Решив стать индивидуальным предпринимателем, Матвей Костомаров первым на улице Пионерской решил купить торговый прицеп «Купава». Поскольку в их микрорайоне продуктовых магазинов было немного, в новую торговую точку на колёсах стали приходить за покупками жители не только Пионерской, но и соседних улиц. Матвей быстро оправдал покупку «Купавы» и начал копить деньги на покупку квартиры в центре города. А потом у него начались проблемы с Полиной.
Костомаров никогда не пользовался успехом у женщин, считал себя некрасивым. Тощий, среднего роста, с узким лицом и впалыми щеками, круглыми невыразительными глазами, отороченными белобрысыми ресницами, он и впрямь не был красавцем, но заметил, что на него с интересом начали посматривать молодые женщины и даже девушки, когда бизнес его пошёл в гору.
Всё испортила Полина Вяткина.
Сначала эта женщина устроила скандал, когда купила в его киоске просроченный сок для детского питания. Её красивое чернобровое лицо исказилось от гнева, она кричала, что он хочет, видимо, отравить всех детей в округе, возмущалась и даже посмела обозвать его, Матвея, мерзким безбожником.
Да, конечно, он по неопытности прогадал – закупил большую партию товара по бросовым ценам, но вовремя реализовать не успел. Пришлось потом затирать на пачках и упаковках предательские даты изготовления, да, видимо, недоглядел. Полина потребовала от него прилюдно уничтожить всю партию сока, пригрозив сообщить в Роспотребнадзор.
Матвей, скрепя сердце, подчинился: он уже знал, что с Роспотребнадзором лучше не связываться, выйдет дороже.
Но на этом скандалы с Полиной не закончились.
Вяткина пронюхала, что в магазине на колёсах есть и другая просрочка, потребовала уничтожить и её. Направо и налево эта скандальная баба распространяла информацию, что Костомаров торгует просроченными продуктами, что покупать что-либо в его магазине не стоит, что он жулик и отравитель детей.
Вначале Матвей покорно сносил все выходки Полины, которую считал просто ненормальной, но оказалось, что та действует с дальним прицелом. Костомаров понял, что Вяткина и сама собиралась открыть на Пионерской магазин, но Матвей её опередил. Потому-то Полина и затеяла игру со скандалами и разоблачениями, чтобы устранить конкурента.
Глаза у Матвея открылись, когда Полина приобрела такую же – точь-в-точь – «Купаву», установила в 50 метрах от его киоска и заявила во всеуслышание, что намерена вести честную торговлю в противовес жулику Костомарову.
Разумеется, большая часть покупателей микрорайона отныне обходила стороной киоск Костомарова, предпочитая покупать продукты только у Вяткиной. Дела у Полины пошли в гору, а Матвей каждый месяц подсчитывал убытки и выбрасывал скоропортящиеся продукты на свалку.
Банкротство уже стучалось в дверь к Матвею, эту проблему надо было срочно решать. И Костомаров решил сжечь к чертям собачьим киоск конкурентки.
Он долго готовился к этому психологически. Настраивал себя несколько дней, убеждал, что другого выхода из создавшейся ситуации нет. Полина поступила с ним подло, и он отомстит ей. Если действовать осторожно, то можно и киоск спалить, и выйти сухим из воды. Мало ли от чего может сгореть киоск? От короткого замыкания, от непотушенной сигареты, от электроприбора…
Закрыв свою «Купаву», Костомаров прикрепил крупно распечатанное объявление: «Поехал за товаром, открою через день». И сделал вид, что укатил из города, но под покровом ночи вернулся. Взял в гараже канистру с бензином, спички и направился к киоску своей конкурентки.
Обычно Полина заканчивала работу в 10 вечера, а тут, видимо, припозднилась. На часах было уже 12, а в окне её «Купавы», как назло, горел свет.
