Очерк о поэте Борисе Корнилове
Более полувека не издавались стихи поэта Бориса Корнилова (1907 – 1938), не упоминалось его имя в литературных кругах, искусствоведческих исследованиях. В 1930-е годы жила, звучала, поднимала боевой дух и настроение людей «Песня о встречном» (слова Б.Корнилова, музыка Д.Шостаковича). Эта песня всегда оказывалась ко времени: «Нас утро встречает прохладой, // Нас ветром встречает река, // Кудрявая, что ж ты не рада // Весёлому пенью гудка»… После ареста поэта песня не перестала звучать, имя автора заменили на «слова народные». Это ли не признание! После реабилитации поэта авторство песне вернули.
«Я буду жить до старости, до славы…» – это строка из стихотворения Б. Корнилова «Знакомят молодых и незнакомых // В такую злую полночь соловьи…», написанного, как отметил сам автор, 9 апреля 1934 года. Тогда поэт жил в Ленинграде, широко публиковался. Пришли известность и слава, но не ушла, не растворилась в житейской суете тоска по родительскому дому, что угнездился в лесном Заволжье, неподалеку от легендарного озера Светлояр.
Сюда, в заволжский районный городок Семёнов, на родину поэта Бориса Корнилова, из Нижнего Новгорода можно добраться за час на электричке, которая носит имя «Борис Корнилов». Бежит электричка сквозь вековые сосновые боры, заболоченные низины к реке Керженец. Здесь когда-то укрывались гонимые старообрядцы – приверженцы древлеславянского православия. В одном из ранних своих стихотворений поэт пишет о своей родине, где
«на каждой лесной версте,
у любого кержачьего скита
Русь, распятая на кресте,
На старинном,
На медном прибита…» («На Керженце», 1927 г.)
Центром беглых единоверцев всегда был город Семёнов. Это они принесли секреты хохломской и городецкой росписи, топорной игрушки, иконопись и другие ремесла. В местном музее вам покажут более ста видов различных по форме и росписи деревянных ложек. Почти в каждом доме работают с деревом – заготавливают, точат, расписывают… Характер здешний - «кержацкий», столетьями в раскольничьих скитах жил аввакумовский стоицизм, тяга к свободолюбию:
А иконы темны, как уголь,
как прекрасная плоть земли,
и, усаженный в красный угол,
как икона, глава семьи…
«Семейный совет», 1932 г.
Несёт река Керженец сквозь тёмные леса свои воды, напитанные вековыми торфяниками, матушке Волге, заманивает своими легендами озеро Светлояр, удивляет музеями и размеренным бытом городок Семёнов. Течёт, меняется жизнь, а Керженец всё также поёт омутами, огибает валежины, дарит людям прохладу. Так и стихи Бориса Корнилова живут, не смотря на бурные перемены и крутые повороты жизни.
На одной из центральных улиц городка Семёнова в массивном краснокирпичном усадебном доме купца-старообрядца П.П. Шарыгина размещается районный историко-художественный музей. Несколько комнат просторного дома хранят память о поэте Борисе Петровиче Корнилове (1907-1938), экспозиция в последние годы обновлена и расширена.
В 20-е годы прошлого века в доме П.П.Шарыгина кипел жизнью коммунистический клуб. Собиралась молодёжь, ставились спектакли, выпускалась газета «Комса» и сатирический журнал «Ложкой по лбу», где и увидели свет первые стихи Бориса Корнилова. Публикации его юношеских стихов под псевдонимом Борис Вербин стали появляться в губернской газете «Молодая рать». Нижегородские литераторы узнали и запомнили это имя. Публикации в «Молодой рати» случились, когда Борис Корнилов работал в Семёновском уездном райкоме комсомола (УКОМ), руководил местной пионерией. По направлению УКОМа в январе 1926 года уезжает учиться в Ленинград, ему было 19 лет.
Младшая сестра Бориса Корнилова Александра Петровна Козлова (Корнилова) рассказывала мне, что заводилой уличной ребятни всегда был Борис, энергия и фантазия его били ключом. В доме по вечерам устраивались семейные чтения вслух, детям на дни рождения дарили книги. Борис, казалось, успевал везде - он хорошо учился, много читал, сочинял поздравительные куплеты, сценарии праздников.
