***
Люди Ангельского возраста,
Согреваете меня.
Пусть вас сравнивает с хворостом
Молодёжь другого дня.
В голубые, поднебесные
Я глаза смотреть боюсь.
Ведь совсем небесполезные –
Ваши «восемьдесят плюс».
***
Подпирают и Богом и Блоком
Всю Россию простреленным боком:
То поэт, то герой, то палач.
Тьмой её не накроет. С востока
Солнце-Пушкин над нею высоко
Освещает ей нимба калач.
Да Саврасова чёрненький грач.
***
Они приходят в каждом поколении,
Герои, что за Родину горой.
За рюмкой прозябают в праздной лени,
Пока не грянет их последний бой.
Глянь, буйствуют, куражась, в увольнении,
Кто больше выпьет водки из ковша,
Матросова, Космодемьянской тенью
В них колобродит русская душа.
Беспутники, балбесы, уголовники,
Что на спор мнут засаленный пятак,
Из рядовых пробьются в подполковники,
За Родину полягут просто так…
БОГАТЫРША МАРЬЯ МОРЕВНА
Повод крепок, железно стремя,
Холка мощная у коня,
Недозрелое вышло время,
Повзрослеет, глядишь, в три дня…
Голос старцев почти не слышен,
Спят в младенцах богатыри,
Собирают в поход богатыршу,
Дав клубочек в поводыри.
Богатырша Марья Моревна,
Ты воительница Руси,
И добытчица, и царевна,
А хазар хоть косой коси…
МАРИНА ВТОРАЯ
Умирают, а я остаюсь в одиночестве.
По ночам, при луне, одинокой вдвойне...
Мне писать некрологи смертельно не хочется.
Умирают живые, что дороги мне.
Умирая, толпятся, наверно, у Рая.
Отражаясь земным в окулярах Небес.
Сочиняю стихи – я – Марина вторая.
Повторяю невольно их профиль и жест.
***
Памяти иркутского поэта Надежды Ярыгиной
В кого превращаются умершие поэты?
Они становятся музами для живых поэтов.
Приходят к ним, нашёптывают, напевают.
Сетуют о тугоухости живых,
Смеются над неточностью перевода
Своих стихов с потустороннего на человеческий.
Сочинитель зовёт к себе Пушкина,
А опять приходит Хвостов или Фофанов.
К Пушкину очередь на годы вперёд.
Абонент недоступен…
***
Стихи от ума, как сухая вода –
Жажду не утолят.
Вместо прозрачного смысла – слюда,
Скучно, читатели спят.
Пыль интеллекта, морщины для нот,
Посередине лба.
Версификатор, как крошка енот,
Всухую полощет слова.
МАСБИХА
Моей бабушке, Масбихе Селимовне Шамсутдиновой
Золотая Орда и донская степная весёлость
В мою душу запали тяжёлым и сытным зерном.
Где могилы мои, где черта, под которой осёдлость,
И в какой стороне настоящий бревенчатый дом.
Дождевые ручьи намывают у хаты ракитку,
На донском солнцепёке лениво лежат кавуны,
Вятский прадед Петро в небытье колыхал мою зыбку,
Растворяясь бесследно в горниле Великой Войны.
А мой прадед Селим подарил за меня кобылицу,
Чтоб женой его стала святая башкирка Айну.
Чтобы холить её, ублажать, как глазастую птицу,
А пришлось накормить своим мясом Ворону-войну.
Сирота – вот какая у бабушки национальность,
Деревенский детдом, хлеб из липы, салат из травы,
Никому не нужны ни талант, ни её музыкальность,
Дети ищут картошку среди полусгнившей ботвы.
Масбиха, моя бабка, звалась незатейливо – Маша,
Переводчица с русского в диком башкирском селе,
Даже поле ромашек ей виделось манною кашей,
И от голода снились тарелки бараньих котлет.
Язычок, словно бритва, срезал деревенских нахалов,
Здесь никто не подарит охапки тургеневских роз,
Нормировщица, рубщик – призёр лесосплавов,
Получила на выбор Педи-Вари и Туберкулёз.