Матвей схоронился в тени большого тополя, поставив канистру в траву, закурил. Ярко светила полная луна, освещая опустевшую улицу. Окно «Купавы» бросало на дорогу жёлтое пятно света. Под табачный дым в голову лезли разные мысли. Какого чёрта она там делает? Выручку подсчитывает, что ли? Гребёт теперь денежки лопатой и над ним, Матвеем Костомаровым, посмеивается. Выставила его на всю округу отравителем маленьких детей и жуликом. Всё просчитала, курва…
Шальная мысль пришла в голову внезапно. Оставив канистру в траве, Костомаров вернулся в гараж, выбрал подходящую по размерам доску и вернулся к тополю. Взял канистру и осторожно, крадучись, приблизился к двери киоска. Надёжно подпёр дверь, вставив доску под входную ручку, и начал поливать бензином бока «Купавы».
– Гори ты синим пламенем, стерва! – выругался Матвей и чиркнул спичкой. Перед глазами что-то коротко полыхнуло – слишком ярко для пламени спички, одновременно с этим раздался какой-то короткий свист, и левое запястье Костомарова обожгла адская боль. Спичка в правой руке погасла.
Матвей поднял к глазам левую руку и обомлел от ужаса. При свете луны он увидел, что это была не рука, а обрубок. Кисть отсутствовала ровнёхонько по запястью, как будто её кто-то отсёк острейшим самурайским мечом. Выпучив глаза, замычав от ужаса и боли в запястье, Костомаров глянул под ноги. Кисть его родной левой руки валялась на земле в луже бензина. Схватив отсечённую руку, Матвей в состоянии сильнейшего шока помчался в городскую больницу…
Марине пришлось задержаться на работе допоздна. Обычно в такие дни её встречал у проходной Сергей, но накануне они сильно поссорились, и девушка не стала ему звонить. Обида на любимого парня ещё не улеглась.
Путь до дома не был длинным – всего-то пятнадцать минут быстрой ходьбы, если идти через городской парк. Раньше, когда освещение в парке было скудным, она боялась этого короткого пути, предпочитала идти вокруг, по центральным улицам, либо вызывать такси, но в этом году всё изменилось. Новенькие светодиодные лампы ярко освещали все дорожки и аллеи в парке, и идти по ним было совсем не страшно.
Ей самой захотелось пройтись по свежему воздуху мимо вековых елей и сосен, мимо редких берёзок, чуть тронутых дыханием сентября. От напряжённой работы голова налилась, как всегда, мутью и тяжестью. Звонко выцокивая каблучками, она засеменила по центральной аллее. В парке уже никого не было.
Внезапно слева раздался треск кустов. Не успела Марина развернуться в сторону шума, как в неё врезался и сбил с ног какой-то мужик в кожаной куртке. Голову его обтягивала серая вязаная шапочка, из-под кустистых тёмных бровей недобро поблёскивали угольки чёрных глаз. В руке мужчина держал нож, он приблизил его к самому носу Марины и мрачно предупредил:
– Только попробуй закричать, и тебе конец, сразу рубану по горлу! А если будешь молчать, останешься жива. Идём!
У Марины всё похолодело внутри, она онемела от липкого страха. Было такое ощущение, что по телу её расползлись сотни, тысячи пауков. Ей ещё не приходилось в жизни сталкиваться с убийцами и маньяками-насильниками. Как правильно вести себя в такой ситуации, что делать, она не знала. Жуткие пауки страха буквально парализовали её.
Мужик заставил девушку подняться и проследовать за ним в провал между деревьями и кустами. Вскоре он остановил её и внимательно рассмотрел. Жертва была хороша собой, лет двадцати, русоволосая, стройная.
– Если будешь сопротивляться, порежу лицо, выбью зубы. Если будешь кричать, убью. Не мешай мне сделать то, что я хочу, и останешься живой и невредимой.
Марина не могла даже пошевелиться. Ей было страшно, как никогда в жизни.
