Юкагирская писательница и исследовательница Ладина Курилова рассказывает о новых веяниях в национальной литературе и лингвистике.
Как формировать языковую среду в городе? Вопрос не праздный, особенно для юкагирского национального движения: носителей не так много, кроме того, юкагирских языков – два, в сохранении нуждаются оба. Ладина Курилова – одна из тех, кто занимается сохранением тундренного юкагирского языка. Она пишет на нем стихи, изучает его особенности и обучает всех желающих юкагирскому языку на курсах по WhatsApp. Сегодня Ладина Курилова – гостья нашей традиционной рубрики «Интервью недели».
– Ладина, вы относитесь к юкагирскому племени алайи. Расскажите, пожалуйста, подробнее о нем.
– Считается, что алайи – это первое племя юкагиров, по сути – это такой полумифический род, о нем сохранилось много легенд. Алайи отличали высокие моральные качества – доброта, великодушие, бесхитростность. Сохранилась такая легенда, она называется «Алайи лачилпэ» – «Огни племени алайи», в ней рассказывается о происхождении северного сияния. Алайцы славились своей миролюбивостью, что другие пришедшие племена, становились им дружественными или родственными народами. Наступил день, когда к алайи пришло одно темное племя, которое желало истребить их. Они вероломно напали на юкагиров, и те устремились бегством к Мерзлому морю. Алайцы были почти настигнуты, тогда, чтобы преградить путь врагам, они разожгли свои нарты. Огонь от аргиша разросся до самого неба, лед растаял, погрузив на дно алайцев и их гонителей. А тот огонь полыхал три дня и три ночи, став полярным сиянием – предостережением от опасностей.
Сейчас многие юкагиры относят себя к алайи. Так что, если изучать алайи, важно определить грань между мифическими моментами и объективной реальностью. А реальность такова, что алайи – это племя тундренных юкагиров. В переводе с юкагирского алайи – это твердые как лиственница люди.
Как и другие племена юкагиров, алайи были охотниками, рыболовами. В древности, вероятно, занимались и оленеводством.
Но на самом деле об алайи сохранилось не так много информации. Возьмем, например, юкагирские орнаменты. Они удивительные, уникальные. Но часто по орнаментам, которые сохранились на вещах в музее, нельзя сказать, какому племени они принадлежат. Поэтому каждое племя склоняется к тому, что это его орнамент. Возможно, что были какие-то общие элементы. У нас сохранились такие орнаменты, как схематическое изображение следа куропатки, ряды треугольников, изображающих сверху полярное сияние, а снизу – стойбище, или зигзаги, мы называем их «дорогой древних людей». Особенности, по улусам, конечно, свои есть, но в целом орнаменты у разных юкагирских родов и племен между собой перекликаются. В ходу было три цвета – красный, белый и черный.
Тотемное животное у алайи, как и у многих юкагирских родов, это медведь – «хайчиэтэгэ». В переводе с тундренного юкагирского языка – это «большой, великий дедушка». У юкагиров есть и шаманские рода. У них свои тотемы, например, у нашего рода это орел.
Если изучать алайи, важно определить грань между мифическими моментами и объективной реальностью.
– Ваш отец Гаврил Николаевич Курилов – создатель юкагирской письменности, знаменитый Улуро Адо. Расскажите, пожалуйста, о вашем детстве. Каким оно было, принимал ли отец участие в вашем воспитании и становлении?
– Мой отец начал писать с начала шестидесятых годов. Про его псевдоним Улуро Адо вначале говорили, что он означает «Сын озера». Но сам отец говорил всегда, что точный перевод «Сын тундры Улуро», «Улуро» – это юкагирское название Олеринской тундры в Нижнеколымском улусе. Мое детство было обычным, я родилась в Якутске, здесь же выросла и работаю. Мой отец учился в школах-интернатах Нижнеколымского улуса, потом в педучилищах Чурапчи и Якутска, затем поступил в пединститут имени А.И.Герцена в Ленинграде. Там у него была семья – жена и трое сыновей. Через 15 лет учебы отец вернулся в Якутию. Стал работать в Институте языка, литературы и истории, потом в Институте проблем малочисленных народов Севера СО РАН. Сейчас оба этих института объединены в Институт гуманитарных исследований и проблем малочисленных народов Севера СО РАН. Отец до сих пор там работает – главным научным сотрудником. Я помню, что отец всегда занимался либо наукой, либо литературной и общественной деятельностью, такой он человек. Конечно, он много рассказывал мне о нашем роде, о нашем народе, об обрядах, об обычаях, меня это очень увлекало и восхищало. По сути, отец открыл для меня юкагирскую культуру, юкагирский язык. Все, что я знаю, я впитала от отца.
