Поэзия правды и мужества – как духовная мера бытия
(О книге Екатерины Козыревой «Числа». – М.: Редакционно-издательский дом «Российский писатель», 2022)
«Солнце родины смотрит в себя.
Потому так таинственно светел
Наш пустырь, где рыдает судьба
И мерцает отеческий пепел».
Юрий Кузнецов
Не в красоте, а только в правде русские художники черпали силу для своих великих творений. Следуя высокой русской традиции, нашей милосердной культуре, преодолевая тяжесть прожитых лет, Екатерина Козырева создаёт книгу «Числа», в которой под одной обложкой собраны лучшие произведения, написанные за многолетний период её писательской деятельности. Екатерина Николаевна – автор стихотворных сборников: «Дорога в Болдино» (1993), «Свет одиночества» (1995), «Качели над обрывом» (1997), «Неземное кольцо» (1999), «Зимний шиповник» (2003), «Возвращение к себе» (2006), «Берег неба» (2009), «Другиня» (2012), «Богатый остров» (2016), «Сонеты времени» «2017», книги-эссе «Тайная судьба Пушкина».
Хорошая литература всегда ценит яркие характеры и, в первую очередь, – текст, представленный личностью. Нужно сказать, что переломные эпохи – не лучшее время для литературы. Смутные времена требуют мужества. Однако поэтесса благодаря личной победе над обстоятельствами, выпавшими на её долю, доверяет судьбе, остро ощущает ритм истории, вбирает в себя время, память и опыт. Поэтическое перо Екатерины Козыревой выразительно, энергично, образно. Книга «Числа» – своеобразный внутренний итог, подведение жизненных и творческих достижений, достаточно весомый результат самопознания. Это своего рода поэтическое сказание об истории человечества, рассказ в стихах об ушедшей эпохе и одновременно художественная летопись собственной жизни, наполненная значимостью событий детства и юности. Уникальна судьба поэта, как будто соединяющего осколки памяти воедино. Память… Сколько всего хранится в ней.
У Екатерины Козыревой всё своё, особое: мысль, образ, язык. Вне сомнения, ей как пишущему человеку, который закончил Высшие литературные курсы в семинаре Юрия Поликарповича Кузнецова, сегодняшний усреднённо-тривиальный стиль абсолютно чужд. Ни для кого уже не секрет, что мы катастрофически теряем живое русское слово. Нравственные координаты её поэзии высвечивают главное: слияние двух линий – небесной и земной – центральной траектории, проложенной раз и навсегда. Творческая эволюция поэта такова, что его жизнь подчас напоминает продолжение своих же произведений, ведь граница между ними условна. Екатерина Козырева здесь не является исключением. Поражает обнажённость и беспощадность автора к себе, искренность, экспрессивность. Любая биография – произвольная конструкция, воспоминание, неизбежно ведущее в прошлое – личное, которое становится всеобщим. Вот что об этом писал в своём автобиографическом очерке «В зеркале» Томас Манн: «Нам кажется, что мы выражаем только себя, говорим только о себе, и вот оказывается, что из глубокой связи, из инстинктивной общности с окружающим, мы создаём нечто сверхличное». Среди мнимых величин именно это сверхличное проявилось и у Екатерины Козыревой в её загадочных «Числах»:
Мы число или время забыли — / А все дело в числе, говорят...
В сны твои — все из праха и пыли / Пусть придет зеленеющий сад,
Как снега, весь облитый цветами — / весь, как чистое пламя любви.
Числа, числа остались меж нами — / Не исчислены думы мои.
(2011)
История культуры знает мистические числа. У чисел бывает своя гармония, отражающая общую гармонию мира и всего в нём сущего. Некая похожая таинственная связь поддерживает и внутреннее единство книги «Числа», создаёт её композиционное, стилевое оформление, усиливает целостное содержание. Крайне важен определённый хронотоп: даты написания каждого произведения.
«Мать-земля в моей груди!»
«Прошу у отчизны не хлеба,
А воли и ясного неба.
Идти мне железным путем
И знать, что случится потом».
Юрий Кузнецов.
«Бывает у русского в жизни…»
Однажды человеку даётся одна большая любовь, вокруг которой вращается вся его жизнь, – любовь к Родине. Крепкой почвой такой животворящей любви может быть только отчая земля. Закономерно, что средоточием поэзии Екатерины Козыревой стала историческая тема России.
Шли тучи на закат, как волны спелой ржи / Ушёл в небытие вчерашний ветер в поле.
О, потрясенная Земля, в своей недоле / О чем задумалась, родная, расскажи!
(1990)
Неизбывной тревогой веет от этих неравнодушных откровений, полных горькой возвышенной доброты и боли, собственно, как и от других, в стихах «Октябрь»: «У русского и нет иной судьбы – / Себя закласть на муки и печали...» Раздумья автора о людях, о трагической судьбе родной земли выливаются в страстные и проницательные строки-прозрения. Казалось бы, глубинная мысль – человек, оторванный от своих корней, от памяти о деяниях своих предков, не способен творить, созидать, строить – не преодолеваема. Но как спасение автор видит небесную ипостась Руси:
Твой свет — небесный. / Дух твой — горний.
Твой — Богом осенённый путь. / Объединяющие корни —
Несущие. Не позабудь! / Не для себя — для всех ранимы.
Не для себя — напряжены. / Паломники и пилигримы
Падут к подножию страны. / Не на распутье — на распятье
Всечеловечного Креста / Страданье ты, а не проклятье,
Твой свет — от Светлого Христа!
(«России». 1990)
Тяга к небесному – миссия планетарной страны, её корневая русская судьба. Грядущий, пугающий и прекрасный мир – сугубо русское мироощущение, духовный взгляд на Вселенную и на человека. Не поэтому ли многие стихи Екатерины Козыревой подобны звучащей молитве? Мы ощущаем упругий слог, энергичный, внутренне свободный:
Остался Державе небесный оплот — / Объятый мерцанием звёзд небосвод
А мне — нерушимая глушь – тишина. / А путнику — путь, над которым луна.
И хвойною свежестью дышащий лес, / И вёрсты, и вёрсты — и всё до небес!
(1989)
Самобытный талант поэтессы наполнен тоской по настоящей России, которая рождает большие чувства: космическое ощущение неба, бесконечности, существования Царствия Небесного! Чтобы дать своей спокойно вызревшей мысли простор, на котором она может перекликаться со всей художественно-исторической далью. Екатерина Козырева – художник, по преимуществу, эпического склада, широкого, философского подхода к подаче материала, многопланового обобщения исторических событий и сюжетов. Она – художник слова, обладающий нравственным взглядом на историю как на источник духовного обогащения и сохранения её державного величия. Автор словно воскресает в древних звуках. Перед современным читателем разворачивается альтернативная история, раскрывающая ценности славянства – слово и дело – исконное «Славянское древо» (2010):
Там даль звенит под бубенцами, / На реках трескается лёд,
Мерцает утро под венцами / И Солнце медленно встаёт.
В координатах своего сердца Екатерина Козырева хранит стародавнюю Русь: оживают образы пространства в поэтическом мироздании, и сильное эпическое звучание проявляется в отображении стародавней картины мира. Что в полной мере скажется в поэмах «Чаша», «Богатый остров». Открылось, что история единственна и всеобща, и, даже затерянная на неведомом острове, она является ветвью одного древа:
Блеснёт славянскими очами / Всё в самоцветах и огнях,
Под животворными лучами / Жизнь просыпается в корнях –
Славянства дремлющее древо, / В нём Ломоносов, Карамзин,
Крылов, и – Пушкин! Это диво: / Великоросс и славянин …
Лира Екатерины Козыревой надэпохальна, она побеждает несовершенство человеческой памяти. История повествует не столько о прошлом, сколько о настоящем. И автору присуща обострённая новизна, которая достигается совокупностью и целостностью жизни. Поэзия – дар и наказание – боль русской души за весь свой народ. Это мука и благодать. Тютчевское, некрасовское понимание русской судьбы и русского пути поэтесса выразила в стихотворении «Возвращение к себе» (2006), индивидуальном и сверхчеловеческом:
Наша русская доля – не лучшая, / Но другой я уже не найду.
Хорошо нам живётся, лишь мучаясь, / И страдая у всех на виду,
Я пойду по дороге размётанной / Не осенней листвою шуршать,
А искать за лесною дремотою, / Чем жива ещё Родина-мать.
Важны поиски не счастья, а правды – чисто русская философия бытия – поиск истины, справедливости в их глубинном предназначении. Это был мир, уклад жизни, складывающийся веками. Хотя нынче мы наблюдаем абсолютно иную картину:
Что сказать про деревню усталую? / Мать, больная, забытая… Стыд!
Кто забыл тебя, Родина Малая? / Виждь! – на чём и Большая стоит.
Пронзают душу трагически правдивые слова, изречённые автором. Странно, что такой незыблемый и прочный крестьянский мир подлежал уничтожению. А сегодня он продолжает рушиться на глазах. И никто не понимает, почему так происходит. Что сулят нам вместо него, взамен? Да, новое. Но разве лучшее и более совершенное? Предлагается мир без народных святынь.
Собирает осколки Светило, / Поднимается выше из вод,
Если б вместе оно подхватило / Наш размытый российский народ!
Чтоб любовью к родимому краю / И небесною жил высотой…
Словно камешки, жизнь собираю, / Но, как в детстве, уже не мечтаю
За бегущей угнаться водой.
Конечно же, всё в руке Божией. Поэт отождествляется с персонажем стихотворения: автор и герой, как замечал в подобных случаях Вадим Кожинов, составляют одно нерасторжимое целое. Литература высокой трагедии правдива, ибо будет жить вечно боль, утрата, сострадание русского сердца, собственно, как будет пребывать вечно и русская поэтическая традиция. «Русский дух незлобья дышит в стихах Екатерины Козыревой», – писал Виктор Лапшин. Она согласна на всё, лишь бы не разлучаться с отчей землёй: «Родина! Звёздочкой малой / Была бы в твоём далеке», – предельно откровенно признается поэтесса. Вот и произведение «Дорога в Болдино» (1983) концентрируют в себе множество смыслов: саму Россию, историческое время, родной язык, природу, Божественное начало человека и мира. Захватывает колоссальная энергетика стиха!
В октябрьской прели пряный лес. / Слетает с губ счастливый возглас:
Ах, что за лес, ах, что за воздух! / Ах, мухомор – красивый бес!