В музее, в экспозиции жилой комнаты семьи учителей Корниловых – этажерка с книгами, на столе шахматная доска с самодельными фигурками (любимая игра отца и сына), ягодный туесок, семейные фотографии, открытки, письма, – все завещано и передано в дар музею матерью поэта Таисией Михайловной Корниловой (1884-1979 гг.). Здесь же хранятся её воспоминания о сыне. В 20-е, 30-е прошлого века в литературу пришла молодые люди, родители которых были интеллигентами в первом поколении, чаще всего учителями (вспомним Павла Васильева).
Вот на фотографии Борису пять лет, в руке книга – подарок отца на день рожденья. Вот праздничная открытка, старательно написанная восьмилетним Борей Корниловым: «Евгению Ивановичу Самосскому, 1915 год: Дорогой кока! Поздравляю с Днем Вашего ангела. Бабу Лизу с дорогимъ именинником и желаю быть Вамъ здоровым. Боря». Здесь, в заволжском крае, до сих пор в народе крестного отца и крёстную мать называют так – «кока». Борис окрещен на второй день после рождения в Вознесенском соборе Семенова 17 июля по старому стилю.
Кто же он, этот именинник, выбранный родителями крестным отцом своего первенца? Евгений Иванович Самосский – первый уездный врач в Семёнове, уважаемый в округе человек, горячо почитаемый Корниловыми. Е.И.Самосский был Ангелом-хранителем семьи Корниловых, к нему обращались за поддержкой, за житейским советом, врачебной помощью. Свет высокой духовности, щедрости этой личности вольно или невольно распространялся на окружающих, конечно, и на детей Корниловых. О детстве будущего поэта мы узнаем из записей Таисии Михайловны.
В музее хранятся написанные ровным учительским почерком две школьные тетради в линеечку: «Воспоминания Корниловой Т.М.», мать поэта написала их по просьбе музея в последние годы жизни. Таисия Михайловна рассказывает о семейных нуждах, с какими трудностями они, сельские учителя, строили дом в Семёнове, много о муже, детях, о Борисе, меньше всего о себе. Она как бы рассуждает, что ничего особенного нет в её биографии, родилась в семье служащих мануфактурного магазина в Семёнове, учительскую профессию получила здесь же, в родном городке, была направлена на работу в начальную школу села Покровское Семёновского уезда. Неподалеку, в селе Безводном, учительствовал тоже в начальной школе Петр Тарасович. «В 1906 году поженились, в 1907, 16 июля по старому стилю, 29 по-новому родился Борис. Елизавета – в 1909, Александра – в 1910».
Петр Тарасович Корнилов (1884-1938 гг.) один из пяти сыновей сельского батрака. Успешно учился в церковно-приходской школе. Старательного восьмилетнего мальчика приметил уездный врач Евгений Иванович Самосский и взял в семью. Он платил за учебу своего воспитанника в семеновском городском училище и на двухгодичных курсах учителей начальной школы в Нижнем Новгороде, которые Петр Тарасович окончил в 1903 г. Петр Тарасович относился к своему покровителю почтительно, как к родному отцу, это отношение передалось его детям.
В селе Покровском семья молодых учителей жила при школе (не уцелела во время пожара), здесь первые полтора года жизни провёл их первенец Борис. Село стоит на берегу Керженца, на другом берегу тёмной стеной стоит могучий сосновый лес. Из-под крутого берега подаёт голос родник, не замерзающий и в лютые морозы. Поёт, не умолкая. Бережно относятся к своему роднику сельчане, смотрю, подновили сруб, мостки, вокруг чистота. А на скамейке - берестяной рожок, чтоб воды зачерпнуть, утолить жажду, набраться сил.
Дважды дотла выгорало Покровское, это участь многих окрестных лесных деревень, проходит год, два и эти села отстраиваются на том же месте. Испокон веку живут здесь старообрядцы, а они, как известно, не меняли родные места, не предавали свою веру. Так в ранних стихах воспел свою Родину Б.Корнилов, и в годы, овеянные беспощадной революционной романтикой, исторической забывчивостью, отрицанием поэтического и бытового уклада народной жизни, он в поэзии возвращается и возвращается к истокам, в свой край, домой: «Скоро лошади в мыле и пене, // старый дом, принесут до тебя. // Наша мать приготовит пельмени // и немного поплачет любя. // Голова от зимы поседела, //молодая моя голова. // Но спешит с озорных посиделок // и в сенцах колобродит братва» («В нашей волости», 1925 г.); «А в нашей губернии лешие по лесу // снова хохочут, еле дыша, // и яблони светят, // и шелк по поясу, // и нет ничего хорошей камыша» («Последнее письмо, 1927 г.). Или «Ходил на праздник я престольный // гармонь надев через плечо // с такою песней непристойной, // что богу было горячо» («Елка», 1934 г.).
