О книге Дмитрия Мизгулина «Избранные стихотворения: (2005 – 2019)». – СПб., 2019.
«… Может, мы еще отмолим,
Грешный край земли.
Вот, как облако над полем,
Прах встает вдали»
Виктор Дронников, «Клад».
Любая культурная эпоха, завершаясь, продолжает своё существование, сосуществуя с новой, её сменившей. Так было на рубеже ХVII и ХVIII веков, в начале ХIХ века, на границе ХIX и ХХ столетий. Начало ХХI века не стало исключением. По прошествии первых двух десятилетий мы испытываем колоссальное напряжение: двадцатые годы сжимают пружину времени, и еще более тревожно ощущается дыхание новой эпохи, охваченной войнами, глобальными катастрофами. Какое поколение ознаменовало собой третье тысячелетие? Способно ли оно противостоять вызовам времени? Ответы на многие вопросы нам может дать философия, история, литература. Наиболее яркие индивидуальные черты художественного мира являет человеку поэзия, эмоционально говоря ему о том, что события нашей жизни не могут быть чем-то от него неотделимым.
Книга «Избранных стихотворений» Дмитрия Мизгулина – поэта поколения «семидесятников» – в очередной раз подтверждает его сопричастность судьбе Родины. Впечатление от прочитанного вызывает не просто художественные ассоциации, а ведет к серьезным философским осмыслениям современности, возвращает к тем великим временам, что вошли в нашу литературу как бесконечный поэтический монолог, ставший для читателя – не проповедью, а исповедью, – самым ценным в искусстве слова. И Дмитрий Мизгулин – проводник этой духовной христианской морали, заключающей в себе человеколюбие и самосовершенствование. Автор постоянно в пути, на карте его жизни можно увидеть не только необъятные просторы Севера, не только то место, где он появился на свет, – город Мурманк, который довольно сложно назвать малой родиной, – но немало еще и других городов нашей огромной страны. Если у тебя в голове карта, тебе не сбиться с пути. Дмитрий Мизгулин являет собой на удивленье наполненную судьбу и в жизни, и в литературе.
Хорошо сказал российский поэт и журналист Андрей Шацков, главный редактор ежегодного альманаха «День поэзии — XXI век», сопоставив профессиональную деятельность на государственном поприще главы Ханты-Мансийского банка Дмитрия Мизгулина с деятельностью некоторых русских классиков, когда-то занимавших высшие чиновничьи должности, тем самым показав обществу «крутые примеры “совместительства”». Это и Державин, и Бенедиктов, и Салтыков-Щедрин, и Лесков, и Писемский, и Тютчев, и Грибоедов. Список имеет продолжение, поскольку подобных имен не перечесть. Мизгулин – такой же поэт-государственник, придерживающийся твердой гражданской позиции, которую отличает ясность и трезвость мысли. К тому же как личность разносторонняя он известен своей активной благотворительной деятельностью. Так в северном городе Петербурге Дмитрий Мизгулин основал литературный фонд «Дорога жизни» и альманах с одноименным названием, им же учреждена и литературная премия «Навстречу дня!» им. Б. Корнилова. Перед нами простирается широкая география: от Ханты-Мансийского автономного округа Югра – центральной части Западно-Сибирской равнины – до блистательной Северной Пальмиры. По своей природе Дмитрий Александрович, прежде всего, подвижник – подвижник русской культуры. Сколько людей работают без души, страдая от определённых безвыходных обстоятельств, ища и не находя себя в этом мире, чего никак не скажешь о нашем герое, впечатляющем полнокровной, интенсивной жизнью во всех ее многообразных проявлениях.
Но что поразительно: эта самодостаточность проявляется и в его внутреннем состоянии: «В эпоху лжи и суеты, / В преддверии упадка / Не потерять бы простоты, / Как главного достатка», – вот в чем заключается основная обеспокоенность, вполне созвучная старой восточной мудрости, и поэта, и успешного банкира, каким-то удивительным образом совмещающего в себе эти две далекие друг от друга ипостаси. Не витийствуя он скажет так: «Остался человеком, / А мог бы озвереть…» Подобная гражданская лирика подкупает своей непосредственной искренностью и энергетикой. Автор показывает мир с разных точек зрения, открывая глаза на малопривлекательные факты нынешней действительности. Ему дарован острый, восприимчивый и независимый ум, чувствительный к всяческому воздействию извне, ум, не мешающий высказываться начистоту. Выдающийся драматург Бернард Шоу, творивший на рубеже девятнадцатого столетья, захвативший целую половину в двадцатом, познавший природу и мощь страстей человеческих, все-таки сокрушался: «Мы всему научились, кроме того, как жить на земле, как люди». Почему это происходит? Извечная дилемма – народ и власть. А русским людям катастрофически не везло на власть. Совершая исторический экскурс в советскую эпоху, Дмитрий Мизгулин пытается дойти до сути, хочет узнать, где же зарыты корни давней проблемы. Примечательно, что автор точно угадал сам момент, избрав в одном из стихотворений фольклорный стиль традиционной частушки, всегда простой и предельно понятной каждому, в которой отражается настоящая душа русского народа.
Мы попали на излом:
Всё вдруг стало плохо,
И пошла в металлолом
Целая эпоха...
Разгулялися ветра
Вдоль по белу свету...
Родина была вчера,
А сегодня – нету...
Хотя тут явно не до веселья. Всю силу разочарования и надежды автор вкладывает в поэтическое слово. Надежда его исходит из веры, что дается человеку от рождения, вместе с материнской любовью. Даже эта отдельная книга «Избранных стихотворений» воочию и достаточно полно показывает вдумчивому читателю целую поэтическую проекцию восхождения – своего рода биографию духа поэта, прозаика, историка, философа. Времена и даты здесь говорят сами за себя. «Чередуются не спеша времена, события, даты…» – сей факт относительно собственной жизни и создания своих произведений подчеркнет и сам автор. Конкретный год – определенный этап пути. К примеру, 1980 год – первая публикация! А в 1993 году он окончил Литературный институт им. А. М. Горького. Сегодня Дмитрий Александрович Мизгулин – лауреат многочисленных литературных всероссийских и международных премий и конкурсов, член Союза писателей России, академик Петровской академии наук и искусств, Российской академии естественных наук. Кандидат экономических наук, имеет почетное звание «Заслуженный экономист Российской Федерации». В творческом багаже писателя есть книги поэзии, прозы, публицистики, книги стихов для детей. Немалая их часть переведена на разные языки мира.
Стоит отметить, о творческом и жизненном пути Дмитрия Мизгулина написаны книги, монографии, обширные литературно-критические исследования, очерки, статьи, рецензии. Пожалуй, сложно к вышесказанному что-либо существенное добавить. Однако книга «Избранных стихотворений» дает еще один повод взглянуть на его поэзию под иным углом зрения, увидеть в ней нечто доселе неизведанное, увидеть не глазами искушенного критика, а сердцем и душой неравнодушного читателя, быть может, друга, откровенно сопереживающего и сочувствующего своему лирическому герою, читателя, который в какой-то момент полностью согласен и с ним, и с самим автором прожить каждое произведение заново.
Концептуально этот стихотворный сборник построен в хронологии дат, как бы напоминая своеобразные литературные путешествия во времени, и при этом вмещая в себя основные вехи жизни и творчества ее создателя. Хронотопы поэтического пространства могут рассказать очень много. Книга по-своему новаторская, динамичная и темпераментная, в ней заложена возможность различных интерпретаций и вариантов. Вот каким летописным слогом говорит Дмитрий Мизгулин в стихах «Память» (2007):
Хорошо бы собрать воедино
Все минувшие дни и года,
Чтоб воссозданной жизни картина
Под рукой находилась всегда.
Чтобы давних событий цепочка
Не исчезла в безмолвной глуши,
Чтобы каждая фраза и строчка
Сохранились в архивах души.
Автор концентрирует наше внимание на главном: в первую очередь, важна память о своих истоках, своих корнях, чувство кровного и духовного родства, а не монотонная систематика алфавитного ряда, скупо перечисляющая даты и события. Ведь историческая память народа формирует нравственный климат бытия, именно память противостоит уничтожающей силе времени. Она преодолевает время, преодолевает смерть.
И очнись – а не ты ли уже
Над своим же корпишь некрологом?
Доверяй не уму – а душе,
Ей держать-то ответ перед Богом.
Всё, что нужно, душа сохранит –
И любовь, и ненастные дни.
Дмитрий Мизгулин – человек преодоления. Для него жизнь – бесконечно нова. Потому думается, что его книга «Избранных стихотворений: (2005 – 2019» будет еще не один литературный год делать событийным. Ее тайна в загадочном сочетании гражданского пафоса и романтики, освещённой лирикой веры. В этих философски вдохновенных стихах, собранных под одной общей красочной обложкой, оживает мир, отражающий Бога во всех своих гранях и проявлениях. Буквально повсюду, на любой странице, ощущается некая божественная интуиция, поэтическая незаурядность автора. Он живет, по слову Юрия Кузнецова, «между миром и Богом». Но любовь к жизни всегда совмещена в Боге, тем самым помогая человеку в его испытаниях. Дмитрий Мизгулин создает вокруг себя это защитное божественное поле. Как просто все устроено в мире: «Смотри в ослепительно-белую высь / И радуйся жизни, / И Богу молись», – афористично обращается к нам поэт. И читателю передаётся это чисто русское ощущение неба, бесконечности, существования Царства Небесного, те православные ценности, которые так самоотверженно отстаивает поэт.