В лесу агония огня – / Опавших листьев дух калёный.
Автобус, как большой ребёнок, / Сигналил, ждал и звал меня.
Эмоции переполняют автора, зовёт бесконечная дорога жизни, увлекая новыми впечатлениями, и читателю передаётся волнительное и многообещающее состояние чего-то очень хорошего, но позабытого в суете наших будней. Впечатляют подлинность чувств, красота и благородство строки. И всё же внезапно интонации меняются, заставляя задуматься, что надежду на долгий и прочный мир мы потеряли. Здесь отчётливо проступает тревожная нота:
Дорога в Болдино. Поля, / Холмы, скупые перелески,
В багровом зареве земля, / И обелиски, обелиски...
Стоят торжественно и просто, / Как ель, береза иль сосна,
Горят на обелисках звёзды, / Что ты наделала, война?
………………..
Дорога в Болдино. Стога / Плывут, как медленные танки,
Пылают знаки, облака, / Рябин рубиновые ранки.
И снова, снова о войне! / Струною строгою Бояна
Звучит, звучит, звучит во мне / Незаживающая рана.
Ясно лишь одно: территория счастья создана нами – вопреки войнам и переворотам. Счастье – явление внутреннее. Поэтому хочется себе сказать: ищу дорогу к прошлому, которое в стихах Екатерины Козыревой проживается до сих пор. Или, к примеру, такое метафоричное произведение, как «В покое смутном» (1982), содержащее философское осмысление войны, где не только зримо видится образ народа-мученика, но явственно проявляется и героический образ народа-победителя, за которого не стыдно, поскольку рождается и укрепляется в нас выстраданная гордость. Война неизбежно противоестественна человеческой природе, и основную работу жизни делает уже невоенное поколение.
Поднялся ветер, оводы, слепни / Впивались, обжигая, словно пули.
<…>
А корни обнажённые куста / Качались, как в воронке после взрыва.
И взрыв раздался – и зажглась гроза, / И высветила длинную траншею:
Войны глядели впалые глаза, / Склонила низко голову над ней я.
Цвёл ландыш над осколками гранат, / Над ним стоял штыка суровый остов,
И, как шинелью неутешный брат, / Дождь покрывал покоем смутным остров.
Картина войны, насыщенная тревожными красками, зримо оживает в этом трепетном и таинственном слове поэта, представляющем трагизм и величие русской истории. В нём – вся полнота жизни земной и небесной… Высота горняя, неземная, открывается в произведении «На холмах» (1994): «Взгляну на Россию с Кремлёвских холмов – / Велик её свет – ни начал, ни краёв… / Приникну к твердыне и сил наберусь – / И верую в Спаса и Матушку Русь». Стихи, песня, молитва – это и есть поэзия! И в пространстве поэтических текстов разливается, струится Божественный свет. Явление это очевидно, растёт из жизни, имеет свои духовные корни, народные истоки. Вместе с тем любовь к Родине означает и любовь к её людям, веру в их великое предназначение. Бог наградил русского человека широтою души, о чём автор напомнит нам убедительной строкой: «Выше гор, выше поля и леса / Человек – и нельзя помешать».
Что примечательно: поэзия Екатерины Козыревой заключает в себе богатый тематический спектр. Безграничная и чудесная история, пронизывающая всю советскую и мировую историю, – первый полёт человека в космос! Недаром появилось на свет и стихотворение «12 апреля 1961 года», дающее ощущение полёта над бескрайним пространством, возможно, ставшее отправной точкой и её собственного поэтического полёта, трудного и счастливого:
Впервые написать стихотворенье / Меня заставили не страсть и не печаль,
Не долгая зима, не темное забвенье, / А человек земной...
В неведомую даль / ворвался он — там звезды и сиянье,
там чистое и вечное живет, / открыт простор душе и расстоянья.
О, корабля невиданного взлет!.. / И мне пятнадцать лет —
космическою бурей / Апрельская капель, сверкая и звеня,
Влилась в мои стихи. / И гордо имя Ю Р И Й
Объяло мир, Отечество, меня…
Художественный текст рождает зрительный ряд, в котором нет деления пространства: время взросления и грандиозных свершений открывают простор мечте, чтобы ничего не боясь, шагнуть в колоссальное завтра. В конце концов, о чём бы ни было произведение, оно, прежде всего, о человеке, а не обстоятельствах. Настоящие чувства способны жечь даже спустя века. Именно в этом заключается непостижимый космос поэзии. Те вдохновенные годы были неповторимым временем счастья, временем самого искреннего творчества, пока ещё не омрачнённого мучительными прозрениями. Общеизвестно, у каждого человека время своё, да и оно может меняться в разные периоды его жизни. Но существует родовая память как вечность и непрерывность человека.
Екатерина Козырева воскрешает прошедшую эпоху в событиях, судьбах, красках. На жизненную карту судьбы и художественную карту творчества она нанесла Урал как историческую родину, как становой хребет России в глобально обозреваемой картине мира. Это, по сути, и биография и философия мировоззрения автора, которые вливаются в биографию советской страны. «Хребет Урала стал её собственным несломленным хребтом, мерой постижения вещей, мерой России…», – заметит в очерке «Обретённая молитва» Наталья Егорова, анализируя её поэму «Богатый остров». Историческая память пульсирует в нас, и жизнь рода передаётся по крови. И в поэзии Екатерины Козыревой неизменно присутствует глубинное чувство родства. Пожалуй, Уралу и Магнитке посвящена основная часть её произведений, которые во многом автобиографичны. Буквально первая страница книги «Числа» сразу говорит за себя и вот тут действительно невозможно не прийти в изумление, вызванное стихотворением «Отчизне» (1984): красивый выдержанный слог, умное уверенное слово вызывают доверие и вселяют чувство душевного равновесия.
Твоих полей полынное остожье, / Твоих лесов немереную высь.
И есть пути прекраснее, быть может, / Но от своих дорог не отрекись.
Они вели, а не были ведомы! / Вчера по ним богатыри прошли…
Уральских гор могучие шеломы, / Глухих холмов сухие ковыли.
Восхищает открывающаяся панорама величия вековой природы, а вместе с ней и величия самой Державы. Но боль и человеческая беда, слава и гордость переплавляются здесь в некую особую породу, какой даже сложно отыскать определение, потому что человеческий дух оказался куда важнее железной руды, ведь он был гораздо крепче чугуна и стали. Вот и стихи «В Магнитке» (1998) не оставляют иллюзий, исключают любое отклонение от правды. Реальное и истина-правда у автора не нуждаются в приукрашивании:
Здесь рад бывает мне и друг, и брат. / Сестра и братья у меня в Магнитке.
Мне город мил, но город этот – ад. / Из труб выматывает нитки,
И вьет их в разноцветные клубки, / В клубы из дыма, копоти и гари.
Так смраден ад – узлы его крепки, / Но и в аду такого не видали.
О, город мой! О, братья и сестра! / Сюда родителей недоля занесла,
Иссякла и Магнитная гора... / И в доме мамы нет, и нет тепла.
А кто заедет к вам со стороны, / Тот скажет, задыхаясь и скорбя:
«Здесь будто не было конца войны, / Здесь страшен труд! Здесь люди жгут себя!»
Поэтесса являет нам не взгляд с некой интеллектуальной высоты на всё, но само православное понимание происходящего. Лишь вера могла спасти и сохранить, когда надеяться ни на что иное уже не приходилось. «Четыре дома у родителей моих / Когда-то было – нары на двоих / За ивовой перегородкой. / Обстирывала мать своих и не своих / В семье чужой лебёдушкою кроткой», – таково её печальное откровение. Отсюда и настоящая некрасовская боль пронизывает произведение «В деревне» (1978). Не зря этот русский поэт так дорог Екатерине Козыревой. Может быть от того, что и его сердце когда-то тоже «надрывалось от муки…» за весь многострадальный российский народ. «Не обиду на жизнь, а хранимую душу издревле – / Боль за бедность в полях, за скудеющий лес, нищету…», – терпеливо продолжает нести и она, подтверждая это своим честным словом. Более того, у неё нет озлобленности на судьбу. «Так за что же, за что, – я спрошу, – как некрасовский Ваня, – / Выгоняли из дома, бросали на каторжный труд? / – Нас за новые сени, а их вот за новые сани. – / Только батя утешил, – а люди и тут ведь живут!» – вот оно истинное мироощущение человека верующего, строго придерживающего христианских добродетелей. Трагедия детства, ссылка семьи Екатерины Козыревой на Урал не сломили никого из них – это стало мерой их православного духа, повторюсь, их личной победой на обстоятельствами. Когда как обиды, зло – наоборот уничтожают человека, подобно ржавчине разъедают его душу. В нашем прошлом – горечь, жестокость, несправедливость. И она не хочет об этом умалчивать.
Между тем произошло действительно по Божиему Провидению и появление на свет маленькой Кати, о чём впоследствии поэтесса поведает миру в стихах «Рождение» (1991), очень символичных, напоминающих древнее предание:
Сквозь крышу лился дождь / И голоса живые:
Рожала мать дитя, / А в туче бился гром.
И молнии её пронзали грозовые, / Светился и дрожал
Барачный наш роддом. <…>
Там Август зачинал / Звезду, как сновиденье.
Сквозила крыша паводками звёзд. / Ночь млечная младенца пеленами
Окутала. И дальние края… / И там очаг, оставленный судьбами.
Здесь начиналась жизнь / Под звёздными путями,
Под звёздными путями жизнь моя.
Разве во всём не прочитывается волшебство столь чудесного рождения? Согласитесь, нечто мифическое есть и в дожде, льющемся через прохудившуюся крышу, и в мерцающих небесных звёздах… Как тут не обратиться к библейской тайне мироздания – рождению младенца Иисуса в Вифлеемской пещере, в скале, куда так же проникал свет серебряной звезды. Помимо всего, существует и самое раннее «воспоминание», рассказанное мамой Екатерины Козыревой. Она приводит его в своей автобиографии, которую так и назовёт – «Пора воспоминаний»: «Родилась я 30 июля 1946 года в 7 утра. Была гроза, ливень такой, что сквозь крышу барачного роддома лилась вода, попадая прямо на рожениц и детей. <…> Жили в землянке, в густонаселённом посёлке для спецпереселенцев, метко названным ссыльным народцем в 30- годы, ШАНХАЙ».