Насильник, не выпуская ножа из правой руки, начал её раздевать. Осторожно, не спеша, словно проверяя реакцию жертвы, расстегнул молнию куртки, снял и бросил на землю. Расстегнул и снял через голову блузку, стянул с неё остатки одежды, скинул с себя куртку и, подмяв под себя, грубо повалил оцепеневшую девушку на землю.
И тут произошло что-то непонятное. Какая-то вспышка света, свист – и насильник вдруг истошно заорал от боли.
Марина ничего не поняла. Мужчина вдруг вскочил с неё, нож выпал из его правой руки, а сам он с ужасом смотрел на левую. Её …не было! Она отсутствовала. Из рукава рубашки ничего не торчало.
Насильник начал судорожно натягивать штаны. Застёгивать ремень одной правой рукой было неудобно. Культя левой руки по привычке тыкалась в ремень, но лишь причиняла ещё большую боль. Посмотрев вниз, насильник увидел свою осечённую кисть, заорал ещё сильнее, как раненый зверь, схватил руку и бросился прочь, на освещённую аллею парка, с треском ломая кусты.
Всё ещё находясь в каком-то оцепенении, Марина поднялась с земли и начала судорожно одеваться. Кошмар, похоже, закончился. Надо было как можно быстрее добраться до дома и успокоиться.
Николай Петров жутко ревновал свою молодую жену. Он подозревал, что она ему изменяет. В последнее время Светка стала задерживаться на работе, и Николай в это время места себе не находил. В голову лезли разные сцены, где его Светка в объятиях молодого любовника стонала от удовольствия, но произносила с нежностью отнюдь не его имя.
От этих жутких сцен дурная кровь вскипала в его венах и ударяла в голову. Первое время он досаждал Светку звонками на мобильный, она отвечала, что он отвлекает её от работы, что на неё косятся сослуживцы, успокаивала его, как могла. Но Николай звонить не переставал, и Светка вынужденно отключала звук, чтобы не мешал.
Николай был хорош собой, как лицом, так и фигурой. В молодости он занимался армрестлингом, и этот спорт подарил ему хорошо развитый торс и рельефные мышцы рук. Николай любил подчёркивать свою красивую фигуру, носил чёрные майки в обтяжку. Он долго холостяковал, поскольку его отношения с девушками как-то не складывались. Он был не против гражданского брака, но вести возлюбленную под венец не спешил. И после двух-трёх лет совместной жизни, как правило, женщины от него уходили.
Светка – другое дело. В Светку он влюбился без памяти так, что сам готов был вести её в загс. Ему уже исполнилось 30, а Светка была моложе его на девять лет. Точёная фигурка, выразительные большие глаза, аккуратный носик, пухлые губки… Он долго за ней ухаживал, а Светка всё присматривалась к нему. У неё были и другие варианты, поэтому выйти замуж она не спешила. Три долгих года Николай штурмовал эту неприступную крепость, которая всё же, наконец, сдалась на милость победителя.
Казалось – вот оно, счастье, живи, люби и радуйся. Но оказалось, что Николай ужасно ревнив. Он стал ревновать жену по поводу и без. Ему казалось, что неспроста посторонние мужчины кидают на неё заинтересованные взгляды, что Светка ведёт себя странно и что-то скрывает от него, что у неё кто-то есть.
Выяснения отношений приводили к ссорам и упрёкам. Чтобы гасить в себе горечь и раздражение, Николай начал выпивать.
В тот день, когда Светка вернулась с работы, Николай уже крепко поддал, глаза его налились кровью. Он схватил жену за плечи и начал трясти:
– Где ты была? Почему отключила телефон? С кем снюхалась?!
