Как-то раз прозрачной белой июльской ночью мы допоздна засиделись у одного из любимых моих якутских поэтов. Он долго вспоминал и «рисовал» перед нами картинки старого Якутска. С печальной и светлой улыбкой говорил он о том, как поразил его, ещё мальчика, впервые попавшего в город, вечерний перезвон колоколов. Силуэт старинного города нашего невозможно было тогда представить без белоснежных или голубых, позолоченных куполов семи соборов и церквей, украшавших Якутск. И совсем близко к городу подступала Лена, а на западе, как и сейчас, тянулись горы, покрытые густым зелёным лесом.
Чем объяснить это удивительное чувство неразрывной связи с Родиной, с твоим родным городом, где каждая улица, каждый дом значат для тебя так много, что никакие сравнения и красоты не в силах заставить тебя забыть или покинуть эти края?.. Эти рассветы над высоким берегом Лены, эти ветхие деревянные особняки с остатками тонкой резьбы на окнах, эти узкие дощатые тротуары, ещё сохранившиеся на самых окраинах. И голубеющую вдали вершину Чочур-Мыраана, и лёгкую, мгновенно исчезающую росу на утренних травах, и ни с чем не сравнимый аромат соснового леса на Сергеляхе…
Заглянем в словарь-справочник и прочтём: «Якутск основан в 1632 году как острог отрядом енисейских казаков под руководством сотника Петра Бекетова на правом берегу Лены примерно в 70 километрах ниже нынешнего места…». Этот острог и был затем перенесён в долину Туймаада, где ныне стоит Якутск. Так 1632 год стал годом основания нашего города, а сам Якутск и Якутия вступили на путь экономического, политического и культурного единения с Россией.
По свидетельству Ф. Г. Софронова, «до середины Х1Х века редкий город северо-востока Сибири мог иметь такое значение, какое имел Якутск». И действительно, в течение более двухсот лет через Якутск проходило всё сообщение страны с северо-востоком Азиатского материка, с побережьем и островами Тихого океана, с северо-западной Америкой.
Так, начиная буквально с момента своего основания, Якутск стал своего рода опорным пунктом, откуда начинались походы многих русских землепроходцев. Из Якутска отправился на северо-восток русский казак Семён Дежнёв, открывший в 1648 году пролив, разделяющий Азию и Америку. Отсюда вышли отряд Владимира Атласова – первооткрывателя Камчатки, Василий Поярков и Ерофей Хабаров, разделившие честь открытия реки Амур. Кстати, именно Владимир Атласов, которого Пушкин именовал «Камчатским Ермаком», должен был стать главным героем задуманного им произведения о народах северо-востока Сибири и Камчатки. Работу эту Пушкин начал писать в последний год своей жизни, оставив множество набросков, свидетельствующих о его глубоком интересе к Якутии.
В библиотеке Пушкина было обнаружено много книг о Якутии, испещрённых его заметками, и среди них особое место занимали произведения о Якутии, написанные поэтами-декабристами. Ведь именно они, поэты-декабристы, судьбы которых оказались связанными с историей нашего города, первыми создали литературный портрет Якутска. Уже давно хрестоматийными стали строки известной поэмы К. Рылеева «Войнаровский»:
«В стране метелей и снегов, на берегу широкой Лены чернеет длинный ряд домов и юрт бревенчатые стены. Кругом сосновый частокол поднялся из снегов глубоких, и с гордостью на дикий дол глядят верхи церквей высоких. Вдали шумит дремучий бор, белеют снежные равнины, и тянутся кремнистых гор разнообразные вершины…».
Это первое поэтическое описание Якутска, сделанное поэтом-декабристом, никогда не бывавшим в Якутии и, тем не менее, сумевшим создать удивительно живую картину захолустного, затерянного в глуши «страны сей безотрадной», забытого Богом и людьми, маленького городка, в котором погибает, томясь от одиночества и безысходного отчаяния, его герой. «Широкая Лена», «дикий дол», «чернеющие дома», «бревенчатые стены юрт», вершины «кремнистых гор» -- всё это вместе словно усугубляло мрачный тон общей картины, подчёркивая тяжёлую участь романтического героя.