Живу предвкушением чуда,
Застыв у беды на краю.
А рядом – заклятый Иуда
Готовит измену свою.
Не строит улыбчивой рожи,
Не прячет козлиную стать,
И думает – как подороже
Остатки державы продать.
Пусть будет прозрение поздним,
Пусть будет печальным итог,
Останутся небо и звёзды,
Останется солнце и Бог.
Да вечное русское поле,
Где ветер гуляет на воле. (2005)
Созерцание дальних полей, равнин, печальных пространств, продуваемых холодными ветрами, бескрайних пространств, уходящих далеко за горизонт и исчезающих в безмолвной музыке вечности… Казалось бы, чего желать странной русской душе, растворяющейся в этой светлой тоске? Но сквозь призрачный, обманчивый покой явственно проступает трагическая нота: всё расхищено, продано… И писать об этом нужно в первую очередь, ибо христианская совесть не должна молчать. Безусловно, Дмитрий Мизгулин – поэт славянского племени, душа которого наполнена светом православной веры, более того, воцерковленный человек, готовый за правду и справедливость вступить в бой.
«Дышит тяжко русская земля»
«Росiя – Свет! Росiя – Предстоянье!
И грех, и Плен, и всё же – Божий Дом.
Росiя – Православное дыханье,
Препона плоти на пути земном»
отец Роман (Матюшин).
Будучи личностью сильной и самодостаточной, Дмитрий Мизгулин абсолютно четко выстраивает свои духовные приоритеты как в жизни, так и в творчестве. Словно птицы слетаются строки стихов – высоких, как небо, и в то же время земных, необходимых, как хлеб насущный, – такова Небесная матрица его поэзии. Проявляет себя новая точка зрения художника слова, о чем бы он ни писал, какие бы темы ни затрагивал, во всём главенствует одна истина – в центре находится Творец, Создатель. Автор выстраивает триединую тематическую параллель, вносящую порядок и гармонию в этот мир: Россия – Бог – Мiр; Природа – Бог – Человек; Космос – Бог – Жизнь; Вера – Бог – Истина; Поэт – Бог – Слово; Любовь – Бог – Вечность. Борьба Дмитрия Мизгулина за величие России, подчас непреодолимая и отчаянная, осенена божественным прикосновением. Кажется, что на все ему дается позволение свыше. Почему? За какие заслуги? Возможно, оттого, что не почивает он на лаврах достигнутого, вновь и вновь переосмысливая долгий и противоречивый русский путь.
Хватало и зрелищ, и хлеба,
И счастие – полной рекой.
Всё было прекрасно – до неба
Уже доставали рукой.
…………………
Мы жили, не зная молитвы,
Без Бога построили храм,
И всё уступили без битвы,
Доверившись лживым волхвам. (2005)
Идолы, кумиры, пророки, которые пророчествуют ложно и которые насквозь фальшивы и порочны. Как случилось то, что мы стали служить «чужим богам в земле своей»? (Книга пророка Даниила, 5:18). Нужно ли спасать народ, забывший свои корни, абсолютно равнодушный ко всему происходящему? И неумолкающий участливый голос Дмитрия Мизгулина будто вторит этой нетленной книге: «Мы видели чужие сны – / Свобода, равенство и братство... / А непутевые сыны / Пропили Родины богатства. // Забрали нефть, забрали лес, / Ушли с насмешкою и злобой... / А синь бескрайняя небес / Eё-то отбери, попробуй!». Но надежда на спасение жива, еще не поздно, «покуда милосердный Бог / Оставил время для молитвы». Русский писатель и мыслитель Владимир Одоевский идеал России видел в самобытном всеобъемлющем славянском духе, интегрирующем знание и универсальные ценности, соизмеримые с правдой народной и Божьей. В наш беспокойный век Дмитрий Мизгулин обладает таким редким творческим качеством, как сила поэтической доказательности! Позволю предположить, вероятно, не всем читателям осветили путь стихи поэта, но, вне сомнения, уверена сколько строк из них сверкнуло и еще сверкнёт божественной искрой. Во времена угасания интереса к поэзии – это дорогого стоит!
Обостренное восприятие времени, свойственное автору, настраивает и нас на серьезный лад, заставляя переосмысливать прожитое.
В порыве страсти окаянной
Мы сокрушили русский дом.
Эпоха будет безымянной,
Ну а беспамятной – потом.
Мы научились поклоняться
Животной страсти естества,
И будет радостно смеяться
Иван, не помнящий родства. (2006)
Неужели борьба за человеческие души окончена? Кто одержал в ней победу? «Поверх каждодневной пыли сияет понятие Родины», – верил в «прекрасное и нерушимое» будущее святой Руси Николай Рерих, когда писал свою книгу «Нерушимое». Ведь Мiр не случайно означает и вселенную и мирность. И для Дмитрия Мизгулина понятие русского дома гораздо шире земных пределов. Домом его судьбы стало Небо. В течение обычной, мирской жизни человек стремится к вечности. Это возвращение к своим истокам и на земле, и в мире небесном, а дом его стал Домом, как гласит Писание. Но одно дело – верить в Бога и знать молитвы, совсем иное – жить по Его законам. В книге Дмитрия Мизгулина содержится целый цикл произведений, посвящённых той стране, «которой больше нету…» О чём это говорит? Очевидна и неизбывна боль поэта-гражданина за потерянное величие некогда единой Державы. Боль необходима, неизбежна, чтобы не гасло пламя Небесного творческого начала. У него нет проходных строк, каждая задевает за живое своей пронзительной правдой:
Стоят самолёты в аэропорту:
Могучие ИЛы и стройные ТУ.
Сегодня остались они без работы,
Ржавеют машины, седеют пилоты,
Окончены сроки и вышли года,
Они уже не полетят никуда…
<…>
Ни неба теперь у нас нет,
Ни земли...
Под снегом забвения аэродром,
И крылья Отечества скованы льдом... (2010)
Пророчески. Метафорично. К тому же обратите внимание на дату написания. И еще другое стихотворение, взятое из 2007-го года:
Перестройка. Перековка.
Как бы переподготовка
К лучшей жизни или на...
Думали, что передышка,
А на самом деле – крышка,
Амба. Кончилась страна.
Безусловно, прав автор: строить храмы – не значит, быть ближе к Богу. Кто знал, что перестройка станет не историей, а лишь периодом несбывшихся надежд и горьких разочарований, жестоким безвременьем сломанных судеб. Видимо, потому он так безнадежно и самозабвенно любит «землю ту, что не было родней!» Не ошибусь, если скажу, что Дмитрий Мизгулин – поэт советской страны, который так же, как и Татьяна Глушкова, которую не отпускала боль за потерянную страну, остался в ней навсегда. Оглядываясь назад, Мизгулин точно передает нынешнее состояние новейшей России:
Державою были великой,
А нынче – плывём налегке...
А нынче – лишь лунные блики
На тусклой, осенней реке...
<…>
Забудутся судьбы и лица,
Смешаются дни и года,
Но будет неслышно струиться
Под спудом речная вода. (2006)
Предвидение и фантазия. Явь, память, написанное. Мы жили сообща, в мощной, сплочённой Державе, теперь живем по-разному, но безмолвствуем одинаково. Справедливости ради, заметим, городская суета и банальные, изжившие себя сюжеты не привлекают автора. Что подтверждают и стихи: «Многозначительно внимая, / Движенью общему вперёд / Молчит, неслышно вымирая, / Наш богоизбранный народ» (2019). Никогда не думала, что гражданская поэзия может быть такой чувствительной и возвышенной. Удастся ли нам отыскать ключи к исцеляющей тайной молитве, в какую так верит поэт? Кажется, вот-вот и он даст исчерпывающий ответ. Причем в поэзии Дмитрия Мизгулина постоянно присутствует ярко выраженный автобиографический момент:
Я лечу опять над миром сонным
По волнам небесным бытия.
По квартирам съёмным и казённым
Расплескалась молодость моя…
Был и я – весёлым и упёртым,
Делал всё, что можно и нельзя.
По вокзалам и аэропортам
Разлетелись близкие друзья.
Бестолковым сумрачным влеченьем,
Ветер вечных странствий – мимо мчи...
Озарится пусть душа свеченьем
У иконы тающей свечи.
И наступит тишина такая,
Что услышу, сердце затая,
Как, сама себя превозмогая,
Дышит тяжко русская земля. (2018)
Николай Бердяев считал, что только русские имеют энергию, осваивающую нечеловеческие в своей протяжённости пространства. Чтобы не потеряться в этом пространстве, человеку необходима вера, икона и в храме, и в отчем доме. Поэт интуитивно это почувствовал, угадал, ибо только в вечно замкнутом магическом круге иконы и свечи можно ощутить защищенность. И возрождаться Россия начнет с провинции, с той глубинки, какую он описывает в своем одноименном стихотворении: «Глубинка – это не столица, / Глубинка – это глубина. / Беднее быт. Светлее лица, / Но ярче – солнце и луна». Здесь «неизбежна тишина» – то, что безвозвратно утеряно для столичного жителя. Правильно подметил автор: человеку прежде всего нужно сохранить «глубину своей души». Подлинная значимость жизни измеряется не в ширину, а именно в глубину. И мы узнаём жизнь по узорам и сюжетам уже давно сотканного ковра, по узорам написанной книги. Однако Дмитрий Мизгулин и тут удивляет. Сарказм и гротеск, откровенная салтыковская сатира, нечто гоголевское, мистическое поражает читателя в необычной зарисовке:
В разгар предвыборных волнений
Я посетил партийный съезд.
