Перевод с болгарского Валерия ЛАТЫНИНА
УЛИЦА «ПРОЛИВНЫЕ ДОЖДИ»
Дом прекрасен, он словно купается в розах,
но выносят покойника нынче из дома.
Две берёзки согнулись в молитвенных позах
и трепещут от боли под тихим балконом.
Тишина так густа, что ножом не разрезать.
Эта улица-призрак жильцами забыта,
в золотой лихорадке к ней нет интереса
и закатом она, будто в бронзе отлита.
Лаем - псы оглашают гараж, что напротив,
фитнес-зал для собак в нём открыли цыгане.
У меня от волненья – позывы на рвоту,
отрыгнуть бытиё чужеродное тянет.
Стая толстых мужчин с золотыми цепями
возле псов суетится почётным эскортом.
Дело – в шляпе у них с игровыми деньгами.
- Где бои? – вопрошают.
- Сегодня – у корта…
А бойцовые псы кипятятся от злости,
впечатленье, что рвать и хозяина станут.
Зубы их разгрызают берцовые кости.
Псов пристрелят, когда доберутся к гортани.
«Проливные дожди» - путь в счастливое детство,
над тобою сегодня бесчинствуют грозы,
неужели ты псам достаёшься в наследство,
а для нас не воскреснешь в бесчисленных розах?
ОБЕТОВАННАЯ ЗЕМЛЯ
Уехала в Америку сестра.
Мне за сестрой теперь не присмотреть.
Чтоб вместе ехать, я уже стара,
и молодая, чтобы умереть.
Мне доживать в ограбленной стране,
которая, как будто бы, вольна,
но варварским влиянием извне
до стадии руин доведена.
Вновь караваны нищие идут,
омытые слезами матерей,
им горсть земли родители дают
и молятся об участи детей:
«О, Матерь Божья, от беды храни
и вороти живыми наших чад…»
Но дети смотрят в будущие дни,
на Родину больную не глядят.
К обетованной тянет их земле,
готовы всё за рай земной отдать,
сжигают за собой мосты во мгле,
чтоб о пути обратном не страдать.
Их поглощает мир, что глух и слеп.
Чужое солнце светит им в лицо.
За океаном делят чёрный хлеб
и далеко от них земля отцов.
Земля отцов раздавлена нуждой,
ей варвары навязывают быт,
и дети едут к дальней и чужой,
когда своя не может прокормить.
Не говорите, что бессильны мы,
а мир глобальный детям шанс даёт.
Поверьте – это силы сатаны
и к Минотавру этот путь ведёт…
ОПТИМИСТИЧЕСКОЕ
Ангелине Матеевой
Ангелина, пасует твой ангел-хранитель –
слишком много страданий о смерти родных…
Чаши горя твою не обходят обитель
и судьба не смягчает ударов своих.
Не сквозь дом – через душу прошёл перекрёсток
царства Света и ада, где властвует бес.
Выживать между жизнью и смертью непросто,
вознестись не даёт очень тяжкий твой крест.
Эта страшная битва притихла немного,
отступил перед Светом воинственный ад,
ты узнала от Сына Всевышнего Бога,
что вернёшься на землю – любить и страдать.
Принимаешь смиренно своё возвращенье,
видно, в рай и нирвану – нам рано опять…
Будут новые чаши беды и мученья
нам безгрешные души сурово ваять.
Мы вернёмся сюда, чтоб закончить ученье,
чтоб долги и грехи без остатка стереть,
чтоб любовью своё оправдать сотворенье…
Вот тогда и отступит, наверное, смерть!
ПУТЬ
«Когда спросят – как пройти через жизнь?
Отвечайте – как по струне над бездной –
красиво, внимательно и стремительно»
Учитель Мория
Взбираюсь трудно, медленно, с одышкой
к вершине, что сияет впереди.
Мои года уже мешают слишком
идти одной по сложному пути.