Но если для К. Рылеева образ Якутска вставал лишь как символ страданий, для А. Бестужева, отбывавшего ссылку в нашем городе, это была уже реальность. И хотя ему, пленнику Якутии, трудно было подойти к ней с чувством свободного человека, тем не менее, именно он сумел создать новый литературный образ Якутска конца 20-х – начала 30-х годов Х1Х века. Вот одна из первых его записей: «Город наш весь деревянный, только один каменный дом белеет… Дома старинной постройки и не обшиты снаружи… Улицы широки и прямятся. Церквей шесть… Гостиный двор – обширный квадрат в центре города…».
Живёт он в наёмной квартире и в письмах родным пишет о том, что чувствует себя в этом городе неплохо: «Я не такой зяблик, как вы думаете, и самые жестокие морозы не заставили меня желать шубы…». Можно только предполагать, каким мужеством и стойкостью должен был обладать этот человек, попавший в Якутск в самый канун 1828 года, в разгар декабрьских 50-градусных морозов, проделав перед этим долгую поездку на лошадях от Иркутска по скованной морозами Лене.
Летом 1828 года в Якутск прибыл другой декабрист – Захар Чернышёв, и на какое-то время одиночество А. Бестужева прервалось. Они поселяются вместе по улице Никольской ( ныне Октябрьской ), сняв под общую квартиру небольшой дом. Из окон их дома хорошо была видна стоявшая на пригорке белоснежная Никольская церковь. Здание этой церкви – единственное, оставшееся сейчас от той бывшей Никольской улицы. Вся она полностью, в том числе и дом, в котором жили декабристы, сгорела во время большого пожара, случившегося в Якутске в середине Х1Х века.
Судя по записям А. Бестужева, Якутск и в Х1Х веке остаётся административным и торговым центром края и по-прежнему привлекает внимание торговых людей. В Гостином дворе в центре города устраиваются ежегодные летние ярмарки, в эти дни в Якутске скапливается большое количество людей. Вот несколько записей А. Бестужева:
« 10 июня: Якутск оживился, паузки и баржи приплывают с песнями. Народ толпится на берегу встречать родных и знакомых или предлагает услуги в наём; якуты катают брёвна и перегружают суда, главная работа идёт ночью, и солнце на один миг уходит за Кангаласский камень…». «25 июля: Ярмонка почти кончилась. Купцы ращитываются и зашивают меха. Суда, на которых отправляются отсюда торговые люди, готовы к отплытию…». Яркая, насыщенная красками, звуками, согретая жаром летнего солнца, встаёт перед нами картина города-труженика и жителей его, катающих брёвна или разгружающих суда, толпящихся на берегу в ожидании встречи с родными и близкими.
Здесь, в Якутске, разыскивает А. Бестужев материалы о судьбе дальней своей родственницы, графини Анны Гавриловны Бестужевой, долго жившей и скончавшейся в Якутске. Она была сослана императрицей Елизаветой Петровной в конце 1740-х годов за связь с придворным лейб-медиком Иоанном Лестоком, обвинённым в тайных связях с французским послом. Государыня приказала лишить её перед отправкой в Сибирь дворянского звания, а затем высечь кнутом и отрезать язык.
Горестная судьба бывшей фрейлины вносит ещё один оттенок в облик нашего города, и А. Бестужев делает всё возможное для того, чтобы история эта стала достоянием потомков. В августе 1828 года он пишет братьям Николаю и Михаилу: «Я отыскал могилу графини Анны Гавриловны Бестужевой… Она кончила здесь изгнанническую жизнь свою, быв сослана из ревности императрицей Елизаветой, высечена кнутом и с урезанным языком. Её помнила одна старуха и рассказала, что она была хороша собой, ходила всегда под покрывалом и едва слышно говорила. Делала много добра. Могила её на левой руке у самого шлагбаума подле старинного места Богородицкой церкви…». Добавим только, что основание этой церкви можно ещё увидеть в самом конце нынешнего проспекта Ленина, в Заложной части нашего города.
Подробное описание Якутска оставил известный иркутский писатель Н. Щукин, издавший в 1833 году в Петербурге книгу «Поездка в Якутск». «Вышло так, что более полугода я дышал воздухом на берегах Лены под 62 градусом северной широты при 40-градусных морозах и при 28-градусных жарах. В продолжение семи месяцев вокруг меня раздавались звуки якутского языка, глаз встречал азиатские формы лица человеческого…» -- так объясняет Н. Щукин появление книги.