Трёх детей родила, и чахотка её не скосила,
Штукатурила, мыла, стирала соседкам бельё,
С прибауткой жила, в ней скрывалась певучая сила,
Первой внучке – Марине дарила уменье своё.
На добро отвечать широтою души, до отказа,
Поделиться последним, за слабого голос подать,
Не бояться молвы и худого поклёпа и сглаза,
Беспокойную душу с рассветом пускать полетать.
А потом возвращаться в такое обычное тело,
Снова нянчить и мыть, между делом молитву творить,
Не проснулась однажды, как птица, в зенит отлетела,
Чтобы правнучке Вареньке душу и мир уступить.
Пусть и в ней прорастёт вся казацко-степная порода,
Милосердие бабушки, дедова тяга к вину,
Виноградник подвяжем и вновь нарожаем народа,
Только горько и страшно, а вдруг уходить на Войну?
БОГАТЫРША
Величественна на коне былинном,
Ты тоже женщина, красава-богатырша!
В холодном поле, жёлтом и полынном,
Не ветер воет – ледяная крыжа.
Тебе бы стать поменьше, может, вдвое,
Прижавшись к крепкому плечу мужскому.
Но не родился на земле тот воин,
Чтоб ровней быть, – и ты идёшь к другому.
Он встанет на пуанты и котурны,
Тебе подаст с дороги чай с малиной.
Они наивны и миниатюрны,
А ты в походе, на коне былинном.
Сбежит и этот – переплавит латы
На сто колец и дюжину серёжек
И будет жить уныло до зарплаты,
Когда в бою ты вырвешь меч из ножен.
В ЗАЩИТУ ТАЁЖНОГО ЛЕСА
Тайга лежала раскрасавицей,
Медвежьей шкурой меховой,
С такой и гребень-то не справится,
Пожар лишь только верховой.
Попалит шкурку. Глянь, в горельнике
Такой, смотреть не надоест.
Встаёт в багульнике и ельнике
Таёжный лес, надёжный лес.
Прошла эпоха одиночников,
В тайгу с двуручною пилой
Уже не ходят, полуночников
Манит туда доход другой.
Не за избою пятистенною,
Не за дровами в пять кубов,
А тех, кто ширь её бесценную
Спустить задёшево готов.
Пластай, руби, тебе забудется.
Обменный курс, доходный курс.
Тридцать монет, а вам не чудится,
За столько продан был Иисус?
…Я помню город, соль за городом.
Рассвет над шумной Ангарой,
А вдалеке, за водным воротом,
Заросший сопочник густой.
Сейчас там плешь, и нет художника
Запечатлеть пустой пейзаж.
Беснуюсь на манер острожника,
А, может, это глупь и блажь?
Зачем наследство заповедное
Нам жжёт от жадности нутро?
Хотеть ведь, кажется, не вредно?
У кошелька двойное дно?
Распродадим, располыхаем,
Достанем, спишем, растрясём.
Так Авеля прикончил Каин,
Так буриданов сдох осёл!
И шкура леса заплешивет,
Облезет, зарастёт пеньём.
Народ сопьётся и завшивет,
А мы ему ещё нальём,
Чтоб спал в угаре, беспечальный,
Смотрел, пока не надоест,
Тот сон, где плещется бескрайний
Бесценный лес, таёжный лес.
САМОЛЁТ «БУРАН»
Только не сжата полоска одна...:
Н. А. Некрасов
Самолёт не прилетит,
Та страна не повторится,
Салом жирным сталактит
Капает на крылья птице.
Синей птице, где страна,
Словно памятник Надежде,
От побед ослеплена
И не видит то, что между.
Смрад газетной полосы,
По такой не взмоешь в Космос
И в угоду Лао Цзы
Стонем: «Глиняный, мол, колосс».
Над «Авророй» белый флаг,
Алый парус сгнил в подвале,
Плаха, звёздочка, ГУЛАГ,
Сказки на ночь тёти Вали.
Кто-то чистит полосу
И однажды так случится
Посреди Страны, в лесу
Сядет раненая птица.
С крыльев птицы отпадёт
Дрянь бездушного пространства,
Приземлится самолёт
Без отчизны, без гражданства.
Посреди враждебных стран,
На одном открытом нерве
Гордый, справедливый, первый
Сядет самолет «Буран».