Его ранние стихи и первые стихи ленинградского периода признаны классикой: «Ольха», «Лошадь», «Айда, голубарь, пошевеливай, трогай…», «На Керженце», «Начало зимы», «Чаепитие», «Дед» и другие, написанные в возрасте от 18 до 27 лет – вполне органичны, самостоятельны, не зависимы от чужих влияний и мнений. Б.Корнилов жил и учился в Ленинграде в годы суровой революционной ломки. Он останавливал себя («Замолчи, нам про это не петь»), переходил на современные темы и снова, снова возвращался к истокам.
В пять лет Борис научился читать. В начальной школе с. Дьяково, куда переехала семья из Покровского, он учился в классе отца и учился охотно. Из «Воспоминаний» матери поэта Т.М. Корниловой: «К 1925 году у него имелась тетрадь со стихами. В детстве любил природу, реку, рыбную ловлю. Часто с товарищами уходил на рыбалку на реку Санохту, что в полутора километрах от Семёнова, а то и на Керженец, за 8 километров. Книга всегда была его спутником. У нас в хозяйстве имелась лошадь, за которой ухаживал Борис, уводил её в ночное и приводил утром домой. Любил торжественно приехать верхом, а то и вскачь, чтоб я из окна видела». Вспоминаются ранние стихи Б. Корнилова, которые своей теплотой покорили ленинградских поэтов: «Дни-мальчишки, // Вы ушли, хорошие, // Мне оставили одни слова, // И во сне я рыженькую лошадь // В губы мягкие расцеловал…»
«Муж вернулся с войны в 1920 году после тифа. Был очень слаб, стройка дома не двигалась. В Дьякове у нас была своя полоска земли, которую засеяли рожью. Всей семьёй работали не покладая рук, дети трудились не отставая. Урожай получили хороший, и стройка сдвинулась»:
Я в губернии Нижегородской
в житие молодое попал,
земляной покрытый коростой
золотую картошку копал.
Я вот этими вот руками
землю рыл
и навоз носил,
и по Керженцу,
и по Каме
я осоку-траву косил… («Из автобиографии», 1935 г.)
Из Дьякова семья переехала в уездный Семёнов. На Верхне-базарной площади приземистое кирпичное здание школы, около входной двери мемориальная доска: «Здесь с 1918 – по 1924 год учился поэт Борис Петрович Корнилов». Рядом – памятник поэту из красного гранита (скульптор А.А. Бичуков), где всегда 29 июля, в день рождения Бориса Корнилова, лежат цветы и звучат стихи.
Судьба даровала матери поэта долгую жизнь, Таисия Михайловна Корнилова прожила 96 лет, словно вобрав жизни дорогих людей – мужа, сына, рано умершей дочери Елизаветы. Так и не узнала всей правды о гибели своих родных. В марте 1937 г. арестован Борис, долгие годы ни слуху, ни духу. Вскоре забрали Петра Тарасовича и ещё нескольких семёновских учителей, потом сообщили, что муж умер 10 июня 1939 г. в тюремной больнице. Тогда же в Ленинграде были арестованы младшая сестра Таисии Михайловны Клавдия Михайловна и зять, это у них некоторое время жил Борис.
Ждала мать, хранила всякую дорогую сердцу вещицу, связанную с сыном. По-семёновски круто окая, нам, приехавшим навестить её молодым поэтам, желающим слушать, наизусть читала стихи, где сын обращался к ней: «Ну, одену я одежу - // Новую, парадную, // Ну, приеду... Что скажу, // Чем тебя порадую?». Жизнь матери и жены репрессированных складывалась непросто. В доме она осталась одна, младшая дочь учительствовала в селе. Было время, с ней, матерью поэта, не здоровались земляки, проходили мимо, не поднимая глаз. Что уж говорить о том, что никогда не вспоминали о сыне, не отмечали её никакими поощрениями за долгий учительский труд…
На музейных фотографиях Борис Корнилов вместе с друзьями (братвой) – вдвоем с Павлом Шляпниковым, в группе с Василием Молчановым, Кузьмой Краюшкиным (стал учителем, в 1929 г. убит «кулаками»), Алексеем Егоровым. Вот посвящение Кузьме Краюшкину:
Лес над нами огромным навесом –
корабельные сосны, казна –
мы с тобою шатаемся лесом,
незабвенный товарищ Кузьма… 1933 г.