После трёхнедельного путешествия по Лене добирается Н. Щукин до нашего города: « В ночь миновали станции Улахан и Табагу. Вёрст за 30 не доплывая до Якутска, виден на левом берегу Лены высокий чёрный мыс, далеко высунувшийся в реку: это Кангаласский камень… В 8 часов показались колокольни Якутска, а спустя несколько времени открылся и весь город, но вид его с реки не стоит изображения: мелкое деревянное строение, из-за которого выглядывают 2-3 церковных шпица – и только. Напротив, вид Якутска с зимней дороги занимателен: у въезда возвышаются две церкви, за которыми вдруг открывается хорошо застроенная Никольская улица…».
Говоря об имеющихся в Якутске пяти каменных церквях и двух деревянных, Н Щукин создаёт прекрасную картину величественного и строгого Троицкого собора, общий вид которого, видимо, трудно сейчас представить, хотя основание его ( здание бывшего Якутского драматического театра по улице Каландарашвили ) можно ещё увидеть. «Собор есть старейшая из всех каменных церквей, построен в один этаж с отдельной колокольнею и разделён на две половины: зимнюю и летнюю… Последняя отличается богатым иконостасом под золотом. Лёгкая цветистая кисть иркутского живописца Мурзина видна на всех образах…».
На протяжении всей книги постоянно перемежаются бытовые стороны жизни Якутска и его жителей и словно слегка отстранённые, поэтические мысли и чувства, открывающие тонкую и чуткую душу художника. Вот, к примеру, такая живая зарисовка: «Здесь холодно только зимою. В июле атмосфера наполняется густым туманом, солнце, как раскалённый шар, пылает на небе и жжёт землю, трава выгорает, от жару нет нигде спасения, улицы пустеют, жители закрывают окна ставнями…». И здесь же, почти рядом:
«Но что за прелесть здешняя ночь! Петербургская должна уступить ей…». Вызывают интерес писателя сами жители города: «Вообще о якутах можно сказать, что они чрезвычайно остры и переимчивы, -- отмечает он – скоро выучиваются читать и писать и склонны к художествам…».
Бывший летом 1820 года в Якутске проездом на север лейтенант флота Ф. Врангель с удивлением свидетельствовал об огромном влиянии на русских жителей города якутской культуры, о том месте, какое занимал в их жизни якутский язык, «игравший столь же главную роль, какую играл тогда французский в высшем обществе Петербурга и Москвы». То же заметил и Н. Щукин. Он писал: «Якутский язык господствует здесь между всеми классами, как у нас в столицах французский. Нет ни одного жителя, который бы не знал по-якутски. Да и не удивительно… Здешний житель лучше говорит на якутском языке, нежели на отечественном…».
«Вдали сияли уже главы церквей в Якутске,» -- читаем мы с особым интересом те места в книге И. Гончарова «Фрегат Паллада», где медленно и подробно описывает он свой въезд в Якутск. Читаешь и мысленно представляешь узкие пыльные улочки, почерневшие от времени деревянные дома, на месте нынешней площади Ленина, в самом центре города – просторный Гостиный двор, здание которого ещё помнят старожилы Якутска. Ещё полвека назад в нём размещались большой книжный магазин, художественный музей и старая республиканская типография, впоследствии переселившаяся в новое, теперь уже заброшенное здание по улице Ярославского.
«Я ехал мимо старинной полуразрушенной стены и нескольких башен: это остатки крепости, уцелевшей от времён основания Якутска… Ещё я видел больницу, острог, казённые хлебные магазины, потом проехал мимо базара с пёстроё толпой покупателей…».
Кстати, ещё Н. Щукин отмечал: «Из старинных зданий в Якутске сохранилась одна только крепость. Я сказал много: не сохранилась, а до сель видно ещё три башни, часть стены и двое ворот. Ещё десять лет, и на том месте, где была якутская крепость, останется несколько догнивающих брёвен…». Нам теперь известно, что к 1911 году едва сохранилась одна-единственная башня в полуразрушенном и действительно догнивающем состоянии. Именно она, заново восстановленная после реставрации, а затем перенесённая на территорию краеведческого музея, и является сейчас, по сути, символом нашего города. Известную лепту в сам процесс окружения этой башни ореолом исторического значения внесли, таким образом, и те писатели, которые создавали в своих произведениях литературный портрет Якутска.