Стоит признать, в книге «Числа» нет проходных произведений, каждое из них несёт сжатую смысловую нагрузку. Стихи «Петербургские снимки» (1996) – наглядное тому подтверждение: старые фото подчёркивают глубину времени, стиль эпохи, тайну жизни и смерти. Родные люди, изображённые на этих фото, поражают взглядом, предвидящим своё будущее: «А память знала / От петербургского Угла / Путь до Урала». Да, и крестьянская бабушка: «в ярославских кружевах её парча, и прабабка «имя – Параскева», и дед Василий, приказчик, который «корней крестьянских был – большак / Хозяин лада. / Всё исполнял и делал так, / Как надо…», – никого не пощадило суровое время. И, по слову Юрия Кузнецова, ей «не жаль, что в Железном / Веке жить привелось». У неё своё, Божественное осознание человеческой судьбы и Божьей Воли: «В Родину мою не кину камень. / Перед нами – дальняя дорога – / Крест да посох – это воля Бога», – исчерпывающе скажет она, не оставляя ни малейшего повода для сомнений. Мощь той нерушимой страны была очевидна. «Хребет Евразии – Урал» помог выстоять в Великой Отечественной войне и удержать Державу.
Легендарная история Урала никогда не исключала героически-гуманистического заряда, высоты помыслов советского человека. Магнитогорск – город трудовой доблести и трудового мужества, город металлургической стойкости духа! Об этом и одноимённые стихи Екатерины Козыревой:
Степь на холмы, холмы на степь. / Полынь, ковыль, татарник, мята...
Простор степей моих воспет / Душой мятежной Салавата.
…………..
Магнитогорск! В свои ковши — / Источники горячей славы
Всю быль, всю боль своей души / С советской перелил державой...
(1983)
Так уж устроен человек, что хочет помнить из пережитого одно лишь хорошее, ибо памяти свойственно избавляться от мучительного. «Сердце человека обдумывает свой путь, но Господь управляет шествием его», – проповедовал библейский царь Соломон (Притч. 16:9). Даже в несчастье нужно иметь счастье и надежду. Сколько необходимо было Екатерине Козыревой спокойной мудрости, выдержки и мужества, чтобы спустя годы написать: «Но здесь я счастлива была / Под деревом добра и зла…» Поэтесса стремится увеличить пространство добра. Благодаря силе внутренней работы её поэзия излучает мощную энергию добра. Вся наша история – есть описание борьбы Добра и Зла, ведущейся руками человеков. Как ни прискорбно, но спираль зла не прекращает раскручиваться. И мы, охваченные памятью, возвращающей нас к истокам, оказываемся зажатыми, как тисками, где-то на пересечении веков, на пересечении Добра и Зла. Всегда находятся на пересечении разных миров и герои книги «Числа». Истинное в мире переплетается с неистинным. Прав священник Дмитрий Дудко, точно сказав о стихах Екатерины Козыревой: «При всей кажущейся простоте и лёгкости за ними стоит трудная жизнь. Но нет отчаяния, везде есть свет, которым жила Россия и будет жить».
Масштабно-поэтическое исследование событий, охват исторических эпох открывает в книге раздел «Воздух полынных дорог», в котором представлены два крупных произведения – квинтэссенция творчества автора – поэмы «Чаша» и «Богатый остров». Они выразительно, колоритно запечатлели фрагменты семейной хроники, а момент автобиографичности придаёт им ещё большую достоверность и убедительность. Екатерина Козырева, как никто другой, обладает счастливым даром подняться над нелёгкой, гнетущей действительностью и поведать правду о становлении новой страны, о тех далёких событиях, во многом трагических по своему пафосу. Её поэтические тексты отличаются неординарностью образов и троп. Главная нравственная ценность для автора – семья, жизненный лад. Только тогда всё задуманное должно обязательно воплотиться в творчестве, в окружающей реальности.
Поэме «Чаша» (1994-1997) характерен благородно-сдержанный лирический рисунок. Она имеет грустный, пронзительно-болевой зачин, где лаконично объективны мысли, чувства и строки:
Беспощадные смутные годы / над страной, над отцом, надо мной.
Корабли, поезда, пароходы / режет ветер залётный сквозной:
Свой похитчик и чужеплеменный / на открытых просторах Руси...
Братьев кличет Иван полонённый — / не проснутся — проси не проси!
Я по-русски все жду терпеливо, / над равниной кружит вороньё...
Наша лирическая героиня прошла этот страшный, роковой путь вместе со своими родными и близкими. И нам постоянно сопутствует мотив дороги. Так назначено по закону судеб и времён – трудная, совсем не прямая дорога расстилается перед нами. Героиня являет некий взгляд со стороны, погружая читателя в сложные психологические коллизии, в которых пережитое воспринимается как проклятие временем и пространством, а личное соединяется с общей судьбой России. Хотя личная история для каждого человека, для его индивидуальности, – пожалуй, самое важное. Он строит во времени эту свою личную историю. Иными словами: история всеобщая есть лишь фон для истории личной. Не забывается и точная формула Вадима Кожинова: «история семьи – история России». В своей книге «История России. Век ХХ» выдающийся мыслитель писал: «И в конечном счёте тщательное изучение истории любого рода, любой семьи – то есть, иначе говоря, личной предыстории каждого из живущих ныне людей (в том числе и вас, вероятный читатель этих строк) – может раскрыть нечто общезначимое и существенное для понимания исторического развития России вообще». Сложно не согласиться.
Пожалуй, Екатерина Козырева как раз и заключает в себе загадочный феномен русского человека! Однажды настаёт такой момент в его судьбе, когда всё личное вдруг отбрасывается, уходит на задний план. Иначе не было бы в поэме столь возвышенных строк, пронзающих сердце молитвенным словом:
Родина! Зорями светлыми, / Далью меня позови!
Что ты согнулась под ветрами? / Сердце болит от любви.
Рыскали чёрные вороны / В русской дороге-земле,
Дом распадался на стороны, / Храм не светился во мгле.
Снова дорога полынная / Горькой родная судьбе,
Песня моя лебединая, / Родина… Счастья тебе!
Выйти с духовною битвою / Хватит терпенья и сил,
Вместе, с единой молитвою, / Всем, кто тебя не забыл.
Нет, не постигнуть до конца русского человека! Казалось бы, на этой дороге, что вела его в неизвестность, уже ничего не может быть. Но не таков он!
Некрасов! Некрасов исконным / был Богом крестьянской семьи.
<…>
Отняли и дом, и пожитки... / Поехала наша семья
в путь неизвестный и жуткий./ С книгой Некрасова я.
Нелегок был путь до Урала — / Телячьи вагоны, конвой...
В дороге семья не пропала, / Кормилась травой-лебедой.
Нас ветра сухие иголки / Встретили в этих местах
И горы, как серые волки, / И душу сжимающий страх.
Вероятно, не случайно и Татьяна Глушкова некогда совершила своё «Возвращение к Некрасову», которое вылилось у неё в своеобразный цикл стихов, в целую поэтическую книгу, посвящённую русскому поэту. Екатерине Козыревой, безусловно, так же близок национальный эпос поэзии Николая Некрасова. Она неравнодушна к интересам своего народа, вполне совпадающими и с интересами настоящей интеллигенции. При том, что сегодня Некрасов достаточно труден в понимании, её не смущает. Ведь и стихи самой Екатерины Козыревой далеко не для всех легки и понятны. Приемлема ли сегодня некрасовская «правда народная»? Следуя непримиримому классику и борцу, наши великие писатели говорили: «Прочь!.. Всеворующий свод!..» Дорога семьи Екатерины Козыревой в своём жизненном преодолении равносильна некрасовской дороге, обещанной русскому мужику, который «вынесет всё – и широкую, ясную / грудью дорогу проложит себе». Что важно: православное сознание, стремление к социальной справедливости, ратное служение человека, отдающего жизнь «за други своя». У Татьяны Глушковой некрасовский герой видится как пророк, идущий наперекор судьбе.
Бескорыстная жертвенность во имя людей присуща и героям поэмы «Чаша». Отец и мать, отдавшие «Железной Горе» лучшие годы, не ждали милости от судьбы, зная не понаслышке, что «ссыльных нет страшней дорог», нет ничего хуже, чем голод и лишения на чужбине. «Важнее страда», – всегда считал отец, ибо ему, крестьянину, так было заповедано его предками. Но досталась им «бессрочная страда — / Кирка, забой, носилки»:
Ворочали камни... вот труд-то! / Слезу зажимали в кулак.
А плакали, что почему-то / Отца называли — кулак.
А что в кулаке этом было, / Что было в руке "кулака"?
В деревне — всё грабли да вилы, / В ссылке — всё лом да кирка.
Отец нас не жалобой встретил: / “Ребята! Здесь люди живут!
Никто не пропащий на свете, / Кто право имеет на труд.
А чтобы тоска не заела, / Добудем, ребята, чудес!
Возьмёмся за доброе дело, / Посадим и вырастим лес…”
Мечта вырастить лес. Вывести свою душу на простор. Известно, полнота многослойна. Откуда вдруг это стремление к красоте, которая присуща душе простого русского человека? Мы понимаем, что опыт выстраданный ведёт художника вглубь искусства и самой жизни. Искусство жизни в поэме Екатерины Козыревой – глубина русскости, густота языковая. В её лирических переживаниях нет фальши. Даже когда она описывает детские забавы, эти детские игры, убогие, подчас совсем невесёлые, но и жили жалко и убого: барак, «доски на кровати», вместо перегородок – «полог ситцевый». «Чётко помню, мне было пять лет, лето, горячее южно-уральское солнце, огороды большие, а дальше поле, полынь. С девочкой соседской Олей Вологжаниной играли: из одного кирпичика печка, на ней ржавая банка, заправляли её травой, колючками, землицы – вот тебе и суп сварили. Кукла была тряпичная, химическим карандашом лицо нарисовано, сажали ее на другой кирпичик – палочки полынные твёрдые, сухие – ложечки, так и кормили Машеньку супом», – будто находим дополнение к поэме и в авторском прозаическом тексте «Пора воспоминаний».
«Бог угнетённых. Бог скорбящих» опять же по Некрасову или по Тютчеву – что схоже – русский Христос неизменно жил в душах наших людей. Вопреки всему, что с ними происходило, никто из них не попрал в себе человечность, сострадание, духовный свет.
Забылись нары, был и хлеб, / Окончилась война.
Сполна хватила лихолет / Рабочая страна.