Оратор был, увы не Ленин,
Но на трибуну шустро влез.
Вот она, современная история России, обнаженная и беспощадная в своем цинизме и подмене человеческих качеств, в представлениях добра и зла:
Речам о счастии народа
Зал, замирая дух, внимал,
Но запах сероводорода
В застывшем воздухе витал.
Оратор хмурился сердито.
Ведь я примерный гражданин
Не мог не видеть, что копыта
Торчат из-под его штанин. (2019)
Кому не известны хитрости и манипуляции нынешних псевдотехнологий, готовых на все, чтобы сразить, ошарашить, так называемый электорат, фигурально выражаясь модными чужеродными терминами. Раскрутка образа кандидата, когда необходимо сделать предвыборную биографию, когда всякая популярность начинается со скандала. Наверх пробиваются негодяи. Придуманное дает большой эффект воздействия на массы! Политика имитирования, рост партийной власти, инертность масс. Да, автор не теряет ритм истории, но архитрудно подобно Дон-Кихоту оставаться ее знаменитым рыцарем. Вполне закономерно, что его главный герой – народ: «На стезе демократичной / Как-то сразу сник, / Ко всему уже привычный, / Русский наш мужик» (2010. Действительно, он не раз доказывал, что может выстоять в отличие от тех инфантильных героев нашей классики, которых, чего греха таить, очень часто создавала русская литература. Но и первое десятилетие этого нового века тоже стало для мужика неким трагическим изломом Бытия. Нет, он никогда не был настолько наивен, романтичен, слаб и легковерен, как порой его представляли наши писатели. Он спасал Россию и в ратном бою, и был хозяином на трудовом хлебном поле. Твердость и рациональность двигала им. Что произошло? «И не пашем, и не сеем, / Камни да жнивьё, / Где теперь она – Расея? / Нет совсем её!..» – чья же в этом вина? Найдем ли ответы? Вопросы по-прежнему – открыты.
Нельзя не сказать, при всех неудачах и потерях русскому человеку есть, что вспомнить и есть чем гордиться. Песня, которая поднимала и вела в бой, к Победе – «Катюша». И произведение Дмитрия Мизгулина с таким же названием возрождает забытое:
Встрепенёт притихнувшую душу
Тот мотив знакомый и простой:
Выходила на берег Катюша,
На высокий на берег крутой...
Ох же и хлебнули мы отравы,
Закружилась круто голова,
Изменились времена и нравы,
Потускнели чувства и слова.
Во всю свою необъятную ширь звучала тогда «Катюша», и бытие советского человека было оправдано – непогрешимо. Охватывала горделивая радость вольной и красивой песни, когда боль и победа еще были неразлучны, и безбрежная волна счастья и торжества накрывала тебя, настолько неожиданно хороша была песня. Поэтический символ Великой Отечественной войны – молитва. Мы не забудем стихи «Жди меня» – как феномен воскрешения боевого народного духа, его воплощения в поэтических строках. «Катюша» – также символ той войны, песня-молитва верности, любви, вечной надежды. Но как меняется ее героическая, проникнутая «неизбывной русской тоской» тональность в стихах, исполненных Дмитрием Мизгулиным: «И никто не будет больше слушать, / Как порой прекрасной, золотой / Выходила на берег Катюша, / На высокий берег на крутой».
Между тем, несмотря ни на что, через все творчество поэт проносит, как негасимую свечу, своё молитвенное слово о России:
Дрожит свечи неровной пламя,
Душа скорбит, светлеет грусть,
Когда я в опустевшем храме
О Родине своей молюсь.
Шумят неистовые битвы,
И с воем рать идёт на рать,
А мне б слова своей молитвы
Кольчугой прочною связать...
Рассеян ум. Бессилен разум.
И только трудится душа:
Слова простые раз за разом,
Нанизывая не спеша.
Недаром Дмитрий Мизгулин обращается к прошлому, ретроспективный взгляд дает ему возможность осознать причины, найти некогда потерянные, разорванные цепочки взаимосвязей, чтобы восстановить преемственность поколений. Мифопоэтические истоки хранят сказовость, единство человека и мира. Но проблема легендарного вовсе не проста. Автор избегает странных сближений, зная истинную меру вещей. «В век просвещённого неверия творится легенда древних веков», – писал русский историк Георгий Федотов. Ничего не изменилось по сути. Поэтому Христос и говорит притчами, то есть образами и иносказаниями, что многим людям не дано знать тайны Царства Небесного, в особенности смысла своего существования, без чего человек жить не может. «Всё сие Иисус говорит народу притчами и без притчи не говорит им» (Мф., 13:34). Значит, притчевое, иносказательно-образное мышление есть верный путь к постижению тайны человеческого бытия. Эпические стихи Дмитрия Мизгулина «Кольчуга» соединяют дела давно минувших дней с днем настоящим, тревожным, напряжённым. «Чуть слышно шепчутся старушки, / И гул эпох – издалека... / Ох, коротка моя кольчужка, / Ох, как кольчужка коротка...» – словно из глубин праотеческой земли поднимается какая-то необоримая сила и наш лирический герой, напоминающий русских богатырей, отчетливо слышит зов родной земли, впитывает ее мощь, ее кровь и скорбь. Художнику необходимо иметь потенциал образности, необходимо чувствовать в себе силу говорить о невыразимом. И Дмитрий Мизгулин с нескрываемой горечью вынужден признать: «Без мифов живём и без песен – / Толпа настороженных лиц… / Наш мир до безумия тесен. / Мы сжаты флажками границ… // Заборов, оград постоянство / Повсюду – межа на меже». И все-таки впереди простирается небесная дорога и парящие над ней птицы – посланники небесные: им, после неба, отведена особая роль в народных сказаниях и песнях. «Лишь небо дарует пространство / Зажатой по жизни душе. / Где птицы парят высоко, / Где с Господом Богом легко…» – поистине, с верой в Бога жить намного легче и проще. В поисках древней истории автору-герой находит и стезю духовную. Сближаясь, перемешиваясь друг в друге, соединяясь с мечтами об идеале в историческом пространстве, фантазии, бытовые и поэтические, помогают народу понять себя самого.
А кто мы – готы или скифы,
И что для нас важней всего?
Но жив народ, покуда мифы
Живут в сознанье у него.
………………..
Давно уж по чужой указке
Живём в плену иных времён…
Но жив народ, покуда сказки
Желает сделать былью он.
«...Интересно, что Мизгулин вовсе не пересказывает нам сказку с мыслью научить (или отучить) жить по щучьему веленью; сказка лишь поблёскивает в контексте стиха, и это уже рука мастера: выросший в мареве легенд и лозунгов лирический герой остаётся в этом мареве навсегда, но вспоминает без всякого благоговенья, а так, что не сразу сообразишь, как…» – интеллектуально ярко, а в художественном плане метафорично отзывался о нём известный мастер эпохи классической критики Лев Аннинский. Тем временем у поэта дело продолжает делаться, а сказка сказываться. Впрочем, его другая сказочная быль сулит нам весьма безотрадный зачин: «Как грустно на Родине милой: / Пустеют и стынут поля. / И вместо героев – дебилов / Рождает родная земля». Уж больно мрачная сказка, сюжет которой автор похоже позаимствовал у власть имущих вождей:
Мы с вами – простые холопы.
Ни жить не умеем, ни пить,
Не с нами им выйти в Европы,
Не с нами им мир удивить...
И всё у нас разом отняли –
Очнулся Федот – да не тот...
И только великий Гагарин
Вершит свой бессмертный полёт.
«Воображение у русского человека – богато, дерзновенно и глубоко. Европеец же – техник. Русский – романтик», – писал немецкий философ-русофил Вальтер Шубарт («Европа и душа Востока»). А кто это богатство оценит в торгово-рыночный век? И Дмитрий Мизгулин, на то он и поэт, перепишет грустную сказку на свой лад, окрасив ее финал божественной романтикой Неба: «И пусть наши думы – о хлебе, / И в душах царит непогóдь, / Но в русском блистательном небе / Живёт милосердный Господь». Философскую двоякость, скрытый смысл, недосказанность таит в себе история, отчасти похожая на миф, – «Царская охота»: «Так ведётся исстари – / Есть цари – / а есть псари. / Не спеша и деловито / На охоту едет свита». Дух царя, держащий гармонию мира, всегда главенствовал в народных сказках. Но что-то тревожно на душе, не иначе быть беде: «Все оставили его, / Не случилось бы чего? / Охрани, Господь царя, / Осади, прошу, псаря». Оказывается, авторские фантазии вполне реальны и обоснованы. Кроме того, нынче часто приходится слышать: зачем нам традиция, возвращающая в прошлое? Ведь культура стремительно меняется, и на первый план повсюду выходит модернизм. На сей счет со свойственным ему прямодушием Дмитрий Мизгулин сделает исчерпывающий вывод:
Традиции. Вера. Устои.
А нам говорили – пустое...