«Но довольно. Как ни хорошо отдохнуть в Якутске от трудного пути, как ни любезны его жители, но боже сохрани от лютости морозов! Пора, пора, морозы уже трещат…». 26 ноября 1854 года И. Гончаров покинул гостеприимный Якутск и направился по замёрзшей Лене в Иркутск, чтобы затем оттуда вернуться в Петербург. Последняя якутская запись И. Гончарова: «Я выехал из Якутска 26 ноября при 35-градусном морозе. Воздух чист, остр, режет лёгкие, но зато не приобретёшь простуды, флюса, как, например, в Петербурге, где стоит только распахнуть для этого шубу: замёрзнуть можно, а простудиться трудно… И какое здесь прекрасное небо: чистое, с радужными оттенками…».
С этим ощущением ясности и чистоты уезжал из Якутска И. Гончаров, оставляя в памяти своей сохранившуюся на всю его жизнь искреннюю признательность жителям нашего города: «Сколь холодна и сурова природа, столько же добры и мягки там люди. Меня охватили ласка, радушие, желание каждого жителя быть приятным. Я так же тепло принимал все эти знаки радушия, как тепло они предлагались…».
Медленно, один за другим уходили в прошлое последние годы Х1Х столетия, и события их слабыми отголосками докатывались до далёкого северного города. Наступила весна, но ничего нового, кроме новой весны, не принесла она Якутску. И снова, как и прежде, громоздились весенние льдины на прибрежном Хатыстахе, таяли, медленно рассыпаясь в хрупкие белые кристаллики под сводом зеленеющих тальников. И до самого Ледовитого океана несла свои воды Лена…
А в газетной хронике читаем: «В 1910 году в Якутске было 28 улиц. Некоторые из них освещались керосиновыми фонарями…». Но город постепенно застраивался. В «Плане областного города Якутска», составленном в 1915 году городским землемером М. Стародубом, Якутск занимает территорию от нынешней площади Орджоникиден на севере и три квартала Залога на юге, от набережной ( ныне улица Чернышевского ) на востоке до Талого озера, т. е. улицы Полевой ( ныне улица Белинского ) – на западе.
Кроме известных уже семи церквей, город имел областной музей совместно с публичной библиотекой, почтовую контору и телеграф, дом губернатора, епархиальное училище, духовную семинарию, Прикащичий клуб, окружной суд, реальное училище, женскую гимназию, базар, Русско-Азиатский банк, фотографию и иллюзион Приютова, несколько магазинов, принадлежащих самым богатым жителям города Никифорову, Блох, Громовой, Силину, Кушнарёву, Коковину и Басову… Даже эти, не полностью перечисленные, так называемые «присутственные места» в Якутске свидетельствуют о том, что город наш и в те годы жил достаточно разнообразной для далёкой провинции культурной жизнью.
Если же обратиться к воспоминаниям старожилов тех лет, можно представить маленький уютный городок, каким был тогда Якутск, с весёлыми зимними маскарадами, на которых разыгрывались литературные шарады и устраивались целые представления, исполнялись русские романсы под гитару, и где, как во все времена, молодые люди влюблялись и назначали свидания на катке или в городском саду, созданном по замыслу губернатора Крафта. Почти в центре этого сада стояла отреставрированная в 1911 году бывшая башня Якутского острога. А Лена, прекрасная наша Лена по-прежнему несла свои прозрачные воды в океан… Ленские волны, прислушивался ли к вам кто-нибудь? О чём вы пели? О чём говорили? Бывало, поднимется ночью ветер, захватит водную гладь, превратит её в седые валы, которые всю ночь будут с шумом разбиваться о прибрежные скалы, а к утру всё успокоится, и только мягкие, ласковые волны будут тихонько прибивать к берегу ветки деревьев и, шурша, наползать на холодный утренний песок…
Наверное, не случайно получил своё название «Ленские волны» первый литературный журнал на русском языке, созданный в Якутске талантливым организатором издательского дела, журналистом и писателем Н. Олейниковым. Совершенно очевидно, что этот журнал стал фактором огромного культурного влияния и сыграл важную роль в жизни Якутска. Первый номер его вышел 21 ноября 1913 года, отпечатан он был в типографии А. Новокрещёнова, в Гостином дворе. Редакция журнала располагалась по адресу: Большая улица ( ныне проспект Ленина ), дом Климовской, при аптекарском магазине госпожи Е. Олейниковой.
