СЛОВО
Всё плотнее и крепче снега,
нерушимей полотнища наста.
Только блики и тени слегка
нарушают жемчужность пространства.
А какие здесь ветры гудят -
оглушённая синь замирает.
Так рождается музыка для
глухолесья, рябинника, рая...
Но, подобно реке подо льдом,
неминуемо, непобедимо
то, что станет стихией потом
пробуждается словом единым
***
Однажды сосны эти
у дремлющей реки
проснутся на рассвете,
свободны и легки.
Прозрение, виденье -
Внутри ствола течёт
поэзии свеченье,
смолистой речи мёд.
Безудержная вечность,
и вдоль и поперёк,
как свет, как неизбежность
проходит ритмом строк...
Течению внимая,
сосновый бор поёт
весенними стихами.
И жизнь сквозь смерть ведёт
***
В смятенье зимних дней
И в ворох ветров белых
Беспечней и верней,
До самого предела,
Схоронится страна,
Пригреется в сугробах,
Стирая времена
И жаром, и хворобой...
Неистовы, страшны
И беспросветны дали.
Леса встают из тьмы,
Как смерть встает над нами...
Но там, где снег и льды,
Где небо нам по росту
Да будет - свет Звезды,
Поэзия - сквозь прозу.
НА СТРАСТНОЙ
А в пятницу ты станешь частью нас -
шептали травы, тёмные, хмельные.
И шли туманы, горькие, степные,
отмеривая каждый вдох и час.
Ты - вровень нам, ты - звёздная река,
ты- млечный путь,ты вечности теченье -
кричали листья. И, качнув века,
стояла ночь в глухом оцепененьи.
А сад, не Гефсиманский, но другой,
израненный, прореженный бедою,
уже вставал и укрывал собой
того, кто тут молился перед боем...
ВОСПОМИНАНИЯ
Я не помню, чтоб были иконы
в доме бабушки. Помню - стряпню,
жар печи и стакан мой граненый
с молоком. Двор широкий, родню...
Помню, как безысходно, протяжно,
аж до самых последних лесов,
плыли песни. И мне было важно
прозвенеть средь родных голосов...
А ещё были наши забавы -
через поле бежать - кто быстрей.
И повсюду лишь травы, и травы,
Да всё гуще они, все сочней.
Упадешь в этот космос пространства,
над тобой встанет облака скит...
Рядом - дом, рядом - Божие царство,
ибо бабушка - так говорит.
***
Звенит тугая тишина
над сонно - росною ложбиной,
над перелеском голубиным,
над стайкой влажного белья,
трепещущей, как этот миг,
в предчувствии простого счастья,
что солнце - из соседней чащи -
поднимется на птичий крик.
И золотая карамель
по занавескам, соснам, мяте
всё будет течь, в свои объятья
вбирая неумолчный день.
***
На крайней даче - тишина
такая, что услышишь,
как в соснах прячется луна,
трава ночная дышит.
Как поднимается туман -
тяжелый, вязкий, млечный.
И как, открытый всем ветрам,
качается скворечник.
А за оградой, за листвой,
за старой водокачкой,
там звезды - россыпью, гурьбой
идут легко, враскачку.
И тянет влагою с прудов,
бессмертием - настолько,
что больше нет обычных слов.
Поэзия - и только!
***
И длится- длится день
весь в золотых сеченьях,
в листве - то гуще тень,
то радостней свеченье.
Повсюду - шум и гам,
и тишины мерцанье.
И меж оконных рам
течёт, течёт сиянье...
И тополиный пух
плывет, как жизнь беспечен,
как будто всё вокруг
вот- вот вольется в вечность.
***
Осенний день пронзителен, прозрачен.
То створка хлопнет, вымокнет бельё,
то зарядит отчаянно. И страшно
к верхушкам сосен хлынет вороньё.
То всё затихнет - остановит время
свой нервный бег. И в долгой тишине
качнётся ветка, и листвою всею
ударит по натянутой струне.
И зазвучит мелодия простора,
медовых трав, рябиновых костров.
И в пряно-нежных этих переборах
всё перемелется.
Останется любовь.
***
Мы бежали с тобой под дождём
так легко и беспечно,
что остались навеки вдвоём
в тех аллеях заречных.
Там, где вечность и нежность легли
на колонны ротонды,
там, где были с тобой влюблены
и как ветер свободны…