В архивных списках есть документы о рейдах «особого назначения» семёновских комсомольцев, где мелькают эти фамилии, ни разу, как свидетельствуют музейные работники, не значится имя Б. Корнилова, всего скорее потому, что он отвечал за другие участки работы (вожак пионерии, делопроизводитель).
Стихотворение «Открытое письмо моим приятелям» написано Борисом Корниловым в 1931 г. в Ленинграде, навеяно лирическими воспоминаниями о друзьях молодости. Удивительно складно «ложится», казалось бы, протокольная тема: «Все мои приятели - // Все бюро райкома – Лешка Егоров, // Мишка Кузнецов, // Комсомольцы Сормова, -// Ребята – иже с ними. // Я такой же аховый - // парень - вырви гвоздь… Поэт легко переходит к раскованной, песенной манере, которая ему всегда удавалась: «Ишь ты, поди ж ты, // что же говоришь ты…» И делает вывод: «…мальчики что надо, //каждый знает дело, не прёт на авось,-// «Молодость и дружба» - сквозная бригада// через пятилетье, большое насквозь».
Одна из выставок здесь, в Семёновском музее, была посвящена Борису Корнилову и его семеновским друзьям, называлась «Все мои приятели». Первая книга Б. Корнилова – «Молодость» (1928 г.), следующая – «Все мои приятели» (1931 г.) Как видим, обращение к заветам дружбы, верности идеалам молодости не оставляют поэта в первые и в последующие годы жизни в Ленинграде. Как истинный талант он явился миру сразу сформированным мастером стиха (таковыми пришли из провинции в столицу С.Есенин, Н.Клюев, С.Клычков, П.Васильев).
Как пишет близко знавший поэта еще по Нижнему Новгороду писатель и редактор Константин Поздняев, в Ленинграде Корнилов поступил на Высшие курсы искусствознания при Институте истории искусств. Вспоминаю, как на одном из поэтических праздников в Семенове однокурсник поэта Д.А Левоневский (ему посвящен цикл стихов Б.Корнилова «Апшеронский полуостров») рассказывал: «Корнилов, к удивлению нас, истинных питерцев, выделялся своей начитанностью, глубиной филологических знаний и тогда уже очевидным выразительным поэтическим талантом».
Александра Петровна, сестра поэта, как-то обронила «его из дома увели стихи», и, наверное, это единственно верный ответ: «Из газет тогда мы узнали, что Сергей Есенин переезжает жить в Ленинград, и Борис загорелся желанием ехать туда, чтобы познакомиться с поэтом, стихами которого бредил. Мама отпустила его, скрепя сердце, и то потому только, что в Ленинграде жила её младшая сестра, наша тетя Клава. Жила вдвоём с мужем, инженером одного из заводов, обеспеченно и в хорошей квартире. Борис поехал к ним. Предварительный билет был куплен в середине декабря на 5 января 1926 года. Есенина он уже не увидел».
В литературном объединении «Смена» под руководством Виссариона Саянова он с первых выступлений произвел на всех неизгладимое впечатление. Уверенный в себе, с уже сложившимся поэтическим взглядом, читал первые свои стихи, в которых было нескрываемое подражание запрещенному в то время С.Есенину. На такое мало кто осмеливался. Подкупали неподдельная искренность, открытость, знание быта русской уездной жизни, темперамент. Русская поэзия ждала заполнения искусственно создаваемых пустот, и Борису Корнилову рукоплескали.
Природная одарённость брала своё, удивительно, как самые, казалось бы, заданные темы у Б.Корнилова одухотворены, мелодичны: "Кипит вода, лаская // Тяжелые суда, // Зелёная, морская…". И разговорные словечки: ать-два, амба, громоздкие, «неотёсанные» обороты всегда к месту. Естественность чувства, словно светлый родник, пробивается сквозь искусственные напластования заданных тем, патриотических сюжетов. Необыкновенный, редкостный песенный дар был у поэта, умение самую, казалось бы, «сухую» тему приподнять и высветить.
Кто же были они, товарищи юного Бориса Корнилова? Их снова вместе собрала и показала музейная выставка «Все мои приятели».