Страницы журнала «Ленские волны» пестрят различными интересными объявлениями: «Открыта подписка на ежемесячный журнал «Сибирский архив»; «Открыта подписка на 1914 год на еженедельный, выходящий в Иркутске журнал «Сибирская неделя»; «В редакцию поступили книги для отзыва и периодического издания в обмен: Владимир Чепалов. «Народная медицина якутов»; «В скором времени поступит в продажу новая книга Н. Олейникова»… Помещались на страницах журнала фотографии видов Якутска, жуткая картина наводнения в Якутске 1913 года, отдельные дома и улицы, виды Лены и её берегов. Но особенно интересно вырисовывается разноликий портрет Якутска в стихах, опубликованных на страницах журнала. В них местные и ссыльные поэты признаются в любви к нашему городу, благодарят его за то, что есть такая возможность, такое счастье – видеть его, жить в нём.
В стихотворении В. Брусенина «Родная картина» явственно ощутима неразрывная связь поэта с этими краями:
Картина грустная. Безбрежные равнины
Белеющих снегов и кручи снежных гор,
Но сердцу дороги печальные картины,
Глядеть на них привык с далёких пор…
Часто публикуется на страницах журнала тогда ещё совсем молодой поэт П. Черных-Якутский. Тяжёлая болезнь, преследовавшая его с самого детства, неприветливо встретивший их бедную семью Якутск, попытка учиться, прерванная из-за необходимости зарабатывать на жизнь… Словно бы отталкиваясь, уходя от всего этого в мир поэзии, П. Черных пишет стихи романтически возвышенные, овеянные дымкой грусти:
Тебе, суровая, но сердцу милая,
Природа дикая родной глуши,
Несу с любовью я цветы весенние –
Мечты заветные моей души…
… Я помню неба мрак туманный,
И сердца боль, и ночь без сна…
Несмотря ни на что, он любит этот свой единственный город, любит его тесные деревянные улочки и высокое небо над головой, низкие почерневшие дома, дощатые заборы и прекрасную долину Лены с душистыми цветами и прозрачными белыми ночами. Он любит этот город, в облике которого смешалось так много самых разнообразных и неожиданных красок.
Эту мысль П. Черных-Якутского продолжит через несколько лет поэтесса К. Ники (возможно, под этим псевдонимом скрыто имя жившей тогда в Якутске начинающей писательницы Клавдии Никифоровой):
Город был спокойный и сонливый,
Тихо уползал по крышам день ленивый.
Слепо жмурились, нахохлившись, под снегом,
Старые покойные дома.
Но вдруг брызнул кто-то яростью,
Смехом, гневом, буйной радостью.
Бросил в окна пламя пышущих огней,
Запылал пожаром в башенках церквей…
Сон ли, явь ли – этот огненный набат?
Тухнет в небе солнца зимнего закат.
Уже в первом номере журнала за 1913 год открывается постоянная рубрика «Городская жизнь», и одно из ярких мест занимают в ней сообщения о разного рода музыкальных вечерах и театральных спектаклях, которые ставились в Клубе приказчиков и Общественном собрании. Часто в этих заметках игра актёров-любителей подвергается резкой критике. И, тем не менее, «субботки», которые регулярно проводились в Клубе приказчиков, пользовались большим успехом. А ещё, вспоминают старожилы, был тогда в нашем городе прекрасный ансамбль скрипачей…
Сменялись времена года, раскрашивая многоликий портрет Якутска новыми красками, а он, любимый наш город, по-прежнему оставался единственным в своём роде, что бы о нём ни говорили… Снова и снова, как десятки и сотни лет назад, опускаются над нашим городом белые июльские ночи, словно плывут над Зелёным лугом, как туман, стада белых кобылиц или, слившись с ветром, проплывают в высоком небе стаи белых журавлей. Всё повторяется снова и снова. И сама Земля, раскинувшись в изнеможении, бережно держит на ладонях своих наш маленький город, хранящий свою долгую прекрасную историю…