Светлане эти выяснения отношений уже порядком надоели. Она пришла с работы домой уставшая, а тут, как всегда, пьяный муж с претензиями, как её всё это уже достало! Кто бы только знал! Не так она представляла себе семейную жизнь с Колей. Когда он ухаживал за ней, никогда не позволял себе напиваться, всегда был заботливым, внимательным и нежным, а после штампа в паспорте так сильно изменился…
Она оттолкнула его:
– Отстань от меня! Я устала! Ты опять напился, как свинья! Я уже жалею, что согласилась выйти за тебя! Я с тобой разведусь!
Николая эти слова только подстегнули. Он взревел:
– Значит, у тебя и вправду кто-то есть?! Я так и думал! К кому ты собралась уходить? К кому? Кто он?
Он снова схватил её за плечи и начал трясти. Светлана снова оттолкнула его и зло выкрикнула:
– Кто надо!
Она пошла в спальню, чтобы переодеться, но Николай бросился вслед, повалил её на кровать и начал душить, бешено выпучив налитые кровью глаза. Мышцы на его руках вспучились от напряжения.
Светка хрипела, глаза её закатились под веки, она не видела того, что произошло в следующее мгновение. Коротко, но ярко вспыхнул свет, как будто кто-то щёлкнул камерой с мощной фотовспышкой, раздался неприятный короткий свист.
Николай отпустил её. Светлана судорожно вдохнула воздух, откашлялась и посмотрела на мужа. Тот, выпучив глаза, с ужасом глядел на свою руку, которой… не было по запястье!
Николай смотрел и не верил своим глазам. Ужас и боль отрезвили его, привели в чувство. От левой руки осталась культя, и на этой культе, на внутренней стороне предплечья, появилась странная надпись: «Каждое зло да будет наказано Господом».
Что-то продолжало сдавливать горло Светлане, захотелось это убрать, она поднесла руку – и закричала от ужаса. Это была ладонь мужа, его пальцы, которые только что клещами сжимали её шею…
Таких странных заявлений старшему лейтенанту полиции следователю Вадиму Соколовскому ещё не приходилось читать. Одно поступило от девушки, некоей Марины Александровны Новицкой. Покушение на изнасилование в городском парке. Со слов потерпевшей, мужчина, угрожая ей ножом, раздел её, но потом… каким-то образом отрубил себе ладонь и убежал. На месте происшествия насильник оставил нож и куртку, а отрубленную руку забрал. Мистика какая-то…
Впрочем, подумал Вадим, если всё это правда, то найти насильника по отрубленной руке будет совсем несложно.
Второе заявление поступило от индивидуального предпринимателя Полины Ивановны Вяткиной, которая утверждала, что кто-то собирался сжечь её торговый киоск «Купава» вместе с ней самой, поскольку она находилась внутри. Женщина услышала шум снаружи, хотела выйти, но дверь не открывалась. Потом она почуяла запах бензина и позвонила сестре. Та прибежала вместе с мужем и убрала подпорку. Киоск был мокрым от бензина, рядом валялась пустая канистра. Есть подозрение, что сделать это мог её конкурент по бизнесу Матвей Костомаров.
Похоже, что и здесь не будет трудностей, решил Вадим. Разберёмся.
Самым странным было сообщение из районной больницы. Прошедшей ночью в хирургическое отделение друг за другом обратились три мужчины, у всех была странно отсечена по запястье кисть левой руки. Все трое несли какую-то чепуху про преступления, которые собирались совершить. Но странностей в этом тройном членовредительстве много. Поскольку микрохирургов в районной больнице нет, срочно пришлось всех троих отправлять санитарным рейсом в столицу…
Похоже, что среди этих трёх пострадавших был и насильник Марины Новицкой.
И Соколовский решил в первую очередь встретиться с хирургом.
Врач хирургического отделения районной больницы Владимир Баков обрадовался приходу следователя. Таких странных случаев в его практике ещё не встречалось. Это было выше его понимания.