Старшим товарищем Бориса Корнилова, первым председателем Семеновской уездной комсомолии был герой войны Евгений Иванович Жидилов (1899-1977 гг.) В Первую мировую он воевал под Перекопом. Жадно слушая рассказы товарища и отца он живо рисует героические образы, сожалея, что «опоздал родиться».
На мемориальной доске, установленной на здании диорамы «Штурм Сапун-горы» в Севастополе значится сводный отряд 7-й морской бригады под командованием полковника Е.И.Жидилова. Это он, Евгений Иванович Жидилов, вместе со своими матросами все 250 героических дней оборонял Севастополь. В послевоенные годы генерал-лейтенант Е.И.Жидилов служил на Дальнем Востоке, обучал военному делу десантников. Что помогало выдерживать нечеловеческие тяготы? «Кержацкий» характер, настроенный на преодоление, выносливость.
Среди семёновских ровесников поэта – Сергей Васильевич Афоньшин (1908-1984 гг.). Фронтовик, газетчик, учитель, писатель, автор удивительных сказок. Человек неподкупный, преданный учительской профессии. У него есть рассказ «Серебряный горн», где он поведал о знакомстве с Борисом Корниловым в ранней юности, как был очарован его лирикой, может, писать-то начал от этого впечатления. Долгие годы работал учителем начальных классов в дальнем лесном кордоне на берегу Керженца, не стал приспосабливаться к предлагаемым обстоятельствам «сослав себя в добровольную ссылку», подальше от нахлынувшей после войны несправедливости. «Кержацкий» характер!
Один раз, будучи мальчишкой, видел на городском празднике Бориса Корнилова, приехавшего домой из Ленинграда, семеновский краевед Карп Васильевич Ефимов, но как он говорил: «поэт прошёл со мной по всей жизни». Он так описывает в очерке «Дело поэта» (Семёновская районная газета «Ленинский путь», 27 июля 1991 г.) своё состояние, когда после многолетних поисков сведений о гибели Б.Корнилова оказался в Управлении КГБ г. Ленинграда: «Сотрудник открыл дипломат, взял из него средней толщины том следственного дела и передал мне. Дрожащими от волнения руками я взял папку, прижал к своей груди, и мне показалось, что я как будто встретил и обнял Бориса Петровича». Воистину, пока есть такие люди, как краевед Ефимов, нам не грозит беспамятство.
Всего на один день ездил Карп Васильевич в Ленинград, чтобы побывать в квартире Корниловых в писательском доме на канале Грибоедова. Двери ему не открыли. Спускался по ступенькам, по которым вели арестованного Б.Корнилова, ясно предстала эта картина. Посидел во дворе, поговорил с бывшей соседкой Корниловых. Достопримечательности северной столицы не видел, не было настроения, поездом уехал домой, в Семёнов.
В музейной экспозиции можно увидеть семейную фотографию, запечатлевшую молодую семью Бориса Корнилова и Ольги Берггольц в один из приездов из Ленинграда к родителям. Петр Тарасович бережно держит на коленях внучку Ирину (1928-1936 гг.)
Помню, как сестра поэта Александра Петровна, которая многие годы жила и учительствовала в деревне Беласовка Семёновского района (там на местном кладбище похоронена Таисия Михайловна) рассказывала о том, как горько переживали Корниловы, получившие известие о семейной драме Бориса, а позже о смерти его дочери. В одном из писем домой, в Семёнов, Борис сообщил о предстоящей длительной командировке и просил кого-нибудь приехать в Ленинград и забрать дочку из семьи Берггольц. Спешно собравшись, поехала за внучкой Таисия Михайловна. Вернулась домой расстроенная, ведь семья сына распалась, Ольга сошлась с другим. Мать Ольги оставила Ирину у себя и не отдавала даже на время.