Моя мама – эвенка. Она тоже знакомила меня с культурой эвенского народа. Так что я росла в настоящем сплаве культур. Могу сказать, что у эвенской и юкагирской культуры много общего, иногда даже я затруднялась определить, что относится к эвенским традициям, а что – к юкагирским. Но свою жизнь я решила связать с изучением юкагирского. Пошла по стопам отца. Долгое время была его помощником, сейчас у меня самостоятельные научные изыскания. Но, если честно, я столкнулась с такой проблемой: все знаковые научные исследования по моей сфере проводил отец. Когда при подготовке научной статьи ведешь работу с источниками, то фактически список литературы по большой части состоит из перечня работ Гаврилы Курилова. Отец сам к этому привык уже, что поделать, если только он в основном масштабно изучал эту сферу. Мне хочется найти другие источники, посмотреть на проблему с какой-то иной стороны. Однако я понимаю, что такого массива информации, как у отца, мне больше не найти.
Отец открыл для меня юкагирскую культуру, юкагирский язык. Все, что я знаю, я впитала от отца.
Сейчас мы с ним часто разговариваем. К сожалению, годы берут свое, у папы утрачено зрение, сил иногда нет. Но он все равно старается мне как можно больше рассказать, а я стремлюсь к тому, чтобы все это впитать, чтобы собрать максимум информации для своих исследований.
– Сейчас вы работаете в Институте гуманитарных исследований и проблем малочисленных народов Севера СО РАН. Что входит в круг ваших научных интересов?
– Поначалу я занималась литературоведением, изучала поэзию Улуро Адо и долгое время работала в институте лаборантом – личным помощником отца. Но в какой-то момент я поняла, что литературоведом я не буду, так как стала двигаться в другом направлении, начала преподавать, практиковать юкагирский язык и со временем ушла в лингвистику. Сейчас, в частности, изучаю количественные слова и в целом категорию количественности в языке тундренных юкагиров. В своих работах я стараюсь сравнивать оба языка – тундренный и лесной юкагирский. Напомню, что лесной и тундренный — это разные юкагирские языки, то есть мы близкородственные народы. Углубленных и сравнительно-сопоставительных работ по юкагирским языкам на самом деле не так много, я хочу восполнить этот пробел.
– Как вы решили писать стихи на юкагирском?
– Пишу я с детства. Поначалу пыталась писать какие-то простенькие стихи. Первые мои поэтические наброски были на русском, потом в старших классах, когда освоила юкагирскую грамматику, стала пробовать писать и на родном языке. Тогда же, в старших классах, у меня проснулся большой интерес к творчеству отца. После окончания университета я начала изучать его произведения на юкагирском языке, так как решила написать диссертацию по литературе. Я стала переводить его стихотворения и в какой-то момент втянулась, научилась чувствовать ритм, мелодию языка. Это помогло мне с моими стихами. Писала я небольшие произведения, их можно сравнить с хойку. Но мне хотелось большего, хотелось вложить больше информации, добавить смыслов. Поэтому сейчас я пишу на юкагирском, потом перевожу текст на русский. Дописываю стихотворение, а затем снова перевожу на юкагирский. В процессе, конечно, произведения сильно трансформируются, но результат мне нравится.
– Обсуждаете ли вы ваше творчество с отцом?