– Понимаете, в чём дело, – взволнованно бормотал Баков, морща лоб и постоянно поправляя очки, обращаясь к Соколовскому, – мне непонятен характер отсечения рук. Совсем непонятен! Срезы абсолютно ровные, покрыты тонкой запечённой корочкой-плёнкой, вены как будто запечатаны ею, и это спасло жертв от большой кровопотери! Никаким даже самым острым инструментом, ножом, самурайским мечом сделать такое невозможно. Кости не раздроблены нисколько! Я сделал снимки всех трёх конечностей своим телефоном! Смотрите сами!
Врач продемонстрировал снимки. На них он запечатлел и отсечённые конечности, и культи. Срезы были удивительно ровные, как на демонстрационных муляжах в каком-нибудь медицинском институте. Соколовский обратил внимание, что все три предплечья на снимках имеют одну и ту же татуировку-надпись: «Каждое зло да будет наказано Господом». И размер, и шрифт татуировок полностью совпадал. Цвет надписей был самым обычным для тату – фиолетовым. Надпись шла в три строки: «Каждое зло / да будет наказано / Господом».
– Понимаете ли, – взволнованно продолжил свой рассказ хирург, – все трое пострадавших утверждают, что раньше у них этих татуировок не было! Они появились сразу же, как произошли эти странные ампутации. У меня было немного времени пообщаться со всеми, я ведь сам отправлял их на санрейс. Все трое были в состоянии шока, напуганы как никогда в жизни, все каялись в преступлениях, которые они почти совершили. Петров, правда, был в алкогольном опьянении, его слова можно подвергнуть сомнению, но Мерзотов и Костомаров были абсолютно трезвыми. Мерзотов, с его слов, хотел изнасиловать девушку в парке; Петров чуть не задушил жену во время очередной вспышки ревности; а третий, Костомаров, собирался сжечь живьём свою конкурентку по бизнесу. И, получается, если бы не вмешательство свыше, они эти преступления непременно бы совершили!
Баков говорил громко, он был крайне взволнован, об этом говорили и его широко раскрытые глаза, тревожно и вопросительно глядящие сквозь стёкла очков, взъерошенная шевелюра.
Волнение врача передалось Соколовскому:
– Странно, очень странно… Мистика какая-то… Так вы говорите, вмешательство свыше?
– Вот именно, свыше, – подтвердил Баков, – по-другому эти крайне странные события я просто не могу объяснить. Посторонних на местах происшествия, как утверждают все трое, не было. Все трое говорят о какой-то вспышке света, как будто их фотографировали, о коротком свистящем звуке. А потом – боль в руке, отсечённая кисть, шок. Петров увидел татуировку сразу же после отсечения, потому что был дома, в майке, а Мерзотов и Костомаров обнаружили и прочитали свои надписи уже здесь, при осмотре, при мне. И надо было видеть, какое это произвело на них впечатление! Все трое восприняли произошедшее однозначно – как вмешательство свыше, как кару Господню…
Соколовский растерянно помолчал, переваривая услышанное. Потом, собравшись с мыслями, спросил:
– Как вы считаете, Владимир Иванович, руки им удастся спасти?
– Совсем не уверен, – Баков с сомнением покачал головой. – С одной стороны очень хорошо, что кости не раздроблены нисколько, что не было кровопотерь. Обычно при подобных травмах кровь хлещет фонтаном, можно умереть от одной только потери крови. Понимаете, Вадим Иванович, вот эта самая запёкшаяся корочка, которая запечатала вены с той и другой стороны рассечения, это, конечно, очень здорово, это поможет при реплантации. Отсечённые конечности мы отправили в специальных контейнерах, с охлаждением, но… Реплантация – операция сложная, сложнее, чем пересадка сердца, при которой сшиваются всего-то аорта и две вены. При реампутации же конечности сшиваются две очень тонкие артерии, лучевая и локтевая, а ещё четыре вены, десять сухожилий — пять сгибательных и пять разгибательных. Проводится остеосинтез костной ткани, сшиваются три нерва и делается кожная пластика... Манипуляции эти весьма трудоёмкие. Они проходят под микроскопом. Врачи работают сидя, с зафиксированными на рабочем столе руками. Используется определённый шовный материал. Через каждые четыре часа всю бригаду нужно менять: у всех устают глаза, от фантастического напряжения начинают дрожать руки. Хватит ли у коллег в столице специалистов? Вот в чём вопрос! Ведь сразу три случая!.. И при этом операцию после отсечения необходимо делать не позднее четырёх-пяти часов, позднее начнётся омертвение тканей на отсечённых конечностях. Я думаю, если и удастся спасти руку хотя бы одному из троих, это будет удачей…
Соколовский попросил Бакова переслать сделанные снимки ему на телефон и покинул больницу в большом замешательстве.
