О РОДОСЛОВНОЙ
Я лечу людей – ладонь подношу ко лбу,
Говорю: «Живи... но память не вороши».
У меня в роду – две ведьмы и царь-колдун,
Но ни одной заблудшей во тьме души.
У меня по деду – призраки лётных войск,
А по бабке – турецкий кривой кинжал,
Моё сердце жгло, работало на износ,
Пока Грозный предков на кол сажал.
Я по деду – птица, парю себе в облаках,
А по бабке – княжна, султанша в густой чадре.
Моя песня – воля, тащу ее на руках,
Чтоб любовь принять на барском сыром дворе.
В моём прошлом – дед – картёжник и гармонист,
Да османка бабка, Восток говорит во мне.
А я лечу людей, ладонями – на виски,
И сомнений в прошлом ни капли нет.
ТРЕТЬЯКОВУ СЕРГЕЮ ИВАНОВИЧУ
(03.10.1918 – 21.03.2000)
Деда Серёгу вижу седым, как снег,
Ни усов, ни старческой бороды,
Он является сильным и молодым,
Только сеть морщинок у тонких век.
Перекос плеча и ве́ночки на щеках,
Он стоит, руки за́ спину заложив.
И он лёгок, весел. Как будто жив.
Ни забот, ни дрожи в его руках.
Тихим детством веет из этих снов,
Его взгляд из прошлого, он парит
По над садом, домом, где свет горит...
Я хочу спросить его, не хватает слов:
Где ты был так много холодных лет?!
И я плачу, я руки к нему тяну...
Но он шепчет, оставляя меня одну:
«Передай, Надюша, внукам моим привет».
К 75-ЛЕТИЮ ПОБЕДЫ
Прикрученные к тебе,
Навинченные на грудь,
Блестят ордена во тьме
И помнят кого-нибудь,
Из тех, кто кричал: «Вперёд!»
Из тех, кто стремился жить
В стране не наоборот,
А прямо, по грудь во ржи,
Где счастье – по существу,
Но где на две трети – смерть.
Висят ордена в шкафу,
И некому их надеть.
ПАПЕ
Так пахнут липы! Детством безвозвратным...
Во мне листва шумит, не умолкает.
Всё кажется, как день, простым, понятным,
И папа меня к солнцу поднимает.
Взметнутся косы, пыльные сандалии
Дугу прочертят в воздухе отважно.
У папы руки сильные, из стали!
Я с высоты смотрю, и мне не страшно!
Земля и небо золотом облиты.
И что-то странно ухает под сердцем.
И голову дурманом кружат липы,
И пахнут детством.
ВЗГЛЯД СКВОЗЬ ВРЕМЯ
Дому Костыревой Марфы Николаевны
(Саратовская область, село Старый Хопёр)
Заколоченные окна, обреченные на вечность.
Отражается пустое в понадтреснутом стекле.
У порога длинный тополь, вдоль дороги ветхий ветер,
И забытые ступени помнят быстрые шаги.
Беспричинная тревога охватила дом под вечер,
И легли немые тени на замшелое крыльцо.
Остановленное время тихо смотрит исподлобья
Через призрачную дымку на покинутых в былом:
На скрипучие ворота, на соломенные крыши,
На вишнёвые овраги, на внезапное вчера,
Где у выцветшей калитки
Одинокий старый мальчик
Лупит буйную крапиву,
Детство памятью укрыв.
МАМЕ
1
Неоспоримы прошлого устои,
Стой и смотри, полураскрывши рот,
Как наша жизнь становится водою,
И как вода незыблемо течёт.
Из наших снов сплетаются картины,
Из наших слов построены мосты.
И мы по ним так непоколебимо
Проходим от черты и до черты.
А за чертой – невиданные дали,
Не охватить ни взором, ни рукой.
Мы эту даль когда-то прострадали,
Смотря, как жизнь становится рекой,
И как река уносит наши тайны,
И, как однажды, на исходе лет,
Мы по мосту придём сюда случайно…
Стой и смотри –
Воды тут больше нет.
2
Стой и смотри, тут неба острый край,
И поднимайся, и запоминай,
О чём изнанка древнего холста,
О чём скрипят небесные врата.
О том, что жизнь – не сказка, но скрижаль,
О ком тужил, кого изображал,
Кого избрал на свой последний час,
Кого просил молиться не о нас.
И кто молился сам не о тебе
Держа ладонь раскрытой на кресте,
Покуда проповедь не кончится, молчал.
Замки твои под стать его ключам.
Сменялись песни, реки, города,
Смеялись дети тихо сквозь года,
А ты всё шёл по глади, по воде.
Искал себя. И не нашёл нигде.
***
Андрею А.
Михаилу К.
Дарье К.
В нашем маленьком
Домике хрустальненьком
Четыре бабочки пляшут на тонких ножках,
Пыльцу роняют –
Два поэта и два прозаика –
На смех и музыку, на-ка, помножь их.
Девочки в лёгких серебряных крыльях
Прячут поэзию, шутят, шуршат рифмами,
Невесомые, мотыльковой пылью,
Ложатся строки на струны у самого грифа.
Колосьями зрелыми, пшеничными, к небу тянутся,
Говорят, говорят светлячки-мальчики,
Слова на вес золота, звенят, ударяются
О стекло этой знойной баночки.
На огонь слетаются смотреть на свечи, обжечься хочешь?!
И осыпаются
позолотой
наши летние дни и ночи...
Весна и лето на прощание машут, душа – наизнанку,
Истаивают в мареве небесном.
Зимой станет страшно в комнате, станет тесно,
Постучу по крышке, приоткрою банку,
И польются в ладони наши стихи и песни.