А нас уверяли – прогресс...
А нынче – усталые лица,
В телевизионных глазницах
Ликует полуденный бес.
И этот извечный круг замыкается вновь, и мы созерцаем иконописную картину, словно находясь внутри нее:
Но всё же не кончена битва,
Ведь где-то вершится молитва,
А, стало быть, Русь устоит,
Покуда трепещет сердечко,
Покуда мальчишка со свечкой
У скорбной иконы стоит.
Лексикограф-русист Анатолий Бесперстых в «Словаре эпитетов поэзии Дмитрия Мизгулина» (2023) приводит точную и важную цитату, в которой говорится, что «спасение собственной души» поэт находит в «спасении всей России». При всём при том серьезность и тяжесть бытия сочетается у него с какой-то по-детски неуловимой легкостью восприятия жизни: «Я весело и ново / На жизнь свою смотрю, / Из щепочки сосновой / Кораблик смастерю».
Вот, она непостижимая широта русского человека… Это бег в неведомое, обещающее неизменное и светлое ощущение жизни, нацеленное на преодоление тех испытаний, что выпали нашим современникам в третьем тысячелетии.
И я опять – в начале.
Куда ни бросишь взор:
Неведомые дали,
Неистовый простор!
«Просто это время снегопада…»
«Я понял такую радость от белого
снега и утренней звезды».
Михаил Пришвин
Пожалуй, самое значительное место в книге Дмитрия Мизгулина «Избранные стихотворения: (2005 – 2019)» занимает погодно-пейзажная лирика, олицетворяющая гармонию природы и человека. Его душевная экология, бытие земное и небесное – сакральный ореол Божественного Севера, связь с которым он чувствует почти физически, – предстаёт во всей своей суровой красе. Коль скоро речь пошла о глобальных вещах: Мире, Природе, Космосе, то всякий сразу сообразит: в центре здесь стоят категории Вечности и Бога. Поэтические приметы своей полярной колыбели детства – целой Северной Ойкумены – автор прежде всего вписывает в русскую православную духовность:
Доверься неизбежному теченью,
Не умножай сомнения ума,
Внимай природы мудрому движенью;
Вернётся всё – и осень, и зима.
Душа летит под голубые своды,
Ведь жизнь твоя – а ей ведь нет конца, –
Частичка торжествующей природы, –
Бессмертное создание творца.
Мы будто слышим неспешное дыхание северной природы, ткущей нескончаемую нить бытия. И жизнь на Севере выковала особый характер человека, для которого главное – воля, свобода выбора. Историю этой первозданной земли Дмитрий Мизгулин увековечил в своих поэтических строках, плавно струящихся «по зеленым водам Иртыша», устремляясь дальше к «Тобольскому граду» – «Сибирской столице воинов, монахов, каторжан…» Он сам и его лирический герой живут в необъятных владениях Севера: обжигающие ветра, мглистый морозный воздух, морские шторма, приливы и отливы, непроглядные белёсые туманы, ледяные торосы, где «впалются звезды в лед», северное сияние, летний двухмесячный полярный день здесь сменяет зимний, когда длится одна бесконечная ночь. Суровый и одновременно красивый край, навсегда обозначенный на карте его жизни и судьбы! Воистину, он создан для раздольной и свободолюбивой натуры, впитавшей всю радость земной мощи, натуры смелой, уверенно глядящей в необозримую даль завтрашнего дня.
Согласно православному вероучению, в собственном смысле Красотой является Бог. И природа, Им сотворённая, совершает свой нескончаемый мировой круговорот:
Навалило снегу, навалило,
Словно землю саваном укрыло…
Потерялась в сумерках дорога,
Унялась последняя тревога.
Сердце понемногу остывает,
Снег повсюду – без конца и края…
<…>
Просто это время снегопада;
Остывают небеса и реки,
Остывают страсти в человеке,
Всё, что нам казалось самым главным,
Исчезает в снегопаде плавном.
И снега бескрайние покроют
Наши души сумрачным покоем...
Зима – целительна забвеньем. Быть может, эта длящаяся в веках неподвижная эмоция и есть – победа над забвением?.. Как в заснеженном лесу, как в застывшей подо льдом реке, так и в человеке в этот длительный период холодов многое таится под спудом, до поры до времени оно сокрыто где-то в глубине, на дне души, но однажды в какой-то миг освобождающей, отпускающей доселе непроницаемые чувства на свободу. Таинственная взаимосвязь природы и человека символизирует связь надмирного и повседневного, которое способно подобрать ключи к житейской необъяснимости всего происходящего в этом мире. Однако немало тайн может поведать и тот, кто свято уверовал в христианские истины. «Такой отчаянный психологический разрыв между внешним и внутренним мирами оказывается факсимильным отпечатком лирики Дмитрия Мизгулина», – глубокомысленно замечает один из ведущих современных критиков России Вячеслав Лютый («Неотвратимость бытия. Внешнее и затаённое в поэзии Д. Мизгулина» / Лютый В. Д. Предназначение. О литературе и современности. – Воронеж, 2022).
Не секрет, жизнь в экстремальных, жёстких условиях выковывает крутой северный характер и определенные качества души. Сама природа учит человека стойкости и целеустремлённости. И лирического героя в книге «Избранных стихотворений» Мизгулина прежде всего занимают собственные внутренние переживания, тогда как внешнее, событийное, остается где-то за кадром. Тут главное – спасти исконные смыслы.
Я поздней осенью дышу;
В морозной дымке вечер,
Буксиры вниз по Иртышу
Плывут Оби навстречу.
Сюжет должен быть выверен, возможно, довольно скуп, но на первый план всегда выходит состояние души, восприятие мира. Он – человек, который достигает своей заветной цели: «Не суетись, не мельтеши, / И, огибая мели, / Тащи бесценный груз души / К одной заветной цели». При всей романтике его не назовешь полным идеалистом, ведь даже в созерцательности наш герой не утрачивает чувство времени: «О светлом будущем мечтай, / Но только, ненароком, / Спаси Господь – не опоздай / К отмеренным нам срокам…» Никому не дано отменить законы цикличности. Всему свое время и свои сроки, всё приходит с обретением мудрости, разумно полагал Экклесиаст. И Дмитрий Мизгулин метафизически ощущает природу, созвучно отвечающую внутреннему строю души. Философией природы и мира, единением человека и леса проникнута нарисованная им загадочная картина:
В морозном сумраке белёсом
Из дома выйду не спеша
И в лес войду. И стану лесом,
И успокоится душа.
Смешными кажутся обиды,
Пустопорожними – слова,
Быть может, и правы друиды,
Что наши предки – дерева?
Царственная красота леса умиротворяет тебя, становясь спасением от вселенского зла. Во всём присутствует нечто сказочное. Канву стиха обрамляет ясная графика строки, выразительно подчеркивающая основные художественные акценты, обращенные к древним преданиям. Лирический герой полон тихой очарованности, предчувствуя сопричастность тайне, предугадывая ее проблеск, будто новые краски в судьбе всеобщности мира природы и человечества. Это чисто русская особенность, чуждая европейцу. У Арсения Тарковского есть удивительная поэтическая цитата: «Древесные и наши корни / Живут порукой круговой». Сегодня мы наблюдаем обратное – кризис этой столь тонкой взаимосвязи, нарушающей системную целостность природы, которая исключает хаос и несет естественную закономерность бытия и древних традиционных явлений. Действительно, знакомый нам мир родной природы и земли хранит в себе мудрые законы жизни:
Настало лето. Реки разлились.
Везде вода – от края и до края.
Пронзают чайки голубую высь,
Шумит листва – такая молодая.
Какая красота, какой простор –
Всё слажено и сложено в природе.
Стихает бесполезный разговор
О правде, о свободе, о народе…
Мы видим умение автора живописать не только гражданскими красками, но и красками природы, живописать словом уже проявившимся в полной мере художника точного психологического рисунка. Во-первых, он ступил в зрелую пору мудрости и понял: «Как тленно всё, что создал человек, / Забыв о том, что он творенье Божье». Это прозренье как бы покрывает его новую спокойную горечь, когда «унынье, боль и нищету», которые исторически преследуют Россию, он готов мужественно принимать и разделять с ней, с народом. Мир не может отказать нам в тех или иных деталях, подтверждающих целое, но само целое мы должны сохранить и находить сами. «Нет полного расцвета личности вне единства природы», – считал философ Николай Лосский, рассматривая вопрос о мире как органическом целом. Воля Создателя сильнее наших желаний. Дмитрий Мизгулин по-своему продолжает державинскую тему поэтического изъяснения великих таинств: Вселенной, Бесконечности, Бога:
Печалит неустройство мира,
Тревожит первобытный страх.
И мы творим себе кумира,
И на земле, и в небесах.
Дисгармония двойственности: чувствуется безжалостная сила природы и в то же время ее красота:
И рухнут выси небосвода,
И грянет грозно трубный глас,
И равнодушная природа,
Легко вздохнув, исторгнет нас.
Написанное ментально напоминает Святую Троицу, тайный код которой зашифрован в державинской оде: «Я связь миров, повсюду сущих, / Я крайня степень вещества; / Я средоточие живущих, / Черта начальна Божества». В обоих поэтических вариантах: холодное равнодушие мира словно очаровывает и одновременно пугает – нечто непостижимое, недоступное разуму.