В прошедшую ночь, размышлял он, могло совершиться три тяжких преступления: два убийства и изнасилование. Все три преступления были остановлены в последний момент каким-то непонятным вмешательством извне. Левая рука преступника была отсечена каким-то неведомым образом, словно бы лазерным лучом, при этом все вены были ювелирно запечатаны. Да разве же возможно такое вообще – рука отрублена, и ни капли крови?! Это невероятно странно. Как и мгновенно нанесённая надпись, что-то вроде татуировки.
Не будь этого волшебного или божественного, иначе и слова не подберёшь, вмешательства извне, преступления вне всякого сомнения были бы совершены. Не факт, что Марина Новицкая решилась бы обратиться в полицию. И насильник остался бы без наказания, решился на новое преступление. Костомаров после поджога наверняка прихватил бы с собой пустую канистру с отпечатками пальцев, уехал в другой город и обеспечил себе алиби. Следствие зашло бы в тупик, пришлось списывать пожар на несчастный случай. Кто знает, как бы поступил Петров после совершения убийства жены? Может, избавился бы от трупа и обратился в полицию: так, мол, и так, жена не вернулась с работы, ищите!.. А тут – все трое признаются и раскаиваются. И вряд ли когда впредь решатся на новое преступление.
И всё же ночные происшествия в городе никак не укладывались в голове опытного следователя. Слишком уж фантастичными они были. И Соколовский решил продолжить расследование – хотя бы для того, чтобы самому во всём разобраться и расставить все точки над i.
Первым делом он встретился с Новицкой. Девушка ему понравилась. Симпатичная, наивная, скромная. Судя по тёмным кругам под глазами, она провела бессонную ночь. Конечно, пережить такой стресс! Марина призналась ему, что испугалась настолько, что впала в какое-то оцепенение, в ступор. По опыту своей работы Соколовский знал, что именно такие вот молоденькие беззащитные дурёхи и впадают в оцепенение при насилии. Это явление называется тонической неподвижностью, танатозом – защитной реакцией на чувство непреодолимого ужаса.
Марина Новицкая мало что прояснила в деле фантастического происшествия в парке. Нет, она не видела сам момент отсечения руки. Во-первых, в парке светло только на освещённых аллеях, а насильник завёл её в полумрак леса. Во-вторых, она старалась не смотреть на него, лишь мысленно молилась: «Господи, помоги!». Да, вспышка света и какой-то короткий шум, свист она слышала. Потом насильник заорал благим матом. Тут-то она и увидела, что у него нет руки. Первое, что пришло ей в голову, что он каким-то образом сам отсёк себе руку, потому что всё время держал нож. А потом он вскочил, выронил нож, натянул штаны, схватил отсечённую конечность и удрал.
Светлану Петрову Соколовский также застал в подавленном состоянии. Молодая красивая женщина встретила его растрёпанная, с зарёванными глазами. Оно и понятно: сначала чуть не лишилась жизни от новоявленного Отелло, потом пережила ещё один «фильм ужасов». Разумеется, она ничего не поняла и до сих пор пребывает в шоке от того, что произошло. Нет, она никак не связывает попытку задушить её с неожиданной травмой мужа. Как это произошло? Она не видела, потому что человек вряд ли способен что-либо воспринимать, когда его душат. Она лишь мысленно обратилась к Богу: «Господи, помоги!».