– Знаете, моему отцу всегда приносили какие-то стихи и рассказы, чтобы он почитал, подсказал, направил в нужное русло. Сейчас папа больше стремится к документальному изложению, ему нужна достоверность во всем, без фантазий. Поэтому, не желая услышать заведомо ожидаемую критику, свои произведения давала ему на оценку уже в готовом варианте. Хотя в процессе написания я задавала ему различные уточняющие вопросы по юкагирской культуре, поэтому он незримо присутствовал в моем творчестве. Он и сам сейчас занят написанием мемуаров, это тоже очень важно, чтобы сохранить его наследие. Ну а я больше в творчестве тяготею к художественным формам. Свою книгу рассказов на русском языке «Волшебные сны. Легенды о древних душах нунни» я прочитала ему не полностью, подумала, что он раскритикует ее за фантазийность. Когда книгу издали, ему ее полностью прочитал Андрей Курилов, младший сын, он живет в Санкт-Петербурге. Если уточнить, то самым первым читателем рассказов и моим литературным наставником стал Альберт Курилов – старший сын, он тоже в Санкт-Петербурге. Недавно Андрей Курилов тоже решил внести свою лепту в мое произведение, он сделал свою редакцию, которую я планирую применить в дальнейших переизданиях.
Несомненно, сказочная художественная литература – неотъемлемая часть мировой литературы и фольклора. Куриловы являются потомственными сказителями. Наш дедушка, папин отец, вечерами рассказывал сказки, фольклорные рассказы, предания и легенды с фантастическими элементами. Правда, с ним все было строго в отношении их точности. Дед требовал, чтобы его дети полностью, слово в слово, пересказывали все содержание. Что-то забыть или перепутать было нельзя.
– Что означает термин «нунни», который есть в названии вашей книги «Волшебные сны. Легенды о древних душах нунни»?
– Это душа, ее перерождение. Юкагиры верят в реинкарнацию. Возвращаются души добрых, хороших людей, которых уважали и почитали. Когда человек умирал, родственники ждали его возвращения, проводили обряды. После появления в семье новорожденного в жилище приходил шаман, определявший во сне нунни ребенка. Когда он засыпал, ему под голову незаметно подкладывали шапочку новорожденного. Наутро он рассказывал, кто ему снился, раскрывал нунни ребенка. Но, порою, дети сами определяли свое нунни. Они рассказывали о своей прошлой жизни, своей семье, делились какими-то воспоминаниями. Перерождение могло происходить в семье близких и дальних родственников. Весь этот процесс мы вкладываем в понятие нунни.
– Помимо художественной литературы вы занимаетесь сохранением юкагирского языка, ведете занятия. В чем особенности тундренного юкагирского языка? Что сложнее всего выучить и запомнить?
– Среди юкагироведов считается, что самое сложное – это построение высказываний, когда смысл высказывания меняется от построения слова и последовательности слов в речи. В тундренном юкагирском языке развитая морфологическая, грамматическая система, когда на каждый тип высказывания есть своя модель. Соответственно, когда люди учат язык, то часто они не могут с первого раза понять, какой конкретно смысл заложен в том или ином высказывании. Чтобы научиться различать все эти тонкие нюансы, нужна практика. А с этим возникают сложности. Носители языка – в основном люди пожилые, с каждым годом их остается все меньше. И беднеет речь. Наш главный лексический источник – это словарь тундренного юкагирского языка, над которым несколько десятилетий работал мой отец. В этом словаре более 20 тысяч слов. В основном они были записаны в 70–80-е годы, когда эти слова широко употреблялись, но даже тогда в речи их использовали юкагиры старшего поколения, многим из них на тот момент было 70– 90 лет. В современной лексике половина слов, которая зафиксирована в этом словаре, в обиходе не употребляется. Или же отсутствует лексика в современном виде, поэтому некоторые слова мы заимствуем из соседних языков.
Среди юкагироведов считается, что самое сложное – это построение высказываний.
– По вашим оценкам, есть ли сейчас дети, которые хорошо говорят на юкагирском?
– В селе Андрюшкино Нижнеколымского улуса такие дети есть. Они говорят на юкагирском в семьях. Я сама с этими ребятами не знакома, но слышала о них от родственников. Есть студенты, которые хорошо говорят. Они посещают занятия нашей воскресной школы юкагирского языка, совершенствуют свои навыки. Но вообще, конечно, у этих ребят интерес пошел от семьи, у них была языковая среда. Языковую среду, по себе могу сказать, очень сложно сейчас создать. Со своими детьми я стараюсь говорить на юкагирском. Но все-таки даже у нас в семье, где всегда чтили юкагирские традиции и язык, нельзя просто так взять и начать говорить чисто на юкагирском – дети не поймут. Поэтому я говорю им какие-то слова, предложения, а затем – перевод. Иногда по несколько раз моделирую ситуации, чтобы воспроизвести те или иные фразы на юкагирском. Я повторяю слова, повторяю ситуации, какие-то слова дети запоминают, в каких-то случаях спрашивают перевод.