Но и работала в поту/ В селеньях, в городах
В послевоенную страду / За совесть и за страх.
К исходу шёл сорок седьмой / К исходу повесть наша...
С горячей жижею стальной / Перевернулась чаша.
Будем откровенны: поэма «Чаша», прежде всего и главным образом, ценна своей исторической правдой, искренностью и естественностью чувств, неизбывной болью пережитого. Художественной летописью эпохи и своего рода художественным источником истории можно считать другую поэму Екатерины Козыревой – «Богатый остров» (2012-2014). В ней слышится бесконечное полифоническое звучание самой жизни. Не случайно автор назовёт её поэтической сюитой. Возможно, это не летопись в общепринятом, традиционном представлении, скорее всего, это – реконструкция прошедшего времени, вобравшая в себя родовую память, её корневую систему – основу бытия русского мира.
Стихии огненное пламя / Бесстрашно человек несёт.
Другая жизнь. Другой народ… / Увы, … Европа не поймёт
Святой Руси самостоянье. <…> Но есть История России
В великой Книге Бытия, / Её писали ты и я,
Отец и мать, земля твоя – / И все природные стихии.
Её хранительница – Дева / Пречистая уберегла,
И перед Богом избрала / России Родословной Древо:
Там даль звенит под бубенцами, / На реках трескается лёд,
Мерцает утро под венцами / И Солнце медленно встаёт.
Блеснёт славянскими очами, / Всё в самоцветах и огнях,
Под животворными лучами / Жизнь просыпается в корнях –
Славянства дремлющее древо, / В нём Ломоносов, Карамзин,
Крылов, и – Пушкин! Это диво / Великоросс и славянин …
Его хранительница – Дева / Пречистая уберегла,
И перед Богом избрала / России Родословной Древо.
В главе «Поединок» (8 сентября 1380 года) мы видим неразрывность истории, проникнутую тонкими взаимосвязями и преемственностью поколений. Автор воссоздает образ Православной России – Русской земли – как отражение образа Обетованной земли Царства Небесного. Русь олицетворяет национальное духовное единство, духовное творчество, духовную миссию русского человека – всё, что составляет жизнь народа и Бога. Это не просто государственное образование, а широколиственное русское древо. Честь и славу великой Руси, её одну из самых героических страниц представляет Куликовская битва – Донское побоище. Полтора столетия томилась Русь под игом монголо-татар, что было расплатой за раздробленность, княжьи междоусобицы. 8 сентября 1380 года (лето 6888 от сотворения мира) развеялся миф о непобедимости татар и ордынских войск. Во главе русского войска встал великий князь московский и владимирский Дмитрий Иванович. И вся русская земля поднялась по его призыву:
Лоскутный стан Орды покрыл Россию. / Мамай из Крымской шёл земли…
Перекликались трубы золотые – / С великой силой русские пришли.
И сшиблись только двое…Русский инок / С ордынским витязем.
Скончались на земле… / Победой князь Донской закончил поединок.
Историк Василий Ключевский был восхищен поколением, вышедшим на Куликово поле и «не испытывавшим ужаса перед татарином», хотя по численности войско Мамая превосходило русское вдвое. Дмитрий Донской доказал, что сила Руси в единстве. Не смотря на тяжелые потери, результаты Куликовской Победы были огромны, как огромно и её историческое значение. Русская земля восприняла этот жертвенный подвиг – как начало полного освобождения от ордынского ига, – объединив русские силы под знаменем князя Московского.
Через сто лет Стояньем на Угре. / И земли русские Москва спасла от ига –
Так Божией Руси открылась книга.
Имя народного героя канонизировано Собором Русской Православной Церкви в 1988 году – святой благоверный Дмитрий Донской является самым выдающимся русским полководцем и государственным деятелем XIV века. Екатерина Козырева ставит перед собой крайне важную задачу – поведать о своём понимании русской истории и государственности, о предназначении и тревогах русского мира, поведать так, чтобы это стало общей идеей созидания во имя и во благо нашего Отечества. Но судьбоносных испытаний на долю России выпало гораздо больше, чем, казалось бы, можно выдержать. Поэтому человек, в первую очередь, отбирает всё самое прекрасное, именно оно истинно. Здесь проявляет себя отношение к миру как к произведению искусства. Только духовное –красиво, подлинно, глубоко. «Духовность – это то, что отозвалось в душе порывами милосердия», – замечал Михаил Лобанов.
Глава «Легенда об Урале» символизирует в поэме эпическое сказание, а ещё мощный хребет экономики советской Державы. «Богатый остров» раскрывает нам свои объятья! Как щедра ты, земля!
Там было всё – народные гулянья, / В дни праздников веселых состязанья,
Частушки, пляски, игры и забавы, / И танцы под оркестр, и свиданья!
Среди отвалов доломитовой щебёнки, / Все жители – от старших до ребёнка,
Там видели богатую природу…
Воистину исторически значителен «остров» Екатерины Козыревой, её самобытное, живописное перо рисует целомудренные картины послевоенной эпохи. Дом и остров – эпицентр земного и небесного притяжения. Лаконичная глава «Дом» объединяет целую Вселенную:
Земля – наш Дом, наследует он Землю, / По воле Божьей, волею приемля,
Сказать хочу я, что такое дом: / Мой дом – поэма, а герой – Крестьянин.
Помолимся же, братья-христиане, / И в православный дом войдём.
Главный герой большого Русского Дома – крестьянин. Испокон веков русский человек определял себя пахарем, сеятелем земли и никогда не забывал осенять себя крестным знамением. Ибо, по слову Христа, крестьянин – человек, который не просто землевладелец, исповедовавший Христа, но и добровольно разделивший, несущий вместе с Ним Его крест. В нас генетически живёт ужас испытания и надежда на спасение. В чём же и где наше спасение, когда лучшее уже потеряно и предано? Не в этом ли русском крестьянине, какому всё дано по силам и по вере его, сокрыто оно? Да, он не настолько наивен и беспомощен, насколько думается философам, рассуждающим лишь о таинственной и непредсказуемой русской душе. Крестьянский мужик достаточно рационален, умён, он знает всё наперёд, ему в отличие от книжных мыслителей нельзя ошибаться, потому что надо выстоять и победить.
Хотелось бы отметить и то, что особенно заинтересовало в поэме, – уникальную способность убеждать архетипами, необычными, доселе нигде и ни у кого не встречающимися: Красный и Белый Чародей, Всякнелень – свежие образы в фольклоре и славянской мифологии. В поэтическом пространстве возникает сложная взаимосвязанная система реальных образов. Литературовед Михаил Лобанов говорил именно о таком характерном фокусе видения – как изобразительная направленность повествования. Ведь предметность видения даёт и предметность изображения. Екатерина Козырева в совершенстве владеет конкретным словом, художническим прозрением, перерастающим в философское обобщение. Подобное могло родиться только из схожего собственного психологического опыта.
Жизнь в семье – одна из самых существенных составляющих в творчестве поэтессы. Она помнит жертвенный подвиг своей матери – настоящей русской женщины, пронзительно чувствовавшей чужую боль и проявлявшей чудеса милосердия.
На пашне муж, а на хозяйстве мать, / Дух праздности не мог её занять,
О празднословии она и не слыхала – / От Бога – Слово. Бог – всего начало:
С молитвой Божьей длился день её, / Достойно материнства бытие…
Жив в её воспоминаниях и вечный труженик отец, который мог создавать в доме «ощущение покоя и счастья», что оставалось в душе до следующего вечера. Музыкальность, позже проявившуюся в лирике Екатерины Козыревой, она унаследовала от матери, самозабвенно влюблённой в народный фольклор, в песню, хорошо знавшей пословицы, прибаутки, поговорки, присказки, частушки. Однако тут очевидна собственная работа над словом, подчёркивающая его бездонность, мощь его глагола! В поэзии автора главенствует традиция, понятие народности слова – величайшей ценности человека. При всём при том, напомню, у Екатерины Козыревой отчётливо проявляется изобразительное качество лирики, творящей надбытийную красоту мира, его природы. Философско-эпический образ Родины – не обойдённый образ в поэтическом зрении – место, которому название «Богатый остров»:
Богатый Остров – Русская земля, / На ней леса и горы и поля,
Живые бьют ключи и родники, / Есть жилы золотые – рудники.
Их держит Пояс Каменный – Урал.
Завершение поэмы требует преамбулы: пред нашим взором предстаёт целая человеческая жизнь, гармонично очерченная и соединённая в едином земном и небесном Доме. Боль по дому. Боль по близким и дальним. «… Если дом разделится сам в себе, не может устоять дом тот» (Мн., 3:25). Через боль и одиночество мы соединяем разделившееся. Вдумайтесь: страдание и боль – неотъемлемая часть жизни. Ведь спасение всему дому может прийти по вере даже одного-единственного человека, мечтающего о том Доме, где не замрёт, но исчезнет время, время несчастий и потерь, где мы будем на нашей Родине, в доме нашего детства, где всегда светло и солнечно, где на полке лежат и ожидают нас любимые книги, где сохраняются старые иконы… Вспоминаются библейские слова: «… Мы придём к нему и обитель у него сотворим» (Ин., 14:23). Вправе ли мы молить о Доме? Да, всем нашим одиночеством, всею болью рождения и смерти мы – вправе. Как право иметь отца и мать, как право любить – всё это, ничем нами не заслуженное, так и право молить о вечном Доме, оно дано нам от начала, от создания мира. «Ибо знаем, что, когда земной наш дом, эта хижина, разрушится, мы имеем от Бога жилище на небесах, дом нерукотворный, вечный» (2 Кор., 5:1). Стенам этого дома расти вместе с нами. Здесь мы прикасаемся к тайне домостроительства Божия. Для постройки необходимо твёрдое основание (Мф., 7:24), краеугольным камнем которого является Сам Господь (1 Кор., 3:11). Истинный дом не может иметь ни начала, ни конца. И кому, как не поэту, прикоснувшемуся к святым источникам, этого не знать:
Дом есть Вселенная, наследует он Землю. / По воле Божьей, волею приемлю
Вселение под кровом неба: Дом – / Моя поэма. В ней герой крестьянин.
За поворотом Солнца праздник ранний –
НЕДЕЛЯ СВЕТА, ПРОБУЖДЁННАЯ ТВОРЦОМ.
