четыре утра, вставай!- скомандовал Киселев. Фатеев, спал до побудки не раздеваясь, только снял выданную «Гормостом» специальную обувь. Киселев проверил ботинки и одобрил. Затем посмотрел рюкзак и, с трудом всунув туда сухой паек, удовлетворенно хмыкнул. Затем подкинул Фатееву рюкзак на плечи и передал каску. Когда всё было готово, вышли наружу. Окопы были глубокими, насыпной бруствер был выше рослого Фатеева. Шли довольно долго, или Николаю так показалось. Наконец остановились. Майор сдвинул два ящика и выглянул наружу.
- Смотри, - тихо пригласил он Фатеева. Ящик под ногами Николая зашатался, но он удержался.
- Смотри вот в ту сторону, - протянул Киселев руку. Видишь, между кронами черная прогалина – это дорога. Танк метров в двадцати, в левой стороне. Днем его даже видно. До него чуть больше километра. Главное, быстро пройти первые триста метров. Они следят за окопами – дальше будет легче.
Если наткнешься на вэсэушников, открывай огонь. Мы - поддержим. Я пошлю людей. Вон, кстати, идут трое из второго взвода. Действительно, тихо, как кошки, подошли трое ребят, один из которых сидел рядом с Фатеевым в блиндаже.
- Ну, вот! Пошел! - скомандовал майор. Николай навалился на бруствер, сзади его ноги сильно толкнули, и он вылетел далеко вперед. Только лежа он увидел, что по земле стелется туман. В просвет между землей и туманом он быстро пошел в указанном направлении.
На той стороне было тихо. Только по ходу что-то бренчало в рюкзаке. – «Весь набит и все равно бренчит», - подумал он. Он пошел медленнее. Хотел прилечь, отдышаться, но решил не останавливаться, гнать вперед. Неожиданно ноги его сорвались вниз, и он свалился в яму воронку от взрыва.
Вскочив на ноги, обрадовался, что никто не услышал его падения. Наконец он дошел до первых деревьев, перебежал дорогу и пошел влево, куда указывал майор.
- Стой, вот он! – кто-то скомандовал в его сознании. - Да, это он.
Видно было, что Т-90М был оставлен вместе с «Накидкой», спецматериалом, который неплохо должен маскировать танк в тепловом и радиолокационном диапазонах.
Пушка - влево, а сам торчит как носорог из ямы. Увидев танк, он от радости повис руками на дереве и замер. Слышно было, как в голове стучит сердце и как на плечи давит рюкзак, забитый до предела. Минуты две он стоял, присматриваясь с какой стороны подойти к танку.
***
Именно в этот момент его увидели. Смена снайперов была в четыре утра.
Вэсэушники пристально следили, чтобы к этому танку не подошли лазутчики или эвакуаторы. Когда Лиза увидела в прицеле Фатеева, она не поверила, растерялась…Она даже высоко высунула голову из схрона, чтобы убедиться наверняка.
- Нет, это не он, - кричало её сознание. Тогда она еще раз присмотрелась, но вывод был однозначным: он! Судьба второй раз сталкивала её с ним. Второй раз ей приходилось решать: жалеть его или… Первое, что она вспомнила, как из-за него убила Германа, как удостоверившись, что он мертв, бесшумно вернулась назад, положила винтовки на место и принялась ждать Любу. Как назло Люба долго не появлялась, а когда приехала, Лиза разыграла перед ней «цирк» по поводу исчезновения Германа. Всё прошло гладко, потому что Люба привезла известие, «подброшенное» милицией: Германа арестовали и сообщили об этом в новостях. СБУ, боясь, что Герман расколется, приказало срочно сменить адрес схрона, а Лизу вывезти из ЛНР на территорию Украины. С трудом, за большие деньги Люба вывезла её «к своим». В Киеве, после длительного дознания, Лизе, как провалившемуся агенту, руководитель отдела департамента контрразведки СБУ Косолапов, вернул прежние документы на имя Веры Кравчук и отправил на фронт по старой специальности – снайпер. Уже несколько дней как она была прикреплена снайпером 42-го батальона 57-й мотопехотной бригады.
И вот теперь он снова был рядом, в ста метрах. Голова Фатеева красовалась на мушке. Это была недавно выданная ей винтовка СВД, 7,62-мм, переданная, прежде всего, снайперам Сил специальных операций, десантно-штурмовых войск.