От Петровой Соколовский вышел в крайне озадаченном состоянии. Снова «Господи, помоги!»… Верующим человеком Вадим себя не считал, но и воинствующим атеистом не был. Он, как человек аналитического ума, привык подвергать сомнению положения, не имеющие явных доказательств. Здесь же все три происшествия носили характер именно божественного вмешательства.
Обе жертвы в стрессовой ситуации обратились за помощью к Богу и получили её! Версия наиболее простая и очевидная, хоть и невероятная. Впрочем, за долгие годы работы следователем Соколовскому доводилось проверять самые невероятные версии. И некоторые из них подтверждались неопровержимыми доказательствами.
К третьей жертве Вадим шёл уже не столько за сбором информации, сколько за подтверждением версии. И Полина Вяткина не обманула его ожидания.
Женщина была в бодром расположении духа, глаза её светились какой-то тихой радостью и благодатью. Ей было лет сорок на вид, красивое лицо – чистое, без следов косметики. Похоже, женщина никогда ею не пользовалась. Волосы собраны назад в тугой узел.
– У меня нет никакого сомнения в том, что мне помог Бог! – уверенно заявила Полина. – Во-первых, я получила благословение нашего батюшки Ипатия на открытие торгового киоска. Во-вторых, батюшка сам освятил его! Вы представляете?! Сам, собственноручно! А батюшка наш почти святой, он такой же провидец, как афонские старцы. Мой магазин после этого просто не способен сгореть! Он находится под защитой!..
Из дальнейших расспросов Соколовский понял, что Полина понятия не имеет о том, что произошло на улице Пионерской близ её торговой точки. Вчера она получила максимальную за все дни работы выручку и решила прочитать благодарственный акафист Господу прямо там, в торговом киоске, долго молилась, уже собиралась уходить, как услышала какой-то шум снаружи, хотела выйти, но дверь оказалась подпёртой снаружи.
– А вы задержали Костомарова? – поинтересовалась Полина. – Это он хотел сжечь мой магазин?
– Да, это был Костомаров, – подумав, ответил Вадим. Он был удивлён, что Полина ничего не знает ни о том, что случилось с её конкурентом. Город у них маленький, информация в виде слухов и сплетен обычно распространяется мгновенно. – Он во всём признался и раскаивается. Серьёзная травма руки помешала ему совершить поджог. Сейчас он находится в больнице.
Полина трижды перекрестилась:
– Господь защитил и меня, и мой киоск!..
Под большим впечатлением от разговора с Полиной Соколовский вышел на набережную. Ему захотелось пройтись, собраться с мыслями, ещё раз всё проанализировать. Он не спеша пошёл по тротуару вдоль ряда фонарей, с удовольствием подставляя лицо лёгкому прохладному ветерку. Лесная шуба сопок на том берегу уже была в рыжих подпалинах – лиственницы постепенно меняли свой окрас. По реке против течения словно ракета на взлёте, мчалась моторная лодка, оставляя за собой серебристый пенный хвост. День клонился к закату…
Ноги сами подвели его к небольшому православному храму, построенному московскими умельцами в традициях русского деревянного творчества. Вяткина с таким почтением и восторгом рассказывала ему о настоятеле храма, что Соколовскому самому захотелось встретиться с этим известным в городе человеком, чтобы окончательно развеять в душе все сомнения относительно своей версии, которая была бесспорной и невероятной одновременно.
Вежливая старушка в церковной лавке сообщила ему, что отца Ипатия в храме нет, но застать его можно дома, в небольшой деревянной постройке рядом с храмом.