Нам остается только догадываться о потрясениях Бориса Корнилова, оставшегося сначала без жены, без семьи и дома, и вот ещё удар – не стало единственной дочери. Как тут не вспомнишь его строки: «Меня ни разу не встречали // Заботой друга и жены…»
Борису Корнилову удалось не сломаться, остаться самим собой, выдержать и жизненную неустроенность, и нещадные обвинения критики в «есенинщине», «ремизовщине», «диком таланте», «яростной кулацкой пропаганде». «Кержацкий» характер! Стихи Б.Корнилова остались, потому что он был «сентиментален, оптимистам липовым назло» («Елка», 1934 г.). Ну и попало ему за эту строчку от пишущей братии. Вновь и вновь являлись ему сокровенные мгновенья, чаще всего связанные с памятью детства, юности, юношеской любовью к семеновской красавице Тане Степениной. Б.Корнилову хотелось петь не хором, а один на один, от сердца к сердцу: «Моя девчонка верная // Опять не весела, // И вновь твоя губерния // В снега занесена…" («Лирические строки», 1927 г.), «Гуси – лебеди пролетели // Чуть касаясь крылом воды, // Плакать девушки захотели // От неясной еще беды» («Вечер», 1934 г.). Сколько же в нем было потаённой, подспудной силы, до конца так и не раскрытой, никем не познанной…
На первом съезде советских писателей в 1934 г. о поэзии Бориса Корнилова тепло отозвался не только старший собрат по перу Николай Тихонов, но и крупный партийный идеолог Николай Бухарин, известный точными оценками в литературе, и основной докладчик по поэзии: «Следует особо сказать о Борисе Корнилове. У него есть крепкая хватка поэтического образа и ритма, тяжёлая поэтическая поступь, яркость и насыщенность метафоры и подлинная страсть… У него «крепко сшитое» мировоззрение и каменная скала уверенности в победе». В то время как А.Безыменского докладчик упоминает по-братски, как бы похлопывая по плечу, «наш Саша», многих поэтов, которые тогда были на слуху, не упоминает.
В середине 1930-х в оптимистической, уверенной песне Б. Корнилова нет-нет да пробьётся тревожная нота: «Сосны падают с бухты-барахты, // Расшибая мохнатые лбы, //Из лесов выбегая на тракты, // Телеграфные воют столбы…» («Прадед», 1934 г.), «Злая осторожность добермана // До конца похожа на мою…» («Собака», 1936 г.)…
Что мы находим в стихотворении «Елка» (1934 г.) при сегодняшнем прочтении? Осознанную картину окружающего: «Здесь все рассудку незнакомо, // Здесь делай все, хоть не дыши, // Здесь ни завета, ни закона, // Ни заповеди, ни души…". Для Б. Корнилова такой мир "тёмный и пустой». Как в мире пустоты не потерять себя, устоять?
А я пророс огнём и злобой,
Пропитан пеплом и золой,
Широколобый, низколобый,
Набитый песней и хулой.
Таланту подлинному даётся дар предчувствия, так было и с Борисом Корниловым – он видел близость конца. В «Прадеде» рисует свой портрет с прадеда Якова, укрывшегося в дремучем лесу со своими единомышленниками, они не хотели жить по общим предлагаемым свыше правилам: «Я такой же, // С надежной ухваткой, // Мутным глазом // И песней большой, // Вашим голосом, // Вашей повадкой, // Вашей тягостною душой». Поэт называет себя «последний из вашего рода» и предрекает таким свободолюбивым людям, как прадед: «Вас потом поведут под конвоем // Через несколько лет в Соловки». Сбылось, но с одной поправкой – не «вас», а «нас потом поведут…»
Он стремился идти в ногу со временем, словно запевала, своеобразно запечатлевая в стихах советский миф («Интернациональная, «Октябрьская», «Пограничная», «Рассказ красноармейца» и другие). Казалось, был ко времени, Б. Корнилов – постоянный автор солидных изданий, газеты «Известия», журнала «Новый мир». Его поддерживал Генеральный секретарь ЦК ВЛКСМ Александр Косарев, Корнилову не отказывали в длительных командировках по стране, свою поэму «Триполье» он читал на бюро ЦК ВЛКСМ в присутствии А.Косарева.
Поэма Бориса Корнилова «Триполье» (1933 г.) посвящена трагической гибели комсомольского отряда. Корнилов к этому времени выбыл из комсомола и не стал, как друзья его юности, партийцем. Это отмечено в графе «партийность» следственного дела по обвинению Корнилова Б.П. № 23229. Из тайников Белого дома, как ленинградцы называют управление КГБ, поднято следственное дело с пометкой «хранить вечно». Недоступность документов опровергло время.
В день ареста 20 марта 1937 г. состоялся первый допрос Б.Корнилова, который вёл оперуполномоченный младший лейтенант госбезопасности Лупандин, он же 19 марта арестовывал поэта.
