- Выпей молока, хабиби, - настаивает незнакомый голос, - силы прибавится.
С трудом разлепляю глаза. Зеркало мрачных видений рассыпается на осколки. Взгляд падает на плетеный, в тонких солнечных проблесках, потолок. Медленно сползает по сетчатой стене, цепляясь за арабскую вязь плюшевых ковриков, и упирается в сидящего на полу молодого араба. Смуглость кожи и черную бездну его глаз подчеркивает безупречная белизна одежды - длинное платье и искусно закрученный на голове платок. Где я?
Горячее дыхание пустыни, колкие песчинки на лице медленно пробуждают мою память.
Приподнимаюсь. Мелкими глотками пью густое, чуть солоноватое молоко из глиняной кружки.
- Шукран! - благодарю я. - С меня букет колючек верблюдице. Редкого она окраса. Такие «белоснежки» миллионы долларов стоят.
- А у меня белый «мерс», - хвастается парень.
- Мухаммедом зовут?
- Откуда знаешь?
- Популярное имя в ваших краях. А я сорок лет как Максим. С годами все реже забегаешь вперед - чаще оглядываешься назад. Но вопросов к себе становится больше.
- «Живи настоящим, думай о будущем и о прошлом не забывай», - так учат мудрецы.
- Хорошо по-английски говоришь.
- Английский - для дела, а родной язык - для души. Арабский в пустыне и баран понимает.
- Выходит, я хуже барана, - усмехаюсь.
Мои ноздри улавливают аппетитный, с пряностями и дымком, запах мяса.
- Совсем скоро шурпа будет. Вкусно!
- Ничего нет вкуснее воды. Наша жизнь подобна барханам. Поднимаешься к вершине: то к маленькой - пологой, то к крутой - повыше, потом скатываешься или сползаешь вниз. И все повторяется снова. Но наступает момент, когда ты останавливаешься вдруг и спрашиваешь себя: «Зачем эти бесконечные восхождения? В чем смысл жизни?» Плутая в миражах, нашел я ответ на этот вопрос. Тебе не понять - слишком молод.
- Я мужчина! - горячится араб.
- Жизнь - мудрый учитель. Много полезных уроков она преподала мне. А чтобы лучше усваивал пройденное, и испытывала, и наказывала порой. Не раз я оказывался на грани гибели. Лет пятнадцать тогда мне было… Есть такая игра для пацанов – в мафию, в которой мафия играет пацанами. Очень популярная игра, даже в нашем маленьком, забытом Богом и правителями городке. Стал ее невольным участником и я.
- Видел я фильм про русскую мафию, - в глазах парня живой интерес. - Экшен!
- Такое «кино» и в жизни случается. Но есть разница.
Этот житель благополучной страны понимал в наших бедах так же мало, как я в лошадях, верблюдах и соколах. Да и не хотелось мне бередить поджившую уже рану. Но мысленно фильм из прошлого продолжался...
Было у меня три товарища в нашем дворе. Дружбой это не назовешь: они и старше, и при деньгах. А я - школьник, салага, по их понятиям. Однако меня они не обижали, даже опекать пытались - рулить научили. Тянулся к ним и я.
В тот памятный день они «по делам» собрались и меня захватили. Прокатиться почему-то на чужой тачке решили. Выбрали старенький, неприметный «жигуль» на стоянке, что рядом с домом. Открыли отмычкой дверь, поковырялись в замке зажигания и поехали. Стоянка охранялась, но из будки никто не вышел, напротив, открытая дверь захлопнулась.
Поколесили немного по городу и на пустырь двинулись, «на стрелку», как мне объяснили.
Разборка оказалась крутой - с пальбой. Кто прав, кто виноват - непонятно.
Звуки выстрелов вперемешку с матом и проклятиями выступали на моем теле липким потом страха. Хотелось сжаться до атома, стать невидимкой. Укрылся я за машиной и стал ждать, когда этот кошмар закончится.