Дверь ему открыл сам отец Ипатий – седовласый благообразный старец в чёрной рясе с удивительно добрым, лучистым взглядом. Длинные волосы его были перехвачены сзади обычной резинкой, лицо обрамляла волнистая, с проседью, борода, как на известном автопортрете Леонардо да Винчи.
Соколовский представился и сообщил о цели своего визита – поговорить о ночных происшествиях в городе. Отец Ипатий пригласил его пройти на кухню, заварил чай, поставил перед гостем печенье и вазочку с мёдом.
Вадим с большим волнением начал рассказывать. Когда он дошёл до момента отсечения руки и показал священнику снимки, отец Ипатий заметно побледнел, трижды перекрестился, а когда узнал, что таких случаев в их городе произошло целых три, снова перекрестился, пробормотал какую-то короткую молитву, поднялся из-за стола и, не скрывая своего волнения, начал ходить по кухне, меря её неровными нервными шагами.
– Как вы можете объяснить это, отец Ипатий? – не удержался от вопроса Вадим.
Священник ответил не сразу. Он перестал нервно ходить по комнате, снова опустился на стул рядом с Соколовским, хлебнул чаю и, прокашлявшись, сказал:
– Я уже был однажды свидетелем чуда отсечения левой длани. Это было в семидесятых годах. Тот человек, решившийся на преступное деяние, был таким же вот божественным вмешательством свыше остановлен. Да, и надпись тоже была! Но самое невероятное – это то, что руку ему удалось спасти. Хирурги трудились долгих семь часов, об этой успешной операции писали газеты. Правда, они сообщали только об успешной операции, расписывая, какое великое чудо совершили советские врачи, ни слова о чуде отсечения руки, ни слова о господнем возмездии не было сказано. Это и понятно, ведь времена-то были богоборческие.
Что вы хотите от меня услышать? Неужели вам неясно, что это настоящее чудо?! Какие тут могут быть сомнения?! Подобных чудес в нашем бренном мире происходит не так уж и мало. Чудес, объяснить которые с научной точки зрения не могут даже светила науки, профессора и академики с мировым именем. Чудо стояния Зои, например. Чудо схождения благодатного огня в храме Гроба Господня. Чудеса мироточения икон. Чудеса исцеления при обращении к чудотворным иконам и святым мощам…
Господь наш являет ежедневно, по всему миру много чудес. Но люди погрязли в суете, во грехах своих, бесконечно творят зло. И жизни, подаренные им Господом, проживают безбожниками. Но Господь наказывает каждое зло. Зло возвращается тому, кто его совершил. В народе это называют эффектом бумеранга. По грехам нашим несём мы и болезни наши, и страдания…
Они ещё долго общались. Когда Соколовский, тепло попрощавшись с батюшкой Ипатием, вышел во двор храма, было уже темно. Полная луна украшала небосвод и лила на город свой фантастический серебряный свет.
Вадим перевёл взгляд с небесного светила на купола с крестами и вспомнил ответ отца Ипатия на его вопрос, почему Господь отсёк преступникам левую ладонь: «Правая рука нужна человеку, чтобы креститься».
Всё ещё глядя на кресты храма, залитые умиротворяющим лунным светом, Вадим впервые в жизни неумело перекрестился.
Отец Ипатий после ухода гостя долго не мог успокоиться. Разговор с Соколовским крайне взволновал его. Он сразу же прошёл в молельную, опустился на колени перед образом Христа Спасителя и долго, горячо молился.
Когда он вышел из молельной в трапезную, было уже далеко за полночь. В окна заглядывала полная луна. Отец Ипатий включил свет. Сильно чесалось левое запястье. Сдвинув тройной ряд чёток, он с наслаждением почесал едва заметный аккуратный шрам, тонким браслетом опоясывающий низ его ладони. Затем откинул чёрный рукав с предплечья и остановил взгляд на синей надписи, упирающейся в чётки: «Каждое зло да будет наказано Господом».
20–23 ноября 2020