- Первое, зачем он здесь? – злилась она. Танк подбит, наши его все равно заберут, тогда, какого черта, он здесь? Неужели из-за танка? Нет. А если, да! Тогда что? Второе, если его вижу я, то видят и те, кто на моей подстраховке». Эта «овца» Полина, тоже наверняка глазеет на него. Лиза ненароком узнала, что снайпер Полина изменила Родине, застукала какого-то русского капитана, вступила с ним в отношения и отпустила. Еще в Киеве Лиза видела, что украинские мужчины выкладывают в интернет видео с обвинениями в адрес женщин своей страны. Они бесились, что в то время как Украина сражается до последней капли крови, на подконтрольных России территориях местные девушки пускают в свою постель русских мужиков. Это равняется госизмене, за которую следует жестоко карать, - грозили они приговором. «Эти мужики – «чмо болотное», - считала Лиза. Сейчас, несмотря на войну, убийства, ненависть, она как никогда чувствовала, что любовь не имеет национальности и политических взглядов.
- Ведь он у меня не захватчик, а красивый мужчина, пусть даже в форме, - уговаривала она себя, любуясь Николаем.
Неожиданно и стыдливо Лиза вспомнила, как он вытаскивал её из «Жигулёнка» на дороге города Молодогвардейска. И как её, даже в полуобморочном состоянии, обожгли два противоположных чувства. Сначала — страх разоблачения её поддельного живота мнимой роженицы. Затем - легкость и блаженство в могучих, спасительных руках русского, после того как вдохнула его запах и увидела его озабоченное красивое лицо.
Не стесняясь, призналась себе, как бы она хотела закрутить военно-полевой роман, да еще с таким крутым парнем. – Боже мой, - открывала она себя, - какой же у нас, у баб, инстинкт размножения.
А ещё Лиза призналась себе, что давно мечтала о счастье. Её мечта была неосознанной, как смутное видение, она не отдавала себе отчёта о его смысле, а просто видела туманную картину: они идут с Николаем по большому-большому полю, а вокруг никого, только синее небо над головой. Такое же синее, как её платье, которое ей мама сшила в детстве. Синее платье и раскинувшееся поле – было одно из немногих счастливых воспоминаний, сохранившихся в её памяти, когда она была маленькой девочкой. С тех пор в жизни Лизы многое изменилось, но безмятежные ощущения детства она хотела пережить вновь. Она мечтала когда-нибудь сесть за мамину старую швейную машинку и сшить себе синее-синее платье, как в детстве. И выйти в этом платье в поле. И так, чтобы никого вокруг, только поле и она в синем платье с венком из ромашек на голове. Теперь в этом смутном видении она оставила место и Николаю.
Глаза её наполнились нежностью, она облизала губы и мысленно поцеловала Фатеева. Невольно вспомнила «своего козла» - Давида, с позывным «Хан». Когда её прислали в пятьдесят седьмую бригаду, кто только «не мял» её, пока командир батальона не осадил всех, выделил ей отдельное место и стал через ординарца вызывать к себе в любое время. Когда он, причиняя боль, елозил на ней, с каким- то изуверским чувством подбрасывая на руках, перед ней как маятник мелькала пятиконечная звезда в круге с головой козла. В такие минуты ей казалось, что она живет не с человеком, а с животным. Лиза еще пристальнее взглянула на Фатеева и вдруг твердо поняла, что на этот раз ей придется с ним что-то решать, иначе её выдаст Полина, а его пристрелят. Вдруг Лиза заметила, что Фатеев оперся спиной с рюкзаком о дерево, сдвинул ствол «калаша» вниз, внимательно огляделся, и с разбегу по лобовой броне взлетел наверх, схватившись за ствол. Лиза хоть и растерялась, но успела взять его на прицел и, повернув мушку в центр целика, затихла, чтобы успокоить дыхание. Она давно видела в прицеле не людей и не агрессора, а видела лишь мишень. Но сейчас было другое дело, она целилась в любовь.
Фатеев снял с плеч рюкзак, двумя руками вскинул его вверх и медленно опустил в люк. Улыбка осветила его лицо, когда он огляделся и, подтянувшись, просунул обе ноги в люк. Лиза быстро навела мушку на его голову, ниже каски и прицелилась. Зная, что на солнце и на смерть нельзя смотреть, она закрыла глаза и выстрелила. Фатеев, как подкошенный свалился вниз. Слезы градом покатились из её глаз. Она вздрагивала, перчаткой утирала лицо и, повернувшись на спину, бессмысленно смотрела в небо. Больше двух часов она пролежала в своем схроне, ожидая, а вдруг он появится. Но все было напрасно. Еле живой она доползла до окопов и спряталась в своем углу. Её трясло. Вся недолгая жизнь прошла перед ней. Лиза была уверена, что война закончится не скоро. В никакое перемирие она давно уже не верила. Она предположить не могла, чем всё завершится, но в тайне ей нравилась мысль высказанная однажды Полиной: «Война закончится тем, что Киев сам себя съест. Кто берет в долг и не отдает, в конце концов, хорошо не закончит».