Венчает поэму оптимистический пафос Тождества Великой Троицы! Соборность – Пресвятая Троица. Звучит молитвенное поэтическое Слово за Россию, в котором и Русское Рождество, и Пасха Христова – Великие праздники русской души. Никогда не устареют доподлинные истины обращения к совести, к душе, к памяти. Наше прошлое, то аскетическое послевоенное время в произведениях поэта проясняются и приобретают не только страдальческий, но и просветленный отсвет. И это – очень важная особенность поэмы.
«Порфира осени – святое торжество»
Велика, неизмерима поэтическая сила жизнеутверждения: находки, удачи, победы, красота, возрождение, покаяние и прощение – всё сбегается, как ручьи, чтобы однажды воплотиться в природе. Живописные традиции русских классиков, которые творили неповторимые образы природы, – тому подтверждение. Индивидуальным словесным даром живописать природу обладает и Екатерина Козырева. Она во всём ищет первопричины, пытается дойти до сути происходящего, и ей открывается скрытая за внешней неприглядностью жизни гармония природы.
Осень – странная, очень любимая многими пора. Осень не рифмуется ни со словом «память», ни со словом «печаль». Но всё же осень и память идут по жизни рядом. Человеку определено свыше – падать и вставать. И вновь подует осенний ветер и бросит нам в лицо последний октябрьский день – грустный праздник. «Как осень поздняя, душа обнажена... / Вверху листочек, золото струя, / Стремится в небо улететь с берёзы, / Не ведая еще житейской прозы, / Под вихрями земного бытия», – напишет поэтесса пронзительные строки. Вдруг зазвучит музыка памяти и возвратятся дни и годы, и станут падать золотистые листья, и оживут забытые лица, и заговорят ушедшие люди… Будет память, будет осень, будет любовь – как в стихах Екатерины Козыревой «Встреча» (1991):
Багряные листы, упавшие на плечи – / Порфира осени – святое торжество,
И чувствует душа, вступая в эту встречу, / С багрянородною печальницей родство.
Так проходят дни и годы, и человек силится вместить в себя весь мир, все любимые лица. Что свяжете на земле, то будет связано и там. И ответ на безмолвные вопросы – та тонкая нить, что соединяет нас в лучшие минуты со всем миром. Любовь ли это? Причастность к чему-то до боли родному. Как долог путь, нам трудно сделать даже самый простой выбор: между любовью и ненавистью, между жизнью и смертью, вечностью и мгновеньем. Целый мир в нас. Внутри человека – его смысл и его сила:
И помысл так высок у человека... / И Благодать, как рек Иларион,
Исполнила всю землю. День от века / Надеждой, Верой и любовью осенён.
Обращает на себя внимание и такая существенная деталь: экспрессионистические приёмы письма, явственно проступающие в некоторых стихах поэтессы:
И все оттенки тонкие свои / Мне дарит мартовское утро:
И розоватый снег, и сероватый, / Голубоватый лед, зеленоватый.
Кусты, деревья, кошки во дворе — / Всё каждой жилочкой ответствует заре.
И в доме том, где я снимаю угол, / Всё озаряет мартовское солнце:
Мой плющ зелёный, потолок белёный, / Халат посконный и портрет влюблённой
В овале зеркала…
(«Утро», 1993)
Время неудержимо и никому не подвластно. Философия мира природы – основа и философии человеческого бытия. Некая графичность, изысканность строки, обрамлённая в таинственную канву жизни, чётко вырисовывается у Екатерины Козыревой в её контрастном поэтическом «Этюде»:
Зелёный куст и мокрая дорога… / А красные кусты в далёком поле,
Как виноградник с полотна Ван Гога, / Увиденный когда-то в сельской школе.
А ближе клён – оранжевые листья, / Кусочки неба через них провисли,
Такою свежестью глядятся апельсины / В толпе людей. Качаясь в сетке синей…
Но, врезываясь в листья, ветер свищет, / И первый снег лазейку в небе ищет.
Надо сказать, что вообще в произведениях поэтессы много родной природы, много неброской красоты, в которой так или иначе находишь отдохновение. Николай Дорошенко интуитивно сопоставляет палитру её поэзии с пейзажами русских художников: Саврасова, Поленова, Левитана. Величие простоты – неяркие краски. Они впитали в себя противоречивую тайну гармонии земного мира, его трагическое несоответствие миру Божьему. Состояние, когда я хочу вместить, но не вмещаю. «Невозможность вместить образ происходит от внутреннего неподобия образу» (Н. Кузанский). «Берёзы ствол то светел, / То тёмен – это жизнь», – очень точно скажет Екатерина Козырева.
Она стремится всем своим естеством слиться с природой, быть ей под стать. Пожалуй, лучше всего у неё получаются пейзажи сокровенных уголков российской глубинки. Неудивительно: священный тополь ответит взаимностью, напитает душевными силами:
Такая глушь, как будто не лежит / Здесь рядом полотно железное дороги,
Нежны кусты репейника на вид. / От утренней росы промокли ноги.
Стою, прижавшись к дереву спиной, / И снизу видно мне стволов ветвистых крону,
Как им, должно быть, упоительно весной / Гнать соки в почки, ветки, лист зелёный.
(1996)
Именно природа отражает самые заветные человеческие переживания. Пришвин говорил о том, что «все образы природы не есть сама природа, а только средство обмена людей между собой». Екатерина Козырева открыта миру, готова «учиться мудрости природной / Всё до травинки понимать», – как раз этому и учит прекрасный уральский край, с его первозданной, девственной природой. Горы, таёжные леса, могучие реки, таинственные озёра и целительные источники, – где ещё встретишь подобное богатство? Вечное движение красоты бытия. Причём у художественно-целого всегда есть определённая завершённая форма. Фольклорная сказовость, волшебная лиричность пронизывают стихи:
Светится лес изумрудом в тиши, / Переливается светом души…
Золото предков, зарытое встарь – / В тайном молчании лес-Государь.
Знаю, в нём завтра царевич – Иван / Будет наследником признан и зван.
(2005)
«Живой поэзии язык»
«Возымеет сказанное силу»
Юрий Кузнецов.
Слово, одухотворённое временем, чувствующее его ритм, импульс, на протяжении эпох и столетий властно влекло поэтов. И мы отмечаем про себя всю прелесть славянской речи, обладающей особым голосом и особой душой. Слово как бытие. Оно загадочно как и пути, ведущие к счастью, – пути исторической памяти. Самой жизнью, беседой, вдумчивым диалогом с великими мира сего, который постоянно дерзала вести через века и пространства Татьяна Глушкова, во многом объяснялся феномен не только её творчества, но и творчества вообще. Свои секреты есть и у Екатерины Козыревой, она также ведёт собственный диалог с русскими поэтами, отыскивает источник живого слова, определяет для себя его издревле исконный и высокий смысл.
Стоит заметить, что главное богатство русской литературы, это не только романы и стихи, а исключительно судьбы писателей-творцов, классиков, наших современников. Все они отражают великолепное знание русской традиции. События литературные и реальные имеют одну родственную почву. Екатерине Козыревой каким-то образом, схожим с провидением Божием, повезло: главными наставниками поэтессы были Вадим Кожинов и Юрий Кузнецов, которые благосклонно отнеслись к её творчеству. Не каждому выпадает такая удача! Вадим Кожинов в предисловии к книге Екатерины Козыревой «Дорога в Болдино» как гарант подлинности подчеркнул момент единства её поэтической и жизненной судьбы. Автор, безусловно, похожа на свои стихи. Она и творит на грани действительной исповеди и профессионального мастерства.
Немало своих произведений поэтесса посвятит русскому мыслителю Вадиму Валериановичу Кожинову. Все они глубоко символичны. Их, словно тайну мирозданья, хранит святая обитель.
Что кроется в жемчужине, внутри, / Из воздуха горючая пылинка?
Одну растят, лелеют, посмотри, / Как драгоценною становится песчинка.
(1982)
Или, например, ещё:
Летают семена и почву ищут / В обители земной.
Оторваны от крон, над пепелищем / Земли родной.
И сколько им веков, и сколько лет им, / Ответа нет.
(1994)
Семя и почва, сама земля, пройти путём зерна, взрастить в себе семена слова, что даны почвой небесной, – вот настоящий смысл любого творчества. Подобно семени, евангельское слово носит в себе начало жизни, а семя, падая на неё, даже не проникает в почву, но остается на поверхности. Сеятель – это сам Господь, семя – Слово Божие, поле – всё человечество, весь мир, воспринимающий в свои недра чудодейственное семя евангельского слова. Это слово дает нам знание истинного Бога, и потому оно является дивным семенем спасения и жизни. Брошенное в человеческое сердце, оно при благоприятных условиях взрастает и приносит плоды – добрые дела и святую жизнь. Но, обладая всегда скрытой живой силой в одинаковой степени, слово Божие не всегда даёт одинаковый урожай. Всё зависит от той почвы, в какую оно падает. Если семя упало на добрую землю и дало плод, который взошел и вырос, то это даёт нам право свидетельствовать о натуре цельной, у которой слово не расходится с делом. Доныне Царство Небесное силою берётся, и употребляющие усилие восхищают его (Мф., XI, 12). Таких людей немного. Но как ярко сияют они на тусклом фоне нашей жизни. Вадим Кожинов и принадлежал к ним, следуя в современной российской литературе почвенническому направлению, поддерживая первородные чувства обновления традиции и являя всем подлинное чудо подвижнического творчества. Программным произведением Екатерины Козыревой, в котором сформулированы главные задачи художника, его взгляд на творчество, можно считать стихотворение «Прощание с Вадимом Кожиновым» (28.01. 2001 – 31.01. 2001), – живое дыхание поэтического слова, заключающего в себе некий баланс чувств и мастерства. Патриот своего Отечества и его пророк – «муж блаженный – Вадим. / Вся Россия, как Божие око, – / Так высоко глядела… / над ним / Ангел крылья раскинул широко. / И смотрел на него с высоты / Долго, долго у гроба простого…», – так жертвенно скорбит по нему русская православная душа. Внезапно опустел «Дом последнего интеллигента», но остались книги, рукописи, стихи… Осталась творимая им «История Отечественных лет». Автор рассматривает смерть как часть нашей жизни. Отсюда и обращение к вечности, туда уходят настоящие творцы, ведь уходя, человек продолжается в бесконечности времени…
Душа его ушла из тела, / Покинув мыслящий тростник…
Она готовилась к ответу, – / Предстала горним высотам.
Светлее стало небесам – / Прибавилось в них света к Свету.