Друзья остались у подножья где-то,
а поначалу, вроде, шли за мной.
И только смерть моя ступает следом
по тропке, предначертанной судьбой.
Разряжен воздух, сердце обмирает,
устали ноги, в горле – горький ком…
Но пик горы заманчиво сияет
и я должна дойти к нему пешком.
Я выбрала сама вершину эту,
свободу от страстей и от услад.
И потому легко в душе поэта
над бездной струны вещие звенят!
ТАНЕЦ
Море. Август. Улетает лето.
Аисты – на первом терминале.
Я прошу их, жалко – без ответа,
чтоб меня с собой в Египет взяли.
Некролог читаю у хозяев –
утонул их сын, детей спасая.
Боль моя своих краёв не знает
о сердцах, что в скорби угасают.
Кофе пью в саду у водопада.
Вести – о дождях по всей Европе.
Я себя утешить мыслью рада:
«Этот город обойдён потопом».
Что ещё осталось мне по квоте
жизненных потерь и обретений?!
Кроме, как включиться в хороводе
в танец жизни с пёстрой светотенью.
Над тоской, заботами и горем
я лечу, усталости не зная.
Вспышки света шлёт маяк над морем,
краткие, как наша жизнь земная.
В ПОСЛЕДНЕЕ ВРЕМЯ
А может, в сегодняшние времена
мы думаем только о хлебе насущном?
Кому пригодятся мои письмена
о нашем кошмаре, в забвенье текущем?
Когда мы разделим свой хлеб за столом,
пригубим вина, то есть крови Христовой,
припомним ли в грустной беседе о том,
что было в начале творения Слово?!
Подобно Христу не могу я сказать:
«Вино – это кровь моя, хлеб – это тело…»
Я только способна вам душу отдать,
но вряд ли она пригодится для дела?
Поэтому к Богу - молитва одна,
наивно, быть может, просить про такое:
«О, Боже, пусть станут мои письмена,
как хлеб и вино для несчастных изгоев!»
БЛАГОДАРЕНИЕ
Благодарю Тебя, Господь,
за то, что не пила из чаши
такой любви, что проведёт
без испытаний жизнью нашей,
что отменил немало чаш
и превратил печаль в уроки,
в друзей – былых моих врагов,
чтоб видела свои пороки.
За чудеса в судьбе моей,
что вывели меня из мрака,
за смелость восходить к Тебе
по лестнице, что создал Яков;
за испытания Твои
и бесконечное терпенье,
за то, что мне была дана
Голгофа гнева и смиренья;
за всех спасителей моих,
что удержали от паденья,
за душу, полную любви,
за награждение прозреньем!
И даже – за стихотворенье!
Храни эмоции мои
до окончания юдоли,
и я прошу Тебя, Господь,
Твоя на всё пусть будет воля!
ОТЕЦ
Уменьшается мир твой привычный, отец,
все, кого ты любил, отошли понемногу,
отнимает судьба круг друзей под конец,
будто грустные старцы обещаны Богу.
В мире грусти быть гидом тебе не дано,
ты учил меня весело жить, вдохновенно.
Пронеслась твоя жизнь, будто кадры кино,
или отсветом молний мелькнула мгновенно.
Ты сидишь молчаливо средь старых вещей,
переживших свой век в быстротечности буден.
Мы – последние ниточки связи твоей
с этим светом. И помнить лишь мы тебя будем.
Был разгромлен, отцами построенный мир,
и уходят отцы, как безгласные тени…
Бессердечность – сегодняшний их конвоир
на погост по дороге потерь и забвенья.
Где вам место найти, чтоб свободно дышать
в паутине разросшегося окаянства?
Задыхается ныне живая душа
в сотворённом вокруг безвоздушном пространстве.
Поднимаешься тихо по лестнице в рай,
всё прозрачней свеченье усохшего тела…
Шорох крыльев послышался мне невзначай –
ты давно уже стал нашим ангелом белым.