К жителям юго-востока, которые захотели жить в другой стране, Лиза относилась плохо. Как и к западным украинцам, которые любили работать у поляков. В какие-то минуты, когда её не сдавливала тоска и отчаяние, она рассуждала здраво:
- Если в стране бардак, не нужно менять страну. Нужно менять что-то в своей голове и делать так, чтобы в твоей стране было так же хорошо, как и у соседей. Эти люди бегут от проблем, а не решают их.
Но были те, кого она искренне ненавидела, это были ополченцы. Для нее они были просто врагами, которые хотят смерти ей и её соотечественникам. Со временем для неё сделалось не важным, кто по ту сторону фронта -
девушки или мужчины - агрессоры, Лиза видела мишени и говорила себе: есть такие люди, которых может вылечить только свинец.
Казалось, что со временем она научилась жить, даже привыкла, что «козел» вызывает её чуть ли не каждый день. Эти вызовы она ненавидела, но покорялась. Она знала: ненависть усмиряет страх. Но сегодня, после выстрела в него, в любимого человека, ей все было противно, ей не хотелось жить. Она не услышала, как бесшумно вошел ординарец и, взяв за руку, молча, как овцу, повел её к Давиду.
- Сейчас все повторится, как всегда, - думала она, - он заставит её стягивать пахнущие потом кальсоны, долго готовить его к сношению, а потом опять перед её глазами замелькает пятиконечная звезда с лицом зверя. Но на этот раз она не далась, оттолкнула его и от нахлынувшей ярости плюнула ему в лицо. Вначале он ударил её кулаком, потом повернул спиной и лупил по ягодицам, пока не лопнула кожа. Подтолкнув к двери, он со словами «шлюха» пинком вытолкал её из блиндажа. Кое-как она добралась до своего места, прилегла на дощатую постель и вспомнила Фатеева. Мелькнула мысль, какой плохой у нее сегодня день. Она сняла берцы, вытянула ноги и вдруг кончиком пальцев почувствовала ствол снайперской винтовки, оставленной в ногах. Она протянула руку, медленно протащила винтовку к себе, приставила ствол к шее и… выстрелила. Через полчаса её нашла Полина. Лиза лежала в обнимку с винтовкой, и улыбалась.
***
Он упал на рюкзак, и почувствовал, что от падения заныла шея. Сбросив каску, он рукой коснулся головы, чтобы вправить шею на место и увидел, что рука в крови. – «Шальная пуля, или выследили?» - подумал он. Прислушался. Снаружи была тишина. Хотел закрыть люк, но остановился: – В темноте ничего не сделаю. Усилилась боль, и он начал подгонять себя. Вспомнил, как в армии учили оказывать себе первую помощь. – Нет, не так всё плохо, - уговаривал он себя, - действуй по инструкции. Он расстегнул рюкзак, достал сестрину аптечку и нашел бинт с набалдашником - ватным тампоном. Сбоку нащупал перекись водорода и чиркнул из бутылки на рану. Струйка попала в рану, но не обожгла. – Ничего, терпим! Он протер рану свободным тампоном и еще раз чиркнул перекисью. Рана ныла, жгла, но он принялся медленно её забинтовывать. Вспомнил, что есть ампула с обезболивающим. Превозмогая боль, нагнулся и долго искал её в аптечке. Ампулы, закрытые картонкой, лежали в самом низу и словно прилипли к нижней стенке. Наконец вытащил одну, переломил и тут же вколол иголку себе в плечо. Стало легче, и он затих. Откинувшись на спинку кресла, Николай задумался, с чего начать. Осматривая оборудование, задержал взгляд на оплавленных проводах. Вспомнились слова раненого Тимофея о том, что именно они вспыхнули прежде всего. Достав из рюкзака инструменты, он стал аккуратно вырезать оплавленные провода, заменять их новыми, тут же пропаивать и ставить каучуковую термоусадку, которая прихватывалась намертво.
Только делая паузы, Фатеев чувствовал, как кружится голова и как медленно мокнет грудь и плечо от стекающей крови. Наконец, он пропаял последний провод, включил монитор и вдруг на всех приборах вспыхнул свет. Сразу возникла шальная мысль повернуть башню в походное состояние. Он понимал, что принцип работы его БМ-2 и Т-90М одинаковые, только здесь все было массивнее и мощнее. Армейский опыт не подвел, он включил управление башни, она повернулась и встала в походное положение. Теперь надо было перелезть из кресла командира на место механика – водителя. Когда этот маневр удался, Фатеев включил зажигание, топливную и масляную систему. Теперь надо было ждать, пока танк наберётся сил.