Личность его равноценна святым подвижникам, ибо всем им суждено нести миссию возрождения России. Вадим Кожинов – выдающийся русский философ, историк, литературовед, публицист – один из самых удивительных людей ХХ столетия – человек восхищённого разума и исключительной щедрости души! Масштаб его деяний огромен, а потрясающая убедительность неповторима. Закономерно, что эпиграфом к своим стихам «Последняя книга» (2008) Екатерина Козырева взяла провидческие слова мудрого учителя, некогда адресованные лично ей: «Скоро вас перестанут понимать». Сегодня душа поэта по-прежнему не способна мириться с рыночной масскультурой. Она обязана служить высшей идее.
Читателя в потомстве не найду – / Поймала Книгу сеть небытия,
Попала в паутинную среду / Живая жизнь – поэзия моя.
Последние строки этой «последней книги» озарены духовным зрением и звучат пророчески: «Погибла Книга. Но пока жива / Творящая энергия любви».
«Ищи звезду…», – когда-то говорил Юрий Кузнецов, смело сопрягающий эпохи и устремлённый в будущее. Благодатный, надзвёздный свет поэзии, обнимающий весь мир, всегда сопутствовал и Екатерине Козыревой. Обращаясь к поэту в стихах «Вихрь» (1992), она ведёт с ним извечный диалог:
Я встретила брата в пустыне: / “Скажи, где источник живой?”
“В земле, — он ответил. — Отныне / Я знаю, мне слиться с землёй”.
И мы слышим ответ поэта, достойный библейского понимания философии жизни и творчества:
Но брат мне сказал уходящий: / “Дерзай — и дорогу найдёшь”.
Екатерина Козырева обладает редким даром благодарности своим наставникам и собратьям по перу. Эта её дружеская отзывчивость любовью и участием в судьбе каждого из них проявляется в произведении «Дар» (1993), посвящённом Виктору Лапшину: «И училась я жить в этом даре – / В отлученье от страстной любви… / Лист последний в предсмертном угаре / Вдруг рванулся из праха земли. / И просыпались спелые зёрна, / Солнце снизилось, дар не исчез», – таковы не только нескончаемые муки творчества, но и его благодатные плоды. И нет большей удачи поделиться однажды неожиданной радостью с другом-единомышленником: « – Лист пошёл… – тихо ты говоришь».
Стихотворение Екатерины Козыревой, которое по праву может украсить любую антологию современной русской поэзии – «Поэт» ( (1989):
В нём проснулся взыскующий дух, / Обострились и зренье, и слух —
На беду, на вражду, на злословье. / Слово молвил... всё стало любовью.
Я устала от пламенной пытки / За огнём в лабиринте идти,
И стою молчаливо и скрытно — / Тень его на тернистом пути.
Убедителен образ поэта-изгоя, одинокого, лишнего человека в своём Отечестве. Впечатляет энергия слова, несущая колоссальную информацию, рождающую цепь мыслей-образов. Поэтесса владеет своеобычным поэтическим языком, голосом, строем фразы, сугубо индивидиальной интонацией и манерой повествования. Впрочем, техника владения словом не убивает чувство и мощь стиха, озарённого умным и болевым смыслом. В поэтический текст вкрапливаются элементы церковно-славянского языка. Неслучайно человека созидающего называют творцом – это уподобляет его Богу, Творцу неба и земли. А в греческом языке русскому слову Творец соответствует слово Поэт.
К вящему духу воспрянул Поэт – / Ширью и высью отмеченный свет
В горнем тумане... / Веку продли ему, Отче ты наш!
В мёртвом стакане его карандаш / Мёртвым — не станет!
Если человек творит в Боге поэму, икону или собственную жизнь, то он становится со-творцом Всевышнего. Истинный поэт «отмечен Богом», он как всегда одинок, не в толпе, ищет уединённые «святые места», а в руках его «посох да сума».
Через любовь и страданье, / Через сомненье в пути —
Через черту поруганья / Мудрость ему пронести.
Екатерина Козырева пребывает в непрерывном диалоге с русской классической литературой. Выстраивая собственную пространственно-временную и логическую систему координат, она думает о вечном предназначении поэтического искусства вообще и литературы в частности. Сквозная тема книги «Числа» – это разговоры с выдающимися мастерами слова. «Великим искушением», за которое «творец своего мира – поэт – будет в ответе перед Богом», называет автор поэтическое ремесло («Тайная судьба Пушкина»). Вернёмся вновь к её стихам «Дорога в Болдино»: «Родной язык богат, как осень, / Он – из её оттенков тоже, / А синь между берёз и сосен / С высокой музыкою схожа». Русское слово – могучий источник обогащения нашего литературного языка. Лучшее подтверждение этому – совершенный язык Пушкина, многое впитавший из церковнославянского наследия. Александр Сергеевич напоминает нам, как и всё святое Православие, что жизнь – величайший труд. Поэт, как никто иной, знал это. Пушкинский гений предстаёт и в стихах Екатерины Козыревой «Гурзуф» (2005), озвученных идеальными интонациями:
Бились волны о камень уступа, / И, вздымаясь, летели на плёс.
На татарские сакли Гурзуфа / Ветер тёмные тучи нанёс…
Русский Поэт нёс миру просветление, духовный свет. Этот вселенский страдалец и утешитель был любомудр, имел умное и доброе сердце. «Он любовью дышал и поэзией жил, / Сопричастной античной свободе», – Екатерина Козырева даёт своё осмысление сущности человеческой свободы. Легки и одновременно раздумчивы в её книге стихи «Новый год» (1993). В них прочитывается пушкинская искренность и непосредственность. Мы словно вдыхаем его жажду жизни. Да, он – оптимист, но и тот, кто «милость к падшим призывал».
Колокольчик – видно, Пушкин / Едет в зимний лес.
Вот он спрыгнет – смугл и весел – / Встанет в хоровод,
Зазвенит весь мир от песен, / Эх, гуляй, народ!
Здесь Россия молодая, / Здесь её стезя,
Воля вольная – мечтаю, / Что ж, мечтать нельзя?
Каждая из национальных литератур имеет наиболее характерный для неё исторический прообраз. Пушкин – личность воистину историческая – плод фантазии, удивительная мечта народа о самом себе, – мощный и непреходящий ресурс России.
Пленительная красота стиха струится и в лирическом произведении Екатерины Козыревой «Сергей Есенин» (1995), в котором она талантливо улавливает преобразующий строй чувств и образов непревзойдённого русского песнопевца: «Из поздней осени сквозной, / Из поздней сени / Сияет в синем золотой — / Сергей Есенин… / Он в русском сердце и в душе, / В весенней рани, / В широком поле и в меже, / В Москве, в Рязани». Лексическое поле здесь насквозь пропитано музыкальностью. А вот в стихах, посвящённых Рубцову (1987), автор смогла остро ощутить его вселенское одиночество, проникнуться его судьбой скитальца, прошедшего школу народной беды:
Он с фотокарточки глядит / В большой ремесленной фуражке.
Не вспоминайте жалкий вид / Его застиранной рубашки.
Эти строки предельно откровенны: они пронзают сердце сиротством и бездомностью. «Я слышу печальные звуки, которых не слышит никто…», – писал Николай Рубцов – поэт прощения и жалости, – будучи беззащитен от людского зла в своей наивной доверчивости. Да, «стал он первым» – изречёт Екатерина Козырева, соразмеряя его жизнь с правдой народной и Божеской. И не преминет напомнить читателю о его светоносности в строках, полных горькой возвышенной доброты: «Поэт! Среди святых потерь, / Ты – обретённая молитва». Лирика не бывает без исповеди. Именно к душевной открытости приучили нас в своих стихах Есенин и Рубцов. Исповедальна и Екатерина Козырева, не переставая удивлять читателя ранимой и страстной искренностью. Невыдуманная исповедальная поэзия никогда не бывает лёгким чтением. Её произведения отличаются оригинальной исповедальной формой.
Причём, хочется подчеркнуть и тонкости авторской словообразовательной модели в современной изящной словесности: необыкновенную структуру построения стиха и упорядоченности фразы. Ведь в природе знака существует стремление обобщить действительность, придать ей глобальность. Екатерина Козырева лапидарна по содержанию, по-цветаевски точна и немногословна. К примеру, единственные слова и смыслы она отыскивает в стихах: «Март. Оттепель. / Тяжёлые и низкие / Сырые облака. / Они тебе не ближние, / Не близкие, / А я близка» (1966). Короткая, но мудрая строка. Есть у неё и пристрастие к тире – сильному знаку, – что ни строчка, то обобщение, выражающее первородство лексического ряда. Тут играет свою роль и ритмика, и расположение строк. В книге найдутся не лишённые некоторых словесных хитростей – стихи, которые имеют строку слова. Если поэт думает, что строка, состоящая только из одного слова, будет лучше всего понимать смысл стихотворения, тогда будет строка, состоящая только из одного слова: «Я одна / Вечер / Тих, / Ветер / Стих. / Спит / Река». Или такие: «Июнь. / Одна. / Окно. / Луна. / Он! / О-о… / Лечу! / Ключи?!» Вместе с тем точные мазки поэта-живописца поражают невероятной образностью, как в произведении «Приёмный покой» (1996):
Высокий куст, как царская корона, / Сиял, червонной спелостью увенчан.
Дитя кормила юная мадонна, / И от черёмухи чернели губы женщин,
А рот младенца розовел от молока.
Кажется, что чувствуешь и терпкий вкус черёмухи, и сладкий вкус материнского молока! Да и образы каковы, они сродни иконописным – церковным православным образам благодати, спасения. Отрадно, что в книге встречаем и красивые славянские названия: Россия – это Другиня – как слово «правды отражённое». «Поэзия бросает лучик света во все стороны, и один из них проходит сквозь правду и освещает её изнутри», – замечал Пришвин. Творчество Екатерины Козыревой вышло из фольклорно-мифологической традиции. Интересно и то, что лирическое, эпическое, драматическое вбирает в себя русская народная песня. Музыкальность, тяготение к фольклорным истокам, сказовость – это всё характерно для её поэзии. Тут и песенные стихи «Васса», и «Раскачать болотину…», и «Донник». Иными словами, их не счесть. К тому же задействован весь грамматический потенциал языка. Вслушайтесь, какая потрясающая мелодичная звукопись:
Дон-дон-дон... дон-дон... / Дон-дон-дон... дон-дон...