Не верится, что поэт мог так оговорить себя: «…кроме того я являюсь автором контрреволюционных литературных произведений, к числу которых относятся: «Елка", "Чаепитие», «Прадед". Во всех этих произведениях я выражал сожаление о ликвидации кулачества, давал контрреволюционную клеветническую характеристику советской действительности, воспевал кулацкий быт…»
Представляет интерес квитанция, подшитая в дело, в ней перечислены вещи, изъятые при определении заключенного в камеру: рубашка, запонки, галстук. Отправиться на «чёрном вороне» при параде? Возможно, это была, своего рода, бравада, вызов.
В одном из протоколов вопрос: "С кем из участников контрреволюционной троцкистско-зиновьевской террористической организации поддерживали отношения?" В перечне значится фамилия семёновских приятелей Бориса Корнилова Александра Клинова и его жены Антонины. С ними вместе юный он работал в Семёновском уездном комитете комсомола (их портреты хранятся в музее). На музейной выставке «Все мои приятели» с фотографий смотрят весёлые лица, Антонина в кожаной куртке и повязанной по моде того времени косынке.
В статье «Друзья-приятели» в районной газете «Ленинский путь» от 28 февраля 1991 года краевед К.В. Ефимов об Александре Алексеевиче Клинове (1904-1936 гг.) пишет, что он был членом бюро укома комсомола, где и подружился с Корниловым. Родился в бедной многодетной семье в деревне Кривцово Семёновского уезда (эта деревня сейчас не существует). В 1925 г. принят в ряды партии, учился в совпартшколе, работал в краевом отделе народного образования, учился на вечернем отделении пединститута. В 1932 г. его направили на учебу в институт адьюнктов при Ленинградской военно-политической академии (адьюнкт – лицо, готовящееся к преподаванию в военных академиях). Окончив учебу, преподаёт в академии историю СССР, затем возглавляет кафедру. Приказом народного комиссара обороны ему в 30 лет было присвоено воинское звание «батальонный комиссар» (подполковник). Научные труды А.А.Клинова по истории СССР выпущены отдельными изданиями и хранятся в Государственной библиотеке имени Ленина в Москве.
Младшая сестра А.А. Клинова Лидия жила в Ленинграде в семье брата (ей тогда было двенадцать лет), нянчилась с маленькой племянницей Инной. Инна родилась в Нижнем Новгороде в 1931 году, и на крестинах девочки присутствовал Борис Корнилов.
К.В. Ефимов нашел Лидию Алексеевну в г. Дзержинске Горьковской (Нижегородской) области. Немало интересного она рассказала о ленинградской жизни. Борис Корнилов один и вместе со второй (после Берггольц) гражданской женой Людмилой часто бывал в доме своих семёновских друзей. Хозяйку дома, Антонину по старой привычке он называл Антанта, друга – Сашка, не иначе. В этой семье умели ценить по-мальчишески открытый, ершистый характер не забронзовевшего поэта. У Клиновых было много книг Б.Корнилова с автографами. Детская память Лиды сохранила, как шумно веселился «дядя Боря», какие устраивал сюрпризы. С получением гонорара за сказку "Как от меда у медведя зубы начал болеть" удивил всех – принес Клиновым чемодан конфет, все наелись до отвала.
Лидия Алексеевна вспоминала: «18 июня 1936 года семья выехала на родину, в Семенов. На вокзале нас провожали брат и Корниловы. После отъезда от Александра Алексеевича получили несколько писем, но затем письма перестали приходить. Мы, естественно, забеспокоились. И вот получаем открытку от 24 июля: «Таня (так брат называл жену Антонину), милая, дорогая! Прими, милок, для себя печальную весть спокойнее. Я арестован и с 10 июля 1936 г. нахожусь в НКВД в ДПЗ, поэтому долго молчал. Не плачь, Танюша, не убивайся. Помни и задумайся больше не обо мне, а о ребёнке (в августе родился сын). Лишнее расстройство отразится на нём, поэтому побереги силы и перенеси горе спокойнее».
Мы сразу же вернулись в Ленинград. Квартира была опечатана. Соседи рассказали, что арест прошел в ночь с 10 на 11 июля. Вечером у Александра Алексеевича были Корнилов, Гурвиц, Щербаков. Часов в 10 они ушли, а в 12 пришли пять работников НКВД, делали обыск. Наутро они увезли брата».