Продолжая тему, хотелось бы выделить в книге важный момент – изобилие северной природы. «Зима – и слава Богу, / Живу – и глух, и нем…», «и снег валит стеной», «насквозь промороженный лес», «небо и земля в морозной мгле слились», «позёмка гонит со двора», одним словом, как это определяет Дмитрий Мизгулин, – «непогодь». Более того, что-то мистически завывающее слышится и в его «Вьюге»: «Такая вьюга, что беда / На белом свете. / Гудят натужно провода, / Луна не светит». Охватывает ощущение не только природного явления, но и чего-то гораздо большего, – самой человеческой жизни, всего бытия, нуждающегося в Божественной защите и милости:
Куда-то город вдруг исчез
В одно мгновенье,
И тянет полуночный бес
В свои владенья.
Гуляет нынче непогóдь
По всей планете...
Да не оставит нас Господь
В минуты эти..
«…В лирическом пейзаже Мизгулина естественна именно непогóдь. Стих звенит на студёном ветру. На причале – мороза стальная печать. Ветер, мрак, слёзы. Тьма заснеженных полей. Промёрзшие клочья небес. Воды, скованные чёрными льдами…» – так колоритно, ёмко, рельефно представляет его «таёжно-бездорожный пейзаж» критик Лев Аннинский. Еще существенна интересная деталь: видимо, не случайно одну из своих книг поэзии Дмитрий Мизгулин назовет «Петербургская вьюга» (1992). Мифологический образ холода, мороза формирует и смыслообразующие константы собственного мировоззрения, вырабатывающего холодный проницательный ум. Образ этот традиционно амбивалентен, когда и в природе и в человеке присутствует неопределенность – неясное состояние – между, на грани: «Ни лета теперь, ни зимы, / Какое-то междусезонье, / Во всём усреднились умы, / И все мы как будто спросонья». И автор-герой живет не благодаря, а вопреки. Соприкасаясь с зимней строгой красотой, он с детства знает: зима – время чудес и лучших ожиданий. Пусть они не подведут всех нас, пускай оправдают наши надежды, и тогда мы с вами станем свидетелями многих чудес и таинств, может быть, самого великого их них – Таинства Крещения:
Минус сорок.
Мрак вселенский,
Ночь темным-темна.
Стынут в проруби крещенской
Звёзды и луна.
Пред купелью
окаянный,
Встану не спеша.
Стали нынче Иорданью
Воды Иртыша.
Помяни нас, Русь Святая,
И спаси нас Бог!
Обожгла вода святая
С головы до ног. (2010)
Тут никак не обошлось без Промысла Божьего и дарованной Свыше Божьей Благодати! Пожалуй, примечательный штрих, характерный для поэта, чтобы с ним ни происходило, он неизбежные пустоты своей души заполняет созерцательностью, непосредственным и личностным отношением к человеку, к природе, к Богу, с которым ни на минуту не прекращается его внутренний разговор. И здесь нет установки на свою персональную значительность. На Севере есть время зимнее и незимнее, а всё прочее в этих краях отсутствует. Впрочем, бывают и исключения, о чем свидетельствует эта вдохновенная лирика:
Дорогу, привычную, летом
Закрыли. Мы едем в обход.
На том берегу и на этом
Сирень беспощадно цветёт.
Река отражается в небе,
По небу плывут облака…
О хлебе насущном, о хлебе
Все думы – ведь жизнь нелегка.
………………………………
Всё в жизни поправить едва ли
Сумеешь – но душу храни,
Пусть эти цветущие дали
Припомнятся в тёмные дни.
Пусть не избежать пораженья,
Во мгле беспросветной тоски
Припомни – сирени цветенье,
Движение вечной реки.
Так, по слову Экклесиаста, все реки текут в море, и море не переполняется. И человек, преодолевающий немыслимые преграды, подобно реке обновляется к новому течению жизни.
«Определит судьбу Господь!»
«И счастье я могу постигнуть на земле,
И в небесах я вижу Бога…»
Михаил Лермонтов.
Все поэтические произведения, вошедшие в книгу Дмитрия Мизгулина «Избранные стихотворения: (2005 – 2019)», вызывают доверие прежде всего своим православным пониманием происходящего – бесконечным диалогом автора с самим собой, с Богом, незримым контактом с Создателем – своеобразным разговором с Ним в отсутствие Его. Годы атеистического безвременья, годы безверия не убили в нем человека сокровенно верующего. «Какое же всё-таки счастье – / Немного побыть одному…» – однажды напишет он, абсолютно ясно понимая, что «ты никому, кроме Бога, не нужен на этой земле». Духовные стихи поэта имеют прочную моральную почву, им присущ библейский контекст, характерны глубокие лирико-философские обобщения. Дмитрий Мизгулин родился в семье потомственных священников. Для него важно постижение Бога в себе и в окружающем мире, важно утверждение нравственного идеала своего времени. «…Культура не может существовать без религии, – говорил Андрей Тарковский. – Это обоюдный процесс, культура сублимируется в религии, а религия – в культуре, иначе культура отомрёт за ненадобностью <…> Культура и общество нуждаются в духовности. Вера – это не личная проблема, это проблема цивилизации…» («Тарковский. “Боже!.. Чувствую руку Твою на затылке моём!..”» – М., 2022).
Устремления Дмитрия Мизгулина к высшим духовным сферам открывают ему целый огромный Космос. Мир един. Мы – лишь частицы бескрайнего небесного пространства, лишь песчинки вечной Тайны Бытия. Русский космизм – удивительное философское явление, сформировавшееся на рубеже ХIХ и ХХ веков, – включает в себя идеи гармонии, разума и природы, идеи органического единства. Космос – наш дом. Владимир Соловьёв, Николай Фёдоров развивали этот принцип всесвязанности: дома своего как Мироздания и Мироздания как дома – единого ритма целого тождества макрокосма, тождества Вселенной и микрокосма человека. «Самым сущностным элементом в системе культуры является мировоззрение», – пишет Борис Кригер, современный писатель, философ, рассматривающий проблемы космологии, футурологии, тесно сопряжённые с вопросами религии, политики, искусства. То, как мы понимаем мир, имеет влияние и на наши этические принципы. И существенно то, поняли ли мы в нашей познавательной позиции по отношению к миру принцип собственного участия в жизненном процессе, в эволюционном процессе, а потому и ответственность за форму нашей жизни. Увы, никто не даёт и не даст нам удовлетворительного ответа, как пить горький каждодневный напиток жизни, о чём думать, к чему стремиться, на что надеяться, размышляет Кригер в своем «Трактате о правильном жизнепроведении». Картина духовной неудовлетворённости новым миром заставляет человека искать эти ответы совершенно в иной плоскости, в тонких духовных измерениях. Тем временем внимательный, вдумчивый читатель находит их в стихах Дмитрия Мизгулина:
Проще мысли и прозрачней думы
Стали. Больше некого винить.
Все мои рубашки да и костюмы
Мне уже до смерти не сносить.
………………….
И не нужны истины и знанья
Для того, чтоб из последних сил,
Хоть на миг частицей мирозданья
Ты себя внезапно ощутил.
Мы – часть природы и Космоса. В нём есть и философская одухотворённость, и глубина иконописная, исходящая от церковной русской древности:
А наутро без конца и края
Всю округу снегом замело,
Словно бы в начале жизнь земная.
Тихо.
Пусто.
Благостно.
Светло.
Образ этого космического дома, который живет в сознании славянского народа, запечатлён в пословице: «Небо – терем, звёзды – окна, откуда ангелы смотрят». Дмитрий Мизгулин как раз и стремится к соединению мира земного и небесного, дольнего и горнего, пытаясь услышать эту вечную симфонию космизма. Его «космизм» сродни платоновскому, телесному, живому, тёплому, в котором заключена тайна созерцательного молчания:
Быт затягивает не спеша...
Незаметно по дням убывая,
Остывая, тускнеет душа,
О небесном впотьмах забывая.
…………………..
И кончина близка. Но очнись –
Растопи ледяные плотины,
Распахнётся небесная высь,
Пробудятся речные глубины,
И душа воспарит налегке,
И звезда отразится в реке.
Поэт унаследовал традицию святоотеческой литературы, воспитывающей человеческую душу. Но что есть душа? «Без души можно жить, но без неё нельзя услышать Бога», – поразительно точно некогда заметил писатель Фёдор Конев. Чтобы развить душу, человек должен встать на путь познания, постигнуть всеобщие законы движения мира, развития бытия. Возвышенными мыслями проникнут Новый Завет, открывая движение к небу, к Богу, вверх, не по горизонтали, а по вертикали. Да, высокий дух витает и в поэзии Дмитрия Мизгулина, но не высокопарный. И его лирический герой словно по наитию угадывает свой путь:
He хотел бы подводить итоги,
Рано на пугающий покой,
Мне судьбою – умереть в дороге,
До звезды дотронувшись рукой.
<…>
Догорают времена и даты
На закате сумрачного дня.
Радостно молюсь и виновато:
Господи! Не оставляй меня!
Пусть в ночи моя истает свечка,
Но очнусь счастливый поутру,
Чуя, как дрожит моё сердечко,
Как душа трепещет на ветру.