Все идёт-гудёт колокольный звон. / То не донник шумит-воздымается,
Русь единая подымается / Доном, Волгой, Уралом, Непрядвою
Православною силой и правдою.
«Тоска по любви»
«Выразить чувство, значит овладеть им»
Евгений Баратынский.
«Хорошо ли, искренно ли, сердечно ли (а не умозрительно только, не головою) убеждены Вы, что цель и смысл жизни – любовь? (в широком смысле). Без неё нет ключа к собственному существованию, ни к существованию других, и ею только объясняется, что самоубийства не сделались ежедневным явлением. По мере того как живёшь – умнеешь, светлеешь и охлаждаешься, мысль о бесцельности жизни начинает томить, тут делаешь посылку к другим – и они, вероятно (т. е. люди в настоящем смысле), чувствуют то же – жаль становится их, – и вот является любовь. Человек брошен в жизнь загадкой для самого себя, каждый день его приближает к уничтожению – страшного и обидного в этом много! На этом одном можно с ума сойти. Но вот Вы замечаете, что другому (или другим) нужны Вы, – и жизнь вдруг получает смысл, и человек уже не чувствует той сиротливости, обидной своей ненужности, и так круговая порука. Всё это я выразил очень плохо и мелко – что-то не пишется, но авось Вы ухватите зерно. Человек создан быть опорой другому, потому что ему самому нужна опора. Рассматривайте себя как единицу – и Вы придёте в отчаяние», – так Некрасов писал Толстому (1857 год). Ищет собственное спасение любовью, отражённое в других людях, в своём народе, и Екатерина Козырева. У неё такое же широкое и многогранное представление о любви. Поэт Виктор Лапшин разглядел в её поэзии «могущественное женское начало» – ту обособляющую черту, что выделяет Екатерину Козыреву среди многих пишущих.
Состояние любви, притягательное своей наполненностью, сродни состоянию совершенства, гармонии. Величайший дар, ниспосланный человеку, – дар любви. Противоречивы по своей главной сути стихи «Тень» (1995). Но свет побеждает, ибо «Бог есть любовь» (1Ин., 4:8).
Так не любит никто, / Так люблю я одна.
Я – тобой неизведанная глубина. / Тень твоя и тебе,
Как никто, я верна. / Ты во мраке мой Демон,
Ангел мой на свету. / Вышний дух охраняет
Твою чистоту. / И чем Тень вокруг Света
Зияет мрачней, / Тем он ярче горит,
Возвышаясь над ней.
Лирика поэтессы открывает возможность внутреннего просветления: основной движущей силой, как и во все времена без исключения, становится любовь. Причём любовь осмысленная, ведь когда тебе кого-то не хватает, речь идёт о недостающей части тебя самого. И ты ищешь воссоединения с этой частью. Ищешь, прежде всего, света внутри себя, а не всепоглощающей, подчас сжигающей человека страсти от любви душевной, плотской. Но есть и любовь духовная. Пронзительная боль и одновременно огромная нравственная сила ощущаются в стихотворении:
Вдруг настигнет такая тоска по любви, / Что темнеют глаза — позови!
В дни Поста под замками запретная снедь. / Да нельзя и отведать посметь.
Строже губы сомкну и глаза опущу, / О любви даже помыслам быть запрещу...
Трудно пройти через одиночество, невозможно окончательно избавиться от обоюдной зависимости в любви: «Жизнь желанна или же постыла, / Оттого что любишь или нет», – убеждает нас поэтесса в произведении «Зависимость» (1995), покоряя читателя нежным откровением, непосредственным восприятием чувств. На наших глазах автор воссоздаёт классические исповедальные ситуации. Любовь и вечность – две неизменные категории, которым свойственно время и пространство. У человека можно всё отнять. Невозможно отнять лишь вечность. Об этом Екатерина Козырева поведает в стихах «Шаль» (1991), сотканных из воспоминаний, в которых сияют отблески её собственной судьбы. Словно жизнь не оставляет нам ничего, кроме памяти о любви, подобной бесконечному кольцу жизни:
Так тонка эта белая шаль моя, / Протечёт и в кольцо обручальное.
Словно крылья концы её длинные, / Принимай её, утро невинное!
…………………..
Нет, не я / Это Зимнее Солнце ждала,
И не я эту шаль зачинала. / Жизнь
Вязала её от узла до узла. / От добра и до зла, от огня до тепла –
Все течёт без конца и начала.
Достаточно необычен и музыкально-поэтический язык лирических произведений автора, их музыкальный ритм, где краской звука достигается нечто существенное в портрете человека. Земная музыка здесь выступает как отголосок музыки небесной. В том, что музыкальное проистекает из человеческого, нас убеждают стихи «Скрипка» (2005).
В длинном туннеле голодная скрипка… / Ноет струна скрипача.
Так и рванул бы, чтоб кончилась пытка, / Шапку и шубу с плеча!
Кто там пречистою плачет слезою, / Кто там рыдает во мгле…
Душу возьми, да не пой под землёю – / Есть ещё мы на земле!
Скрипка по своей природе – светлый, божественный инструмент, но и самый мистический, таинственный. Музыка, слетевшая с небес, напоминает нам о вечности, о продолжении жизни – её высшей части. Мир открывается, показывая, каким огромным может быть в отсутствии пределов. И человек использует себя без остатка, растворяется в музыке, потому что больше не будет различия между чувством и мыслью: и то, и другое – становятся музыкой – просветлённой и трагической. «Радость через страдания», – именно так однажды сказал Людвиг ван Бетховен. Пожалуй, этот девиз каждой героической и гордой души прекрасно передаёт суть его жизни. Радость жизни он ковал из своего страдания. Страдание и радость плачут одинаково. Екатерина Козырева выразила это в произведении «Бетховен» (1984):
Когда б тоска и память о тебе / Меня оставили. Для музыки и ветра
Я позабыла б о тебе, наверно, / Но музыка и ветер – о тебе!
Музыка, поэзия и любовь не могут существовать друг без друга. Необъяснимым образом звуки музыки, подобно голосу, поднимаются к небу, отдаваясь какой-то магической силе, полнясь безмолвной торжественностью и возвышенной печалью:
От угловатых линий / Консерватории, порталов и перил
Взметнулся снег. И чудится поныне, / Там дух Бетховена над городом парил.
Незабываема его музыка, пронизывающая глубины бытия, как и сам гениальный композитор. И начинается бетховенская симфония, и тема её: вся земля и всё небо – они мои, твои, наши. Могучая симфония и могучая вселенская полифония жизни и любви.
Писатель Станислав Золотцев отмечал в жизни и в творчестве Екатерины Козыревой момент полной самоотдачи, то, что её лирическая героиня – любящая женщина: «Это натура, исполненная жертвенности, душа готовая всегда стать опорой тем, кого она любит…» Мудрость женщины и жертвенность проявляются в стихах поэтессы «Дыхание любви» (2008):
Не уходя, уход… За вихрем будет холод,
Покроет снег успение Земли / Молитва утолит духовный голод
Дыханием любви.
Максим Исповедник говорил: «Любить жертвенно значит, совершенно». В настоящей любви нет страха. Есть красота и единство. Мы призваны в этот мир научиться любить. Сей подвиг, сей долг назван святым, потому что он берёт свое начало от Евангельского Слова Христа: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за други своя» (Ин., 15:13). Не о такой ли жертвенной любви во имя всех людей на земле писал и Некрасов?
«От Возрождения до Рождества»
«О, есть неповторимые слова,
Кто их сказал — истратил слишком много.
Неистощима только синева
Небесная и милосердье Бога.
Анна Ахматова
Самобытность поэзии Екатерины Козыревой выражается именно в том, что с годами она обрела верную опору – Евангелие и святоотеческую литературу. И оказалось, что многие библейские сюжеты сегодня повторяются. Каждый увидит их, лишь прозрев в прямом и реальном смысле: её поэтический разговор с Господом – собственное проживание библейских событий день за днём. Подлинное творчество – собеседование с Богом или со своей совестью. Такие диалоги не устаревают.
И чем воспоминание трезвей, / И чем язвительнее совести тревога,
Тем дальше от меня суждения людей, / Тем ближе и яснее образ Бога.
«Стихи Екатерины Козыревой – это творение очень русского, православного человека», – напишет Николай Дмитриев в предисловии к её книге «Берег неба». Миросозерцание поэтессы уподобляется библейским истинам. Но Писание и жизнь – категории разные. Каким-то загадочным образом ей удаётся многое соединить в себе: тайное небесное вещество, прекрасный горний сад и хлеб насущный, добываемый тяжёлым трудом. «… В душе человеческой много непостижимых загадок; и никто не разгадает их, кроме самого Создателя души», – верно считал В. Жуковский, которому всегда по сердцу был «этот чистый свет, свет христианства».
Молитвенность – главное свойство поэзии Екатерины Козыревой. Именно ориентация на православные ценности открывает ей правдивую суть исторических событий. Творческая личность не может быть вне национального контекста русской культуры, вне её духовно-нравственных идей. Она является частью целого, православного мира, родной природы и языка. Жанр молитвы всегда был распространён в русской поэзии, неся читателю неувядаемую радость. Вот и стихи «Соборный хор» (2000) представляют собой живое исповедание, Божественную речь, – ту совокупную молитву, что составляет общее соборное целое:
Храму пригоже / Стоять на Руси.
Птицей из пепла / Заря поднялась –
Воля окрепла, / Доля нашлась.
Боже, услыши, / С нами Твой Крест,
Шире и выше / Голос окрест.
С нами Он, с нами… / Жить не боюсь –
С колоколами / Матушка-Русь!
Мы проникаемся древнерусским искусством литья колоколов, иконописи, в основе которого заложено философское учение об идеальном небесном мире. Гоголь видел в искусстве отражение гармонии, считал, что истинный художник исходит только из глубоко верующего сердца. Важно не только стоять со свечой в церкви, но жить со свечой в душе. Такую духовную свечу зажигает святой и блаженный человек, монах, – хранитель духовных основ жизни, – в одноимённом стихотворении Екатерины Козыревой: «Смотрят агнцами почки на вербе / С тонких красных её плащаниц. / Плачет инок по имени Сергий… / Слёзы катятся с ликов и лиц. / Плачьте, дети, Отечеству внемля: / Черноризец его не менял. / Вашим внукам наследовать землю, / О которой он пел и рыдал» (2010). Божественный текст – текст совершенный и вечно сущий. И поэтический талант – дар исключительный, полный Божественной благодати, той обострённой способности личности, что являет нам погружение поэзии в глубину бытия.