Наконец, все стихло. Лишь сердце продолжало колотиться в неистовом ритме, пытаясь вырваться из загнанного тела. Приятели не возвращались. Решил удирать на колесах. Осторожно пробрался в салон. Мотор был включен. Дал по газам. Страшное место, оставаясь позади, продолжало маячить перед глазами. Добрался. У стоянки все той же машину бросил. Подхожу к дому, вижу: два бритоголовых бугая у подъезда топчутся и по сторонам озираются. Нутром почувствовал опасность. Назад метнулся – к будке сторожевой. Охранник, взглянув на меня, все понял и молча пальцем в угол, за шкаф, показал. Стою там, от страха трясусь. Заходят те двое. «Где, пацаненок-то?» - спрашивают. И сдал охранник «пацаненка» так же – без лишних слов.
Вывели меня на улицу. В машину втолкнули и повезли. Понимаю, не сбежать, и на пощаду надежды мало. Привезли на какую-то стройку заброшенную. Ни души вокруг. Выйти приказали. И бить начали… не по-детски - по-взрослому. Сопротивляться бессмысленно - силы неравные. А они все в живот и в голову метили, чтобы мало не показалось. Не показалось. Вяло прикрываясь от ударов руками, я уже почти не чувствовал боли.
Потом лежал в луже собственной крови и думал: «Сколько же крови у человека? Течет и течет, а я все живой». От пережитого душа моя или в пятки ушла, или совсем отлетела – не знаю. Только смирился я со своей участью и жалел больше мать: в слезах у гроба представил. А смерть все не приходила.
Снова в машину забросили. Едут, между собой обсуждают, в каком месте труп в реку сбросить. Тут звонок. Один из моих мучителей с подобострастием «шестерки» долго перед кем-то оправдывался, а потом развернул машину назад. Другой мне глаза завязал. «Поживу, значит, еще какое-то время», - снова с надеждой подумал я.
Тормознули. Куда привезли, завели - не знаю. Повязку сняли. Вижу, в логово попал. За столом – вожак этой волчьей стаи. Матерый. В наколках. Покрыл отборным матом холуев своих. Мне отрезал, мол, или сдавай дружков, или с жизнью прощайся. «Жизни-то еще и не видел. И зачем мне она дана – не понял», - мысленно возразил я и заплакал. Неожиданно бандит смягчился. Со словами: «Вякнешь, где был, – убью!» - отпустил он меня. Везунчиком я оказался…
- Ну, хорошо, - милостиво согласился араб, - не хочешь про мафию, расскажи, как по пустыне плутал.
- Это, поверь мне, приравнивается к мафиозным разборкам. Экстрим мы и сами себе создаем: иногда по недомыслию, иногда специально убедиться, что жажда жизни – самая сильная жажда. И что «пить» эту жизнь нужно смакуя каждый глоток.
И снова я погрузился в воспоминания…
Черная лента дороги змеей извивалась в дюнах. Мелкой красной букашкой ползла по ней моя одинокая машина. Так виделось с высоты пульсирующей по небу живой точки.
Солнце, словно кто-то снижал накал лампочки, бледнело и быстро опускалось. Вспыхнув на миг, оно залило золотом вершины барханов, заскользило по склонам вниз и провалилось в песок. Причудливые тени росли, наслаивались одна на другую. Сумрак стремительно вытесняла густая мгла.
Видимое пространство в свете фонарей казалось тоннелем.
Скорость ощущалась лишь легкой дрожью машины и тихим, монотонным шуршанием шин. 130… 150… Еще немного - взлечу. Неожиданно дорога распалась надвое. Я неосознанно свернул на вираже, словно сама судьба сделала за меня выбор.
Тоннель, стертый темнотой, исчез, и уже ничего, кроме фар, не подсвечивало дорогу. Гладкий асфальт сменился другим, отмеченным оспинами времени. Я понял, что сбился с пути. Сбросил скорость. Вскоре мотор и вовсе заглох – закончился бензин. Решил заночевать в машине. Проснулся от духоты и назойливого солнечного света. Первая мысль была о воде.
Перед глазами, недалеко от дороги, блестело озеро. Его обступали пальмы, но их гигантские опахала не отражались в воде, и ветерок не рябил её поверхность. Тогда я не придал этому значения. А зря. Вышел из машины и направился к источнику. Становилось жарко, но песок еще хранил влагу ночной росы.
Загадочное озеро между тем стало едва заметно отступать. Я все шел и шел, подгоняемый жаждой.