«Надежду, основанную на вере, можно сравнить с утренней зарёю – она предвещает солнце, и это не обман: солнце взойдёт», – просветлённо писал Василий Жуковский. И «Божие звёзды» будут всегда сопутствовать поэтам, ведь и они на всё смотрят с небесной высоты. И душа будет подниматься, не умирая от безысходности, а обретая жизненную силу. Звездное пространство и нравственные законы внутри нас – своеобразный Универсум русской духовности, уходящий к Небу. Поэзия – это не что иное, как отражение космической гармонии. В стихах Дмитрия Мизгулина полно подобных примет: «ночь бездонна», «мерцающая луна», «звёздный конвой»... Небо, сияющее, холодное, как сталь, и в то же время залитое светом, и земные неяркие звёзды среди сверкающих небесных, излучающие отовсюду серебристый блеск.
Православная вера – основополагающее мировоззрение в творчестве поэта. «Куда бы ни вышла дорога – / Во всём полагаюсь на Бога», – без хитрости и лукавства скажет он. Строки его произведений зеркально отражают библейские заповеди: настоящее воспитание чувств и души. Причем не на показ, всё пережито, пройдено, выстрадано им самим:
Метель утрат восторг души остудит,
Застынет в реках чёрная вода,
Но всё-таки Господь весёлых любит,
А верных – не оставит никогда!
И пусть кружат во мгле миры и меры,
В кромешном мраке исчезает путь,
Держись поближе православной веры,
А там Господь подхватит как-нибудь...
Высота и одновременно философский принцип «снижения», логическое представление кенозиса как воплощение божественного Логоса в образе человеческом. «Полюбите живого Христа!», – пронзительно чувствовал свет, живое небо, Христа русский поэт Юрий Кузнецов. Когда надеяться не на кого, остаётся надежда на Него. Человек, окружающий мир и третья сила, которая приходит на помощь, – Бог. Не ждать помощи ни от кого, лишь от Бога. В этом и есть мужество мысли и мужество веры Дмитрия Мизгулина. Находить повсюду тихую радость, обретать терпение, приятие мира, стяжать мирный дух – вот, что нужно каждому, чтобы получить всесильную помощь Господа во всех трудах и свершениях. Но мирозданием управляют законы диалектики взаимодействия противоположностей, законы всемирного тяготения, как в философии Канта: силы притяжения и силы отталкивания. Христианское вероучение тоже заключает в себе дуализм в соотношении добра и зла, в соотношении жизни и смерти. В книге Мизгулина прочитывается некая смысловая двуплановость, где смерть рассматривается как непременный факт жизни: «Из человека жизнь уходит, / А он, сердешный, мельтеша, / Ещё по жизни колобродит, / Не чуя, как скорбит душа». Даже если человек находится на грани мистических состояний, на меже иных измерений, у края своей последней черты, он не может поверить в собственную смертность:
Ещё он сам – сама беспечность,
Ещё не ведом смерти страх,
Но вот уже застыла вечность
В его тускнеющих глазах.
И он ещё не понимает
В своей избушке лубяной,
Что постепенно убывает,
Что завершает путь земной.
Между тем автор смысловую точку поставил. Смерть – бесконечность нежизни, где всё дальнейшее – молчание: «И зрелищ требует, и хлеба, / Но путь земной с трудом верша, / Уже готовится на небо / Его мятежная душа». Грустная лира, прощальная. В ней нет эмоционального надрыва, нет истошного страха. Здесь зримо видится особое положение человека в земных и духовных пределах, его великая слабость пред конечностью бытия, к тому же проявляется и внутреннее соотношение автора с миром дольним и миром горним. Величие как таковое обладает разрушительным свойством, нежели сила слабости, которая и оказывается той единственной мощью, той активной энергией, способной противостоять человеческой трагедии. Ибо превыше неба, превыше звезд и превыше всего – Воля Творца. Во всём Промысел Божий.
Всю жизнь Дмитрий Мизгулин стремится к Истине и Создателю. Дух простой Истины – самый сложный в постижении:
А всё по воле Божьей:
И радость, и печаль,
И это бездорожье,
И голубая даль,
И встречи, и разлуки,
И трепет мотылька,
И над речной излукой
Литые облака.
На травах стынут росы,
Небесный тает свет.
Не задавай вопросы
И не ищи ответ!
Не мучайся тревогой,
Осмысливая жизнь...
Иди своей дорогой
И Господу молись! (2012)
Животворящая тайна и сила молитвы. Но сокровенно верующий – не значит, безгрешный. Подлинная исповедь не о достижениях, а о грехах. В эпоху модернизма нарушаются духовные связи, прерываются кровные узы и родственные отношения. Ещё Глеб Успенский, выступая против модернизма и предостерегая будущие поколения от слепого следования инородной культуре, приходил снова и снова к убеждению, что есть только один выход, только одно решение: «подчинение чему-то высшему, Божественному, благочестивому, нравственному закону». Но безразличие и теплохладность, а также дух вседозволенности сегодня овладевает нами. Какое-то страшное равнодушие витает в воздухе. И Библия, включающая многовековой опыт жизни человечества, гласит о том, что «всякая плоть извратила путь свой на земле» (Бытие, 6:12). В равной степени по-своему должен быть хладнокровен, выдержан и автор, когда пишет эти выверенные строки:
Всё в мире суетно и тленно,
И, теша похотями плоть,
Не ощущаем – постепенно
Охладевает к нам Господь...
И вряд ли кто-нибудь заметит,
Привычный путь во мгле верша,
Как будет бесноваться ветер
В том месте, где была душа... (2010)
Но его хладнокровие не так однозначно, как может показаться на первый взгляд. Ведь сам Господь даёт суровый урок жестокосердному человеку: не будь прохладным, холоден или горяч будь. Лишь Он умягчает злые сердца и просветляет помрачненные умы. Первооснова морали учения Христа суть соблюдение естественного морального закона, что Иммануил Кант – с позиций метафизики – назвал практическим разумом. В отличие от его же (абстрактного) чистого разума. Всё Евангелие и другие тексты Нового Завета написаны языком иносказательным. Надо отметить, что у Дмитрия Мизгулина нет фривольных трактовок как самой Библии, так и создаваемых им религиозно-философских сюжетов. В этих притчево-молитвенных мотивах противопоставляется мир материальный и мир духовный. Авторский голос тихий и одновременно громогласный. Библейские сентенции сыплются как из рога изобилия. Известная недоступность сакральных смыслов приобретает в его стихах вполне понятные и чёткие выводы, не лишённые мягкого лирического оттенка:
Всему свой срок – поверь приметам.
Определит судьбу Господь!
Ликуй, когда ликует лето,
Душой смиряйся в непогóдь.
Прими и эту неизбежность,
Чтоб до конца не расплескать
И нерастраченную нежность,
И неземную благодать.
Сложное время мы прошли, но стали ли ближе к Богу? Если доцифровое время при всех его общественных издержках еще сохраняло индивидуальное мышление, человечность, то нынешнее, компьютерное, привело к другой беде – формализации языка, подмене вещей естественных, к поединку души и рынка. Сегодня искусственный интеллект угрожает самому существованию человека. В поэзии Дмитрия Мизгулина речь идет не о времени астрономическом, а о духовном, о Боге, творящем во времени, и о человеке, творящем по образу и подобию Его: «Мы жили с Господом в разлуке, / И скорбный путь во мгле верша – / Была обречена на мýки / Окаменелая душа» (2006). Но рано или поздно он наступит – суд совести: и автор изначально готов судить себя, и лишь потом забывший о покаянии народ высшим судом, о чём говорит обоюдоострый, поразительно меткий слог: «Живут, в иные веря сроки, / Своей не ведая судьбы, / Жестоковыйные пророки, / Жестокосердные рабы». Свидетельства наивысшей судебной инстанции и воздаяния: «И изыдут творившие добро в воскресение жизни, – пишет апостол Иоанн, – а делавшие зло – в воскресение осуждения» (Ин., 5:29). Священное Писание призывает помнить о разности суда Божьего и человеческого. Хотя задумываются ли люди о том, как прийти к правильным библейским истинам? Дата написания этих обличительных строк поэта, которые имеют столь тяжёлое значение, наглядно подтверждает то, что первое десятилетие нового века не было исключением:
И скудоумные витии
Опять предсказывают путь
Для нашей матушки России –
Куда-нибудь и как-нибудь...
Пусть кружит бес по бездорожью –
Найди свой храм, развей свой страх...
Но идея воздаяния не должна вселять страх. Наш герой предпочитает евангельское – «Что вы свяжете на земле, то будет связано на небе» (Мф., 18:48). И вывод автора в небольшом произведении: «Дождём и снегом небо плачет, / Привычной жизни суета. / Воспринимаешь всё иначе / Во дни Великого поста», – неожиданно меняет горизонт. Иерархия внутреннего космоса отражается и в стихотворном тексте, и в народной пословице: «На семи поясах Бог поставил звёздное течение. Над семью поясами небесными сам Бог, превыше его – покров…» Пространственно-временные рамки, как это было в Средневековье, утрачивают какие-либо условные границы, расширяясь до бесконечных размеров Вселенной:
Твой путь сомненьями завьюжен,
Идёшь, превозмогая тьму,
Тебе уже никто не нужен,
И ты не нужен никому.
Тебе на целом белом свете
Уже не надо ничего...