Православное понимание происходящего становится видимым и в произведении «В сельском храме» (2012), где пересекаются разные идеологии и разные правды: историческая, народная и правда Божеская. Екатерина Козырева видит весь трагизм, всю национальную катастрофу ХХ века – века всеобщего нравственного кризиса некогда незыблемого русского мира.
Тысячу лет Христово Тело / Сияло золотом Креста.
А революция хотела / Оставить Слово без Христа.
Явленье церкви, как виденье, / Моё унынье потрясло,
Ужели это возрожденье / Пришло в Агаповку-село?
Она обнажает несостоятельность психологической природы человека с революционным сознанием. Ибо праведных в революционной смуте не бывает. В результате чего человек лишился нравственного стержня – заветных правил поведения, установленных нашими предками. Используя отличительную особенность исповеди, предоставляющую автору возможность ретроспективного взгляда на события своей жизни, Екатерина Козырева нарушает хронологический принцип повествования, эмоционально оценивая случившееся уже с высоты нового миросозерцания:
И вот я восхожу на паперть, / Молюсь на стороны ветров…
Паденье, ужасы столицы, / И горечь родственных утрат –
За всё воздал мне Храм сторицей, / И пастве у Священных Врат.
Исповедально-автобиографическая поэзия, притягательная степенью искренности, тесными родственными узами, скреплёнными верой в незыблемость христианских добродетелей, не стремится подстроиться под читателя. Писатель-исповедник пытается представить на суд читателю принципиально новую авторскую позицию. Исповедь в литературе – это не только подведение итогов жизни конкретного автора, но и пророчество, урок для всего человечества. Всматриваясь в тайники собственной души, Екатерина Козырева обнаруживает трагическое несоответствие между поставленными перед собой жизненными целями и достигнутыми результатами. Пронзительная исповедальная нота звучит в её стихах «Струнная песнь» (2002), посвящённых родителям. Исповедь – вектор творчества, его духовное начало. Ключевая черта этого направления – и есть проповедь и исповедь. Именно оно, исполненное любви, сострадания, исповедальности и веры, и определяет его отличительное свойство.
Берег неба – родное моё крыльцо – / Крылья Ангела овевают моё лицо,
Я не знаю, какую струну задеть, / У меня есть золото, серебро и медь.
Серебро задену слегка – там семья и дом, / Задрожит свеча над мамою и отцом…
Вы оставили детям своим не зло – добро – / Золото чистое вы моё и моё серебро.
В стихах поэта – и семейный очаг, и картины природы, и отсыл к прошлому, и взгляд в будущее. Путь постижения бытия – реального и метафизического, исторического и сакрального, документально-биографического и мифологического – путь совестливый, который в книге Екатерины Козыревой созидается на наших глазах. Что прежде всего является ярким свидетельством приверженности автора к народной культуре, народному языку, фольклорному началу. Русскому человеку гораздо ближе иррациональное устройство жизни, открывающей доступ к неземной кладовой – к Божественной правде, способной подняться до неба, как огненная колесница, вознёсшая в своё время Илью.
Струнной песнью звучит литая, тяжёлая медь –
– Аллилуйя – готовятся в хоре церковном петь…
Помоги мне, Боже, поверить в Тебя, полюбить,
Колокольчик души притяни за незримую нить.
Человеческой душе есть всегда, кого и что любить: солнце, небо, звёзды, живую природу, а главное – Бога. Радость веры – это и общая надежда на лучшее, на возрождение души и сохранение её в чистоте и любви. «Что свяжете на земле, то будет связано на небе» (Мф., 18:8), – гласит святое Писание. И поэт-творец научился правде у Бога-Творца. Но как постичь замыслы самого Творца, утвердившего Богоцентричную модель мира – исконную и единственную? Объективная оценка всего – только у Бога. Гаснет дух суеты, и так ясно светлеет душа. Пристань и спасение её – Божье Слово. Поэзия и религия, по слову литературоведа Бориса Эйхенбаума, требуют от человека духовной работы. Но противоречие в том, что мы имеем дело с возвышенным и одновременно приземлённым состоянием души. Поэтому любое духовное содержание ищет совершенную форму, а человеческая душа устремлена к Божественному идеалу. В этом восхождении – своя человечность. «Душа верна неведомым пределам», – искромётно изрёк когда-то Юрий Кузнецов, будучи убеждён, что бессмертие определяют творчество и стихи. Душа – то, что Господь вдыхает в тело, то, что отличает нас от камней и растений. Она делает нас живыми. Стихотворение Екатерины Козыревой «Русское Рождество» (2010) – «праздник Великий» – тернистый путь души, путь воздаяния, прощения, покаяния и возрождения:
Щедрая Русь снедь в столицу везла для поста,
Радостно плоть укрощала перед рожденьем Христа.
Тихо мерцают лампадки в единую ночь Рождества,
Колоколами Россию зовёт к пробужденью Москва.
России, Европе, Америке слышно. И слышно в глуши –
Никто не отнимет у праздника русской души
Пост будет Великий и строгий ещё много дней,
Пост покаяния грешной души – Воскресение в ней.
Пасха Христова – всех праздников праздник грядёт!
Снова родится и вырастет русский народ.
Своей безграничной искренностью обжигает и признание автора, рассказывающее о потере самого близкого человека – отца, – признание, написанное в часы тягостных раздумий:
В заморских странствиях недальних / Слетел загар мой, как пыльца,
Когда среди смертей печальных / Меня настигла смерть отца.
И почернело солнце юга, / Хотя с орбиты не сошло.
Не утешай меня, подруга! / Прости меня, моё село.
Нет, не успела наша героиня проститься с отцом. Что может быть горше и больнее? Тема смерти неотступно сопровождает русскую поэзию. Но рядом с бренной жизнью у Екатерины Козыревой всегда присутствует бессмертие, в ней и над нею – Бог, то, что смерть есть жизнь и ткань её есть смерть, – Бог во всём. Одно перетекает в другое. Размышляя о смысле жизни, о конечности земного бытия, она пытается преодолеть гнетущие мысли о смерти. И в минуты обращения к вопросам веры находит выход в традиционных религиозных утешениях:
Отец не верил в Бога, / Но православным был в душе.
Январь семнадцатого года / Его крещеньем был уже…
От Рождества до Воскресенья / Прожил он в праведных трудах.
А на грехи и прегрешенья / Есть Божий суд, и Божий страх.
(«Сон в Керчи», 1998)
Неким таинственным образом, не без Промысла Божьего, автор создаёт свои мечты о потерянном Рае. Мы становимся мудрее, а в многой мудрости, по слову Экклесиаста, многие печали. Но любовь христианская побеждает эгоизм. Премудрость и красота сокрыты в православных ценностях, в церковных обрядах:
Мир лежит в какой-то летаргии, / Может, нет и никого, и ничего?!
Прихожу я к ранней литургии / Не от мира и не от сего.
Земные помыслы поэта чисты и возвышенны, и в произведении «В родительскую субботу» (1996), зародившихся в душе во время церковной службы, на малой родине, в белом сельском храме, автор не скрывает невысказанную боль: «И там я думаю о маме, / Передавая на канон / Три жёлтых свечки поминальных». Божественная тема даёт и художественный опыт поэтического изображения. Так стихи Екатерины Козыревой «Покровный снег» (1985) – словно воспроизведение одухотворённых полотен замечательного русского художника Михаила Нестерова, олицетворяющих преображение мира природы и мира человеческой души: «Покровный снег покроет кроны, / Покроет крыши и кусты… / Рябина ласковая светит. / Обновлена, как в новоселье, / Земля заснёт. / Покровный снег... / И кличет русское веселье, / И троек первопутный бег...»
Через обычные вещи талантливому художнику могут открываться многие тайны вселенной. Призвание настоящего поэта – творить для вечности. Обретение Вечности – единственный итог человеческой жизни. Время и страдание, то, что было предъявлено некогда Адаму, искренне и естественно входит в стихи автора «Больничные сны» (1995):
Есть бесконечность и в часах песочных, / В них сверху вниз перетеканий точных:
Всё к пустоте стремится полнота, / Всё к полноте стремится пустота.
Их тяготенье и назвали вечность – / Начало и конец – есть бесконечность.
И она тихо радуется победе «над уныньями своими», будучи укреплена в вере и правде. Полного уныния нет. Мы несём воздаяние за наши грехи в жизни земной и небесной. Православное слово органично и неотъемлемо вошло в поэзию Екатерины Козыревой. Вот лишь некоторые названия её произведений: «Лампадка», «Благовещенье», «Златоуст», «Вербное Воскресение», «Книга Книг», «Молитва», «Лазарева суббота». Причём интонации у неё самые разные, подчас крайне неожиданные, как в стихотворении «Вдали от рынка» (1998), призывающем к человечности и милосердию:
Одна по городу брожу, / Вдали от рынка,
И помогаю встать бомжу / В худых ботинках.
……………
Оброс щетиной и репьём, / Отвержен тоже –
Поэт и бомж – идём, бредём... / Спаси нас, Боже!
Хрупка, подчас беззащитна человеческая судьба, судьба Божья! В наше скверное время у автора присутствует ярко выраженное неприятие нынешней рыночной жизни. С предельной силой откровенности и доверия поэтесса делится с читателем своим опытом понимания человека, требующего не столько защиты, сколько любви. Случайные – неслучайные люди, которые встречаются на нашем пути, так или иначе заставляют нас отозваться на чужую боль. И автор воспринимает всё, прежде всего, сердечным, одухотворённым чувством: то любовью, то скорбью, то молитвою, то благодарением. Главное – не останавливаться и не быть равнодушными. Идя вперёд, следует оборачиваться, и прощаться, и печалиться, и радоваться тому, что мы есть друг у друга. Ведь Господь милостив и всё ещё оставляет нам шанс.
Как видим, книга «Числа» довольно велика по объёму. В ней много стихов – и коротких, и длинных, и лирических, и гражданских, и философских, и созерцательных. Много стихов, посвящённых русским поэтам. Уверена, что такой разговор неисчерпаем и всегда современен. Главное – она в своей полноте даёт целостное представление о поэтическом творчестве Екатерины Козыревой, пронизанном любовью к жизни, к Родине, к Богу. И путь постижения этих извечных истин бесконечен…