Но вот наступил самый ответственный момент, он включил двигатель и начал его гонять. Рявкнув, зашумели выхлопные трубы и, выдав клубы дыма, танк взревел. Но почему-то слух Фатеева воспринимал этот рев через какую-то преграду, словно он от радости оглох. Теперь Фатеев уже не сомневался, память помогала действовать уверенно: он сдвинул танк с места и стал медленно выводить его из критической посадки. Выехав на дорогу, Фатеев прибавил скорость и погнал к своим позициям, высматривая проезд для танка. Люк танка по-прежнему был открыт. Однако, несмотря на пропадающий слух, он понял, что по нему начали стрелять. – «Засекли!» – отозвалось в сознании. Он пошел на пределе и увидел впереди солдат. Это были наши. Чувствуя, что теряет сознание, он стал повторять какие-то слова. Сверху мелькало небо, пролетали тучи… Фатеев понимал, что начинается бред, в котором повторялась только одна строчка: «Беда течет по небу Волгой». Он уже не мог остановить танк. «Прорыв», натужно рыча и звякая траками, заскользил на месте, уткнувшись в ствол дерева.
Подбежавшие солдаты вытащили Фатеева из танка и помогли уложить в переполненную «скорую помощь», которая последним приняла Николая. Он был без сознания.
Привезли в Первомайск вовремя. В профильной больнице его положили по соседству с Тимофеем на первом этаже. Хирург, осмотревший Фатеева, сообщил следом приехавшему майору Киселеву, что основной причиной глухоты является острая массивная кровопотеря вследствие повреждения сосудов шеи. Майор торопливо рассказал хирургу, какой подвиг совершил старший сержант Николай Фатеев. Однако откровенность хирурга с глазу на глаз с майором была неутешительной. – Поймите, майор, - говорил хирург чеканным слогом, глядя Киселеву в глаза, - повреждение слуховых органов определяет прогрессирующую дестабилизацию жизненно важных функций организма, тяжесть состояния и, к сожалению, высокую летальность данной категории раненых. К счастью, у него симптомов перелома нижних шейных позвонков нет. Но чтобы не было головокружения, тошноты, надо больше молчать, потому что из-за боли в месте ранения, возможно нарушение речи. Прощаясь с майором, хирург сказал и несколько утешительных слов:
- Для постановки точного диагноза сделаем рентген или МРТ. Лечение будет зависеть от его физической выносливости, но кажется, что по виду он богатырь, если четыре часа, истекая кровью, спасал танк чуть не попавший к ВСУ.
За Фатеева боролись в профильной больнице долго. Постепенно он возвращался к жизни. Хирург был прав, могучий организм Николая выдержал, и он пошел на поправку. В один из субботних дней, в начале июля, Николаю сообщили, что в больницу для личного знакомства с ранеными прибудет заместитель командующего 8-й армией Южного военного округа генерал-майор Эседулла Абачев.
В этот день в хорошо прибранную палату пригласили четырех выздоравливающих раненых и в торжественной обстановке всей четверке вручили «Ордена Мужества».
Когда в Луганске начальник безопасности «Гормоста» Константин Ивлев узнал о награждении Фатеева, то через день приехал в город Первомайск. Уговорив хирурга отпустить героя к друзьям и пообещав, что лечение их бригадира продолжится в городе, Ивлев привез Фатеева в Луганск. Наконец Николай мог воспользоваться телефоном и после долгого молчания позвонить домой. Звонил несколько раз – связи не было. Волнение его достигло предела, когда он, сумев созвониться с соседом по деревне, узнал, что Татьяна в больнице города Ступино на сохранении. Не теряя ни минуты, он попросил начальство отпустить его домой.
Главный механик разрешил ему сесть в один из курсирующих по маршруту Луганск – Москва – Луганск КАМАЗов, и без остановок, на следующий день к обеду он приехал в город Ступино. Как раз в этот день Татьяну с девочкой выписывали из роддома. Её встречали Нина Семеновна и сын Миша. Когда Татьяна с ребенком вышла из дверей роддома, раздался громкий сигнал КАМАЗа и из кабины выпрыгнул Фатеев. Быстрым шагом, с повязкой на шее и орденом на груди, он шел и громко, махая рукой, кричал:
- Я здесь! Таня, я здесь! Они уткнулись друг в друга, затем он бережно взял на руки дочь и на заранее вызванном тещей такси поехали к себе в Грабченки.
Весь июль он был у себя в деревне. Занимался хозяйством, выложил камнем проход к дому, и каждый день торжественно присутствовал при кормлении дочери Виктории.
Через месяц Николай Фатеев попрощался с женой и, сказав ей: «мы там нужны», возвратился в Луганск