И только звёзды,
Только ветер
В пустыне сердца твоего. (2016)
И уже не ощущается космический холод, исходящий от далёких безразличных звёзд, уже не пугает неизвестность... Человеку порой не так просто усвоить, что Христос побеждает мир истинностью учения. Как нужно художнику изображать образ героя в его исканиях Бога, к которому он так или иначе приходит в конце отмеренного ему земного срока? Зёрна житейской мудрости не преминут здесь сверкнуть своей необычной огранкой: «А по жизни всё всегда в начале. / И повсюду – Божья благодать. / И о чём вчера переживали, / Нынче и не стоит вспоминать» (2012). Жизнь всё время отодвигается и постоянно оказывается впереди. Она как будто только начинается. Поэт работает на опережение, оказываясь каждый раз в начале пути. «И опять сверкает солнце ясно, / И сияют звёзды и луна… / Не кляни судьбу свою напрасно, – / Всё тебе отмерено сполна», – легко и радостно звучит его неопровержимое заключение. Значит, так надо, значит – ты под надёжной защитой Создателя, и всё в твоей судьбе предопределено.
«А мне даётся Слово тяжело»
Поэзия, как и жизнь, тоже каждый раз рождается заново. Образ Бога, Света, Добра, образ незыблемого и вечного, так выразительно запечатленный в книге Дмитрия Мизгулина «Избранные стихотворения: (2005 – 2019)», – это во многом и образ самого художника Слова.
Творил до неприличья много,
Не забывая никогда,
Что Слово – всё-таки от Бога,
А остальное – ерунда.
Твердил знакомые молитвы,
Пусть не сложились времена,
Душа моя – на поле битвы
России до конца верна.
Пылится вечная дорога,
Шумят чуть слышно дерева,
Я буду вечно славить Бога,
Пока душа ещё жива. (2010)
Возможно, нам еще откроется замысел Творца о России. Он знает ее судьбу и предназначение. Идея нации «не то, что она сама думает о себе во времени, но то, что Бог думает о ней в вечности», сказал философ Владимир Соловьев. Сокровищница переживаний коллизий Священного предания – Библия. Погружаясь в ее древние истоки, Дмитрий Мизгулин достигает предельной концентрации фразы. Нынешняя эра жестокого безразличия и холодного, прагматичного расчёта смягчается характерным ему качеством сердечности. Читателю является некая новая искренность, когда мысль и ум одухотворяются:
Компьютер пишет музыку. Слова
Компьютер также складно в рифму сложит.
Пусть не болит душа и голова,
Так быстро человек навряд ли сможет.
А мне даётся Слово тяжело.
Раздумие, сомнения, тревога...
Давно бы бросил это ремесло,
Когда б не верил, что оно от Бога. (2006)
Живость и блеск мастерски метких сопоставлений, безусловно, впечатляют. Срабатывает не искусственный интеллект, а личностный фактор: как поэт духовный, он проводит важные смысловые акценты, которые не декларативны, а реально правдивы и естественны. Соотношение в творчестве традиции и современности, поэтические мини- и макрооткрытия – это своего рода яркие образцы русского взгляда автора на мир и человека, литературу, культуру, историю. В поэзии всегда ценно не утверждение, а поиск высшей правды. Интонационно Дмитрий Мизгулин пишет очень ритмично, многозвучно. Его рифмованному регулярному стиху присущи и библейская образность, и чувство слога, а собственный метаязык обнаруживает целостную природу внешних и внутренних вещей. Примечательное явление художественной, поэтической речи – эпитет. Поразительно: писатель из Беларуси Анатолий Бесперстых создал «Словарь эпитетов поэзии Дмитрия Мизгулина» (2023), в котором представлено около 5000 эпитетов, цитат, фразеологических словоупотреблений. Лексикограф-русист отмечает особую оригинальность мышления поэта, правдивость и истинность его лирики, духовную глубину развернутых афоризмов, красоту, лаконичность, вместе с тем невероятную образность и свежесть обновлённого русского стиха.
Общеизвестно, что никому не интересно мироощущение человека, который сам себя понять не может. Лирический герой Мизгулина – одинокий интеллектуал, в чём-то маргинал, но человек, знающий, что ему надо. Впрочем, главное не интеллект, а сердце. Поэзия – это «дар быть умным без ума», гениально изрёк Пришвин. В поэтическом одиночестве находит свою красоту, простоту, свой ясный непринуждённый слог и Мизгулин. Какая философская раскованность, широта взгляда, уверенность в себе! Творчество любит свободу и умиротворение: «Стихи не пишутся, а слышатся, / Ещё не рождены слова, / А лишь едва-едва колышется / Под ветром юная листва». Согласитесь, насколько искусно выглядит афористичная форма его стихосложения! Русская печаль, щемящая душу, сердечная боль словно становятся неизбывной тоской по упорядоченности фразы, являя нам замечательный стиль – как самобытный пример вдохновенного художественного текста: «Стихи как будто свыше дарятся / И растворяются в крови, / Когда душа и сердце маются / Немым предчувствием любви». Автор избегает насыщенных цитат, что можно расценивать как некий стимул обновления творческой силы.
В творчестве Дмитрия Мизгулина нельзя не почувствовать стилевое влияние, особую культуру стиха петербургской поэтической школы. Высокий и торжественный дух ее классической поэзии, интеллигентность, европейскость, и, самое основное, до щепетильности развитое чувство свободы и собственного достоинства – такие качества определённо у нашего автора есть! В его книге «Избранных стихотворений» (2019) эта петербургская нота нашла свое неожиданное выражение в весьма любопытном опыте верлибра, достаточно сложном жанре, в котором Дмитрий Мизгулин точно уловил темпоритм нашей двоякой современности:
Моя удача
Не проживает в элитном доме
Не разъезжает на автомобиле последней модели…
<…>
Моя удача
Ходит в городскую баню по субботам
Пьёт пиво с бывшими одноклассниками
Читает стихи студенткам
И улыбается продавщицам цветов
Моя удача
Не интересуется учётной ставкой и курсом валют
И ходит по воскресеньям в церковь
Только вот всё реже и реже видится со мной –
У неё ведь есть дела поважнее. (2007)
Несмотря на свободную композиционную форму, автор следует строгой смысловой логике. Удача – мера человека в ширину, но отнюдь не измерение его в глубину, – нечто эфемерное. Настоящая удача – услышать воскресный разговор колоколов – действительно, это гораздо важнее для нашего безумного, безграничного времени! Почти ироничный тон, так оригинально коснувшийся столь условной категории как удача. Поэзия – тоже категория ментальная, немассовое занятие, своего рода – миссия. Мы видим собирательный образ поэта. Он разный. Вероятно, не совладав с собою в очередном споре, поэт пишет остроумные и необычные стихи, которые можно считать лирической летописью-исповедью и в которых, по сути, предстаёт вся его жизнь:
Я – от Бога. И лихой, и грешный
Я судьбе своей безмерно рад:
Пусть кругом и всюду – мрак кромешный,
Пусть смеюсь и плачу невпопад.
Пусть ещё не тронули молитвы
Сердца оскудевшего, и я
Всё ещё на поле вечной битвы,
Всё ещё во мраке бытия.
Скорбно Слову Божьему внимаю,
И душа стремится к небесам…
Вам же, братья, так я понимаю,
Бегать по тропическим лесам… (2010)
Отстранённая ирония и в то же время ещё одна точка пересечения с творчеством – подтекст, когда агенты определенной культурной традиции постоянно находятся в соприкасающихся между собой смыслах, при этом оставаясь в разных ипостасях. Поэтика автора: звук, эмоция, миф… Смысл бытия как часть культуры не может быть реализован без воли, действий, определенной программы человека. Оказывается, и один в поле – воин. Воин, хранящий свои традиции и в этом предощущении общей гибели, общей судьбы принимающий решение: внимательно и упрямо стоять до конца – вот что неизменно. Непроизвольно возникает параллель с Достоевским, с его цитатой относительно романа «Идиот»: «Я не за роман, а за идею мою стою». Задача писателя – проявить авторскую позицию. Не просто за стихи – за идею стоит и Мизгулин. Что равносильно цепной реакции добра – реальной возможности жить и творить во благо себя и людей.
Иногда внезапно из мегапространства он переносит читателя в пространство обычное. В поэзии побеждают Слово и Дело. Ты просто обязан исполнить свой долг:
Не трать минут по пустякам,
Оставь сомненья.
Верши свой труд назло врагам
Без сожаленья.
И пусть забвения трава
Восходит смело,
Душа надеждою жива,
А сердце – делом.
Пусть не соседствует беда
С твоей судьбою,
И да пребудет навсегда
Господь с тобою.
Да будет так! – в унисон вторя автору, подтвердит внимательный читатель и добрый друг.
«Предчувствие поздней любви»
«Мне в жизни этой / Всего хватало,
Любви и света / Не доставало.
Дмитрий Мизгулин
Великая способность любить – испокон веков волновала человечество, она постоянно становилась темой творчества в искусстве и литературе. Неиссякаемой темой, прикосновенной к высочайшей и изящнейшей библейской поэзии, как гласит Писание, – «источнику воды живой» (Откр., 21:6). Стихи Дмитрия Мизгулина о любви, которых словно коснулось Божье благословение, проникнуты просветленным смирением и светом. Он – автор, по словам критика Вячеслва Лютого, «способный удивительно точно обозначить дыхание нашей большой эпохи и движение чувств современника», показать «соединение реального с НАД-реальным – с Небесным».