Краевед Ефимов считал, что причиной ареста А.А. Клинова могло послужить партийное собрание в Военно-политической академии от 15 марта 1928 года, где коммунисты поставили вопрос о недостаточно четком и твёрдом руководстве Вооруженными Силами со стороны Реввоенсовета и Политического управления. К.Ворошилов откликнулся на резолюцию партсобрания негативной оценкой. Началась «чистка» руководства академии. Но Клиновы приехали в Ленинград в 1932 году. И тогда в академии бродили настроения недовольства руководством Вооруженными Силами и А.А.Клинов, возможно, разделял протестные взгляды, поступая по совести, а не как было положено. 180 работников академии арестовали в ночь с 10 на 11 июля 1936 г. Обвинили в троцкизме, правом уклонизме. К тому же убийство Кирова в Ленинграде, как известно, повлекло волну арестов.
Семья Клиновых, Антонина без работы, двое маленьких детей, Лида – третий ребёнок, была обречена на полную нищету. Борис Корнилов позвонил сразу же по приезде семьи в Ленинград, в этот же день пришел. «Успокаивал, сказал, что навестил Сашу в ДПЗ. Когда был репрессирован брат, от нас отвернулись друзья, но Корниловы не изменили прежнее отношение, помогали, чем могли. Борис приходил сначала днем, потом ночью с неизменным чемоданом с продуктами. Однажды сказал, что его выследили, проверили чемодан, пригрозили, приказали забыть этот дом. 28 августа Антонина Дмитриевна родила сына, назвала его Александром. В роддоме и после выписки её навещали Корниловы».
Не миновала Клиновых участь ссыльных, их срочно, не дав собраться, отправили в Казахстан. В это время Корниловы помогали семье в сборах, не боясь привлечь внимание НКВД. 11 декабря проводили на вокзал, помогли устроиться в вагоне. Новое поселение стало для семьи Клиновых вечным, горькая участь миновала лишь Лиду, которая смогла вернуться в родные места.
Рискованно было показываться на вокзале перед составом отъезжающих переселенцев. Лидия Алексеевна рассказала, что Борис появился неожиданно со своим неизменным чемоданом, передал на дорогу 200 рублей, ещё какие-то продукты и теплую одежду, которая очень пригодилась».
К делу Б.П.Корнилова приложены документы 1955 года, предшествующие реабилитации: письмо-ходатайство Ленинградской писательской организации за подписью Холопова и Чивилихина и заявление О.Ф.Берггольц – первой гражданской жены поэта. Она чистосердечно берёт на себя вину за развал семьи, признаёт талант и добрые человеческие качества мужа и отца.
Наконец, документ, подводящий черту в деле, гласит: «Приговор военной коллегии Верховного суда СССР от 20 февраля 1938 года в отношении Корнилова Бориса Петровича в связи с открывшимися обстоятельствами отменить, дело прекратить зa отсутствием состава преступления»…
В 1935 г. Б. Корнилов выпускает 11-й сборник стихов «Новое», в следующем году создает удивительный по жизнеутверждающей силе лирический цикл о Пушкине. Его поэзия выдержала водоворот похвалы и опалы, 20-летнее умолчание. Возрождение началось в 60-е годы прошлого века. Эта поэзия достойно выдержит и нынешнее время переоценки ценностей как явление подлинное, природное. Борис Корнилов ушел тридцатилетним, оставив нам мелодию родниковой чистоты, голoc, узнаваемый в каждой строчке в хоре поэтических голосов.
Каждый год 29 августа, в день рождения Бориса Корнилова, городок Семёнов заметно оживает – из распахнутых окон Дома культуры звучит ставшая воистину народной песня «Нас утро встречает прохладой…», в библиотеке – книжная выставка и встреча с писателями, в музее – обновленная экспозиция. Электричка «Нижний Новгород – Семёнов», районная библиотека и улица названы именем Б.П.Корнилова. И снова он зовёт за собой в дорогие ему места, «в синь семёновских лесов».
На одном из праздников поэзии я познакомилась с близкими родственницами Бориса Корнилова, жителями Семёнова, – его племянницей Фаиной Васильевной Козловой-Смирновой и её дочерью Светланой Геннадьевной Гудковой, она продолжает учительскую традицию семьи, сейчас директор Семеновской школы №2.
Улыбается хохломской раскраской магазинная витрина, мимо школы, где учился будущий поэт, мимо памятника Борису Корнилову спешат юные художницы местной профтехшколы в фабричные цеха. Не иссякают здесь тяга к древнему ремеслу, красоте. Богата земля талантами, но дар поэта особый, редкостный – такова поэзия Бориса Корнилова – сгусток энергии, эмоциональности, выплеск эпохи.