Солнце быстро поднималось и скоро стало похоже на белый раскаленный диск. Тени таяли. Воздух стремительно нагревался. Песок уже обжигал ноги. А это еще одна причина торопиться. Я побежал за видением, но только песчаные ручейки стекали по растревоженным дюнам.
Вдруг озеро исчезло. Взгляд беспомощно цеплялся лишь за редкие колючие кустарники и зыбучие холмы.
Но останавливаться было нельзя: движение – единственный шанс на спасение. И я карабкался по склонам, хватался за обманчивые уступы, лишь усиливая горячий поток.
Что делать? В плавящемся сознании не было ни одной нужной мысли. Заезженной пластинкой крутилось в голове: «Надо выжить!» Но силы иссякли, и я обреченно уселся на раскаленную сковороду пустыни. Время словно остановилось. Я не мог больше ни двигаться, ни мыслить, ни надеяться. Судьба, как и много лет назад, снова испытывала меня.
Вдруг слух уловил приглушенный звук откуда-то сверху. Взглянул на выбеленное, почти обесцвеченное солнцем небо - там творилось невообразимое. Ветер резко усилился и поднял в воздух тучи песка. Скоро и само солнце исчезло в свинцовой пляшущей мгле.
Может, своим беспутным существованием я и заслужил ад, но не ожидал, что это случится так скоро.
Смерч кружил совсем близко. Его колкие шлейфы нещадно хлестали меня и, натешившись, осыпались у ног. Песчаная пыль лишала последней возможности – дышать. Я понимал, что скоро стану просто одним из таких же холмов, и уже смиренно ждал смерти.
Барханы все пели свою унылую протяжную песню, но она больше не пугала, а убаюкивала меня. Точно колыбельная матери. В детстве она пела мне о чудесах. А здесь лишь миражи.
Я осмотрелся и увидел лежащую неподалеку верблюдицу. Белую, как снег. «Ну вот, снова мираж. Все, что мы видим, - иллюзия. Вся наша жизнь - мираж», - подумал я обреченно. Меня теперь не обманешь.
«Иди сюда!» -- скомандовал я видению пересохшими губами. Верблюдица вдруг повернула морду в мою сторону. Чудо случилось? Или это смерть моя? Выбравшись из кучи песка, я подполз к верблюдице. Безнадежно протянул к ней руку и ощутил плотную густую шерсть. Все-таки чудо.
Надежда медленно возвращалась ко мне. С трудом забрался на спину спасительницы. Когда верблюдица встала, я крепко обхватил руками ее за шею и забылся…
Очнулся, когда рядом уже стоял старик. Невысокого роста, с исполосованным морщинами лицом, с пронзительным взглядом прищуренных глаз. Он что-то сказал верблюдице по-арабски, и та опустилась на землю.
- Воды! - попросил я.
Старик кивнул и через минуту вернулся с большой глиняной кружкой. Вода была налита доверху и расплескивалась при каждом движении его руки. Я завороженно смотрел на воду: не мираж ли? Неуверенно пригубил, а потом выпил залпом все - до последней капли.
- Еще! – потребовал я. Он понял, но отрицательно покачал головой и указал мне рукой на хижину. Я послушно поплелся до нее и упал на матрас, прямо на полу. И провалился в сон. Ты разбудил меня.
- Такое вот приключение «русского в пустыне», - подытожил я свой рассказ. В одной умной книжке написано: «Жизнь - не то, что с нами происходит, а то, что мы думаем о ней». Плохо я о ней думал, поэтому и она меня не радовала. Такая вот философия…
Старик что-то кричал нам. «Ужинать зовет», - перевел Мухаммед. Не принято на востоке от еды отказываться, да и голод уже напоминал о себе.
Уселись прямо под открытым небом, на подстилке. Бедуины вознесли хвалу Аллаху. Старик поломал на куски лепешку, до краев налил в большие пиалы похлебку. Знатная шурпа получилась. Наваристая.
Потом пили чай с финиками.
Я стал собираться в дорогу. Дед принес сверток с едой. И бутылку воды. Куда ж без нее в пустыне? Бедуины вывели меня на дорогу - к машине. Объяснили, как до места добраться. Мухаммед поделился бензином. Поблагодарил я хозяев. Сел за руль.
- Подожди! – остановил меня жестом парень. - Так в чем же смысл жизни, который ты нашел?
- Жить, дружок, просто ЖИТЬ!