Многие произведения поэта – это маленькие пьесы с сюжетами для двоих, где пронзительность образов, жизнь, любовь, творчество сливаются воедино. Вот, к примеру, одно из них:
Снег под утро сонно летит,
Занавесил плотно окно,
Женщина любимая спит,
Я уже не снюсь ей давно.
………………
Я теперь обид не коплю,
Не держу разлук про запас,
Просто безответно люблю
Звёздное мерцание глаз.
Снежная звенит тишина,
Мир ошеломительно прост,
И плывёт во мраке луна
В озаренье сумрачных звёзд…
И пока не вспыхнул рассвет…
Лунная туманится даль
И позёмкой сумрачной вслед
Светлая струится печаль. (2014)
Всё здесь заколдованно и, вероятно, волшебства этой зимней и чистой, как белый снег, спустившейся с небес музыки нам не разгадать. Абсолютно непостижимая тишина, будто сошедшая с полотен гениальных художников, тишина, излучающая что-то нежное, тёплое. Люди так безнадежно одиноки, им не хватает этих сокровенных мгновений ничем не омрачённого счастья. Им необходима передача своей сокровенной любви – самому человечеству. Образы женщин в поэзии Мизгулина сияют подобно путеводным звездам, вселяя тихое, странное состояние души:
Не надо со мной говорить ни о чём,
А просто прижмись ко мне крепко плечом,
Не будем ни следствий искать, ни причин,
А просто вот так, в тишине помолчим.
Нужны ли теперь объясненья, слова.
Любовь, как известно, вовеки права.
Снежинки и звёзды кружатся во мгле,
Позёмка метёт по уснувшей земле.
В морозном сиянье застыла луна,
Окутала мглою весь мир тишина,
Но верю, что в этот полуночный час,
Господь милосердный помилует нас. (2013)
Но превыше всего, даже звезд и небес, – излияние духа Любви. Вот почему среди превратностей судьбы всегда есть твердая краеугольная основа: наш Бог – Любовь, и Его Солнце светит вечно. Обретение подлинной любви невозможно без веры в Бога. Лишь в Нём и заключается сила высокого чувства. Но оно, так же как и время, необратимо. Забав о скудеющем времени, наш лирический герой сквозь годы забвения силится разглядеть собственные ушедшие ощущения некогда с ним случившегося: «Неумолимо тает время… / Всему свой срок – всему свой час. / И встреч былых пустое время / Уже обременяет нас» (2011). И остается память, а вместе с нею – «небытиё» любви, когда лишь разлука «волнует сердце до сих пор». Да, с любовью неразрывно ходит разлука. У Дмитрия Мизгулина она отражается сквозь призму долгих расставаний и коротких встреч. Быть может, прав поэт: «Предвосхищенье будущей разлуки / Порой важней предчувствия любви». Разлука в отличие от любви подобна «погасшей звезде»: «разлука – вечна, / Разлука – навсегда…» И автор, тонко воспринимающий все времена года, тягостный момент прощания передает не только на фоне прозрачной красоты природы, но чаще всего в тревожную непогодь: «Разверзлись и хляби, и воды / Мир тонет во мраке и мгле. / Ужаснее этой погоды / Наверное, нет на земле… / Но утром холодным и ранним / Луч солнца не тронет окно, / Уж если и ждёт расставанье, / Без мýки минует оно» (2016). Пожалуй, уже не успеть произнести торопливые слова любви и в той давным-давно произошедшей с ним же истории, которой спустя годы было суждено стать стихами «Не забудь меня…»:
И расстались навсегда. Забыли
Эти клятвы, лодку и причал,
Разлетелись в снежно-звёздной пыли
Все концы, начала всех начал.
Пролетела жизнь – а что осталось?
Остывает серая зола.
Ранняя осенняя усталость
Инеем сиреневым легла.
Чувствуешь – хотя промчались годы, –
Как в руке дрожит её рука…
И несёт свои седые воды
Прямо в вечность зимняя река.
Возможно, поздно любить и прощать. Понимать – не поздно. Любовь и вечность, они стоят рядом. Ибо всё преходяще, кроме любви и поэзии. Вопреки всему герой верит, что однажды преодолев проклятье беспощадного времени, к нему придёт одна из многих – та единственная любовь, которую он выберет для себя «навек – в поводыри». Поэт-романтик любит русскую жизнь, а она, заметим, никогда не бывает скучной. Эта большая любовь вмещает в себя целый мир. Стоит ли удивляться признанию человека-романтика, не знающего устали, в том, «что жизнь моя – / железная дорога, / Извечное движение вперёд», пронзительному признанию, заканчивающемуся мудрым выводом: «От нас уходит тот, кто нам не нужен. / А тот, кто нужен, – не приходит к нам»? (2014). Думаю, не стоит, ведь в его словах столько обыденной справедливости. В конечном итоге самым главным оказывается именно то, что ты не успел сделать. Поезда, самолеты – сверхсовременный ритм эпохи – поэт-путешественник, в пути слагающий строки своих будущих стихов... Я считаю, что стихи – тоже жизнь. Автор передает всю остроту поступательного движения – как свежее дыхание самой традиции древних странствий. Дорога создаёт ритмичный рисунок стиха, вносит обострённое, экстремальное отображение ситуации: преодоление великого русского пространства, когда размеренный стук колес уносит к заветным мыслям. Дорога – сила идеи вечного дальнего следования, и пусть «осталось жизни – на глоток. / И то сказать – совсем немного. / Но рано подводить итог, / Когда тебя зовёт дорога…» (2012). Поезд, который мчится в завтрашний день, но каждый из пассажиров едет до своей станции назначения. Кому из нас незнаком этот беспечно играющий с жизнью русский герой, бесстрашно идущий на риск? «Я, жизнь расплескивая, пил / Не разбирая, с кем попало, / И – не допел, не долюбил, / Хотя и получил немало...» – испытывает он сладость надежды и горечь разочарования. Если в эпоху потребления и нужно о чем-то сожалеть, так лишь о катастрофической нехватке любви, о жгучем дефиците чувств. Дмитрия Мизгулина отличает пристальное, зоркое внимание к жизни, национальное умение видеть Божий свет в любом его преломлении, сострадании к людям и понимании их:
Осталось жизни – на глоток,
А может – растянуть немного,
Пока ещё не вышел срок
Отсрочки попросить у Бога?
Нет. Лучше сразу – и до дна:
Чтоб жажду утолить сполна…
Интуитивно им движет какая-то подспудная идея, тайное сознание родства с человеком и с миром, словно в какой-то миг озарённым связывающим нас общим чувством божественного начала. Но жизнь стала бы очень однообразной, делай мы лишь то, что положено. Иногда иллюзия – это всё, что нам остаётся. Так звучно и одновременно тихо в редкие часы отдохновения вдруг откроется нам поэт: «Стремишься постичь мирозданье? / Скорбишь над народной судьбой? / Суббота. Натоплена баня, / Струится дымок над трубой» (2007). Сокровенные думы имеют иронический подтекст, в них соприкасается высокое и простое. Тогда обычный банный «обряд» равноценен Божьей благодати и сравним с другим – самым главным обрядом: «А завтра под сводами храма / Вот так же оттает душа». Дмитрий Мизгулин говорит своё драгоценное слово о жизни, о бесконечной любви к ней. И сама жизнь лучше всяких заумных теорий. Вот и в произведении «Я давно не летаю во сне…» (2019), какое смело можно назвать автобиографическим, автор представляет собственную жизнь во всей ее полноте, во всех своих проявлениях и противоречиях. Это примечательное стихотворение образует целостную систему человеческого круга бытия, включающего в себя мир детства, мир семьи, мир любви, мир безграничного космоса:
Я давно не летаю во сне,
Да и спится не очень-то мне.
В беспросветной ночной тишине
Не приходят видения мне.
(Так как раньше, в немых облаках,
Словно кто-то носил на руках…)
В нашем воображении возникает нечто величественное, вольное и прекрасное. Философская идея всеединства, духовного просветления и преображения человечества тут приобретает конкретные черты любви, данной нам от рождения, любви, которая бессмертна:
Сколько было по жизни всего –
А не снится почти ничего, –
Только санки под горку летят,
Только мамы встревоженный взгляд.
Только тёплые руки отца,
Да полярная ночь без конца.
Сюжет рождает множество попыток его интерпретации… В этом и есть божественная тайна творчества, тайна художника...
Сколько было по жизни всего,
А не нужно уже ничего…
Светят звёзды, мерцает луна
И полоска рассвета видна.
Тает ночь, ускользая, как тень,
Начинается сумрачный день…
Я во сне не летаю. Боюсь,
Что на землю уже не вернусь…
Бесстрашная искренность интонации и некой последовательности судьбы, когда тоска по временно утраченной вечности отступает перед притягательной силой родной земли. Вся книга «Избранные стихотворения: (2005 – 2019)» проникнута трагической правдой о человеке и в то же время надеждой на лучшее. Автор верит в то, что наше завтра будет отличаться большей человечностью. Он открыто говорит о беде народной, о том, что ждет нас впереди еще долгий путь к духовному выздоровлению. Поэзия Дмитрия Мизгулина возвышает душу, дарует радость, так как в ней заложена потаённая жажда жизни и любви.
Пусть каждому из нас, а значит, и поэту будет дано по его вере...