– Вы упомянули воскресную школу юкагирского языка. Как она возникла, как проходят занятия?
– Школа в Якутске при Ассоциации юкагиров РС(Я) возникла несколько лет назад, ее открыл мой отец. На занятия приходили люди разных возрастов, не только дети. Идея лежала, что называется, на поверхности. В школах Якутска обучения юкагирскому языку нет. Это на самом деле технически невозможно. Чтобы организовать обычные школьные занятия, нужно собрать класс, соответственно, нужно, чтобы были дети одного возраста, хоть несколько человек. А в Якутске проживает меньше 200 юкагиров, конечно, класс в обычном понимании не собрать, поэтому появилась идея проводить занятия в формате воскресной школы.
Отец более 15 лет вел занятия в воскресной школе в Доме Севера, пока совсем не потерял зрение и ему не стало сложнее передвигаться.
В 2017 году вышел переизданный «Юкагирский букварь», в нем была введена графема W, которая долгие годы заменялась буквой В, тем самым искажая исконное произношение слов со звуком W. В тот же год я решила вести кружок юкагирского языка «Языковое гнездо юкагиров», впервые открытый в Якутске. Первый год кружок вела я, второй год – Анна Татаева, преподаватель юкагирского языка (дистанционно) в школе «Арктика» города Нерюнгри.
С 2018 года я начала проводить «Курсы юкагирского языка» в Национальной библиотеке РС(Я) для всех желающих. В 2020 году Валентина Акимова, директор Фонда возрождения юкагиров «Ярхадана», подала заявку в Фонд президентских грантов, воскресные школы получили финансирование. Но пришла пандемия. Соответственно, никакие очные встречи стали невозможны. Но мы нашли выход – ушли в соцсети и Zoom. Это открыло возможность присоединяться к нам желающим изучать юкагирский язык не только из Якутска, но и других населенных пунктов республики – Усть-Янского, Аллаиховского улусов, а также с Магадана, Чукотки, Новосибирска, Санкт-Петербурга, Москвы и даже Австрии, где живет одна наша юкагирка. Активнее всего мы занимаемся в WhatsApp, у нас там есть большой общий чат. Какие-то конкретные вопросы разбираем через личную переписку. Иногда даже личная переписка оказывается более объемной, чем общий чат. Получаются такие индивидуальные занятия. Несмотря на то, что пандемия давно закончилась, мы решили оставить онлайн-формат. Встречаться вживую не всегда удобно, а с чатами или звонками мы можем всегда быть на связи.
У нас менялся не только формат занятий, но и организационная структура. Я, например, один год вела занятия как преподаватель Ассоциации юкагиров, потом – как преподаватель-волонтер. Сейчас я вступила в Ассоциацию юкагиров, стала членом правления и веду занятия в этом статусе.
В целом, я считаю, что проект результативен, наши слушатели существенно подтянули свой уровень владения языком, расширили лексикон.
Только зная язык в совершенстве, можно проводить какие-то изыскания.
– По вашим оценкам, какие главные сложности сейчас стоят перед исследователями юкагирского языка? Как решать эти проблемы?
– Самая главная проблема – это уровень владения юкагирским языком, в том числе и среди самих исследователей. Ведь, только зная язык в совершенстве, можно проводить какие-то изыскания. Если говорить про юкагироведов, то именно носителей языка, тех, кто на нем думает, среди нас не так много. Например, мой отец – носитель. Я сама, с одной стороны, тоже могу создавать какие-то материалы, но понимаю, что я росла в другой языковой среде и даже годы изучения языка на научном уровне не могут дать мне такую высокую степень владения юкагирским.
Как совершенствовать свои познания в языке исследователям? Опрашивать носителей, пока есть такая возможность. Да, конечно, исследователь может, не выходя из кабинета, изучать собранные в прошлые годы материалы, анализировать их, делать какие-то выводы. Но ведь самое главное в языке – это люди, которые на нем говорят, думают. Наша задача – успеть поговорить с ними.
НА ФОТО: учёная и писательница Ладина КУРИЛОВА.